скачать книгу бесплатно
– Да, собственно говоря, я не об том вел речь…
Раскольников сделал рукой приглашающий жест, наполнил рюмки и добавил:
– Подходи, подходи! Не чинись!
Гость подошел и посмотрел на этикетку бутылки. Французское название «Martell» подсказало, что на столе у революционного комиссара стоит лучший французский коньяк. «Интересно, как насчет пресловутого аскетизма революционеров?» – с иронией подумал он, вдыхая аромат изысканного напитка, который отчасти можно сравнить с тонким ароматом дорогих духов.
Они подняли рюмки, Федор сказал:
– Будем здоровы!
Маленькими глотками Тихонов выпил коньяк, вкус его еще держался во рту, а струйки солнечной жидкости, казалось, уже растеклись по голове, груди, рукам и ногам. Хотелось спокойно насладиться этим ощущением. Но Раскольников, осушивший рюмку одним глотком, наполнил следующую и спросил:
– Мать-то как, жива-здорова?
– В феврале мы виделись, не жаловалась вроде…
– А моя что-то прихварывает. Давай за них, хорошие они у нас!
И вторую рюмку он опрокинул одним махом, но заметив, что гость только пригубил, высказался укоризненно:
– Ну что же ты, за мать следовало бы до дна выпить.
– У меня с первой в голове зашумело. Морская тюрьма, знаешь ли, не курорт.
– Ладно, ладно! Вот поешь бутербродов. Свежие совсем, утром из ресторана принесли. Не пьяней. Мне с тобой важный вопрос нужно обсудить.
Комиссар выпил вдогонку третью рюмку и тоже взялся за бутерброды. Между делом вызвал прислугу и заказал крепкого чаю в номер.
Прожевав, он официальным тоном сообщил:
– Теперь слушай! Старого флота более не существует. Штаб Балтийского флота, в котором ты служил, ликвидирован. Офицеры, состоявшие в его штате, отправлены в отставку. Сейчас формируется новый флот, рабоче-крестьянский, но многие морские офицеры высказали намерение снова поступить на флот в качестве опытных военных специалистов. Сам-то ты, Владимир, чем намерен заниматься в будущем?
Тихонов подумал и ответил прямо:
– Я, кроме флотской службы, ничем в жизни не занимался. Хотя, мог бы, наверное, пойти учительствовать, астрономии детей учить. Но лучше все же вернуться на флот, если мои способности, как специалиста, окажутся востребованы.
– Считаю, что ты высказался политически верно и дальновидно. Флоту ты понадобишься в ближайшее время. Более того, я обязан сообщить тебе следующее. Месяц назад, в марте, советское правительство в полном составе переехало из Петрограда в Москву. Да-да, не делай удивленное лицо. Этот факт – свершившийся, столица страны теперь вернулась в Белокаменную. Я назначен заместителем народного комиссара по морским делам. Создаю свой штаб, и мне требуется надежный и опытный специалист по военно-морской разведке. Должность как раз для тебя, согласен?
– Хорошо, Федор, я согласен, будь по-твоему. Но дай мне немного отдохнуть, побыть дома, начать соображать. Четыре года я провел на войне без отпуска. Ранен был в сентябре прошлого года, потом в политику попал нежданно-негаданно, в тюрьме сидел. Надо перерыв сделать небольшой. В общем, товарищ комиссар, нуждаюсь в непродолжительном отпуске по состоянию здоровья.
– Добро, даю тебе месяц. Находись дома в Петрограде. В Москву вызову телеграммой. Давай, товарищ Тихонов, еще по одной выпьем за твое назначение.
Новый глоток коньяка неожиданно просветлил голову, Тихонов почувствовал себя гораздо лучше, чем в начале встречи с Раскольниковым. Да и жизнь после конкретного предложения начала обретать перспективы.
Федор вдруг заявил, что ему срочно требуется подготовиться к важному совещанию, и отправил гостя на своей машине домой в Финский переулок. Меньше чем через час после разговора в гостинице Владимир Константинович сидел у себя и беседовал с матерью.
Первым делом он объявил, что приехал в отпуск и останется дома надолго. Обрадованная Ольга Антоновна решила приготовить на стол, но сын остановил ее, потому что с дороги (про тюрьму говорить не стал) непременно хочет помыться в бане. Мать подсказала, что Финляндские бани, которые у них по соседству, в девятом доме, сейчас работают, можно сходить туда. Быстро собрала узелок с чистым бельем, сунула в него кусочек мыла и отправила долгожданного гостя мыться.
После бани, наслаждаясь собственной чистотой и спокойной беседой с матерью, сын ел и нахваливал ее обед, а потом, усадив хлопотунью за стол, собственноручно занялся самоваром. Ольга Антоновна при этом расстроенно сообщила, что у нее совсем не осталось чайной заварки, которую по нынешним временам не купить ни в одной лавке. Зато вспомнила и достала из полотняных мешочков пучки с высушенным летним сбором и заварила такой душистый травяной чай с малиной, какого сын не пил с самого детства.
Тихонов, обливаясь потом, пил стакан за стаканом и пребывал в состоянии легкой эйфории, что после приключений, выпавших на его долю, было совсем не удивительно.
Ольга Антоновна, радуясь, что сын слушает, говорила о насущном. О том, что деньги в стране потеряли всякую ценность, хотя другой измерительной единицы нет: фунт хлеба в вольной продаже стоит 1200–1500 рублей, значит, прежняя копейка равна 700 рублям. Но это не совсем так, убедительно взглянула мать на сына, ведь дрова, которые стоили четыре-пять рублей, продают по 75 тысяч рублей за сажень. То есть прежняя копейка равна 150 рублям, закончила она простой подсчет. Сын слушал и молчал, не зная, как ей ответить, тогда Ольга Антоновна взглянула на часы, пробившие семь вечера, как бы ненароком спросила:
– Володенька, может нам Наташу, соседку, пригласить к чаю? Она уже с работы пришла…
Сын возражать не стал.
2
Через неделю домашнего отдыха Владимир Константинович вынужден был себе признать, что симпатичная соседка Наташа занимала все больше места в его молодой холостяцкой жизни. Ему нравилось разговаривать с ней, отвечать на ее вопросы, глядя при этом в синь ее больших глаз, на мягкий овал лица и подбородок с едва заметной ямочкой. Ее привычка перебрасывать тяжелую русую косу с одного плеча на другое, казалась ему довольно милой. Двадцатилетняя Наташа была начитанной и хорошо воспитанной девушкой, при этом скромной, порой до застенчивости.
Поначалу она заходила лишь на несколько минут, когда ее звала в гости Ольга Антоновна. Потом он сам стал приглашать ее чаевничать или поиграть вечером в лото, тогда девушка задерживалась у них дольше. Тихонов знал, что Наташа, по фамилии Устьянцева, живет в своей квартире в основном одна: ее родители-железнодорожники откомандированы начальством куда-то за Любань, где отец служил начальником станции. По делам службы отец очень занят, в Петроград приезжать не мог даже ненадолго, ждал возможности поехать в отпуск, но начальство и дела не отпускали. Мать безотлучно жила с ним. Чтобы не смущать девушку, Тихонов старался не задерживаться у нее дома, когда заходил с каким-то вопросом.
В выходной день Наташа согласилась пойти погулять. Молодые люди оживленно разговаривали и неторопливо шли к Неве. На середине Литейного моста остановились и с высоты наблюдали, как река собирается освободиться от тяжелого ледяного панциря. Потемневший к середине весны лед местами трескался, его поверхность покрывал ноздреватый, выжженный солнцем снег, а кое-где сквозь трещины наверх проступала вода, лужами растекаясь над ледяной толщей. Натоптанные за зиму на льду тропинки, проложенные прямым путем от одного берега до другого, тонули в этих лужах. Еще несколько солнечных и ветреных дней, и мощные невские воды унесут изломанные куски льда вместе с зимним мусором в устье и дальше в залив, а потом, высвободившись из тесноты, потекут спокойно и величаво, принося в город тепло и чистоту.
В воздухе пахло обновлением: чувствовалось, что на смену уходящей надоевшей зиме спешит молодая, словно новая жизнь, полная сил весна. Настроение Тихонова и его спутницы оказалось созвучным явлениям природы, молодые люди предчувствовали, что вот-вот и у них начнется в жизни что-то новое, хотя еще боялись признаться в этом друг другу.
С моста они вышли на Литейный проспект, дошли до «Паризианы» и обнаружили, что кинематограф работает. Постояли в очереди за билетами и были вознаграждены сеансом смешной комедии. Сели в конце зала и, когда выключили свет, Тихонов взял ладошку девушки в свою крепкую ладонь. Наташа откликнулась легким пожатием пальцев. Этого было достаточно, чтобы чувствовать себя на седьмом небе. Потом они гуляли по Невскому, по Садовой и говорили, говорили, говорили…
– Володя, я выросла в деревне, хотя с рождения считаюсь городской. Отец служил на железнодорожных станциях дистанции пути за Любанью. Больше всего ему нравилось, когда семья на лето останавливалась в деревне Померанье. Вы не слышали о такой, а я вам сообщу интересный факт: как моряк вы должны знать художника-мариниста Боголюбова. Так вот, Алексей Петрович Боголюбов родился именно в Померанье. Столь странное название у деревни возникло со времен императрицы Екатерины Великой, которая разрешила устроить там немецкую колонию, заселенную выходцами из германской земли Померания. Изумительные там места: поля, леса, речки. Летом по грибы-ягоды с подружками ходили, купались в пруду, зимой на салазках катались с ребятней. А иногда папа сажал нас с мамой на тройку, сам за возницу и катал по окрестностям. Вспоминаю Померанье, как чудесную сказку в своей жизни.
– Наташа, а когда вы в город переехали?
– Когда мне время подошло учиться, тогда и переехали. Мне десятый год шел. Родители отдали меня в частную женскую гимназию, и с этого времени мы только летом могли выбираться в Померанье. И то ненадолго. Папа в то время на Николаевском вокзале работал. Нам его начальство служебную квартиру выделило, где я сейчас живу. После учебы в гимназии пошла работать машинисткой-делопроизводителем в почтовую контору Финляндского вокзала. Работа как работа. Скучно, правда. Зато хороший продовольственный паек дают. А мечта у меня такая: хотелось бы поступить в институт путей сообщения и выучиться на инженера-железнодорожника. Да вот беда, девушек туда не принимают. Может быть, при новой власти будут принимать, как вы считаете?
Тихонов уклончиво сказал, мол, время покажет. Потом рассказывал, как сам учился в Морском корпусе, как стал офицером и попал служить на Балтийский флот. Наташа слушала своего спутника с большим интересом, несколько раз хотела задать вопрос, уточнить что-то, но стеснялась.
Так, ничего не замечая вокруг, они перешли по Троицкому мосту на Петроградскую сторону, а потом вернулись к своему дому. И долго стояли во дворе, прощаясь, словно перед долгой разлукой. Уходить первым никому не хотелось.
Дома Ольга Антоновна с улыбкой спросила сына:
– Ну что, герой-моряк, сделал предложение невесте?
Тот удивленно вскинул брови:
– Ну какое предложение, мамуся? Мы ведь первый раз гулять вдвоем пошли…
Мать упорно гнула свою линию:
– Володенька, я ведь к тому, что время бежит быстро. Вторая неделя твоего отпуска пошла. Скоро половина будет. А как вызовут тебя на службу? Что же, Наташенька и останется одна – ни жена, ни невеста? Ты же видишь, она хорошая скромная девушка, нравится тебе. И ты ей нравишься, я знаю наверняка. Чего же еще надо? Давай-ка, дружок, решай по-военному: делай девушке предложение! Обвенчаться успеете до твоего отъезда и свадебку скромную по нынешним временам справить, а потом жена она тебе будет. И тут уж, дело известное, жена за мужем, как нитка за иголкой. Детки, глядишь, у вас пойдут. Я хоть на старости лет с внуком иль с внучкой понянчусь.
Сын, удивленный решительным настроем матери, не стал продолжать сложный разговор, а оделся и вышел остудиться под невским ветерком и поразмыслить. Дошел до Сампсониевского моста, иззяб от порывов холодного вечернего ветра и поспешил домой, рассуждая про себя, что мать все же права. Наташа действительно очень хорошая девушка, к тому же красивая. Наверное, надо жениться, в самом деле. С такой мыслью пришел домой и сообщил о своем решении.
В дальнейшем события развивались, как в военной операции, где войсками командовала Ольга Антоновна. Следующим вечером она пригласила Наташу в гости. Как обычно сели пить чай и разговаривать о том о сем. Потом мать незаметно подтолкнула сына под столом. Тихонов понимающе улыбнулся, кивнул головой, а потом встал и без какого-либо пафоса просто сказал:
– Наташа, вы мне очень нравитесь, я прошу вас стать моей женой. Точнее, как говорили в прежние годы, предлагаю вам руку и сердце!
Наташа растеряно поднялась из-за стола и испуганно замолчала. Лицо ее приобрело пунцовый цвет. Сцепив ладони на груди, она напряженно смотрела на Тихонова, как будто ждала от него какой-то поддержки. Но тот и сам замолчал, расстроено думая, что неожиданным предложением, должно быть, смутил бедную девушку, она сейчас убежит, расплачется. В общем, выйдет скандал вместо свадьбы…
В этот критический момент на помощь молодым пришла мудрая Ольга Антоновна. Она подошла к девушке, по-матерински обняла и тихо спросила:
– Ну что же ты, Наташенька, замолчала? Тебе Володя предложение сделал. Ведь ты – человек взрослый, самостоятельный, пора и тебе о замужестве думать. Времена нынче лихие, вдвоем-то их пережить легче, чем в одиночестве. Может, он не люб тебе, да ты не согласна?
Наташа повернула к ней лицо, глаза у девушки были «на мокром месте». Но она вздохнула и решительно прошептала:
– Я согласна. Только папу с мамой спросить по закону надо…
После этого она закрыла лицо ладонями и уткнулась в плечо соседки. Растроганная Ольга Антоновна стала гладить девушку по спине, что-то шептать, стараясь успокоить. Усадила на стул и посмотрела на сына, который продолжал стоять и со смущенной улыбкой взирать на происходящее.
– А ты, сынок, что столбом-то стоишь, прости уж мать за такое сравнение. Сбил с толку девушку предложением, надо теперь ее успокоить, чтобы все по-людски было, – назидательно произнесла мать.
Сын вышел в другую комнату и возвратился с букетиком первых весенних цветов, которые утром купил у цветочницы на привокзальной площади, и серебряным колечком, припасенным для такого случая запасливой Ольгой Антоновной. Знаки внимания произвели на девушку должное впечатление, она немного успокоилась, хотя сидела, не поднимая глаз. Жених подошел и сел рядом, взяв ее за руку. Ольга Антоновна вошла в роль «главнокомандующего» и держала речь:
– Раз вы, дорогие мои молодые, сговорились, то будем думать, что делать дальше. Как говорится, жених с невестой рядком, честным пирком да за свадебку. Через десять дней, пятого мая, – у нас Пасха. Венчаться после праздника надо. Времени остается не так уж много, а дел – всех не переделать! Во-первых, надо вам, Наташа и Володя, съездить к ее родителям, сказать о своем решении, по обычаю попросить благословения. Не думаю, чтобы они были против. Вы оба – православные, молодые, самостоятельные, что сейчас важно. Одним словом, хорошая пара! А когда приедете, сходим в наш Сампсониевский собор, договоримся, чтобы обвенчали вас сразу после Пасхи. Потом предлагаю посидеть у нас: комната эта – большая, хотя шуметь в наши дни не принято, значит, и гостей много не позовешь. О гостях следует подумать заблаговременно, пригласить, узнать, кто сможет прийти. Наташеньке платье готовить нужно. Володе в морской форме можно быть, она сейчас без погон, как раз словно жених во фраке выглядеть будешь.
Тихонов взглянул на невесту, она подняла глаза и внимательно слушала. Чувствовалось, что тема подготовки к свадьбе ей оказалась явно интересной. На душе у него стало спокойнее.
Наташа упросила начальство на работе, чтобы ей дали несколько дней отпуска в связи с предстоящей свадьбой. В первый свободный день Наташа через знакомства на Николаевском вокзале выхлопотала проездные документы до станции «Любань» для себя и жениха. Вдвоем они поехали к Устьянцевым-старшим просить отца с матерью благословить на вступление в брак. Как предполагала Ольга Антоновна, родители не стали противиться свадьбе единственной дочери. Они считали дочь взрослой, самостоятельной и одобрили ее выбор. Тем более что избранник дочери оказался человеком серьезным, образованным и благородного происхождения. Отец Наташи на свадьбе присутствовать не имел возможности из-за своей занятости, а мать быстро собралась и охотно отправилась в Петроград, чтобы находиться рядом с дочкой в самый ответственный момент ее жизни.
В городе все участвовавшие в подготовке к свадьбе занялись разными делами: Ольга Антоновна договорилась о времени венчания в соборе, Наташа с мамой скрылись у себя дома и что-то мастерили, Тихонов заказал в винной лавке Антонины Васильевны Ильиной, матери Раскольникова, немного вина для гостей и произвел обход торговавших рынков в поисках съестных припасов на праздничный стол.
В конце первой недели мая подготовка завершилась. Настроение у всех было приподнятым, его не смогли испортить даже капризы непредсказуемой питерской погоды: сразу после Пасхи похолодало, небо затянулось темными тучами, казалось, вот-вот среди вешнего дня пойдет снег.
С утра жених вызвал извозчика к дому и пошел позвать невесту. Когда дверь в соседнюю квартиру открылась, он замер на пороге, удивленный перемене, произошедшей с Наташей. Вместо девушки-скромницы в дверях стояла красавица-невеста в торжественном белом платье, белых ботиночках на каблуках и белых перчатках. Наряд венчала белая шляпка, украшенная цветами. Накинув на плечи шубу для тепла, Наташа в сопровождении мамы вышла и под руку с женихом спустилась по лестнице.
Позже молодые говорили, что все последующие события запомнились им будто со стороны, подобно сеансу в кинематографе. Во время обряда венчания в Сампсониевском соборе Наташа пыталась сосредоточиться на словах священника, а стоявший рядом Тихонов внимательно рассматривал золотой алтарь, подлинное произведение искусства. Поздравления гостей казались им каким-то хором голосов. Из храма гости, коих было немного, незаметно оказались за праздничным столом в квартире Тихоновых. Обе матери, Антонина Васильевна Ильина, которую пригласил жених, кузен невесты, студент-медик, и супружеская чета соседей желали мужу и жене счастливого будущего, любви и согласия да деток побольше. Откликаясь на возгласы «Горько!», они вставали и скромно целовались.
Разговоры за столом затянулись, за окном смеркалось, когда гости вслед за родителями потихоньку стали собираться. Ольга Антоновна отправилась ночевать к сватье, а молодые наконец остались одни.
3
Их медовый месяц продолжался уже несколько дней. Жили в квартире у Наташи, мама ее на следующий день после свадьбы уехала к отцу, а опустевшие комнаты заняли молодые супруги.
Жена рано утром убегала на работу, а муж-отпускник выбирался из постели, пил чай и шел к матери. Читал за столом лежавшие стопкой новые советские газеты «Наш век», «Красная газета», «Северная коммуна», отвечал на ее вопросы, сам пытался размышлять над происходившими событиями. Больше всего его беспокоила ситуация с отправкой бывших пленных чехословаков по железной дороге на Дальний Восток. Шестьдесят с лишним железнодорожных составов растянулись по губерниям России от центра до самого Тихого океана.
Чехословаки, опытные воины, представляли собой реальную боевую силу, которая способна выступить против новой власти страны. Чехословацкий корпус, в который входили бригады, батальоны и роты военнопленных австро-венгерской армии, был создан в интересах Антанты и на ее деньги. В конце марта 18-го, когда из-за опасности столкновения с наступающими германскими войсками командование корпуса отменило решение о возвращении в Западную Европу через порт Архангельск, бывшие военнопленные погрузились в железнодорожные составы и отправились в порт Владивосток. В мае головные эшелоны прикатили на дальнюю окраину России, а хвост этого «стального змея» все шевелился на берегах Волги, в Самаре.
– И что ты, Володенька, об этом думаешь? – тревожно спросила Ольга Антоновна сына, читавшего вслух статью.
Тихонов отложил газету в сторону, оперся локтями о стол и задумчиво произнес:
– А то, мамуся, и думаю, что вряд ли Англия упустит удобный случай устроить в России очередную смуту. Чехословаки хорошо вооружены, а в сложной и взрывоопасной обстановке винтовки с пулеметами обязательно начнут стрелять. Уж кто-нибудь да постарается поднести фитиль к бочке с порохом!
– Что же это, значит, братья-славяне на русских людей руку поднимут?
– Мама, что там братья-славяне, когда на Дону уже русские с русскими бьются смертным боем, кровью умываются. Читала ведь про бои с атаманом Красновым?
Мать в ответ только вздохнула.
Другой занозой, застрявшей в мозгу, была мысль о поисках Стрельцова в Финляндии, о Кристине Тамм, которая могла что-то сделать для прояснения загадки, и о том, что ему, офицеру агентурной разведки, выполнявшему многие сложные задачи, на сегодняшний день ничего не удается сделать для поисков бывшего начальника. В Финляндию пришли немецкие войска, недавно оккупировавшие эту часть бывшей Российской империи. Советская Россия закрыла на это глаза, и Тихонову оставалось только скрежетать зубами от собственной беспомощности.
В воскресенье у Наташи был выходной день, и молодожены с утра долго не поднимались из постели, что-то обсуждая, смеясь и бесконечно обнимаясь. Наконец жена решительно выбралась из-под одеяла, одернула ночную сорочку, накинула халат поверх и заспешила на кухню разжечь керосинку, чтобы вскипятить чайник.
Тихонов в который раз подумал, какая же молодчина его супруга, потом тоже спустил ноги на пол, неторопливо оделся и пошел умываться. Возле стола неаккуратно зацепил ногой стул, который стоял пододвинутым к проходу. Со стула на пол посыпалась какая-то одежда, и он наклонился собрать рассыпанные предметы. Это оказалось выстиранное белье жены, и Тихонов, привыкший за годы войны к холостяцкому одиночеству, с некоторым смущением от непреднамеренного вторжения в чужой мир поднимал с пола и раскладывал на стуле кружевные панталончики, рубашечки с бантиками, лифчики, чулки и прочие дамские принадлежности. За этим делом его застала вошедшая в комнату Наташа. Она всплеснула руками и тоже смущенно запричитала:
– Ой, батюшки, все сейчас сама подниму. Прости, Володенька, это я выстиранное белье погладить собралась с утра пораньше, да и прособиралась. После завтрака поглажу, ты не будешь против?
– Ну о чем ты, милая? – пожал плечами муж и отправился на кухню к умывальнику.
Однако после завтрака их отвлекли от домашних дел другие события. В дверь позвонили. Тихонов вышел и увидел на площадке посыльного из почтового отделения. Видимо, он поднимался по лестнице бегом, поэтому задохнулся и некоторое время стоял молча.
– Что стряслось? – спросил удивленно Тихонов.
– Телеграмма товарищу Тихонову, – переведя дух, сообщил посыльный. И тут же добавил тревожным шепотом – Правительственная!
– Давай посмотрим эту правительственную, – протянул руку Владимир Константинович.
– Так мне документик требуется, что товарищ Тихонов – вы и есть.
– Вот тебе документ.
Посыльный, послюнявив химический карандаш, записал на листочке имя и фамилию адресата, номер его документа и только тогда отдал ему в руки заклеенный бланк телеграммы.
Из комнаты послышался голос Наташи:
– Володенька, кто это пришел?
Увидев, что муж распечатывает бланк телеграммы, она замерла. Тихонов положил бланк на стол, на желтоватом листе большими буквами темнели слова «Правительственная телеграмма».
Они вместе прочитали текст:
«Товарищу Тихонову надлежит 25 мая прибыть в Москву на Воздвиженку дом 9 в Морской штаб. Раскольников».
Также вместе взглянули на висевший у дверного косяка отрывной календарь. Наташа подошла к нему и сорвала листок вчерашнего дня. Сегодня было воскресенье 19 мая.
Вдвоем они отправились на Николаевский вокзал покупать билет на поезд до Москвы. Сойдя с трамвая на Знаменской площади, они закружились среди множества людей, по делу и без дела сновавших возле здания вокзала. Неожиданно внимание Тихонова привлек человек в пальто с поднятым воротником и черном картузе, надвинутом по самые брови. Они поравнялись, и Владимир Константинович признал в незнакомце старшего лейтенанта Иванова-четвертого, офицера Штаба Балтийского флота. Тот тоже узнал сослуживца. Сдержанно поздоровались, Тихонов представил жену.
Иванов-четвертый вдруг зло произнес:
– Женился, значит, Тихонов? Медовый месяц гуляешь? За юбкой прятаться решили-с, господин лейтенант? А Россию кто защищать будет? Сейчас на Дону решается ее судьба. Ты же офицер, войну прошел. Десятки наших уже там. Неужели тебе безразлично?
Тихонов прищурил глаза и собрался ответить резкостью на резкость, но неожиданно рядом прозвучал взволнованный голос Наташи:
– А разве защитить мать и жену не долг офицера? Разве не с них у каждого начинается своя Россия?
Опешивший Иванов-четвертый вновь спрятал лицо за воротником, раздраженно отмахнулся от супругов и быстро ушел прочь, растворившись в толпе.
