скачать книгу бесплатно
– И зачем?
– А вот затем! – тявкнула Валер. – Затем! Тоже молодых девочек любите!
«Видимо, знает, что Павшин штурмует на телецентре новеньких», – понял Алик.
– Татьяна, это хорошо, когда на телевидении работают молодые и красивые, – ответил Алик. – Ты зря меня винишь.
– Ничего не зря! – звонко вскрикнула Валер и выскочила за дверь.
Резкая в суждениях Валер уже раздражала Алика. Исходивший от нее отрицательный эмоциональный фон, вздымал чувства, как статическое электричество – волосы.
«Эбонитовая палочка», – мысленно дал он ей прозвище.
***
– Здравствуйте, – хмуро прозвучал из телефонной трубки голос Светланы Косаченко бывшей любовницы Куплина. – Вы не могли бы прислать Нестора? Жора на телефонные звонки не отвечает.
Косаченко звонила из телецентра. Алик взглянул на часы – одиннадцатый час вечера или ночи.
После увольнения Куплина большие навыкат глаза Косаченко, пристойная фигура, заметный бюст и львиная грива ниспадающих на плечи обесцвеченных волос остались без поклонника. Она работала на телецентре по сменам, получала небольшие по северным меркам деньги, но получала регулярно. Работа спокойная, времени – хоть отбавляй, юности, задора и желания любить – тоже…
– Что случилось? – спокойно спросил Алик.
Он быстро привык к запоздалым телефонным вторжениям в свой дом.
– Электрики передали телефонограмму об отключении электричества, – бойко ответила Косаченко. – Я отключила аппаратуру, потом включила. Один передатчик не работает.
Павшин в передатчиках не разбирался – это Алик знал.
«Значит, Косаченко он нужен по другому делу, – рассудил он. – Жена у Павшина (а это была Валер) порядочная стерва, и сложно найти мужчину, который бы после скандалов, учиняемых ею, не стал бы искать любовницу».
Павшина он не обвинял и понимал Косаченко. Жена Павшина была не просто стервой, а умной стервой, если бы Косаченко позвонила Павшину сама, а к телефону подошла его жена, то не сносить Косаченко головы, а если не головы, то львиной шевелюры.
– Телефона Павшина у меня нет, – соврал Алик. – Поищи Жору и попытайся сама перезапустить передатчик. Если не получится – то до завтра…
Следующими приказами Алика стали приказ о прекращении пьянства в помещении телерадиокомпании и приказ об очистке телецентра от двуспальной кровати и прочего мусора. Вполне естественно, что подобные недипломатические ходы популярности ему не принесли, но жизнь стала спокойнее.
– Можно хоть на дни рождения выпивать? – выразила Валер желание коллектива.
– Хорошо, но только с моего разрешения, – согласился Алик и с этого момента его стали приглашать на все дни рождения, чтобы он произнес первый тост, а потом отваливал и не мешал развлекаться. А если он иногда задерживался, то к нему неизменно подходили Павшин с Пухленко. Павшин интересовался подъемом зарплаты, а Пухленко…
– Ну, зачем вы сюда пришли, зачем вам телевидение? – спрашивал он. – Зарплата?
– Скажу одно, – отвечал Алик. – Не из-за денег.
– А ради чего? – удивлялся Пухленко, но Алик так и не ответил ему на этот вопрос, потому что опасался грубых прикосновений к хрупким тайнам и мечтам.
***
Книга! Все было из-за книги, становление которой происходило не в гордом писательском одиночестве в деревенской избе, или хотя бы в отдельной квартире, или комнате, или маломальском изолированном от помех и суеты пространстве. Совсем нет. Алик жил жизнью, наполненной многими отвлекающими его силы делами. Тот, кто работал начальником и был при этом мужем и отцом, знает, а Алик работал не просто начальником – он работал в сфере, которую не знал. Он изучал должность, телевидение, множество новых людей, вившихся вокруг него…
ПЛАНЕРКА
«Пытаясь проникнуть в собачью конуру, надо сильно согнуться».
Хрипловатый бас Хамовского, звучавший в конференц-зале, словно бы утрамбовывал и сгущал спертый, замкнутый воздух, который втягивали, обедняли кислородом, и выпускали обратно чиновники, собравшиеся на планерку. Вдыхание выдыхаемого, как воздуха, так и мыслей – объединяющая атмосфера – основа общения зала с индивидуумом. Хамовский мастерски использовал ее, чтобы накачать ответственностью и идеями подчиненных, опасливо замерших под бледным светом потолочных ламп.
Начальственное кресло под Хамовским преувеличивало его размеры, герб города со скрещенными золотыми ключами на синем бархатном фоне и воткнутые в массивную мраморную шайбу официальные флаги города, Ямала и России, утяжеляли слова, но стоило вообразить Хамовского голым на унитазе, как гнет пропадал, и возникала веселая легкость.
«А еще лучше самим унитазом. Унитаз тоже блестит и иногда величественно шумит», – предложил сам себе Алик, сидевший на самом дальнем от Хамовского стуле, с которого было видно все, что происходило в конференц-зале.
Сипов, среднего роста худощавый мужчина, седые волосы которого лежали на голове, словно скошенная трава на полях, сидел на одном из стульев, ближайшем к главе города, как и положено его заместителю по экономике, и безмятежно смотрел в потолок поверх протокола планерки, который держал в руках.
Хамовский опять кого-то ругал, предлагал умножить и сложить цифры, вспомнить год рождения Наполеона и день взятия Бастилии, определял по фамилии национальность и родовые корни присутствующих…, поэтому Сипов и устремил взор в потолок, предполагая за этим потолком и перекрытиями, следующими за ним, чистое небо с истинным хозяином своей судьбы. Он молился, чтобы и эта планерка окончилась для него благополучно.
В тот момент, когда большинство предпочитало бросать взгляды в близкую незримость, сродни тому, как люди в переполненном метро смотрят горизонтально куда-то сквозь, что придает их лицам незадиристое выражение, вовнутренний уход, а может и животную покорность, Сипов являл новый тип чиновника – богообожающего старца, со взглядом, исполненным надежды.
– Слишком много мы получали в последние годы. Особенно те, кто воспринимает работу в бюджете, как своего рода бизнес,… – сказал Хамовский и глянул на Сипова.
***
Хамовскому нравилось доказывать ограниченность ума приближенных, при этом он энергично крутил руками, сводя указательный и большой палец правой руки так, будто они держали прищепом важный документ, помахивая которым Хамовский убеждал присутствующих в их абсолютной глупости и невежестве. Его недовольный хрипловатый бас вместе с летающей системой, собранной в правой руке, создавал мощную, внушающую ужас машину. А потом, потеряв интерес к партнеру по интеллектуальной порке, он клал руки на стол, одну на другую, как школьник, наваливался на них грудью и превращался, если бывал одет в черный костюм, в говорящую глыбу. И эта глыба исторгала речи на какую угодно тему и как угодно долго, едва нащупывала первую фразу:
– Проще матерям, сидящим дома с детьми доплачивать, чем содержать садики…
– Я не хочу, чтобы новогодние подарки разворовывались…
– Я сделаю вас убыточными. Вы наносите ущерб городу своей прибылью…
***
Бредятин, первый главный редактор Алика в маленьком нефтяном городе, а ныне начальник отдела информации и общественных связей, а по сути, – пресс-секретарь, скучал и даже не скрывал этого. Он занимал достаточно высокую должность, чтобы вести себя, как заблагорассудится. Он занимал кабинет, находившийся на одном этаже и даже в непосредственной близости от кабинета Хамовского, и потому на планерке сидел, понурив голову, чтобы не напрягать шейные мышцы.
Чиновники что-то бубнили, отвечая на вопросы. Бредятин иногда поднимал голову и всматривался в отвечающих, и тогда между ниспадавшими к носу длинными седыми волосами угадывались два темных шарика недобрых зрачков. Пальцы его рук принимались мять друг друга и ковырять под ногтями, а стопы без отрыва пяток, похлопывать об пол, как руки зрителя в ленивых овациях.
– Михаил Иудович, как вы оцениваете информацию по подъему цен? – спросил Безмер, еще один заместитель Хамовского, большой специалист по воровству бюджета на взаимозачетах. – Тягунова говорит, что рост цен произошел всего на один процент и он не велик.
Бредятин неспешно поднялся, как поднимается с сеновала ленивый конюх. Измятые брюки светло-серого костюма повисли на нем как заношенные шаровары, явив присутствующим вытянутые матерчатые пузыри на коленях.
– Я абсолютно не согласен. Один процент совсем не мало. Это целых шестнадцать рублей! – важно произнес он.
Тягунова относилась к отделу Сипова, поэтому Сипов освободился от божественных мыслей и ехидно на манер Хамовского громко спросил:
– Так если шестнадцать рублей это один процент, так по-вашему, Михаил Иудович, колбаса в магазине стоит одну тысячу шестьсот рублей за кило? Где вы такое видели?
Бредятин не ожидал, что кто-либо, кроме Хамовского, умеет мгновенно пересчитывать в уме, и, словно бы выплевывая слова хитросплетений, на которые так способны маститые журналисты, замахал языком, как виляет хвостом заискивающая шавка.
***
Хамовский следил за разговором подчиненных и думал о своем: «Чтобы властвовать над людьми, надо читать им молитвы. Надо услаждать их слух и разум и карать отступления от веры. Надо гипнотизировать и карать. Надо действовать как церковники».
Через знакомство со многими церковными служками и даже с архиепископом Тобольским и Тюменским Хамовский постиг, что основы успешной земной власти надо копировать с власти церковной. Приравнивая себя к Богу, снижаешь вероятность падения. Поэтому даже свою книжку, посвященную истории Сибири, он назвал «Дар Божий», то есть в каком-то смысле дар Семена Хамовского.
Он посмотрел на настенные коричнево-серые кварцевые часы с фальшивым маятником и такой же позолотой, подумал: «пора разнимать» – и сказал:
– Господа, скоро нас менять всех надо будет, стареем…
***
Понченко, для своих – Поня, начальник пожарной охраны маленького нефтяного города, сидел на первом ряду офисных стульев, уютно как старый дед в кресле качалке, и спал, точнее – дремал, закрыв глаза. С места, откуда глава города нес бред относительно государственных событий, представляя всех кроме себя, абсолютными дураками, не было видно открыты ли глаза Понченко или нет. Тем более, что Понченко опытно наклонил лоб, и его голова в этом состоянии напоминала полулысую головастую собаку, уснувшую на словно бы запыленном зеленом газоне – который при данной аналогии представляла его форменная одежда.
В вольности, которую позволял себе начальник пожарной охраны был большой символический смысл. Он делал широкий жест уже тем, что приходил на эту планерку, потому что от главы города он был совершенно независим – его организацию финансировал федеральный бюджет. Поэтому он мог позволить себе закрыть глаза и лишь иногда открывать их и лениво водить головой из стороны в сторону, в поисках отвечающего, всматриваться в него, отдавая дань этикету и чинопочитательству.
***
В конференц-зале строилась политика маленького нефтяного города. Шло обсуждение городских проблем, но куда больше проявлялась иная тема – регулярное доказательство Хамовским неслучайности своей власти. Каждый присутствующий получал не только задание, он и уносил частицу Хамовского, его мир, его религию.
«Человек несовершенен куда больше любого созданного им прибора – в нем нет кнопки отключения чувств, чтобы избегать ненужных волнений, информаций, затрат, – думал Алик в последнем ряду. – Он создан включенным постоянно и может быть застигнут врасплох, когда не способен сопротивляться. Любая власть использует постоянное включение для вживления идеологии, любой власти выгодно, чтобы в подвластных присутствовало как можно больше ее мировоззрения. И в каждой ветви власти работают свои художники.
Задача настоящего художника – одурачить человека так, чтобы он сам открылся для новых идей. Кто-то называет это околдовать творчеством, я бы скорее назвал это одурачиванием, поскольку используются природные механизмы доверия: особая череда звуков и слов, особенных звуков и слов, особая игра красок… Хамовский, несомненно, настоящий художник власти».
Алик вспоминал его в первые годы правления, когда он был грубым и невыдержанным, и сравнивал его с сегодняшним, умело улыбающимся и театрально радушным, и не мог не поразиться жажде власти, подтолкнувшей Хамовского на столь радикальную перемену себя внешнего.
Парадокс состоял в том, что Алик тайно писал книгу о власти, о журналистике маленького нефтяного города, о взаимодействии журналистики и власти, где определял Хамовского, как человека непорядочного, но сотрудничал с ним и даже уважал.
ПРЕМИИ
«Некоторые люди воздействуют на деньги и счастье, как сладкая бумага на мух».
С мыслью избавиться от витавших по маленькому нефтяному городу подозрений в хищении денег, поступающих в телерадиокомпанию от населения, Алик спокойно и по-деловому вошел в кабинет Хамовского. Власть гребет добро, отгребая у подвластных, поэтому он алкал избавиться от излишней власти, снять с шеи финансовую петлю, на которой его могли повесить при выходе книги, и защитить, если не должность, то репутацию.
– Семен Петрович, прошу помощи в одном деликатном деле, – осторожно начал Алик. – Я хотел бы, чтобы деньги от платных услуг, не могли оставаться в карманах моей бухгалтерии.
– Что, воруют все-таки? – с надеждой спросил Хамовский.
– Доказательств нет, Семен Петрович, но слухи ходят, и возможность есть, – ответил Алик. – Пусть ваша администрация эти деньги принимает, или введите мне в штат кассира.
Хамовский задумчиво замер.
– Пусть население в банки платит, – наконец, произнес он с сомнением.
– Там очереди, – напомнил Алик.
– Ничего, через банки идут разные платежи, будет еще один, – ответил Хамовский, не раздумывая – так, что стало понятно – его решение окончательное.
Он поднял телефонную трубку, набрал короткий внутренний номер:
– Надежда Викторовна, рассмотрите вопрос оплаты услуг телерадиокомпании через банки…
И тут же, бросая трубку на место, спросил уже Алика:
– Еще вопросы есть?
– Нет, – разочарованно ответил Алик.
– А у меня к тебе просьба. Надо сделать наши интервью живее, – попросил Хамовский. – Задай-ка мне вопрос о моей заработной плате.
– Но это не корректный вопрос, – напомнил о своей репутации Алик.
– Нормальный вопрос. Жителям интересный. Задай, – требовательно попросил Хамовский. – А сейчас зайди в делопроизводство, для тебя там бумага.
Людмила Нигудко, пенсионного возраста улыбчивая женщина, работавшая при всех главах маленького нефтяного города, что говорило о многих ее знаниях, угодливости и молчаливости, встретила Алика с улыбкой, возникающей у родителя, преподносящего подарок ребенку. Алик счел эту улыбку данью многим годам знакомства и также улыбнулся в ответ.
– Сейчас, я найду ваш документ, – радостно сказала Нигудко, перебирая на столе бумаги. – Вот и он.
Руки Алика приняли прозрачный файл, внутри которого лежал документ, текст которого был заботливо прикрыт пустым бумажным листом.
– А что тут? – спросил он.
– Это только для вас, – все так же радостно ответила Нигудко, глядя Алику прямо в глаза.
Спускаясь с третьего этажа администрации к выходу, Алик успел вытащить чистый белый лист, прикрывавший текст распоряжения, и глаза его выхватили самое главное: «…выплатить премию в размере фонда оплаты труда…». Вспыхнуло такое праздничное настроение, какое и бывает по праздникам, которые всегда случаются не по заслугам, а определению свыше.
***
В бухгалтерии телерадиокомпании установилась пасмурная погода. Пупик сидела низкой грозовой тучей, невероятным образом зацепившейся за стул, она неприязненно глянула на Алика, но тот не поспешил укрыться ни от молний, вспыхивавших в ее глазах, ни от дождя, который она предвещала, он пребывал под зонтиком хорошего настроения и, протянув денежное распоряжение, сказал:
– Это надо исполнить и как можно скорее…
Вдохновленный премиальным сюрпризом Алик зашел в свой кабинет, и его голова наполнилась мыслями:
«Мы применяем к жизни неверные единицы измерения. Мы ее меряем временем, делами и событиями, а ведь жизнь и сам человек есть впечатление природы. Человек есть эмоция природы. Жизнь должна измеряться впечатлениями, крупицами счастья…»
Возникшая в двери кабинета Пупик, прервала размышления.
– Можно? – спросила она.
– Конечно, проходите, – охотно пригласил Алик и показал рукой на кресло перед столом.
– Все о себе заботитесь, – проворчала Пупик. – А, между прочим, зарплата у меня должна быть всего на разряд меньше, чем у вас.
Зарплата у Алика по контракту с Хамовским действительно почти в два раза превышала зарплату главного бухгалтера.
– Это инициатива Хамовского, что мне отказываться? – спросил он.
– Нет, но и нас не забывайте, – проворчала Пупик и, прицелившись в Алика своими глазами-молниями, спросила: – А зачем вы сказали Хамовскому, что тут деньги крадут?
«Никто об этом разговоре не знает, кроме меня и Хамовского. Анатольевне могла рассказать только Пыляева из финансов. Хамовский ей звонил. Пупик может только предполагать и провоцирует», – оценил Алик и ответил:
