скачать книгу бесплатно
2005 год
– Эй, щенок, вставай, – шлепал ладонью по лицу мальчика его отец. – Ты не охренел ли тут спать, когда я дома?
Мальчик привстал на кровати, на часах было два ночи. Над ним стоял пьяный отец и бил его ладонью по щекам.
– А ну встал и пошел мыть посуду. Я сказал: пошел! – отец отправил его на кухню, отвесив пинок под зад. – Ты думаешь, мамки твоей нет, я тебя жалеть буду? Мужиком надо быть, – шел тот, шатаясь, за сыном.
От него пахло спиртом и чем-то еще. Он закурил и сел за стол на кухне. Мальчик встал и начал мыть гору двухдневной посуды, стоя босиком.
– Вот как надо время проводить, говнюк, а не спать лежать. На том свете отоспимся, сынок. Я из тебя мужика-то сделаю! – путался в словах отец, уже наливая себе новую рюмку. Я в твои годы уже шить умел, все сам делал! А тебе одиннадцать лет и вон, как сопля тонкий. Я уже баб имел, а ты и куска дерьма не стоишь.
– Мне двенадцать! – сказал обиженно сын и сразу получил по лицу старой банкой из-под пива со стола.
– Я лучше знаю, понял меня? Спиногрыз! Я для тебя деньги зарабатываю, на этом чертовом заводе Кировском, вкалываю, чтобы ты пререкался тут стоял? Неблагодарный мешок с дерьмом.
Отец собрал мокроты и плюнул сыну на спину. У мальчика побежала слеза по щеке, но он не показывал этого. Его отец ненавидел, когда кто-то плакал. «Мужчина не может плакать», – говорил он.
– Ты мне лучше новенького чего-нибудь расскажи, щенок, как ты в школе там? Девка-то есть уже? – смотрел на него тот. Он же, не отвечая, домывал посуду и утирал слезы рукой.
– А, смотри-ка, у него уже и девка есть! Молчит – значит, любит, да, щеночек? – улыбался мужик большим неприятным ртом, почмокивая после ужина. Мальчик домыл посуду и направился в комнату. Отец успел схватить его сильно за руку и сказал: «Я тебя не отпускал никуда, щеночек, поговори с папкой-то». Подросток собрался с силами.
– Я! Не! Щенок! Я! Максим! – прокричал он и плюнул отцу в лицо.
– Ах ты свинья! – схватил его отец за шею. – Я же тебя тут и придушу, лягушонок, что ты мне сделаешь? А? Кишка-то тонка у тебя! Когда своих детей родишь и над ними сможешь издеваться, а теперь пойдем в комнату, я тебе игрушку одну покажу.
Тот потащил его в комнату.
На столе лежал кухонный нож, и Максим успел его прихватить, пока отец проходил в узкий коридор.
– Я тебя воспитал, щенок! Я тебе покажу, что надо делать, когда дети плохо себя ведут, – кричал тот и тащил в комнату сына.
Тогда для паренька его бабушка была единственной любимой родственницей. Она иногда заезжала и заботилась о нем, привозила гостинцы, от нее всегда пахло теплом и выпечкой. Макс ее сильно любил, но потом ей срочно нужно было поехать на операцию, откуда она уже не вернулась. Когда та в последний раз навещала их, то привезла новый связанный вручную коврик с красными узорами и положила его перед входной дверью. Этот коврик в силу новизны материала хорошо скользил по деревянному паркету в квартире и, когда отец уходил на смену и закрывал его дома, Макс любил на нем кататься по полу как на фанере по льду. В ту ночь отец решил проверить, закрыта ли входная дверь, и потащил упирающегося сына за собой. Дернув дверь с силой, он убедился, что та была хорошо заперта, и сказал: «Ну уж теперь ты никуда не денешься, щеночек». Отец тянул подростка за собой, а тот упирался в дверные проемы в квартире и всячески препятствовал тому, чтобы попасть в его комнату. Идя по коридору от входной двери в свою комнату, пьяный отец наступил на тот бабушкин коврик, а так как его сын дергал то вправо, то влево, он поскользнулся и со всего размаха упал виском о старый лакированный комод в коридоре. Мальчик отскочил от испуга. Он не знал, что делать.
Прошло некоторое время. Отец все лежал бездыханный в коридоре, а Максим все это время стоял над ним остолбенев. Он сильно испугался, а потом бросился бегать по пустой квартире. Он смеялся, пинал бездвижное тело отца, носился вокруг, кричал и хохотал, потом плюхнулся на кровать и стал рыдать. Он сам не понимал, чего боялся больше, что отец проснется и накажет его либо что он умер. Видимо, будучи еще слишком молодым, он и сам этого не понимал. Он был психически травмирован, но догадался позвонить в скорую. Когда машина прибыла, Максим рассказал все, как видел, опустив деталь, что его тащили за руку. Фельдшер прощупал пульс и констатировал смерть. На виске уже появлялась характерная гематома.
Через неделю Макса определили в детский дом там же в городе Кирове, где он рос со сверстниками, оказавшимися там по аналогичным причинам. В том учреждении находились разные дети от мала до велика. В их детдоме было и много ребят, кто был старше его на два-три года. Они постоянно задирали Максима и играли на его доверчивости, на том, что тот не понимал, когда им верить, а когда – нет. Бывали разные ситуации, когда они звали его куда-то, а потом выставляли виновным, хотя тот и понятия не имел, что ими было сделано. Надсмотрщица не любила его из-за какой-то личной неприязни, часто обращалась с ним неподобающим образом и наказывала. От всего этого стресса у подростка началась кожная болезнь, которая в дальнейшем так и не прошла.
В детском доме он пробыл около семи месяцев, после чего его нашли чудесные родители и решили усыновить. Они увезли его в столицу, дали ему дом, уют, заботу, но в своей небольшой московской квартире почему-то не прописывали. В нем оставалось все, что он пережил раньше. Все беды словно висели над его головой. В школе он вел себя в целом неплохо, но случались и разные случаи насилия с его стороны. Он любил оскорблять младших сверстников и иногда задирался, но родителей это почти не волновало. Отец в его новой семье говорил, что «для мальца это нормально», нужно уметь за себя постоять. А мама была занята своей работой и лишь поверхностно занималась Максимом. Иногда они выезжали на природу, отдыхали где-то вместе, но с каждым разом всем троим становилось понятно, разговоры не клеились: разговаривать им было не о чем.
Тогда, расспросив знакомых, отец нашел один лагерь, куда можно было отправлять ребенка на целых три недели. Это стоило не слишком больших денег, но и по отзывам место было неплохое. Посоветовавшись, приемные родители решили, что ребенка надо социализировать, правда, они не знали, что социализация Максима уже прошла, годами раньше, на младших детях. Два взрослых человека немного устали от вечной заботы об их сыне, который так холодно на все реагировал. Они были рады, что могут хоть как-то угодить сыну, осознав, что ему нравится в лагере. Его стали отправлять туда каждое лето и на несколько смен подряд, где он нашел себе компанию.
Понимая жизнь получше сверстников из-за всего, что он пережил, Дроган там был в роли закулисного лидера. Ему это очень нравилось. Своей хитростью, полученной за годы не самого хорошего опыта, он видел многое, что не видели вокруг другие дети. Компания собралась из таких же ребят, один из них был сыном наркомана, у другого отец сидел и так далее. Познакомившись, эта группа ребят ничем полезным не занималась. В основном они бегали курить и пытались привлечь внимание новеньких девчонок своим странным поведением, но спустя какое-то время уже старались заслужить себе авторитет на правах старших среди вожатых и остальных детей. Лагерь «Сверчок» был для Макса своего рода волшебной пилюлей, от которой он на время забывал все, что было до этого. Он и о возврате в Москву не думал. Лагерь играл важную роль в его жизни, как ни странно, социализация подростка так или иначе продолжалась. К моменту встречи с друзьями ему было уже шестнадцать лет. Шарлиеву с Джоном же было по четырнадцать. В их возрасте этот срок играет роль. Этим Максим и любил пользоваться. Он примерно знал желания его сверстников и играл на этом: он хотел видеть людей насквозь.
Глава II
Часть 1
Август 2009
После покраски забора ребята мирно спали в номере уже не первый час из-за сильного солнца, разморившего их. Вечер приближался. Дверь в номер неслышно открылась. Вошла Кристина и села на кровати у Джона, незаметно прокравшись. Она мирно листала какой-то свой журнал, достав его из рюкзака, надушившись сладкими цветочными духами, чтобы перебить запах сигарет. Ей определенно нравился Джон. Он был наивен, но обладал особенным обаянием. Девочка уже и не скрывала этого особо, лишь жаждала идеального момента, когда сможет это как-то красиво показать.
– Проспали ужин, как вы же так, мальчики? – эффектно разбудила обоих Кристина с ухмылкой на лице.
– Сколько это мы спали? – спросил Джон, свесившись с кровати и потянувшись, словно кот.
– Ну, вообще-то там все в поход вовсю собираются… А что у вас двоих зеленое на лице? – спросила девушка.
– Уф! Надо бежать, – вскочил Джон. – Я в душ!
– Дверь не закрывай, я приду умыться, чтобы времени не терять! – сказал тому в след Шарлиев, встал и начал спешно собирать рюкзак в поход.
– Ты чем-то расстроен? – спросила его Кристина.
– Нет, все нормально. – ответил он.
– Вася про тебя спрашивала, хотела поговорить о чем-то…
– Так что же она сама-то не пришла?! – повысил голос Шарлиев.
– Не… знаю… пожалуй… я не во время… я пойду. Буду ждать вас там, – сказала удивленно она, положила журнал в рюкзак и вышла из номера ребят.
Послышалось милое пение из душа.
– Ох, да он еще и в душе поет… с ума сойти, – проворчал себе под нос Шарлиев и кинул в рюкзак сушки Джона из холодильника, про которые тот уже забыл. Он ходил по комнате и взволнованно собирал что-то, что, на его взгляд, пригодится в походе.
– С легким паром, Джон. Быстро ты, даже «Титаник» не допел.
– Спасибо, – сказал тот, выйдя из душа. – Потом допою, нам надо поспешить, все уже перед корпусом.
Шарлиев спешно смыл краску с лица, и они впопыхах выбежали из номера, оглядев всех. Вожатые уже вывели и построили ребят перед корпусом, чтобы посчитать перед походом в лес. Присутствовавшие нарядились максимально по-походному: кепки, длинные штаны, толстовки и рюкзаки, из которых торчали различные средства от комаров и бутылки с водой. Ребята предвкушали небольшое приключение, что вырвет их из пресловутых стен старой базы отдыха.
Колонна была разбита по парам. Все начали движение: по группам проходили в калитку за одним из корпусов, направляясь в самую глубь леса. Идя по лесной тропе, можно было отследить ранние перемещения старших по кучкам бычков, разбросанных ими всюду. По дороге вожатые рассказывали какие-то смешные истории, подсвечивая дорогу фонариками, так как уже начинало постепенно темнеть. Все держались вместе. В конце по правилам шли две вожатые-замыкающие, чтобы никого не растерять в лесу, старшим ребятам тоже раздали несколько фонарей для надежности.
Спустя полчаса весь лагерь пришел на широкую поляну. Место было открытое и просторное, рядом протекала река, в заводи которой все купались, но то место было территориально повыше. Посередине виднелся след от костра. Птицы уже перестали петь, стрекотали только сверчки. Казалось, что у этих сверчков началась вечеринка, а люди им только мешали. Все начали устраиваться. Часть вожатых ставила палатки, а другая – пыталась разжечь костер. Как выяснялось, ставить палатку и разжигать костер никто особо не умел, и это получилось сделать лишь спустя некоторое время, но для детей это было не так уж и важно, ведь они играли, болтали друг с другом, бегали вокруг, старались в чем-то помочь старшим и вожатым.
В центре уже трещал костер, вокруг него, уютно усевшись на походные пенки, все и разместись. Картошка уже была завернута в фольгу, а кто-то из ребят достал привезенный родителями на днях зефир, который решили поджарить на палочках. Один из вожатых встал и набрал воздуха. Со временем все было обустроено.
– Ну что ж, – выдержал он театральную паузу, – вот мы и на месте, сидим, уютно устроившись на этих пенках. Я так скучал по всему этому. Дети, почаще приезжайте в наш лагерь. Ведь здесь атмосфера спокойствия, а не то что там в городе… – вожатого понесло в задушевные мысли о жизни, природе, детях и далее по списку, но вскоре кто-то из его коллег прервал эту речь.
– Чтобы поднять градус душевности, я принес гитару, – сказал кто-то с другого края круга и все радостно зашумели.
Присутствовавшие похлопали, гитары там и правда не хватало. Вскоре зазвучали всем известные песни, и народ начал подпевать, изредка перекусывая доставшейся картошкой.
Шарлиев с Василисой сидели вместе. Она старалась как-то поближе к нему подсесть. Сама того не осознавая, она была влюблена в этого сухопарого парня, но не могла никак в этом признаться, прежде всего самой себе. Она искала его каждый день, старалась незаметно посмотреть, чтобы тот не заметил. Это происходило с ней впервые, она толком не могла себе отдать отчет в том, что это та любовь, про которую она смотрела фильмы, про которую ей рассказывала ее мама и старшие девочки. Вася в тайне мечтала его поцеловать или чтобы он ее хоть обнял, но по правде говоря, он и сам не знал, как это нужно делать, и старался отсрочить момент, хотя она ему тоже нравилась.
Джон и Кристина сидели рядом и вовсю уже ворковали. Он понимал, что смена скоро закончится и надо брать быка за рога. Ему с ней нравилось проводить редкие моменты, подобные этому, в которые он лез ее целовать, что она, впрочем, любила, ничем не отличаясь от других девушек во всем мире. Это была буря чувств, так усилившаяся в последние дни. Джон почувствовал, как сильно он изменился за эти две с небольшим недели. Уверенность, пришедшая из-за выходок Шарлиева, сделала из него почти другого человека. Он перестал постоянно есть, стал заниматься спортом в пределах его возможностей и даже стал как-то по-другому разговаривать.
Обе их новые подруги были из более взрослых компаний, но Джону и Шарлиеву по возрасту были почти ровесницами. На одной из пауз между душевными песнями Дроган и старшие ребята подозвали Джона с Шарлиевым и предложили прогуляться. Шарлиев взял свой рюкзак, а Джон жадно укусил последний раз свою запеченную картошку и выбросил кожуру с фольгой в мусорный пакет, висящий на дереве.
– Слушай, Шарли, может, не пойдем туда? – спросил боязливо Джон. – Мне это как-то не нравится.
– Не бойся, не вижу в этом ничего такого, – ответил тот и проследовал за компанией.
Они прогулочным шагом отправились в лес. Было темно, но у старших имелась пара фонарей. Над головой висела полная луна, навивавшая разные странные мысли и страхи из разных фильмов, страшных историй и тому подобное. Но все же ночь была красива, тепла и дарила свои узоры из упавших деревьев, сквозь которые пробирались ребята.
– Но куда все-таки мы идем? – спросил Шарлиев.
– Да так, пройдемся, место вам одно покажем, – скрытно ответил Макс.
Джон смотрел на темные кроны деревьев, любовался ночным звездным небом, думал о далеких от реальности вещах. Он был буквально поглощен деревьями, запахами, сырым воздухом чащи и ночной магией, как он рисовал себе ее в голове, начитавшись разных книг про волшебные миры и чудесных фей леса. Шарлиев же настороженно следовал по пятам за старшими ребятами, буквально нога в ногу. Засмотревшись наверх, Джон не заметил небольшую возвышенность, которую обошли все ребята, идущие спереди, в том числе и Шарлиев. Все обернулись, услышав грохот и глухой крик. Джона больше не было видно сзади. Шарлиев побледнел и бросился искать яму, в которую угодил его друг. Нащупав рукой какую-то пустоту в земле, он посмотрел вниз в надежде найти провалившегося, но там было глубоко и и темно.
– Надо ему помочь! Вы куда?! – закричал Шарлиев.
– Я думал, вас придется бить, но, кажется, вам хватит и ночевки в лесу, козлы малолетние, – жестоко сказал один из старших со смехом, уже направившись обратно к месту походной остановки лагеря.
– Джон! Позовите на помощь, уроды! – прокричал Шарлиев и получил по лицу с кулака от одного из старших, идущего последним.
– Джон! Джонни! Ты жив?! – продолжал кричать в яму друг весь в слезах.
В ответ было молчание.
– Где вы были? – спросил вожатый ребят, только вышедших из леса. – Опять курили? Ну-ка дыхните! Только не мне, а… вон… Полине, – он указал на другую вожатую, которая показала ему после этой фразы скрытый фак.
Ребята уселись к костру и стали мирно проводить время, как раз попав на свежую порцию поджаренной картошки. Песни звучали и веселые, и грустные, всем нравилось такое препровождение времени в лагере за пределами территории старого пансионата.
– Слушай, Вась, – обратилась к подруге Кристина. – Как у тебя дела с Шарлиевым-то?
– У нас ничего нет. Мы просто болтаем иногда и все. Он рассказывает мне какие-то свои заумные штуки, не то что твой Джон…
– А ты любишь его?
– Нет. Точно нет, – испуганно ответила Вася.
– Да?… ну ладно. Ничего, – найдешь кого-нибудь еще, хотя уже скоро конец смены. Подумай, – подмигнула подруга.
– Отстань, что ты докопалась ко мне?
– Да я просто спросила! Не хочешь, не делай ничего.
Кристина обиделась и отсела правее от подруги.
Вася вышла из круга, в котором сидели ребята и вожатые, распевая песни. Она пошла к палаткам и там залилась слезами. «Почему у меня постоянно все не как у людей, разве я заслужила такое…?!» – шептала она, спрашивая себя, в слезах. Ей было тяжело сдержать себя: с каждым днем она все сильнее влюблялась в своего первого мальчика, с которым встречалась, как ей тогда казалось, в груди все сжималось. Слезы лились градом. Все вокруг были как будто чужими: ничего не понимали. Так Василиса интуитивно нащупывала свой путь к двери с надписью «Первая любовь». Что еще никогда никого не приводило к успеху. У нее не было почти никакого опыта в сердечных делах, поэтому так больно: что-то в первый раз ее как будто резало изнутри. Она рыдала. Так сильно в первый раз. Из-за какого-то мальчишки.
– Что это с ней? – спросил кто-то Кристину, указав на Васю, стоящую в стороне спиной ко всем.
– Какая мне разница. Она разговаривает как бешеная, – фыркнула та и продолжила петь песню.
– Ну ладно, – подмяв губами, ответил парень и тоже присоединился к всеобщему веселью.
Было темно, фонарей никто, конечно, не оставил. Шарлиев сидел над ямой и думал, что делать. Хорошенько оценив ситуацию, он решил спуститься вниз. «Он может быть изувечен и истечь кровью, пока я пойду искать помощь» – эта мысль вертелась в его голове. Он собрался с силами и начал спускаться прямо в темную яму, упираясь ногами в стены колодца. Сначала у него получалось, но потом его ноги соскользнули, и, закричав одно характерное для русского человека в такой ситуации слово, он просто рухнул вниз. Очнувшись через некоторое время, Тимур огляделся. Глаза уже приспособились ко тьме, и можно было различить гору старых листьев, веток и чью-то вонючую тушу, на которую он приземлился. «Ох… Так, судя по запаху, это не Джон. Он не мог так быстро здесь сгнить», – подумал Шарлиев и случайно усмехнулся. Он встал и увидел Джона, который, видимо, упал, затем прополз куда-то в сторону и от страха вновь отключился.
– Джон! Сука! Ты меня так напугал! Ты жив? – прокричал Шарлиев, подбежав к другу. Он сел на корточки над ним.
– Дружище, где мы? – спросил тот кряхтя. Он потер лоб рукой.
– Не знаю пока, надо осмотреться.
Шарлиев посмотрел наверх, где виднелось темно-синее звездное небо и сосны. Оттуда они и приземлились. Это был старый водосточный тоннель, забытый еще со времен СССР. Его с тех времен не чистили, и он зарос мхом и перегноем от листьев и животных, попавших туда за несколько десятков лет.
– Шарли, что у тебя в рюкзаке? – спросил Джон, медленно пытаясь подняться.
– Точно! Рюкзак! – воскликнул тот и моментально открыл его. Там был фонарь, сушки и еще какие-то вещи.
– Ай! – закричал Джон. – У меня нога ранена? Я что, умираю? Скажи мне, что я не умру в этом грязном месте! Я не хочу здесь умирать! – запаниковал он.
– Джон, Джон, закрой рот, дай мне посмотреть, – сказал Шарлиев и посветил на ногу Джону. В ноге торчал железный прут. – О черт!
– Что там? Что ты там увидел?!
– Не смотри, не смотри сюда. Сейчас все будет, – сказал тот и принялся искать что-то в рюкзаке.
– Что ты ищешь? У меня что-то в ноге? О черт! Я тут сгнию! Как та туша какой-то твари, попавшей сюда! – вопил Джон;
– Да заткнись ты, – сказал Шарлиев и, разодрав футболку из рюкзака, стал промывать рану. – Сейчас пощиплет немного.
Джон завопил.
– Откуда у тебя это с собой? – спросил Джон вытирая слезы.
– Это мой папа меня научил. Всегда брать перекись водорода в рюкзак.
Шарлиев вытащил прут, благо, тот вошел не глубоко. Промыл рану и, словно прирожденный фельдшер, перевязал ногу другу.
– Идти можешь? – спросил он его.
– Да, черт, но болит адски, – ответил Джон.
– Как ты это все…?
– Я могу все, – рассмеялся Шарлиев и обнял друга за плечо.
Шарлиев с Джоном на плече поковыляли искать выход. Под ногами журчала вода. Ребята придумали пустить кораблик и проследовать за ним по течению. Этот фокус и привел их в конце концов к выходу из старого скользкого тоннеля. Джон периодически начинал паниковать и кричать, но Шарлиев его приободрял и даже в один из разов шлепнул его по лицу ладошкой, чтобы прекратить его истерику. Выход оказался ниже по уровню, чем обратный путь, поэтому друзьям пришлось забраться в гору, что тоже стоило им многих усилий.
Тем временем лагерь начал не спеша собираться обратно на территорию базы. Постепенно удобно обустроенное место для отдыха превратилось в обычную лесную поляну с кучей набитых походных мешков. Вася по-прежнему стояла одна лицом в лес и не могла остановиться рыдать. Вдруг она моментально замолчала, увидав, как Шарлиев весь в грязи и вонючей тине тащит хромающего Джона в таком же виде на плече. Она закричала, чтобы присутствовавшие обратили на них внимание. Все столпились посмотреть на происходящее.
– Где же ты так, Джон? – спросили его ошеломленные вожатые, подбегая и перехватывая его с плеч Шарлиева.
– Гулял в лесу, – ответил Джон, смотря в упор на компанию старших ребят, стоявших рядом в недоумении и даже некотором испуге.
