скачать книгу бесплатно
На одной маленькой ветеринарной станции
Леди Дракнесс
Маленькая ветеринарная станция стоит всего лишь на окраине города, а иногда кажется, что на грани миров: реального и потустороннего. Среди пациентов – как вполне обычные собачки и кошечки, так и загадочные нездешние создания, порой весьма пугающие. В коллективе – и люди как люди, и существа, от которых лучше бы держаться подальше. Трагическое и комическое, страшное и смешное, банальное и невероятное – всё здесь перемешано в такую кашу, расхлебывать которую не всегда приятно, но неизменно интересно и увлекательно!
Содержит нецензурную брань.
Леди Дракнесс
На одной маленькой ветеринарной станции
Пролог
…А в это самое время на одной ма-а-аленькой ветеринарной станции, затерянной где-то в глубинах (бог его знает какой) Вселенной, в Метагалактике, в скоплении галактик – сверхскоплении Девы, на окраине галактики Млечный Путь, в рукаве Ориона, в группе Солнечная система, на планете Земля, в России, на окраине СПб происходили следующие события…
День летнего солнцестояния
Как всегда, проведя лишнее время, валяясь в постели, в тщетной борьбе со сном и будильником, а затем опрометью восстав с нее, на ходу впрыгивая в одежду со скоростью, не снившейся и спецуре, поднятой по тревоге, наскоро умывшись и второпях выхватив из холодильника что-то съестное, запихнув это что-то, похожее на бутерброд, себе в рот, Абело пулей выскочила из дома. Почти скатившись по лестнице, с ноги распахнув дверь подъезда, она наконец позволила себе чуть снизить скорость. В конце концов, надо же было из хомяка, с раздутыми от спрессованного за ними бутера щеками, превратиться в жвачное животное и заняться его пережевыванием, не рискуя при этом подавиться от развитой при передвижении по дому скорости. Дожевав на ходу бутерброд, лаборант наконец-то достаточно проснулась, чтобы оглядеться по сторонам. Питерское летнее небо все так же радовало пятьюдесятью оттенками серого. А холодный северный ветер пронзительно завывал где-то в верхушках деревьев, срывая с них зеленую листву и ломая ветки. Оглянувшись по сторонам и на секунду задумавшись, она гордо расстегнула черную кожаную куртку – лето все же. На улицах тем временем было уже было довольно многолюдно: спешили на работу люди, сновали туда-сюда машины; выгружали на остановках торопящихся по делам людей автобусы. Горели разноцветными огнями светофоры. Из ближайшей пекарни доносился сногсшибательный аромат ванили.
Остановившись на одном из перекрестков и подождав, пока загорится зеленый, Абело ступила на проезжую часть и тут же резко отпрыгнула назад. Честное слово, она не знала за собой такой прыгучести до этого момента да и такой быстроты реакции не ожидала от самой себя (всегда считала себя немножко тормозом), но тут из глубины сознания словно вырвалась совсем другая сила, и тело действовало автоматически, не согласовывая свои действия с мозгом. Пространство словно отгородилось от происходящего стеной, и внутри этого кармана лаборант успела отпрыгнуть с дороги, а затем слои реальности синхронизировались, и мимо нее на огромной скорости промчался белоснежный мерс с включенным в салоне светом. А затем сзади она услышала голоса возмущенных происходящим людей:
– Гад какой…
– Ты смотри…
– На красный… На человека…
До нее же лишь спустя несколько минут дошло увиденное и услышанное: стоящий на красный мерс, резкий его рывок с места, как только она показалась на переходе, миллиметры, отделившие ее от него… включенный в салоне машины свет. Жаль, водителя Абело не разглядела. Лаборант вздохнула с облегчением и недоумением одновременно: «Судя по всему, день обещает быть не томным…». И ее прогнозы таки оправдались. У забора станции Абело встретила средних лет женщину с тойтерьером в одной руке и с мочой в баночке в другой:
– Я хочу, что бы вы приняли у меня мочу-у-у… – замогильным голосом возвестила она.
Задумчиво посмотрев на женщину, на собаку, на баночку, лаборант предложила ей альтернативный вариант: дождаться открытия станции, подойти к окошку и оформить анализ надлежащим образом у доктора. Оное предложение, однако, женщину не вдохновило, и она, целеустремленно потрясая баночкой с плескающейся в ней желтоватой жидкостью перед носом лаборанта, безапелляционно заявила, что хочет, чтобы та приняла у нее анализ прямо здесь и сейчас. Абело пришлось огорчить даму вежливым отказом. Выслушав в спину, какое она сказочное хамло, лаборант толкнула дверь и вошла на станцию.
Стоящий на ступеньках доктор мрачно отметил, что уже без двух минут девять и что она могла бы и поторопиться. На что Абело ему философски сообщила, что без двух минут – это для нее верх пунктуальности, про себя заметив, что в данное конкретное утро она, в принципе, рада, что вообще дошла до работы. Врач, скорбно вздохнув, с мрачным видом двинулся к кабинету. Подходя к аптеке, лаборант была остановлена пожилым дедком, который, рыдая и подвывая, потребовал вернуть ему его пекинеса, к слову, усыпленного вчера по заявлению выше упомянутого лица, о чем Абело и не преминула напомнить посетителю.
– Не-е-ет, он у вас тут – живой, по зданию ходит, – с подвыванием сообщил ей посетитель. – Я сердцем чую, что вы над ним живодерствуете и обряды проводите.
Дед с рыданиями лег на прилавок аптеки. В очередной раз сообщив, что его пес живой и ходит где-то у них… Заодно уточнив, не надо ли ему разуться, а то в клинике уж слишком чисто. Вежливо остановив его в попытке стянуть ботинки, лаборант призвала на помощь доктора. В итоге дед удовлетворился ксерокопией его заявления и уверениями, что тут никого в черных мешках из здания по ночам не выносят, а честно кремируют. Одним словом, утро задалось.
Обед, впрочем, тоже не подвел: за пять минут до оного в кабинет врача ворвалась встрепанная блондинка и сообщила, что ей кажется, что ее йоркширский терьер умер, будучи сбит машиной, под колеса которой он выскочил. И что она его совсем было уже похоронила, но через час откопала, решив все же выяснить у доктора: так ли он мертв, как кажется? Врач с невозмутимым видом надел перчатки, задумчиво стряхнул землю с шерсти почившего пса и, надев стетоскоп, со всей тщательностью прослушал оного. После чего, проверив реакцию зрачков на свет, вынес вердикт:
– Он умер.
– Совсем?! – пискнула хозяйка.
– Совсем, – кивнул головой врач.
– Так сделайте что-нибудь! – возмущенно потребовала женщина. – Ну пересадите ему душу! Вы же доктор! Вы должны.
Глаза дамы сверкали праведным гневом.
– Увы, – голос и вид доктора были воплощением скорби. – Но специалиста вуду нам пока только обещают прислать, как и буддиста с шаманом, а без них никак.
– Я вам заплачу любые деньги, – голосом, не допускающим ни тени сомнения, сообщила хозяйка пса.
– К сожалению, – вид у доктора стал еще более скорбным (хотя, казалось, куда уж больше?), – без специалистов в этой области мы бессильны.
Врач тяжело вздохнул, грустно опустив глаза. Стоящий за его спиной и обалдевший от услышанного фельдшер молитвенно сложил руки и усиленно то ли закивал головой, то ли затряс ею в нервном тике.
– А он?! – дама грозно ткнула пальцем в красного как рак и беспрестанно трясущего головой фельдшера. – Он разве не может провести обряд?
Она сурово нахмурила выщипанные и нататуажированные бровки.
– Нет, нет, что вы, – вступился за фельдшера врач. – По его части только отходная молитва. Ее он и прочтет, – заверил он посетительницу. Фельдшер согласно икнул и еще сильнее затряс головой.
Еле выпроводив рыдающую блондинку, коллектив клиники наконец отправился обедать. Однако в обед примчалась начальница и сообщила, что скоро их ожидает проверка. Не увидев на лицах сотрудников никаких эмоций по этому поводу, она возмущенно заметила, что им, рукожопым, стоило бы и поволноваться. Но поволноваться у коллектива никак не получалось, ибо животы все еще болели от смеха, нервы в принципе куда-то ушли вместе с логикой и разумом, но при этом всем очень хотелось есть, чем люди и занялись – молча, без единой мысли в глазах, глядя на бушующую начальницу и усиленно двигая челюстями.
К концу обеда приехали сантехники и попросили открыть им гараж. В дальнем и самом пыльном углу оного Абело и была застигнута парой с котом. Кот орал, пара требовала сделать ему рентген. И… Нет, в очереди они сидеть не хотят. Нет, они не хотят, чтобы рентген делал врач, они хотят, что бы это сделала она – лично. Нет, их не останавливает ни то, что лаборант не умеет его делать, ни то, что в гараже рентген в принципе отсутствует. В конце концов, оставив обалдевших мастеров возиться с трубой, Абело все же удалось довести и кота, и его хозяев до холла, где она сумела убедить их занять очередь и подождать врача. Не спорил с ней по этому поводу лишь один кот. Видимо, очень хотелось жить. Посочувствовав живности, та наконец дошла до аптеки, где и попыталась заняться делом.
Наступивший вечер принес примерный итог дня: пятьдесят посетителей и кота на кастрацию. Увидев, с каким растерянно-обалдевшим видом фельдшер смотрит на животное, врач понял, что пора спасать и его, и кота. Потому, подойдя к хирургическому столу, невозмутимо ткнул пальцем туда, где именно у кота находятся яйца. Обрадованный фельдшер радостно возвестил, что доктор его спас и что он ему немерено благодарен. На что смущенный доктор начал отнекиваться, сообщив, что даже его жена таких слов ему не говорит.
– По ходу, Микула сделал Николаше предложение руки и сердца, – радостно возвестила лаборант.
– Но, – глядя на покрасневшего доктора, ей пришлось добавить, – Николаша, вспомнив, что он уже женат, с грустью был вынужден отказаться.
– Ее-пт, вы смотрите триста двадцатую серию сериала «Краснопутиловская ветстанция»! – радостно возвестила заглянувшая «на огонек» санитарка, и все дружно заржали.
День подходил к концу, оставалось только закрыть станцию. И… Пришел Хулио. Поистине, по-другому этого маленького шпица назвать было нельзя. День у парня и его хозяев явно не задался. Началось с того, что бедолага умудрился перегреться на пляже. Где уж его хозяева нашли пляж с солнцем, для сотрудников станции так и осталось загадкой, но точно не в самом Питере. Факт остается фактом – дружно перегрев собаку, они вскочили в машину и рванули в клинику. Приведя пса в чувство, доктор отпустил хозяйку с питомцем в палисадник, а хозяина повел к кассе. Не успел тот расплатиться, как примчалась перепуганная хозяйка: Хулио укусила пчела, и его морда распухала прямо на глазах (надо заметить, что за несколько лет работы Абело это был первый и пока единственный случай, когда собака и пчела все же нашли друг друга…).
Сделав укол и подождав, пока отек начал спадать, врачи наконец отпустили хозяев и вздохнули почти с облегчением, как вдруг пес вывернулся из рук хозяйки и стремглав понесся к выходу. Хозяйка метнулась за ним и почти нагнала собаку во дворе. Вот еще немного и… Но женщина споткнулась, растянувшись во весь рост на асфальте, шпиц, с перепугу ускорившись, вылетел за ворота и… все услышали визг тормозов, крик хозяев.
Через минуту они, с бездыханным псом на руках, снова стояли в клинике. Выпроводив убитых горем хозяев из Хирургии, коллектив грустно столпился вокруг бездыханного маленького тельца без особой надежды на что-то. Доктор взял в руки стетоскоп, приложил к грудной клетке собаки и… Хулио сел на столе, обалдело озираясь по сторонам.
– Николаша лечит наложением рук – второй Мессия в одной из питерских ветклиник! – радостно провозгласила санитарка. И тут все начали смеяться. С улицы доносился крик-плач хозяйки «везунчика», а сгрудившиеся вокруг стола сотрудники клиники все смеялись, смеялись, согнувшись пополам от смеха, смеялись до слез и не могли остановиться. Наверное, восставший Хулио был самым приятным из возможных завершением этого дня.
Наконец, отправив домой шпица с его хозяевами, отпустив домой санитарку и доктора, Абело с фельдшером начали закрывать клинику. Потушив свет в коридоре, лаборант оглянулась и молча толкнула Микулу в бок. Тот возмущенно обернулся и… оба оторопело уставились на стоящую посередине коридора полупрозрачную фигуру, напоминающую человека в костюме химзащиты.
Опущенные роллеты, темный коридор с мерцающей красным светом лампочкой сигнализации и прозрачно-зеленоватая фигура, похожая на человека в противогазе и плаще, их просто доконали, так что двое молча и синхронно вывалились на улицу, спешно захлопнув дверь и закрыв трясущимися руками замок. В глазах обоих стояла паника. Выйдя за ворота клиники, они чуть облегченно вздохнули и пошли дозором вокруг здания – проверить, все ли роллеты опущены. В щель одного из них пробивалась полоска света. Испуганно глядя друг на друга и судорожно сглотнув, Абело сообщила фельдшеру, что свет был выключен. Тот согласно кивнул.
– Я туда не пойду, – заключил он.
– Да сигналка ж не вопит, значит, встала, – подытожила лаборант.
– Все равно утром работать. И свет включать, – подвел итог Микула.
– Ага, – согласилась Абело. Не сговариваясь, они дружно развернулись и пошли по домам. Ветер гремел рекламными щитами, завывал где-то на крышах. День уступал место ночи.
Утро
Рэншен, как обычно, пришла на работу пораньше. Ведь мало было добраться до работы, надо было еще суметь открыть калитку. Нет, если на ней висел замок и его механизм не примерз намертво из-за попавшей в него влаги, а затем ударившего мороза, то все было ничего. А вот если придется минут десять отогревать его в руках… То это, несомненно, потеря времени. А оно утром дорого. Ко всему прочему, человеческие обитатели ветеринарной станции зачастую вообще забывали, уходя, повесить этот самый замок на калитку, и тогда оную заматывали чем придется: вставляли в дужки калитки кусочки сломанных веток, опавших с деревьев; заматывали части калитки на сорванный тут же, у ворот, сухой стебель полыни или другой какой травы; или завязывали на брошенную у ворот станции, неаккуратным посетителем бахилу. Иногда в ход шла резинка, снятая второпях с волос кого-нибудь из сотрудников станции. Чтобы размотать или разрезать сии приспособления, требовалось время. А его утром всегда не хватало.
Да и накопленный за вечер мусор надо было собрать и вынести на помойку, подготавливая место для очередного потока посетителей с очередным же выбросом мусора врачом в урны после каждого из них. Се ля ви, как говорят французы. Но где люди, там и мусор. Тем более люди с больными животными. Так что, чтобы врач мог лечить, надо, чтоб у него было свободное место, куда можно было бы бросать клоки сбритой шерсти, кровавые бинты, салфетки, пропитанные гноем, и ампулы от использованных лекарств. И поскольку посетителей через маленькую клинику проходило много, то и сбор мусора по утрам отнимал достаточно много времени.
И это не говоря о том, что с утра надо было успеть намыть полы, которые чистотой совсем не блистали. И потому, что это в принципе была клиника, куда шли с животными, в том числе из частных домов; и потому, что почва на пустыре, через который проходили посетители, чтобы попасть на станцию, была супесчаной, так что на ногах и лапах посетителей в клинику приносилось достаточное количество песка и грязи. На полу все это смешивалось со слюной и шерстью лохматых друзей человека и доставалось Рэншен, «на отмыв» (как она сама это называла). А «отмыв» полов тоже требовал времени. Так что санитарка торопилась. Да и это была первая смена после смены Циры, так что полдня отходняка было гарантировано. И пока организм не осознал, что открывшаяся входная дверь гарантировала не истошный крик Циры:
– Е…ть-колотить, Рэншен!
А тихое (Николаша вообще редко повышал голос):
– Рэншен, здравствуй.
И был в рабочем тонусе, надо было успеть все сделать до начала смены. Потому что потом наступал «расслабон», как говорила Абело, и шевелиться сил просто не было. Нет, нельзя сказать, что П…а как-то обижала коллектив или «докапывалась» до них, но ее постоянная нервозность, возбудимость, злость, ее вскидывание при малейшем шуме (при открывании входной двери та вздрагивала так, что аж подлетала на месте, приземляясь мимо стула), ее мнительность – любой самый доброжелательный или просто нейтральный взгляд посетителя вызывал подозрения, что на нее как-то не так смотрят, ее срывы на людей без всякой причины при самом невинном вопросе, обращенном к ней, ее хлопанье дверьми с силой, которую в этом небольшого роста создании трудно было предположить, очень выматывали нервную систему сотрудников. Да им еще и приходилось постоянно сглаживать впечатления посетителей от такого не совсем обычного поведения врача.
Одним словом, когда организм осознавал, что сегодня не она, то он просто впадал в прострацию и замирал. Так что полдня сотрудники клиники пребывали в нерабочем состоянии. Вот до этого самого состояния и надо было успеть поработать, дабы Николаша мог спокойно начать прием. Рэншен уже домывала холл, когда услышала сбоку шелест. Она приостановилась, вертя головой. Клиника была закрыта, так что кроме нее тут никого не было. Она это точно знала, так как обошла, открывая роллеты на окнах и собирая мусор из урн, все кабинеты. Звук не повторялся. Но по станции поплыл запах печеных пирожков с капустой. Санитарка в недоумении выпрямилась, задумчиво оперевшись на швабру. Пирожков она точно не приносила, и никто не мог принести – не было еще никого на станции. Она первая. И она одна.
В холле и прилегающих к нему коридорах замигали лампы, создавая в клинике то ли интимную обстановку, то ли цветомузыку, как на танцполе (о кадрах из фильмов ужасов санитарка честно пыталась не вспоминать). Тем не менее Рэншен слегка напряглась. Конечно, понятно, что лампы давно не менялись, да и перепады электричества в Краснопутиловске бывали часто, так что ничего особенного в мигании ламп не было. Правда, перепады в энергосистеме города не объясняли запах пирожков, но последнее можно было списать на глюки, вызванные утренним желанием организма поесть, как попыталась убедить себя санитарка, снова берясь за швабру. Едва она провела тряпкой по кафельной плитке, как слева снова раздался шелест плаща (именно так организм идентифицировал раздавшийся звук), затем звук, словно его сняли и бросили на какую-то поверхность (то ли кровать, то ли спинка стула). Выпрямившись во весь рост и нервно сжимая швабру двумя руками, Рэншен поняла, что единственное, чего ей сейчас очень хочется, притом практически непреодолимо, так это бросить все и рвануть прочь. Вот только она никак не могла определиться: куда именно ей хочется убежать? На улицу? Так там холодно. Да и что она объяснит пришедшим на работу врачу и лаборанту? Как объяснит свое нахождение на улице? В кабинет? Там так же страшно, как и в холле. На кухню? Но плащ сняли и разложили именно со стороны прохода в коридор, ведущего на кухню. Тем более страшно.
«Да и работаю я тут, – так и не определившись, решила санитарка. – Не от безделья же сюда зашла. И полы надо намыть. Иначе как врачу работать?», – попыталась она мыслить логически. Решительности остаться в здании эти зрелые рассуждения прибавили мало, но помогли поднять голову чувству долга, так что, подбодрив себя этой мыслью, Рэншен налегла на швабру и тонким, срывающимся голосом (надо же было придать себе мужества), чуть заикаясь, фальшиво запела:
– Паруса по ветру… (что-то там). От дождя карета… Плащ от холода… Где-то там (чего-то), на краешке Земли…[1 - «Парусник», А. Маршал.] – пение помогло. И полтора метра пола были домыты. – Вот она – великая сила искусства, – чуть патетично сообщила сама себе санитарка, подхватив ведро в одну руку, а швабру в другую и отправившись на кухню, порушенная нервная система и раннее утро настоятельно требовали заправить организм кофе.
Хлопнула входная дверь. И с порога раздалось:
– Рэншен, здравствуй, – это на работу пришел Николаша.
Санитарка с облегчением вздохнула – жизнь налаживалась. К концу утреннего кофе-брейка пришла Абело. Все, что угодно, но прийти на работу вовремя было выше сил лаборанта. Она появилась на пороге кухни в норковом полушубке, тоненькая, изящная, ухоженная, прижимая к себе черный кожаный рюкзачок, со словами, произнесенными чуть капризно – томным голосом:
– Рэн, привет. Вы же попьете со мной кофе?
Санитарка согласно кивнула головой. Че спорить-то по пустякам? Тем более чего-чего, а кофе утром много не бывает. Выпив кофе с бутербродами, они молча сидели на кухне, облокотившись спинами на стену и не мигая глядя прямо перед собой, куда-то в одну точку.
Наступил ОН – отходняк.
Несколько раз на кухню заходил Николаша, вставал напротив них, изучающе-озабоченно глядя на ушедших в нирвану сотрудников. Сотрудники, однако, взгляда с какой-то одним им известной точки в пространстве не отводили, на него не смотрели и молчали. Так что врач, просто убедившись, что все живы, тяжело вздыхал и молча уходил обратно, в кабинет приема. Заглядывая на кухню через некоторый промежуток времени и заставая все ту же картину, Николаша вздыхал еще тяжелее и молча отправлялся обратно – работать.
Наступило время обедать. Врач зашел на кухню, достал из холодильника прозрачное пластмассовое ведерко и поставил разогревать. Коллектив сидел молча, не меняя позы и не моргая, глядя куда-то вдаль.
По кухне поплыл запах чего-то мясного. Рэншен и Абело синхронно скосили глаза на ведерко, стоящее на коленях у врача. То, что в нем находилось, трудно поддавалось идентификации – этакая беловато-коричневатая масса чего-то. Но пахло вкусно. И коллектив зашевелился, усиленно принюхиваясь. Глаза обрели осмысленное выражение.
– Это у тебя чего? – поинтересовалась лаборант у Николаши.
– Пюре. Хочешь? – протянул ей ведерко врач.
– Нет. У меня суп, – сообщила Абело.
– Рэншен? – уточнил Николаша.
– Спасибо. У меня есть еда, – вежливо отказалась санитарка. Во-первых, еда действительно была, а во-вторых, бесформенное нечто, чем обедал Николаша, доверия не вызывало. Да и вообще, не объедать же человека. Ему ведь еще весь день работать.
Николаша радостно оглядывал копошащийся около холодильника коллектив. Жизнь входила в нормальное русло. На кухне мигнул свет.
– Напряжение скачет, – заметил врач.
– Угу, – ответила Абело.
Санитарка молча выпрямилась и внимательным взглядом окинула мигающие лампы. За окнами серело. В холле хлопнула входная дверь.
– У вас что? Обед? А мне только справочку. Может, выпишете быстренько? – затараторила возникшая на пороге кухни высокая, с пухлыми розовыми губами на пол-лица блондинка со шпицем на руках.
Трое синхронно, молча, исподлобья посмотрели на нее (и взгляд этот не был добрым). В воздухе повисло выразительное молчанье. «Та жизнь. Все идет своим чередом», – размышляла Рэншен, хмуро глядя вслед быстро ретировавшейся блондинке.
Коллектив вернулся к прерванному занятию – обеду.
Замок
– Где ваши люди?! – строго поинтересовалась начальница у Абело по телефону.
Та было хотела гордо ответить:
– Наши люди везде! И имя им – хачики! Больше только китайцев. Но они пока не наши люди, – но передумала, промолчав.
В конце концов, юмор начальница бы не оценила, уж очень ей хотелось выполнить, а лучше – перевыполнить план, спущенный на маленькую станцию сверху. Мешало же выполнению «громадья планов»[2 - Поэма «Хорошо», В. Маяковский.] отсутствие посетителей, что начальство и наблюдало по камерам видеонаблюдения. Ну, а что поделать, коли на дворе майские? И народ рванул на дачи: сажать картошку, готовить шашлыки, разгребать прошлогоднюю листву – отдыхать на природе, одним словом. Так что холл для посетителей пустовал, что очень не нравилось руководству и совершенно не волновало предполагаемых посетителей, находящихся на своих садовых участках вместе со своей же живностью.
– Ничего, – целиком засовывая в рот ватрушку, с набитыми щеками утешил лаборанта Микула. – Зато они потом с клещами к нам прибегут. Снимать гроздьями будем, – прошамкал он, пережевывая сдобу.
Абело с интересом посмотрела на покрасневшего от натуги, с двумя надувшимися пузыриками слюней в уголках рта фельдшера, щеки которого начали слегка выпирать из-за ушей и… решила не спорить: а то еще подавится. Че тогда она делать будет? Потому, вздохнув, произнесла:
– Ну не сгонять же их сюда под дулом автомата?
Микула согласно замычал, кивая головой.
– Скажи лучше, что с замком от ворот делать будем? – вспомнив о наболевшем, поинтересовалась лаборант.
– Надо Ножикову позвонить, – пробурчал Микула, пытаясь запить ватрушку минералкой. Резко открытая минералка вспенилась и облила фельдшеру штаны в самом интересном месте. – Пусть замок новый привезет. Он же завхоз, – развил свою мысль Микула, тщетно пытаясь высушить брюки с помощью прыжков на месте с одновременным потряхиванием штанов с помощью свободной руки. Абело с подошедшей Евгенией Никитичной с интересом наблюдали за этими манипуляциями.
«Что делает фельдшер?» – прислало эсэмэску заинтересованное начальство.
– Ритуальный танец по привлечению клиентов исполняет, – буркнула врач.
«Штаны сушит», – честно написала лаборант.
«Зачем?» – еще больше заинтересовалось начальство.
– Обмочил со страху, узнав про ваши требования, – хохотнула Евгения Никитична, жалея, что нельзя прямо тут затянуться сигаретой.
«Облился водой. Случайно», – просветила Абело руководство, ловко и быстро набирая буковки СМС на экране смартфона. Начальство ничего не ответило. Видимо, изучало свойства воды и возможные причины ее попадания на штаны. Тем временем Евгения Никитична набрала номер завхоза:
– Так, Паш, у нас утром на воротах замок не открылся. Микула дужки откручивал, чтоб на станцию попасть. Приедешь? Хорошо, – подвела она итог беседы.
Надо заметить, что ветеринарная станция находилась за высоким, трехметровым забором на пустыре, который, в свою очередь, находился на окраине Краснопутиловска, который, правда, входил в черту города, именуемого Санкт-Петербургом. Так что заевший замок вызывал определенные проблемы, ведь помочь открыть его особо было некому. Слишком долго ехали бы мастера с городской станции, а народ в Краснопутиловске проживал нервный (возможно, на эту нервозность сказывалось близкое залегание радона, как гласила местная легенда, а возможно, «сюда из центра расселили всех е…ых», как считала Цира); но, какова бы ни была причина душевной вздернутости клиентов, а станцию лучше было открыть вовремя. Что Микуле с трудом, но удалось сделать. Однако проблему сломанного замка в целом это не решало. Посему на станцию и был вызван завхоз.
