скачать книгу бесплатно
…Его нашли через три дня у костра. Митрич нашёл. Саня, уснувший в палатке, отравился газом от неисправной горелки, а Андрей получил в грудь все шесть пуль мистера Брайдена.
Самого Алекса отправили домой, продержав в психиатрической клинике Новосибирска шесть дней. Что так сильно повлияло на его сознание: то ли вид зверя, то ли его голос, то ли ещё что – неизвестно.
Васенька
Я видел его здесь три раза.
Этого человека в парке. И он всегда сидел на лавочке.
Парк, скорее небольшой сквер, огороженный забором из высоких железных пик, располагался на углу Печорской и Архитекторов. В ограде образовались две прорехи, позволяющие срезать угол. Но главное, пожалуй, была тень от каштанов и кленов. Я нырял в эту тень, оставляя остальным прохожим, бредущим по тротуарам, невыносимую августовскую жару.
В глубине сквера скрывалось в листве двухэтажное здание желтого цвета. Что в нем располагалось, я не знал.
Человек был необыкновенный.
Когда я в первый раз прошел мимо него, ноги стали ватные, словно попали в смолу или патоку. И перед глазами как пелена, или густой туман. Так бывает.
Второй раз я попробовал пройти мимо этого места быстрее, и мне показалось, что тот человек улыбается.
Да, он смотрел прямо на меня и улыбался.
И сегодня он сидел на своем обычном месте. И лавочка была самая обыкновенная. Знаете, какие раньше делали лавочки – из разноцветных реек, закрепленных на чугунных витых ножках.
Я поравнялся с ним и вдруг понял, что он вовсе не улыбался. Не знаю, что со мной произошло, черт ли дёрнул, но я остановился и выпалил:
– Послушайте, как вы это делаете?
– Что? – спросил он.
Я вновь почувствовал эту вязкость вокруг, но лишь на мгновение. Это быстро прошло.
– Вот вы же не улыбаетесь. Но я абсолютно уверен, что именно улыбаетесь.
Он посмотрел на меня так, как смотрят птицы.
– Как вас зовут?
– Меня? Аркадий.
– А меня Василий. Присаживайтесь рядом, тут уютно.
Я сел на теплые деревянные брусья лавки. Он был одет в простые серые брюки и белую рубашку навыпуск с короткими рукавами. На вид лет пятидесяти. Волосы седые, чуть вьющиеся, в беспорядке. Руки, помнящие физический труд, на удивление чистые.
От него пахло ландышем.
– Хорошо, правда? – сказал он.
– Что, что? – раздраженно переспросил я.
– Лето, прохлада, воздух. Здесь белка живет, но сейчас она спит.
– Вы сейчас не улыбались?
– Нет. Это вам кажется.
– Почему мне это все время кажется? – глупее этого вопроса я ничего не мог придумать.
– Потому что я знаю один секрет, – сказал он просто, – хотите, я вам его скажу?
– Хочу.
– Люди хотят справедливости. Они хотят того, что не существует. Иногда они добиваются исполнения своих желаний. И тогда появляются другие, для которых существует уже другой уровень справедливости. Если хотите, меньший, чем был до этого. И это ничего не меняет. Это как зеркальная поверхность – под микроскопом она шероховатая. Шероховатости образуют правильные формы, или сообщества.
Несправедливость течет, изменяется. Она есть движущая сила жизни. А справедливость – химера.
– Вы уверены?
– Почти уверен. Хотите сухарик? Я сам их делаю из черного хлеба. Посыпаю приправами, солью, получаются как настоящие кириешки.
Он протянул мне горсть черных кубиков.
– Спасибо.
Я разгрыз один – действительно вкусно.
– Есть еще один секрет. Рассказать?
– Да.
– Счастья тоже нет. Представьте на секунду, что вы счастливы. И вы решили помыть руки, и тут раз – воды нет. Счастье лопнуло, как мыльный пузырь, растворилось. Счастье – всего лишь ощущение, мимолетное и недолговечное чувство. Оно зависит от внешних обстоятельств. И существует лишь при условии сравнения его с несчастьем. Как белое есть потому что есть черное. Устрани это противоречие, и человек не будет терзаться ожиданием того, что не существует.
Теперь он улыбался. Действительно улыбался.
– Хотите третий секрет?
– Хочу.
…Я поднялся с лавочки – оказалось, мы просидели два часа. Я медленно двинулся по вымощенной плиткой тропинке, и странное чувство овладело мной. Словно мне злой хирург удалил некий орган, отвечающий за некие скверные ощущения: утреннюю депрессию, вечерний упадок сил, дневное раздражение. За что-то еще, что я пока не совсем понял. У меня был этот орган, но теперь его не было.
Я оглянулся.
Василий сидел, как прежде, на той скамейке. Зрение снова ухудшилось, и он уже выглядел как большое светлое пятно в тени сквера. Словно кто-то посветил фонариком в темноту.
По дорожке от желтого дома шла полная женщина в светло-зеленом халате поверх платья и в такого же цвета шапочке.
– Васенька, вот ты где. Горазд же ты в окошко лазить, и как ты его только открываешь? Небось, опять у Татьяны Петровны ключ стащил?
Василий закивал головой, как китайский болванчик. Он улыбался.
– Ну пойдём, пойдём таблетки пить. Пойдём, милый.
Она взяла его за руку и повела к корпусу. Василий шёл за ней и приветливо махал ладошкой каштанам.
Каштаны молчали.
Мастер иллюзии
Когда я вошел, шеф стоял под кондиционером.
– Ну и жара. Почему они не ставят вентиляторы в паркинге, не знаешь, Макс?
– Не знаю. Наверное, экономят во время кризиса.
– Садись. Кофе?
С чего это шеф так раздобрился, интересно. Не иначе как собрался засунуть меня в чертову деревенскую дыру, чтобы я написал репортаж о чертовом фермере и о его чертовых коровах.
Автомат забулькал, изрыгнув в чашку сто грамм черной бурды.
Придётся пить.
– Мне позвонил шеф полиции, спросил, не мог ли я послать кого-то для, хмм… В общем, Макс, я вспомнил, что ты давно не был в хорошем деле.
– Спасибо. Криминал это моё.
– Не совсем. Не любишь кофе?
– Что вы, напротив, – я отхлебнул из чашки.
– А как насчёт цирковых фокусов?
– Ограбили кассу в цирке?
Вместо ответа шеф неопределенно покрутил рукой в воздухе и постучал толстым пальцем по столу, на котором лежала вечерняя газета.
Я взглянул на объявление, жирно обведенное желтым фломастером.
Мастер иллюзии Пьер Понак.
Возвращение с того света
Лазерное шоу
– Проведи что-то вроде журналистского расследования. Поговори с этим фокусником, разнюхай.
– А причём тут полиция?
– Дело тонкое, деликатное. На этого Пьера у них что-то есть. Не хотят пока форсировать события. А ты как обычный зритель, ну и прочее. Кроме того, нам надо поднять рейтинг – много слухов ходит об этом Понаке.
Билет я достал не без труда. Помещение арендовалось на окраине, в старом доме времен войны севера и юга – с вензелями и колоннами.
Зал оказался небольшой, но приспособленный как нельзя лучше. Ряды довольно приличных кресел располагались амфитеатром под большим углом, как в цирке. Сцена шириной полтора десятка метров убрана тяжелыми бордовыми портьерами, по бокам ниспадающими складками.
Зал был почти заполнен.
Я отыскал свое место, оно оказалось в самом центре. Что ж, довольно хороший обзор.
По периметру, под самым потолком, задрапированным чем-то черным, на кронштейнах – приборы, похожие на лазеры. Софиты с дистанционным приводом, динамики и другая театральная техника.
Я достал бинокль и попытался рассмотреть лазеры. Мне показалось, что это вовсе не оптические приборы, а нечто иное. Ребристые коробки с металлическим стержнем.
Интересно…
Свет погас, включилась рампа.
На сцену вышел человек в черном смокинге, лет сорока, слегка вьющиеся черные волосы его были зачесаны назад. Я ожидал яркую харизму, что-то демоническое, но – нет. Глубоко посаженные глаза, средний лоб, нос чуть великоват, с горбинкой, тонкие губы, безвольный подбородок.
Всё заурядно.
Лишь голос не подкачал – бархатный баритон с четкой фиксацией согласных.
Он поклонился и начал своё представление.
– Вечер добрый, господа.
Каждый из нас совершает ошибки. Незначительные, мелкие, досадные, крупные, непоправимые – разные. Философствуя подчас, мы говорим, что это своеобразная школа жизни. На ошибках учатся – таково их оправдание.
Но не слишком ли дорогой ценой достается учение?
Я всегда искал ответ на вопрос – возможно ли их исправлять. Вероятно что некоторые из них всё же исправимы.
Но некоторые…
Причиной тому тщеславие – таково мое субъективное мнение. Мой компаньон много лет назад работал над трюком с отсечением руки с помощью гильотины. Лишь одно неосторожное движение погубило его. Он ошибся, истёк кровью до прибытия врача. Теперь его нет в живых.
Мой трюк иной. Он вовсе не опасен, ибо отточен до совершенства. Ваш покорный слуга работал над ним тридцать лет. Возможно, кто-то из вас сочтет это чудом или невероятным достижением техники – но это ни то и ни другое. Это нечто третье.
Это фокус, иллюзия, но…наоборот. Впервые за всю историю я предоставлю вам возможность выступить в моей роли, а себя поставлю на ваше место. Вы будете производителями шоу, я же буду зрителем, разгадывающим секрет фокуса.
Итак, начнем.
***
Полилась музыка.
Мастер сделал пасс руками и подошел к столику с вазой. Он раздумывал секунду или две, затем резко выдернул салфетку из-под вазы.
Ваза покачнулась, упала на пол и разлетелась на куски.
