скачать книгу бесплатно
Когда Хэвон закатала рукав, за который хваталась девочка, на ее запястье обнаружилась татуировка. Это был геометрический узор, словно нарисованный аквагримом. Одноклассник, сидевший напротив, поднял голову:
– Ух ты, у Хэвон красивая татуировка. Я тоже хочу себе набить, но боюсь боли.
– Хэвон сделала татуировку?
Интерес стал распространяться, как рябь на воде, и она высоко подняла руку, чтобы как следует показать узор.
– Это настоящая татуировка или хна?
– Хотелось бы сказать, что настоящая, но это не так. Тату на одну ночь акриловыми красками. Иногда в зависимости от настроения я что-то рисую.
Несмотря на разочарование от того, что татуировка оказалась ненастоящей, все дружно засмеялись. Рисунок представлял собой острый наконечник стрелы, пересекающий водоворот. В тот день ей хотелось быть немного воинственной. Ынсоп, сидевший у входа, показал ей большой палец.
Девочка рядом с ней снова дернула ее за рукав.
– Ой, извини. Мы тебе не мешаем? – спросила мать девчушки.
– Все нормально.
– Я всегда волнуюсь, когда беру с собой ребенка.
Джиён улыбнулась, словно извиняясь. Она поправила спутанные волосы дочери и прицепила ей заколку в виде помидорки.
Принесли кастрюли с горячим меунтаном[13 - Острый рыбный суп.]. Пустые бутылки из-под алкоголя выстроились рядами. Хоть и было много несогласных, но каким-то образом все же создали комитет. Как и ожидалось, Ли Чану стал председателем.
Хэвон хотела встать, но она сидела в углу. Сиденья были тесными, а пальто и пуховики были сложены рядом с подушками, так что сидящим в ряд одноклассникам пришлось бы согнуться, чтобы она могла выйти.
За столиком, где собрались наиболее общительные, в какой-то момент стали играть в «проверку фактов», раскрывая секреты друг друга.
– Итак, когда тебя поймали с готовыми ответами на промежуточных экзаменах, ты убеждал всех, что это не так. Теперь давайте будем очень честными. Так было ли это списыванием или нет?
– Просите меня ответить? Мои оценки постоянно менялись. И не копайтесь в этом спустя столько времени после окончания университета.
– Вау, ты слышал, что говорит этот придурок? Это реально было.
Вдруг девушка, сидевшая посередине, похлопала в ладоши, чтобы привлечь внимание, и весело закричала:
– Итак, поднимите руку, кто сделал пластическую операцию.
Затем она сама подняла правую руку.
– Двойные веки считаются[14 - «Европеизация» век, модная в Корее.]?
– Что это за пластическая операция на двойное веко? Любой, кто сделал хотя бы две, поднимайте руку!
Девушка подняла вторую руку и крикнула «ура», вызвав много смеха.
– Почему никто не поднимает?
– Никто не делал. Только ты. Ты что, самоубийца?
– Не может быть! Я вижу по некоторым лицам, – она весело хихикнула, указывая на всех вокруг.
Хэвон рассмеялась и снова посмотрела на часы. Как бы незаметно уйти?..
Внезапно ее глаза встретились со взглядом Чану. Как президент, он выпил все рюмки, предложенные одноклассниками, и в его веселых глазах светилась игривость, что придавало ему зловещий вид. Чану указал на нее и громко сказал:
– Мок Хэвон пытается сбежать. Попалась.
– Я? Чем докажешь?
– Просто посмотрел на тебя и понял.
Он усмехнулся и добавил, но на этот раз с серьезным лицом:
– Хэвон не тот человек, который приходит на встречу каждый год. Я не знаю, когда этот день снова наступит. Самое печальное в мире – это игнорирование чувств, верно? Просто послушай один раз.
– О чем ты говоришь? Скажи так, чтобы было понятно, – упрекнул кто-то рядом.
Чану сначала указал на Ынсопа.
– На этот раз, наш Ынсоп, давай проверим факты… Был один человек, который тебе нравился, когда ты учился в школе. Сейчас этот человек здесь.
Послышались удивленные возгласы:
– У тебя была такая тайна?
– Почему ты спрашиваешь о таком, это подло!
Чану махнул рукой, прося тишины.
– Помолчите. Я должен узнать это сегодня. Иначе, думаю, умру. Кто это был, Лим Ынсоп? Кто тебе нравился?
Все взгляды обратились на Ынсопа. Он почему-то улыбался, скрестив ноги, и выглядел немного смущенным. Он, кажется, не слишком много выпил и был, как обычно, в своем голубом свитере.
– Хочешь штрафную?
Когда Ынсоп попытался выпить, Чану закричал «заберите!», и сидевший рядом молниеносно выхватил стакан и выпил вместо Ынсопа. Кто-то выдохнул и засмеялся.
– Слышал же, иначе Чану может умереть. А может, и пусть?
Парень почесал затылок и спокойно заговорил, словно ничего особенного в этом не было:
– Что ж… Это была Мок Хэвон.
На мгновение все замерло, а потом словно по щелчку послышались взрывы смеха и аплодисментов. А Хэвон была сбита с толку. Что только что произошло? Она не верила своим ушам, а Чану с облегчением улыбнулся.
– А сейчас?
Ынсоп ответил:
– Да брось. Первая любовь – дело прошлое.
– Они очень давно не виделись. Должен был остыть.
Кто-то вздохнул, а кто-то вмешался:
– Тише. Давайте теперь послушаем человека, которому признались.
Все внимание сосредоточилось на ней. Как выйти из этой ситуации? Как реагировать – сделать вид, что ничего не слышала, потому что была пьяна, или вдруг нахмуриться… Наконец Хэвон ответила как бы в шутку:
– Десять лет прошло, раньше нужно было признаваться.
Был ли это приемлемый ответ? К счастью, тему разговора сменили. Она не знала, какое выражение лица было у Ынсопа, потому что не смотрела него, но Хэвон чувствовала себя сбитой с толку. Кажется, что после получения признания в любви собеседник сразу повернется. У него не будет времени ни на трепет, ни на понимание того, что произошло.
Когда в глазах Хэвон отразился упрек, Чану сложил руки вместе, словно требуя внимания, склонил голову и широко улыбнулся. Все никак не уймется. Покачав головой, она схватила стакан и залпом выпила его.
Той же ночью
На прикроватной тумбочке рядом с кроватью, где спала тетя, Хэвон поставила термос и чашку с кёльмёнджа-ча[15 - Чай из жареных семян сенны.]. Каштан, который дремал, лежа на животе, украдкой посмотрел на нее и почему-то пошел следом.
– Ты умеешь подниматься по лестнице? Я думала, ты живешь только внизу, ты же тяжелый.
Каштан проследовал в комнату Хэвон на втором этаже, обнюхал все закоулки и тихо сел у ножек стула.
На столе лежал рисунок, нанесенный акриловыми красками. Благодаря дорогому сорту бумаги работать кистью было одно удовольствие. На нем были изображены поля и яркая лунная ночь. Через раздвижную дверь черепичного дома с вывеской книжного магазина падал желтый свет. Снег устилал каждый сантиметр крыши, а ночной ветер колыхал тонкие листья ивы у входа. Скутер словно задремал, прислонившись к стене, а две сороки на крыше смотрели на луну.
На самом деле ивы у магазина не было, но Хэвон рисовала, немного фантазируя. Она хотела изобразить на новогодней открытке зиму и весну рядом, раскрасив снег на крыше в белый цвет, а листья ивы в голубой. Рисунок на ее запястье, который она нанесла днем, исчез, и теперь на нем были изображены два листа ивы. Ей нравилось ощущать связь с тем, что изображено на картине.
«Ва-ак».
Странный звук эхом разнесся по ночному небу. Хэвон остановила кисть. Каштан нервно поднял голову и навострил уши.
«Ва-ак».
Услышав это во второй раз, Каштан залаял и быстро сбежал вниз по лестнице.
– Спокойно! Иди сюда. Тебе нельзя выходить.
Хэвон поспешно последовала за ним, уняв пса, который стукнулся мордой о запертую входную дверь, и вышла наружу.
С огорода донесся какой-то шорох. Было непохоже, что это человек. Тихо встав в тень уличного фонаря, она стала наблюдать. Лось, выкапывавший несобранный замерзший урожай, поднял голову. Человек и зверь молча смотрели друг на друга. Время как будто остановилось…
Затаив дыхание, она смотрела, как лось снова опустил голову и начал находить и поедать замерзшие овощи. На тропе, ведущей к горе, послышался звук шагов. Хрустнула сухая ветка.
– Хэвон, что ты там делаешь?
Лось взревел, и она коротко вскрикнула от неожиданности. Животное в одно мгновение убежало в сторону горы, и от всего произошедшего осталось лишь мимолетное чувство.
Шаги принадлежали Ынсопу.
– Ой, как ты меня напугал, – она приложила руку к груди.
– Я сам испугался.
Ынсоп оглянулся на то место, где исчез дикий зверь. Тропа, конец которой терялся во тьме, была черной как смоль.
– Это лось.
– Лось?
– Да. Зимой в горах им нечего есть, поэтому они спускаются в деревню.
Он выключил фонарик, который держал в руках, и сунул его в карман куртки. Хэвон наконец глубоко вздохнула и расслабилась. Оказывается, большое животное, похожее на оленя, пришло сюда в поисках еды.
– И это он так ревел? Такой неприятный звук.
Ынсоп улыбнулся:
– «Ва-ак», такой?
– Да.
– Да, так ревет лось. И не подумаешь, правда?
Хэвон перестала улыбаться. От него исходила холодная и одинокая аура, словно он ходил в горы ночью.
– Что ты делал ночью в горах?
– Последний автобус уже ушел, пришлось прогуляться.
– Из центра города досюда?
– Всего час по горной дороге.
Для него это было обычным явлением. Гора позади была ему знакома, как второй дом, и по ночам, когда он не мог уснуть, он часто совершал долгую прогулку с фонариком. За время, что он шел, алкоголь, выпитый на встрече выпускников, выветрился. Немного помедлив, парень сказал:
– Надеюсь, ты не обиделась за то, что произошло на встрече.
Хэвон покачала головой:
– Нет, ни капельки.
– Пока шел, подумал, что можно было просто придумать имя.
Ночной ветер был холодным, и Хэвон запахнула кардиган. Взгляд Ынсопа остановился на ее запястье.
– Рисунок уже другой.
