скачать книгу бесплатно
Но было видно, что раздражилась Лора не моей беспечностью, а тем, что я не сказал ей правду.
– Знаешь, дело твое – заявила она – но если ты вдруг захочешь рассказать мне, что было в тех капсулах, то можешь быть уверен – я не тот человек, что треплется обо всех тайнах направо или налево.
– Конечно, для этого надо иметь хотя бы друзей, чтобы трепаться направо и налево – согласился я.
– А чтобы вколоть инсулин совсем не надо сверять время по секундам – парировала она.
Я изогнул бровь.
– Да, ты просто так часто пялился в свои часы перед всей это заварушкой, что сложно было не обратить внимания. И тебя сильно начало колбасить, когда он разбил капсулу. Насколько я знаю, при сахарном диабете не идет счет на минуты.
– Да, идет на секунды – равнодушно протянул я – у тебя тоже предки болеют или просто сегодня все заделались знатоками диабетиков?
– В смысле?
– Браун тоже сказал, что у него жена болеет и все заявлял, что инсулин вкалывают только утром и ночью. Вот ходишь рядом с людьми и не подозреваешься, что все они поголовно такие ученые умы – я усмехнулся.
Она сжала губы, словно собираясь в чем-то меня обвинить, но в итоге лишь презрительно фыркнула:
– Я вообще-то тебя прикрывала.
– Правда? – я театрально вскинул брови в удивлении – я вроде не был на войне, или ты говоришь о моей прошлой жизни?
– Придурок. Я серьезно. Все время, пока ты хрен знает где был, я вилась возле Брауна и все пыталась представить тебя с выгодной стороне.
– Какой смысл, если Брайс его.. кто он ему получается.. племянник, о. Если Брайс его племянник.
– И принесла портфель.
– За портфель мои благодарности, мадам – ухмыльнулся я – я так и думал, что это ты.
– Но при всем этом продолжишь втирать байку про инсулин?
– Извини, если такая правда для тебя слишком скучна, но больше мне нечего сказать – пожал я плечами – я диабетик. Это скучно, но истина. В последней инстанции.
– Как хочешь – она как-то странно дернула плечами и добавила как бы между прочим – но ты прав, у меня был друг, который тоже был диабетиком. И что я знаю наверняка – инсулин не тянется, как сопли или плохо разбавленный кисель. Он как вода. Как любой нормальной раствор.
Она вновь дернула плечами, выражая свое полное безучастие к тому, что говорила, но на деле лишь невербально сообщая, как нервничает:
– А когда Брайс разбил твою капсулу, жидкость с большим трудом вытекла на пол, но легко размазалась по нему, словно какая-та слизь. Интересный нынче инсулин. До чего дошел прогресс.
Я промолчал, ожидая, что она скажет следом.
Но Лора тоже какое-то время молчала.
– Может, Брайс и настолько туп, что не смог заметить этого или понять, а может просто не сталкивался с инсулином. Но это точно не он. Я вообще опасаюсь подумать, что может иметь такую консистенцию. Впервые вижу, чтобы нечто подобное вообще вводили в кровь.
– Спасибо, за медицинскую лекцию, «уже не Королева Школы» – ухмыльнулся я – но от нее меня что-то склонило в сон.
Я театрально зевнул.
Она показала мне средний палец, как обычный жест прощания, и мы разъединились. Я все реже угадывал в ней девчонку – Лора становилась для меня самым настоящим другом, с которым можно потрепаться о фигуристых девочках, баскетболе и новой модели ламборджини.
Но слишком сообразительным другом – что не всегда хорошо. Она подметила такие детали, которые, обнародовавшись, без труда раскусят бабушкину ложь. Оставалось лишь надеяться, что ее язык такой же длины, что и волосы на висках.
Я свесился с кровати вниз головой и достал из-под нее свой кейс. Ввел код, все так же удерживая равновесие на кровати, и открыл его.
13 капсул.
Меньше, чем на две недели.
Понятия не имею, где отец покупал их, потому проще будет сделать так, как я и собирался. Заложить пару своих вещиц, а на вырученные баксы отправить одну из капсул в лабораторию. Узнать состав и подпольно дать на лапу кому-нибудь за партию этого дерьма.
Думаю, это не станет проблемой.
Даже там, где доступ не могут гарантировать деньги – может фамилия. А с моей громкой фамилией – пока что ее носителя не позабыли окончательно – двери пока открывались легко.
-4-
Через пару часов я созвонился с Марком, чтобы не откладывать это в долгий ящик. 13 капсул – конечно, не 3, но лучше иметь заранее нужное количество, чем в нужное время остаться без единой штуки.
Марк Стивенсон – был нариком из ЛА, который по стечению обстоятельств, оказался там моим хорошим приятелем. Вернее даже, не по стечению обстоятельств, а по стечению капиталов наших отцов. Его папаша тоже подтирается баксами и не смотрит на ценники. В общем, типичный богач из книжек нашего времени. Мы ходили с ним в один лицей, там и пересеклись. Марки рано подсел на мет, и потому вскоре он перестал его вкатывать, что было вполне ожидаемо. Он испробовал все дерьмо, которое только мог, до того как нам обоим стукнуло по 16. И когда всё оно перестало его брать – он и подкормил одну лабораторию.
Там вроде как работал какой-то знакомый его папаши, а потом он сам дал ему на лапу и так вышло, что оттуда он стал получать годную наркоту. Нечто, покрепче амфетамина и кокса, и к чему у него еще не сложилось привычки и адаптации. Штырило его не по-детски.
– И этой дури нет больше ни у кого – постоянно кичился он – только у меня, сечешь? Они готовят это специально для меня. Убойная зараза.
Тогда мне было как-то все равно, но теперь наркоманство Марки сыграло мне на руку. Я попросил его отнести мою капсулу в эту лабораторию, чтоб они узнали состав, и сказали, сколько выйдет по деньгам сделать мне партию такого.
– Скажи, что если у них все получится, я стану постоянным заказчиком – заявил я, прижимая айфон к уху – настолько постоянным, что им представить сложно.
Марк хмыкнул:
– Окей, передам. Слушай, а что это такое?
– Ничего стоящего. Так, по здоровью.
– У тебя же отменное здоровье.
– Не все так просто, чувак – усмехнулся я – не все так просто. Как думаешь, сколько ждать придется?
– Черт, ну я не знаю – молчание – ну мне они делали пару дней, но если у тебя уже есть готовая хрень, которую просто надо поставить на поток – то это намного проще. Я так думаю. Наверное, завтра состав будет готов, а через пару дней и сам товар.
– Было бы круто.
– Я тебе звякну, как они мне сообщат. Только знаешь, это стоить будет прилично, ты же в курсе? У тебя остались деньги от папаши или где еще?
– Деньги не проблема – я зевнул – ладно, Марки, давай. На созвоне.
Я отключил его. Что мне нравилось в Марке – его любопытство никогда не оказывалось навязчивым. Возможно, причину следовало искать в вечно наркотически опьяненном сознании, или в последней оставшейся извилине, что плавает в отцовском виске – но эта его черта мне определенно симпатизировала.
Капсулу я уже отправил ему скорой доставкой, вторую положил в портфель на завтра. Теперь в кейсе, который я закрыл и запихал под кровать, тщательно запотрошив носками на тот случай, если в мое отсутствие бабушка становится Шерлоком Холмсом, осталось 11 капсул.
Я притянул к себе макбук.
Подозреваю, именно его я заложу, когда придет цена. Вполне возможно, придется сказать гудбай и своим часам. С телефоном буду прощаться в последнюю очередь, когда не останется ни единой шмотки, что можно продать, потому что он мне нужен больше всего остального, а ходить с дешевой глючной лопатой совсем не хотелось.
-5-
Когда я пришел в школу, то первым делом обратил внимание на свой ящик. Надпись «Томас Дьюэд долбится в очко» никуда не исчезла, как и надпись «Наркоман или ВИЧ?», только теперь к ним прибавилась еще одна – она была написана по диагонали сверху вниз, занимая весь ящик в длину:
«Бабушкин внучок-пидорок»
Даже не удивительно. Я бы больше удивился, если бы сейчас обнаружил все эти надписи замазанными. Впрочем, это логично – если бы у моей матери брат был директором школы, я бы тоже делал, что хотел. Собственно, при своем отце я и делал, что хотел.
Почерк про мою ориентацию и бабушкиного внучка был разный – значит, эту надпись написал не Брайс, но не удивлюсь, что Крис. Тот самый его дружок, что караулил меня в сортире.
– В этой школе полно кретинов – буркнула мне через плечо Лора, вновь выпрыгнув хрен знает откуда, словно черт из табакерки. Она внимательно смотрела на новую надпись и в ее глазах сквозило знакомое воинственное раздражение.
– Да ладно, меня прикалывает – усмехнулся я – это искусство. Они самовыражаются. Когда-нибудь мне за это дадут десять тысяч баксов, поставят в рамку и повесят на стену особняка на Беверли-Хилз.
– Стяни улыбочку – хмыкнула она – Брайс уже всей школе растрепал, как ты свой слюнявчик жевал, если не в курсе.
Я закатил глаза, достав нужный учебник из ящика.
– Ага, а про то, как он заикался при каждом замечании Брауна, трясясь как долбаная чихуахуа – он не рассказал?
– Нет, наверное забыл – она невозмутимо пожала плечами – был слишком увлечен рассказом о том, как твоя бабушка вытаскивала твою задницу перед директором, кланяясь ему в ноги и умоляя тебя простить на первый раз.
– Вот же сукин сын.
– Ага. Еще он сказал, что у тебя диабет – на последнем слове Лора изогнула бровь и внушительно глянула на меня – и теперь на твоей парте полно разных сладостей.
– Какая прелесть. Я польщен вниманием – ухмыльнулся я.
– Ну раз ты у нас диабетик и есть тебе их нельзя – то можешь отдать мне.
– Без проблем. Забирай.
– Отлично, потому что я уже это сделала.
– А тебе палец в рот не клади.
– А ты думал.
– Только что пообъемнее.
Лора больно ткнула меня локтем в бок, и вместо смеха я застонал, схватившись за него.
– Так тебе и надо, придурок.
Однако, когда я зашел в класс, часть сладостей уже вновь образовалась на моей парте. Какие-то дешевые леденцы, конфеты, пара чоко-паек и даже сладкие таблетки от кашля. Я скептично оглядел их.
– Угощайся, педик – загоготал Брайс, обернувшись ко мне на своем месте, чему последовали и его дружки – все для тебя.
– Только сильно на жевательные не налегай – прогнусавил Крис, словно у него нос с рождения заложен, и от вечной нехватки кислорода он так сильно и отупел – а то жопа слипнется и все любовнички разбегутся.
– По опыту знаешь? – осведомился я.
– Закрой свою пасть, говноед – но Крис явно не был настроен меня мутузить после вчерашнего, потому даже не порывался встать. Гавкал со своего места, как и Брайс.
В какой-то момент соблазн взять и за минуту сожрать все сладости, чтобы эти кретины от изумления сдохли, стал просто невыносимым. Ставлю сотку, они бы только через пять минут догнали, что к чему.
Но это была рискованная авантюра, все должны были продолжать считать, что я диабетик. Потому я равнодушно кивнул Лоре на свою парту, предлагая освободить ее.
Она как-то вопросительно глянула, словно сама не зная, хочет ли брать.
– Решай реще – заявил я – или я выкину в мусорку, если не хочешь.
В итоге, она кивнула и взяла сладости в две жмени, но едва она это сделала, Брайс переключился на нее:
– Эй, дружище, ты тоже жевательные сильно не жри. Или ты натурал? Ну тогда насрать.
– Ну как насрать – заржал Крис – а вот именно что срать тогда как?
– Идиоты – фыркнула Лора и уронив сладости на свое место, показала каждому по среднему пальцу.
Но Брайса и Криса это уже не занимало – у них появился более серьезный вопрос, который они с запалом обсуждали: можно ли посрать со слипнувшейся задницей.
Глубоко интеллектуальные беседы старшей школы Чандлера.
-6-
В полдень я вновь удалился с капсулой в туалет, и на этот раз уже не прятал ее со шприцем в рукаве – напротив, как можно демонстративнее махал ими перед носом Брайса, проходя мимо него. Челюсти у амбала сжались, но он ничего не сделал.
Последним уроком должна была быть история Штатов, и я подошел к ящичку, чтобы взять оттуда тетрадь, а учебник оставить. Лора, как всегда, вилась вокруг меня, что-то непременно рассказывая, но в таком тоне, словно она либо угрожала, либо была чем-то глубоко возмущена.
Иного было не дано. Даже если она радовалась – тон был грубоватый, резкий, а фразы оборванные. Отец всегда говорил, что человек, у которого прирост состояния зависит от взаимодействия с людьми, должен уметь красиво говорить. Уметь располагать людей.
Сам он зачесывал, словно змей-искуситель, и парочке приемчиков научил в свое время меня. Например, всегда говорить на октаву ниже, но не шепотом и четко, чтобы собеседнику не пришлось переспрашивать или чувствовать себя глухим идиотом. Всегда стараться сглаживать согласные, чтобы они не «рычали». Речь должна напоминать мягкие уговоры, или спокойную колыбельную, а не немецкий гимн. Говорить следует на долю немного медленнее, словно лениво – потому что быстрый говор заставляет человека напрягаться, пытаясь успеть услышать все слова и верно уловить смысл. При любой фразе нужно улыбаться или, если даже что-то бесит, слегка ухмыляться. Выражать ту или иную эмоцию, трактующуюся улыбкой. Негатив – отталкивает собеседника и затрудняет шансы склонить его в дальнейшем на свою сторону.
Правда, несмотря на это, при мне отец улыбался очень и очень редко. Постоянно сосредоточенный, серьезный, чем-то озадаченный и вдумчивый. Со временем его улыбка перестала вызывать по мне радость – если он вдруг ни с того ни с сего лыбился, значит собирался втереть мне какую-то ерунду или озадачить очередной просьбой, требованием или приказом.
Проще было, чтобы он не улыбался, но всякие такие ухищрения в общении и то, как он это объяснял, мне нравились. Они были клевыми и он постоянно показывал на своем примере, так что я быстро этому научился.
Только теперь мне это нафиг не надо – судя по всему, продолжать дело отца мне не суждено, а заниматься всякой херней среднего класса можно без улыбок и обольстивых речей.
Я как раз уже закрывал свой шкафчик, как Лора резко замолчала. Ее оживленная грубоватая речь и резкое тотальное молчание так контрастировало, что я обернулся. Ее глаза вперились куда-то вперед, в сторону входа. Я глянул туда же.
