скачать книгу бесплатно
Сгорая дотла
Юлия Александровна Довгаль
Роман "Сгорая дотла" – это история о простых людях, которые попали в очень непростую ситуацию: они испытываю друг к другу влечение, но являются друг другу кровными родственниками. Борьба с чувствами сменяется податливой капитуляцией: они созданы друг для друга, но с каждым днём всё становится только сложнее. Серый город, дожди и уныние. Любовь, отчаянье и надежда.
Содержит нецензурную брань.
Юлия Довгаль
Сгорая дотла
Раскаты грома рвали небо на куски. Угрюмые серы тучи маршировали, как солдаты, не давая солнцу пробиться даже на секунду. Осень вступила в свои права, и заявила об этом во всеуслышание. Ветер вёл её под руку, как галантный кавалер, сопровождающий свою даму на бал. Пожелтевшая измождённая листва кружилась, вздымалась вверх, и осыпалась под ноги торопливых прохожих.
Райцентр. Глубинка. Старинная двухэтажная постройка с высоченными потолками и деревянным полом. Внутри было прохладно, и не только из-за погоды.
– Может, попробуем начать всё сначала? – сбивчиво верещала красивая худенькая блондинка с растрепанными волосами, которые доходили ей до пояса. У Насти была какая-то уникальная хрупкая красота. Но сегодня даже она не спасала.
Денис молчал. Тишина была такой твёрдой, что на ней хотелось повеситься. Надежда в её душе никак не хотела умирать. Может, он передумает?
– Нет, Настя, нет, – он покачал головой, и опустил глаза. Надежда в сердце блондинки издала предсмертный хрип, и откинулась, закатив глаза. Вот и всё. Очередная «любовь навсегда» накрылась добротным, сделанным ещё в СССР, медным тазом. Окончательно и бесповоротно.
Настя выбежала в подъезд, и бросилась вниз по лестнице на шпильках, втайне надеясь убиться насмерть. Это снова с ней случилось. На улице начинался дождь. Сердце осени – октябрь. Легкую куртку продувало насквозь. Шапку у него забыла. Да, к черту его вместе с шапкой! А впереди было то само страшное, чего она боялась.
Она зашла в дом. Мамы не было. Дома был только он. Она снимала высокие белые сапоги, мысленно придумывая, с чего начать разговор. Когда сапоги были сняты, Настя разогнулась, и увидела его прямо перед собой. Без каблуков её макушка доставала ему до подбородка. Темные волосы, красивые четкие брови, выразительные зеленые глаза сверлили ее. Он понял всё по её выражению лица. Она это увидела. Он расплылся в ядреной улыбке.
– Вы расстались? – уточнил он, так, на всякий случай.
– Нет. Не совсем. Да.
Ну, вот! А так хорошо получалось врать первые три секунды.
– Он меня бросил! – обиженно призналась она, позволив себе заплакать.
Он прижал ее к себе. Крепко – крепко. Именно так, как хотелось ей в тот момент. Она плакала минут пять, потом успокоилась, подняла глаза, он все еще улыбался своей дьявольской улыбкой.
– Все? – спросил он.
Издевается, поняла она. Вот же сволочь! Она кивнула.
– С тебя пятьсот рублей, милая, – спокойно сказал он. Ей захотелось его убить!
– Я знаю! – прошипела она, оттолкнув его.
Настя зашла в ванную, умыла лицо. Посмотрелась в зеркало с кислой миной, еще минуту простояла перед дверью, собираясь с мыслями.
– Зачем тебе мои деньги? Ты все равно на них еды притащишь! – спросила она, выйдя из крохотной ванной. Никита сидел в кресле перед телевизором, попивая горячий чай. Не отрывая взгляда от телевизора, он ответил:
– Потому–что ты проиграла. В следующий раз ты не будешь спорить со мной.
– Я не понимаю! Ну, почему у меня не получается строить отношения? Что я делаю не так? – спросила она, присаживаясь к нему на колени.
– Ты выбираешь не тех. У тебя ужасный вкус. Не знаю, как вы продержались этот месяц.
– Вообще–то почти два! – возмутилась Настя.
«Месяц, две недели и шесть дней» – подумал Никита.
А вслух сказал:
– Разве? Ну, два так два.
Две недели спустя, в то же самое время, они уже сидели на заднем сиденье в пыльном рейсовом автобусе. Её голова лежала на его плече. Он смотрел на уныло проплывающие пейзажи за окном. Было ясно, во все окна били солнечные лучи, ослепляя глаза. Казалось, что может быть лучше? Перебраться в большой город, начать все с нуля там, где никто не назовет тебя извращенцем. Но Никиту ела тревога, преследовали воспоминания. Вот он заходит в спальню Насти. Ей 15 лет, волосы у нее тогда были до колен… божественно. Она причесывается перед зеркалом, а он просто любуется ею. Затем, она оборачивается, замечая его отражение. На ее невыносимо милом личике появляется его любимая озорная улыбка.
– Что?.. – рассеянно протянула она.
Возникла пауза, он больше минуты просто смотрел на нее, а она на него. В такие моменты ему казалось, что они общаются астральными телами, или душами.
Далее, его воспоминания перенесли его в тот самый вечер, когда все началось. Это случилось в конце апреля, на школьном вечере. Настенька училась в седьмом классе, он – в девятом. Из колонок ревели хиты тех времен. Девочки дрыгались в центре зала, мальчики были рассредоточены по периметру: так удобнее было передавать по кругу тайком принесенные спиртные напитки. Никита наблюдал за рыжим Андреем из старших классов, который не отходил от Насти, и его распирало какое–то странное темное чувство: то ли ярость, то ли изжога.
А вот конец этого вечера. Никита вышел, что называется, за угол, и, выпустив наружу все лишнее, осознал, что находится там не один. Прямо за углом, в двух метрах, были слышны чмоканья, стоны и тихие разговоры. Еще через секунду он догадался, что это Настя и рыжий Андрей там делают то, о чем оба пожалеют уже через пару секунд. Он застал их голыми наполовину, с его рукой в ее джинсах. Он не знал, что сказать, поэтому просто стал его бить. Потом еще, и еще, и еще…
Настя визжала, как бензопила в разгар трудовой деятельности. Когда он остановился, рыжий Андрей лежал на земле, скрючившись от боли, и стонал. Настя убежала.
– Больше к ней не подходи, – тихо сказал Никита, как бы, объясняя свое поведение.
Он догнал ее возле дома. Она была зла.
– Ты что творишь? Ты зачем это? Ты совсем уже! – кричала она.
– Я слышал, как он говорил, что хочет с тобой переспать, – соврал Никита.
– Да? И что? Я тоже этого хотела! Надо же когда–нибудь начинать! Не лезь в мою жизнь! – она кричала что–то еще, жестикулировала, а он смотрел, как еще прохладный ветер развивает ее кудрявые длинные волосы, как ей идет эта короткая серая куртка, как зло сверкают ее глаза. Всё было, как в замедленной съёмке. Её черты, её запах, само её присутствие! Никита сгреб её в охапку, и целовал полутора часа, прижимая к хлипкому деревянному забору. А она отвечала так страстно и горячо, что они оба всё поняли в тот вечер. Поняли, что не могут друг без друга, что любят друг друга. И вовсе не как брат и сестра. Запретный плод был сорван и откушен. Чуть позже они съедят его целиком. Ох, как же сладко вспоминать те минуты!
На плече что–то шевельнулось, это заставило его мозг выключить просмотр воспоминаний.
– Есть наушники? – спросила Настя, наполовину раскрыв сонные глаза.
– В кармане посмотри.
Она достала наушники, и включила что–то из Rasmus. Ей тоже было тревожно. Переезды всегда жрут нервы. Благо, музыка помогла ей расслабиться, и она тоже ушла в воспоминания.
Ночь, родительский дом, она долго не может заснуть. В комнате душно: середина лета. Мама спит в соседней комнате. Она слышит едва различимые шаги. Он стоит в дверном проеме. Лица не видно. Такой высокий, широкоплечий… он выглядел старше своих лет, вел себя, как взрослый. За исключением тех случаев, когда творил невообразимые глупости, причиной которых всегда была она.
Настя поднялась на локтях.
– Иди ко мне. Я никак не могу заснуть, – сказала она.
– Глупая, – отозвался он, стоя на месте.
– Почему? – через улыбку спросила она.
– Если я пойду к тебе, ты точно не заснешь.
И он выполнил свое обещание. От воспоминаний ей стало легче. И в голову тихо постучалась мысль о том, что теперь они будут жить вдвоем, в городе, где никто не сможет их обвинить в чем-то странном, в чем то, что противоречит здравому смыслу, и не укладывается в головах серых масс.
Саратов принял их тихой осенней погодой с запахом бензина и ароматом духов кого-то из прохожих. Довольно тепло для начала ноября. Много фонарей, которые не пускали ночь в город, оставляя ее где-то сверху. В их районном селе ночь всегда была настоящей, потому-что местные хулиганы, видимо, работали на армию тьмы, и разбивали те редкие фонари, что периодически загорались в центре. Про окраины и говорить нечего: там о фонарях не слышали.
Войдя в квартиру с чемоданами, они оба застыли на пороге. Знакомый до боли запах этого места теперь стал отдавать пустотой заброшенного помещения. Настя поставила сумки, и скрылась в одной из комнат.
«Он сейчас решит, что я плачу в комнате отца, и придет меня утешать» – подумала Настя.
«Пошла в туалет с дороги» – подумал Никита, неспешно, снимая куртку. Нащупав выключатель, он зажег свет, и начал потихоньку разбирать вещи в прихожей.
Настя, так и не дождавшись утешения, вышла к нему.
– Чего там делала? – спросил Никита без интереса.
– Стояла в его спальне… – грустно сказала она.
– Ну, молодец. Давай постараемся сегодня все разобрать. Вещей не так много. А завтра сделаем уборку. Я уже узнавал насчет работы, мне должны позвонить, – говорил он, распаковывая чемоданы и раскладывая все на диван.
Их семья всю жизнь жила в Питерке Саратовской области, в частном домике, на окраине. Отец и мать не ладили, и когда Насте было 15, они разошлись. Отец уехал жить в город. Причину им так и не сказали. Мама была очень своенравной женщиной, всю жизнь она проработала хирургом. Крепкие нервы и жесткий характер. Только однажды она проронила одну единственную фразу: «Он всю жизнь лгал мне». Больше эта тема не поднималась и не обсуждалась.
Вскоре их отец умер от сердечного приступа, оставив квартиру детям. Настя заканчивала одиннадцатый класс тогда. Это было ранней весной. Хоронили его в селе. Настя была безутешна, она несколько раз падала в обморок на похоронах, плакала целыми днями, и ночами тоже. А мама, напротив, не проронила и слезинки. Никита учился на втором курсе в лицее. Он не отходил от Насти, потому-что через неделю после трагического события она уже не вставала, у нее началось сильнейшее нервное и физическое истощение. Мамы целыми днями не было дома – она ушла в работу. Бросилась в неё, как в омут, с головой. Лишь изредка она заходила к Насте, напоминая, что нужно перестать истерить, и доучиться. Она не собиралась потакать ее состоянию, чтобы та не начала жалеть себя еще больше. Кроме того, их мать и сама очень переживала, и тратила всю энергию на то, чтобы этого не видели дети.
На десятый день после похорон Насте было совсем плохо. Мама дала ей какие-то лекарства, и она заснула. Никита тихонько накрыл ее одеялом, и вышел во двор. Он не курил обычно, но после смерти отца в его кармане завелась синяя пачка Винстон. Он очень переживал за Настю.
– Она заснула? – спросила мама.
– Да, – ответил он, немного смущенный тем, что его впервые застукали за курением.
– Дай сигарету, – вдруг попросила она.
Они, молча, сидели и курили.
– Она совсем слабая, ее надо в больницу, – сухо произнесла худощавая белокожая женщина с очень красивым выразительным лицом. От этих слов у Никиты все сжалось внутри. Страх окутал его целиком.
– Я вызову врача? – спросил он, заикаясь. Он потерял отца, а теперь Настя нуждается в госпитализации. Наверное, нормальные люди реагируют иначе, но Никиту уже преследовали картинки, как он кладёт цветы на её свежую могилу.
– Тебя из колледжа отчислят, если ты не приедешь в ближайшие дни. Мне только что звонили. У них там с этим строго.
– Я не могу сейчас ее оставить, – ответил он.
– Вы оба останетесь без образования! – нервно произнесла мама.
– Ничего, поедем в город, как только все утрясется. Она поступит в колледж, я буду работать. Я не оставлю ее сейчас! – твердо сказал Никита. Она понимала, что спорить с ним уже бесполезно. Он давно вырос. Она гордилась им.
– Ты сам–то как? – спросила она.
– Я? Нормально.
Никита в те дни даже не понимал, как он себя чувствует. Поплакать об отце у него времени не было. Сначала он занимался похоронами. Он считал этот обычай варварским, и предлагал кремацию, но все были против. А, после похорон, Насте стало плохо. Не ела толком. Временами она молчала, и ни с кем не разговаривала, а потом её накрывало, и она плакала часами. Мама делала ей укол, и Настя засыпала. Седативные препараты не помогали.
Никита в тот день вызвал карету скорой помощи. Когда она приехала, Настины вещи были уже собраны. Они аккуратно ее разбудили. Настя долго не открывала глаза, чем довела Никиту до полуобморочного состояния. Он поехал с ней, и был рядом все две недели, пока ее держали в больнице. Ей делали уколы, ставили капельницу, заставляли кушать. Она плакала, часами смотрела в окно на чертову весну, которая была сама по себе, и не замечала ее беды. А Никита заигрывал с самой толстой медсестрой, и плёл чертиков из капельницы.
На седьмой день пребывания в больнице Никита куда-то ушел. Когда Настя проснулась, его не было рядом. Вскоре он вернулся с ее курткой в руках.
– Одевайся! – сказал он серьезно. На нем не было лица.
– Что случилось? – испугалась Настя.
Он не ответил. Внизу их ждала машина его друга. Дорога была мучительной и пугающей. Насте было плохо, хотелось лечь и заснуть, а приходилось сидеть и волноваться.
Машина остановилась у церкви. Никита не верил в бога, он был атеистом с рождения. Настя же верила, и, иногда, молилась.
Он помог ей войти в церковь. Там она долго разговаривала с батюшкой, пока Никита с другом курили у входа. Она рыдала, батюшка говорил простые слова простым языком. Потом дал ей кусочек хлеба и ложку вина. Это был обряд причащения. Она исповедовалась ему, рассказала все, что ее терзало, а он отпустил ей грехи.
Но это было еще не все. После, Никита отвез ее на могилу отца. Друг ждал их в машине. Никита притащил ее туда почти силой, за руку.
Перед ними был бугор земли и крест.
– Зачем ты меня сюда привел? – спросила она в панике. Она боялась этого места больше всего.
– Смотри! – рассерженно крикнул до этого сдержанный и молчаливый Никита, – Вот под этой кучей земли лежит отец! Наш отец умер! И его закопали в землю! – она зарыдала, упав на колени, он поднял ее за руки и встряхнул. Она смотрела на него мокрыми от слез глазами. Ее лицо было изможденным.
– Ты его любила. Я тоже его любил. И мама его любила. И он нас всех любил. Но так случилось! Его жизнь прошла. Она закончилась и не тебе судить правильно это, или нет. Ты не можешь его вернуть. Но ты можешь жить, ты – его самый близкий человек. Если он видит сейчас, что ты с собой делаешь, он в гробу переворачивается, потому-что он оттуда ничего не может сделать, ничего! Я тоже потерял отца! Ты хочешь, чтобы я и тебя потерял?! Может мне руки на себя наложить, раз тебе плевать на меня?! Если ты не перестанешь убиваться, и не начнешь есть, ты умрёшь! И тогда я тоже сдохну! Сразу! Поняла?! Мне надоело видеть, как ты угасаешь! Сука! Живи! Он не для того дал тебе жизнь, чтобы так ей распоряжалась! Или ты решила, что теперь тоже должна умереть?! Когда умирают родители – это нормально, это закон природы. А когда умирают молодые – вот это край! Ты думаешь, мама не переживает? Она по ночам разговаривает с его фотографией, и плачет! Она все держит в себе, ей еще тяжелее, просто она сильная! И отец был сильный. А ты в кого такая?! – временами он переходил на крик, тряс ее за плечи. Она была в шоке, смотрела на него широко раскрытыми глазами, из которых текли слезы.
– Врачи сказали, что тебя не выпишут, их лекарства не помогают! Понимаешь? Антидепрессанты не помогают! Ты будешь жить, или, может, тебя прямо тут оставить, чтобы два раза не носить, а?! – он швырнул ее на могилу.
Она упала и снова зарыдала в голос. Друг Никиты вылез из машины, собирался, было, идти к ним, но Никита отрицательно покачал головой, и тот залез обратно. Никита был весёлым и дружелюбным обычно, но, когда он злился, сам чёрт закрывал на крючок ворота преисподней изнутри. На всякий случай. Береженого бог бережёт.
Никита сел на землю, и тоже заплакал, закрыв лицо руками. Слишком тяжело ему далось все это. Настя обняла его. Они успокоились. Он гладил ее по волосам, просил прощения, потом поднял ее, она с трудом стояла. Он нес ее на руках. В машине она отключилась, и пришла в чувства только в больнице, от нашатыря. С того дня она пошла на поправку. Через неделю ее выписали. Она пришла в себя, и смогла закончить школу. А вот Никиту отчислили. Зато он поставил на ноги Настю. Отец гордился бы…
Прошло полгода.
Тихий майский вечер, проспект Кирова. Никита и его новый друг Павел устало бредут домой после очередного рабочего дня. Оба они работают грузчиками в модном магазине сантехники и стройматериалов. Когда Пашка спросил его, с кем он живёт, Никита зачем-то ответил, что с сестрой. И теперь не знал, как объяснить другу, что это не совсем сестра. Вернее, по всем документам Настя была его родной сестрой. Отец и мать и них одни. Только когда мать застала их вместе, в одной постели, она призналась, что Настя – не её дочь. У их отца был роман с другой женщиной, и та родила. А когда Никите было 3 года, та женщина погибла в аварии. Она была круглой сиротой, и отец принёс крошечную Настю домой. Ей был только годик. Мама Никиты приняла девочку, и воспитала, как родную. Чтобы соседи не шептались, их семья уехала из Саратова, и обосновалась в Питерке. Так Настя и Никита стали братом и сестрой. У них разные матери, но отец-то один. Так что их отношения всё равно нельзя назвать нормальными. Посёлок у них маленький, слухи об их отношениях пошли быстро. Людям не объяснишь! Да и мама воспринимала это в штыки. Их никто не понимал. Они были одни, осуждаемые обществом, странные и непонятые. Поэтому было принято решение переехать в город, в квартиру отца. Там никто не знает их. И там они могли начать всё сначала. Так, как они хотели.
–До завтра, Ник. Приду в 8, твоя сестра точно не будет против? – спросил коренастый низкорослый Пашка, прощаясь у перекрёстка. Внешне он напомнил Никите Ивана Бровкина из старого кинофильма.
–Нет, она не будет против. До завтра!
«Она не будет против твоего визита, но точно не поймёт, почему я назвал её сестрой», – думал Никита. Это просто вырвалось! Само! По привычке. И назад дороги уже не было. Придётся ей как-то сказать об этом.
Никита открыл ключом дверь, и сразу понял, что ее нет дома. Темно и тихо. Стало нехорошо на душе, как будто кто-то в нее насрал. Но ничего дурного в последнее время не происходило. А, может, это предчувствие? Настя тоже завела друзей. У неё появилась подруга Вика, с которой она ходила гулять вечерами. Дурное предчувствие в тот вечер помог снять горячий душ, и крепкий напиток.
На следующий день, ближе к вечеру, в дверь позвонили. Открыла Настя. Она была в коротких шортах и майке на тонких бретельках. Распущенные волосы до пояса, без косметики. Красавица, будто только что сошла со страницы какого-нибудь молодёжного журнала. На пороге стоял «Иван Бровкин» собственной персоны. Он пытался связать два слова в предложение, но, почему-то, не удавалось.
– Привет, я… э… – он не ожидал, что сестра Никиты такая красивая.
– Ты друг Никиты, да? – помогла ему Настя.
