скачать книгу бесплатно
Все последние работы Эйнштейна были изъяты, а сам он объявлен сумасшедшим. Это было не слишком открыто, но всё же очень умело, да. К чести спецслужб того времени.
Я был поражён. Никогда ещё Савелий не говорил так много! Между тем, он продолжал:
– Что это значит? Материи не существует в том понимании, к которому мы все привыкли.
– А что же тогда… существует? – спросил я, пытаясь хоть что-нибудь прояснить.
– Существует наше восприятие, наше сознание. Оно-то и «создаёт» материю, мир. Мир – это свет, который мы видим. Или хотим видеть.
– Я где-то уже слышал что-то подобное: «Стол – это не стол. Это иллюзия»….
Дед зло посмотрел на меня.
– Мир – это не иллюзия. Это реальность. Всё, что мы видим – реальность, даже если она и не сообразуется со здравым смыслом.
Он помолчал немного.
– Но для нас с тобой главное – не это. Главное то, что световые волны служат для описания вероятности появления в данном месте фотонов; частицы вещества в свою очередь управляются величиной, имеющей волновой характер. Постоянная Планка управляет величинами в обоих случаях. Проще сказать, энергия управляет материей, а материя – энергией. А так как мы установили, что это – одно и то же, и всё сводится к восприятию, то задача ещё более упрощается. Ничего не стоит управлять восприятием – как своим собственным, так и чужим. И заметь, всё это будет абсолютной реальностью.
Я был подавлен.
– Так ты так и сделал? Управлял моим восприятием? Но я всё равно не понимаю, как….
– Как? Конечно же, с помощью постоянной Планка! – дед Савелий покатился со смеху.
Я сидел напротив и пытался связать сказанное им в какую-либо стройную систему. Это было сложно сделать, поскольку я столкнулся с новой, неизвестной мне доселе логикой. Мне хотелось спорить:
– Но ведь есть реальность, а есть иллюзия… Где кончается одно, там начинается другое – это разные понятия!
– Хорошо, объясню тебе по-другому. Я вкладываю другой смысл в эти слова. Тебя учили, что мир существует независимо от того, существуешь ли ты в нём, или нет. Отчасти это так. Дело здесь в том, что подразумевается под этим словом – мир. Тот мир, к которому ты привык – из атомов, молекул, твёрдый и предсказуемый – не настоящий. Это я так говорю для того, чтоб ты понял суть. Я говорю – не настоящий, но это не иллюзия. Но ты уверен, что видишь его, и именно потому, что он – есть. Всё так бы и было – если бы существовала материя.
Я постепенно запутывался всё больше и больше. Между тем, Савелий продолжал:
– На самом деле всё как раз наоборот. Мир, этот мир, к которому ты так привык, является не источником, а продуктом твоего восприятия. Он вторичен. Ты желаешь его видеть таковым, и он таковым становится. Ты его создаёшь, ты – и многие другие. Он – коллективный продукт желания миллиардов людей. Когда ты родился, рос, и тебя обучали – ты принял условия восприятия, тебе предложенные. У тебя просто не было иного выхода, пришлось довольствоваться предложенным – за неимением альтернативы, да. Тебя заставили видеть мир таким. Всё, что так создано – абсолютная реальность. А иллюзия – это другое. Это то, чего нет.
Но ты можешь не согласиться с этими условиями, навязанными тебе обществом, и тогда реальность станет другой. И это не будет иллюзией. Более того, ты можешь отменить соглашение для сознания другого человека, или даже группы людей. Но для этого нужна немалая сила.
Я размышлял некоторое время. Потом спросил:
– Ты говоришь, что мир – настоящий мир – не такой. Тогда какой же он, Савелий?
Дед помолчал, глядя на лютик.
– Мир – это свет. Ты ещё увидишь его.
Так началось моё обучение.
Глава 6.
Почти всё лето мы провели в лесу. Вернее сказать – я провёл всё лето в лесу, а дед Савелий только руководил этим процессом. Этот процесс он называл полным очищением. Я должен был очистить сознание от всей «шелухи» – так Савелий называл мой образ мыслей, да и образ жизни заодно. И, надо сказать, не без великого труда я преуспел в этом.
Я подолгу находился один, среди деревьев и лесных обитателей, питаясь тем, что посылала матушка природа. Дед Савелий навещал меня, непостижимым образом всегда определяя безошибочно моё месторасположение в самой глухой чаще. Он приносил «вкусненькое» – варёный картофель и хлеб. Постепенно всё городское развеивалось в голове, и на свободном месте возникали новые, подчас звериные чувства и ощущения. Я слушал ночные шорохи, крики птиц, я чуял запах зверей. Я стал хорошо видеть в темноте. Но главное было то, что через какое-то время я совсем перестал размышлять – жевать эту бесконечную мысленную «жвачку» о бессмысленных делах и проблемах. Их просто не стало. Но я мог и запускать этот процесс по своему желанию снова.
Сознание стало чистым и ясным.
Достигнув этого (по настоянию деда), я обнаружил в себе некие доселе неизвестные способности. Например, я стал слышать, как движется сок по стволу дерева, как открывается сердечный клапан у полёвки под толщей земли в норе, а полёт летучей мыши меня просто оглушал – у неё был слишком мощный эхолокатор…
Я видел тёплые волны ночного леса, его волю, намерения. Рысь, подстерегающую добычу – её желание убить. Огонь сознания совы, преследующей полёвку. Страх полёвки был малинового цвета. И я ощущал всё это не умом, а как-то животом, что ли. Я необъяснимо менялся.
Это новое чувство разрывало сердце надвое и страшно пугало меня. К осени я вернулся на хутор Савелия в надежде, что там всё войдёт в наезженную колею. Но мои ожидания оказались напрасными – лес что-то изменил во мне совершенно бесповоротно. Я стал другим. Я видел, и эта способность видения упрямо не исчезала.
И только сам дед Савелий остался для меня непроницаемым совершенно, как стена.
Я набирался сил и отдыхал целую неделю, а Савелий занимался хозяйством.
Он был доволен, оглядывая меня.
– Ты всё это умел и раньше, только не замечал, не придавал значения. Сейчас ты можешь видеть и слышать, но пока не умеешь действовать. Это ишо всю зиму учить будем.
Я посмотрел в бочку с водой и отшатнулся – густая борода, спутанные волосы и впалые щёки. Горящие безумным огнём глаза.
…В ноябре начались морозы. Я перебрался в избу, и мы начали временами протапливать её на ночь. Первое время я дивился отсутствию бани на хуторе, но Савелий мне объяснил это.
– Нагреть-то воду можно, если хочешь. Но париться я не парюсь, и тебе не совет.
– Почему, Савелий? Ведь париться – полезно!
– Э-э-э, как сказать, да. Ну, конечно, для тела – полезно, согласен. Но вот для головы парная – сущая катастрофа. Когда ты паришься, идёт активное выделение влаги из тела, да. И из головы – тоже. А мозг-то состоит на 90% из воды! И потеря воды для него – беда, ох беда. «Усыхают» мозги-то в парной. И после организм вынужден восстанавливать водный баланс мозга целую неделю, вот. А до той поры человек – дурак дураком. До следующей бани-то. А у нас с тобой мозг – инструмент основной, факт.
Он помолчал, пряча улыбку.
– Нет, если тебе мозги без надобности – парься, сколь хошь.
Как у многих городских жителей, у меня был хронический насморк, кашель курильщика и прочее, и прочее. Савелий вылечил всё это махом. Первое, что он сделал – заставил искупаться меня в роднике.
Озерцо было покрыто тонким слоем льда, ручей вырывался из-под него, порождая иней и новую ледяную корку. Я умоляюще посмотрел на Савелия.
– Давай, давай, ныряй, отрок! – он легонько подтолкнул меня в спину.
Я разделся. Сразу появилось ощущение близости часа смертного. Снег жёг пятки, и стужа мигом скрючила моё тельце. Было градусов восемь мороза – жутко холодно. Я с силой ударил ногой по льду. Панцирь хрустнул, и синяя нога погрузилась в воду.
И тут Савелий саданул меня в спину, и я полетел прямо в озерцо.
Брызги с льдинками фонтаном взлетели на берег. Ужас обуял меня – тысячи игл пронзили плечи, живот, руки. Но вода оказалась тёплая. Вернее, она ощущалась, как тёплая – ноль градусов. На воздухе-то было холоднее.
Продержав в воде пару минут, Савелий погнал меня в избу прямо нагишом.
После нескольких сеансов такой «терапии» я с удивлением обнаружил полное наличие отсутствия какого бы то ни было насморка и кашля. Курить я тоже бросил. Сигарет просто не было, и через два-три дня мучений я забыл про них. Конечно, я понимал, что это просто необходимо сделать – тут слов нет. И поэтому пресекал беспощадно любые поползновения ума, тщательно предавая забвению все воспоминания о табаке.
Турник вошёл в мои повседневные деяния. Поддержание здоровья, по утверждению деда Савелия, было необходимо не для самого здоровья, а для успешного прохождения второго этапа моего обучения – действия.
Мы сидели в избе у Савелия. Надо сказать, что внутри жилище деда оказалось такое же экзотическое, как и снаружи, даже более того. Первое, что бросалось в глаза – это печь. Она стояла не в центре, как обычно, а у стены, и напоминала камин, если бы не узкая топка. Печь была отделана изразцами, что было явно роскошью для такой глуши. Во всю избу на полу лежал ковёр. Я не разбираюсь в коврах, но он создавал впечатление дорогого. Балки перекрытий не были скрыты – они были тщательно обработаны, открывая естественный рисунок дерева. Промежутки между балками были выбелены на совесть. Стены обшиты гладкими досками, так же, как и балки, они были «живыми» – без лака и олифы. На большом, с рамой – крестом, низком окне штор не было. У окна стоял струганный грубый стол, на вид мощный и крепкий, у глухой стены – кровать, тоже «плотная», но из тёмного дерева. Вероятно, и вся остальная мебель тоже была сработана самим дедом – скамья, четыре стула, тумбочка и полка над ней. Большая, до самого потолка, многоуровневая полка была вся сплошь заполнена книгами. Книги – разные, в основном – научные труды по физике, химии, биологии, ботанике, философии, истории, географии. Добрая половина книг – древние, иные на иностранных языках.
И ни одной художественной.
Ещё был сундук и шкаф, кухонный, с посудой и небольшим столом для приготовления пищи. Изба была довольно большая, и вся эта мебель не переполняла её, создавалось ощущение простора. Только одна вещь в избе была совершенно непонятна мне.
Около печи висела железная цепь. Она выходила из круглого отверстия в потолке и уходила в точно такое же отверстие в полу. Дед упрямо молчал в ответ на все мои расспросы о назначении этой цепи.
Жилище людоеда.
Дед Савелий сидел на кровати, поджав под себя ноги. Я расположился прямо на полу, рядом.
– Ты должен создать другую реальность. Отбрось всё, что принадлежит этому миру – мысли, чувства, восприятие. Весь секрет в том, что ты должен поверить в то, во что верить невозможно. Здесь и учиться ничему не надо – твоё тело, твоя информация, заложенная в твои гены, сделает всё сама. Как только ты научишься верить фотонам, из которых состоит твоё тело, так и закончится твоё обучение. От уровня концентрации будет зависеть и уровень реальности. А сейчас собери сознание в одну точку, и помести её вне себя. Там будет то, что ты создашь. И не будь таким напряжённым.
***
Я расслабился. Постепенно мысли смолкли, и комната стала принимать иные незнакомые очертания. Прямые линии стола, потолка стали двоиться, стены приобрели хрустальную прозрачность. Причудливая структура их заструилась перед глазами. Под полом был подвал, на чердаке я видел сваленные доски и странную конструкцию из блоков и шестерён. За стенками кухонного шкафа горками стояли тарелки. В простенке у печи кралась мышь.
***
Ничего не получилось. Я просто видел, сверхъестественно, и не более того. Ничего не происходило.
Не получалось на второй, и на третий день. И на десятый. Я нервничал, а дед был невозмутим.
– Ты всё знаешь, – отвечал он на мои ссылки на незнание. – Просто ты не веришь, и всё. Поверь в тот мир так же, как ты веришь в реальность этого. Упрямец!
Через две недели всё повторилось. Мы сидели в комнате, я – на полу, дед на кровати.
***
Всё повторялось. Стены стали прозрачными, я даже стал видеть двор сквозь них. И вдруг я услышал ясный щелчок.
Чего-то не хватало в обстановке. Я осмотрел снова комнату и обнаружил отсутствие кухонного шкафа. И ещё – не было цепи.
Что-то изменилось. Я повернулся, чтобы спросить Савелия.
Деда не было на кровати. Он исчез…
***
– Открой глаза! – услышал я его голос.
– Они открыты, – я не понимал.
– Только подумай об этом!
Я повиновался. Глаза были действительно закрыты. Я увидел комнату. Всё было на месте – и шкаф, и цепь, и дед тоже.
– Савелий, у меня получилось?! – радостно завопил я.
– Пока только немного, да. Твоя задача теперь в том, чтобы делать это по щелчку пальцев. Так то! Тогда и скажу, что получилось. Теперь иди рожу в бочке умой, а то и вовсе «крыша» поедет. Она у тебя ещё сла-абая. Да быстрей, ужинать будем.
Глава 7.
Мы занимались этими «фокусами» до самой весны. И в начале лета Савелий сказал, наконец, что я «научился». Отмечая это событие чаепитием с липовым мёдом, мы сидели на лужайке за столом.
– Ты готов к третьему этапу, – дед наливал себе уже третью чашку.
– К какому – третьему? – я думал, что я уже круче самого Копперфильда.
– Ты пока умеешь менять реальность для себя. Это и любой наркоман умеет. Что тебе с этого?
– А что же, можно и для других? – сказал я и тут же вспомнил фокус с цветком. Это выскочило из головы.
Тренируясь всю зиму в избушке, я стал чувствовать ещё что-то, совершенно не похожее на сверхвидение. Я как бы не существовал в привычном статусе. Я чувствовал ток крови в жилах, пульсацию клеток и ядер. Под контролем были все нейроны и импульсы. Я превращался в некую «систему» информации и связи, прозрачную и дрожащую, без тела и мысли. Бесформенное аморфное существо. Пульс при этом увеличивался, как мне казалось, до миллиона ударов в минуту.
– Это не пульс, – объяснил дед, – это вибрации твоего организма. Частота их увеличивается в несколько тысяч раз, когда ты занимаешься. Пульса ты не чувствуешь – он, как и твоё тело, остаётся в прежней реальности.
До меня дошло.
– Поэтому я и тебя перестаю видеть?
– Я остаюсь тоже в прежней реальности. Новую ты создаёшь только для себя. Эвон, видишь косулю?
Я посмотрел за забор. На краю опушки стояла косуля, метрах в пятидесяти от нас.
– Попробуй сейчас. Создай её реальность для себя. Стань ей! И тогда создай реальность для неё. Пусть для неё станет реальностью крадущийся волк. Пусть она почувствует его запах, почувствует опасность и страх. Стань косулей! Ты знаешь, что делать.
Теперь я понимал, что бесполезно о чём-то думать, что-то понимать, и, сообразно логике, действовать. Не было никакой логики. Логика – бред, она вредна. Когда ты убиваешь в себе логику, то открывается путь для естественного течения Энергии. Он был всегда, он есть и всегда будет. Только наше «городское» сознание изо всех сил мешает, блокирует его. Мы сами, по доброй воле, отрезаем себе органы чувств, духовно кастрируя себя, обрастая непробиваемой скорлупой, отгораживая себя от Мира. Нам всем нужно было немного свихнуться.
«Открой сердце своё, и тогда я войду в него…».
Хотелось пить. Я двигался осторожно, ежесекундно напрягая слух. Поляна – открытое место, а значит – очень опасное. За ней, шагах в пятидесяти, была вода, и я знал это. Неясное препятствие мешало по кратчайшему пути пересечь поляну, и я, перебирая копытами, огибал её по краю. Так было безопаснее, и «препятствие» не излучало тревоги.
Внезапно я почуял запах. Он исходил из центра поляны. Он был знаком, этот запах.
Хищник!
Удар был внезапным. Животный ужас пронзил меня насквозь, спазм парализовал сознание. В доли секунды инстинкт напряг мои мышцы до предела, и я метнулся в лес….
***
Я пришёл в себя. Капли холодного пота выступили на лбу и руках. Дед сидел за столом и пил чай.
– Ты справился. Но только ты должен сделать ещё кое-что.
– Что же?
