скачать книгу бесплатно
– Не смеши меня! Мы с тобой совершенно разные! Нет у нас общих знакомых, интересов или мест нахождения, как ты выразилась! У нас совершенно разная внешность, мы с тобой как инь и янь, мы как черное и белое, как кока-кола и пепси, как блондинки и брюнетки.
Арина вскинула вверх копну светлых волос и отвернулась. Я же закатила глаза. Она понимала меня слишком буквально. Я уже было открыла рот чтобы сообщить ей об этом, но вдруг неожиданно свет в комнате стал тускнеть. Яркий белый прожектор превратился в небольшое желтое солнышко. Сейчас его свет озарял комнату, но не слепил глаза. В этот момент девушка, не обращая на меня внимание подошла к темной металлической двери. Я решила что она как и я начнет хаотично стучать в дверь, но девушка только прислонила ладонь к темной металлической поверхности.
Она простояла так достаточно долго для того, чтобы я начала волноваться, но недостаточно для того, чтобы я вмешалась. Неожиданно среди монотонного жужжания я различила несколько глухих ударов с разными паузами между ними. Но ничего не произошло.
Мне был непонятен смысл данного действия, и я решила подождать. Арина же стояла, не шелохнувшись и смотрела на дверь не моргая. Прошла минута, за ней еще одна и еще, но девушка продолжала пристально следить за дверью.
– Давай же, открывай! – крикнула она, но ничего не произошло.
– Что ты делаешь? – прошептала я, удивленная ее странным поведением, но девушка проигнорировала мое обращение.
– Открывай, я не могу больше находиться рядом с этой убогой! Хватит с меня! Я сделала все что нужно.
Я ждала затаив дыхание, неприятное, гадкое чувство разочарования ползло внутри меня. Словно осознание, яркий просвет среди пустоты. Неужели она заодно с ними, с похитителями? Или же она решила просто позлить меня таким образом – пока дверь оставалась закрытой все было непонятно.
Арина тоже ждала, и я подозревала что для нее время тянулось куда медленнее чем для меня. Спустя пару минут, а может и пару часов, раздался гулкий металлический лязг, сотрясший комнату.
Мое сердце забилось в бешенном темпе. Я вскочила на ноги, сжав кулаки и собираясь напасть любого, кто войдет в эту дверь. Но тут Арина просто вздохнула, открыла двери и вышла из комнаты. Как будто делала это постоянно. Каждый день. Это случилось так быстро и так неожиданно что я так и осталась стоять посреди комнаты в боевой стойке. Однако дверь не закрылась полностью – мешала цепь. Яркий луч света, исходящий из зияющей расщелины, слепил мне глаза. Поставив ладонь руки словно козырек кепки, я подползла ближе, силясь разглядеть в ярком свете что же находится там, за пределом черной коробки. Глаза слезились, мешая моему обзору и я смахнула непрошенную влагу резким взмахом. Постукивая стальными звеньями, серая цепь, только что привязанная к ноге Арины, натужно брякнув вытянулась как струна в одну линию. Я испуганно отпрянула в сторону и как раз вовремя так как спустя мгновение с оглушительным скрипом цепь вырвала самое мощное звено, притянутое к стене и разметая куски штукатурки умчалась прочь в яркую белую полоску света. С оглушительным ударом дверь закрылась. Я осталась одна.
Тихое жужжание прожектора вторглось в мои мысли заставляя меня обратиться к пространству комнаты. Казалось, с уходом Арины все изменилось – стало больше места, звенья моей цепи одиноко позвякивали при редком движении, но в тоже время я осознавала, что все осталось прежним, а может быть даже стало чуть хуже. Серые ободранные стены сдвигались все уже и уже. Они давили на меня. Они насмехались надо мной. Как глупо было довериться этой наглой девчонке.
Мой мозг начал лихорадочно прокручивать то, что я успела рассказать ей. “Не так уж и много” – успокоила себя я. А ведь если бы она не была такой нервной, то могла бы выведать все что угодно. Противный голосок внутри меня пропищал: “Возможно она уже выведала все что было нужно”. Но я отмахнулась от него. Ведь, если Арина получила нужную информацию, то скорее всего мой похититель убьет меня, ведь я более не нужна.
Мне стало нечем дышать. К горлу подкатил тошнотворный, металлический вкус крови от прокушенной губы, но боли не почувствовала. Голова закружилась, и я медленно, перебирая руками грязные серые стены, осела на пол. Она была одной из них. Она была заодно с моими похитителями, а я как дурочка, выложила ей все о себе.
Горький привкус желчи раздражал мне горло. Резко вдохнув, я постаралась отвлечься, но это было сложно сделать. В столь маленькой комнатке я была безоружна от надвигающихся мыслей. В моей жизни так мало было мгновений, когда я оставалась наедине со своими переживаниями, поэтому прикрыв глаза я позволила надвигающейся волне переживаний захлестнуть меня с головой. Обычно рядом была Илона, ее неувядающий оптимизм предавал моей жизни определенный шарм. Она заряжала меня, поддерживала, в отличие от мамы, которая большую часть времени была занята своей жизнью. Илона была моим солнышком – ее присутствие в моей жизни было безоговорочным, естественным. А сейчас, когда она была мне так нужна, когда боль и безнадежность переполняли меня изнутри, вырываясь наружу в виде двух светлых полосок слез, ее не было рядом. И в этом тоже была виновата я.
Обхватив руками горло, интуитивно пыталась сделать хоть один вздох, но у меня не получилось. Внутри застрял огромный комок, мешающий мне дышать, думать, существовать. Паника сдавливала грудь, заставляя сердце стучать быстрее. Я стучала руками по полу, выгибалась струной – но ничего не происходило. Открыв рот, пыталась захватить больше воздуха, но его почти не осталось. Я издала судорожный хрип и закрыла глаза, снова погружаясь в вязкий темный омут.
Глава 2.
Открыв глаза, я не сразу поняла, где нахожусь. Потом осознание всех моих бед навалилось на меня тяжелым грузом. Аккуратно сев на пол, прижалась спиной к холодной стене. Дыхание восстановилось, и хоть воздух обжигал легкие, я продолжала дышать. Жива – это уже неплохо. Мое тело тоже было в порядке, хоть и покрыто ледяными мурашками (парадоксально!), а на лбу проступил пот. Напротив меня все так же ярко полыхал прожектор. В свете его лампы были отчетливо видны сгустки пыли, перемещающиеся по клетке словно светящиеся мухи. Казалось, воздух вокруг стал чуть холоднее, чем был ранее. Отсюда я сделала вывод о том, что прожектор все-таки был выключен. Длинная шершавая цепь покоилась на моей ноге, обвивая ее словно удав. Наверное, обмоталась, пока я была без сознания.
“Или же это был обычный сон?” – тихо прошептала я, но мне никто не ответил. Сейчас, придя полностью в сознание мне тяжело было осознать, что же конкретно произошло. Стало ли мне плохо от приступа паники, и я потеряла создание или это был какой-то специальный невидимый газ, заставивший меня отключиться. От этой мысли стало еще паршивее, хотя и так было хуже некуда.
Я закрыла глаза и попробовала вдохнуть полной грудью, как нас учили в школе, но это простое упражнение было довольно сложно сейчас повторить. Мои легкие словно сжимал невидимый кулак. Я приоткрыла рот в отчаянной попытке вдохнуть хоть грамм кислорода, но ничего не получалось. Обхватив руками горло, я запрокинула голову и снова попыталась сделать вдох. Спазм, пронзивший мое тело, начал отпускать и я почувствовала, как каждая клеточка насыщается кислородом.
Кажется, я превращаюсь в параноика. Хотя, разве это удивительно, в текущих обстоятельствах? – снова подумала я, прикрыв глаза. Хотелось вычеркнуть из памяти грязные серые стены и пыльный горячий прожектор, но даже с закрытыми глазами это было довольно сложно сделать. Монотонный гул и легкий ветерок не давали полностью забыться в омуте памяти то и дело отвлекая. Мое сознание, словно оторванное от тела, кружило, уплывая в тягучую дрему, обволакивающую кутающую в теплый саван небытия.
Казалось, время застыло. Абсолютно без движения. Ничего не менялось: все так же светил прожектор, слегка обдуваемый своим же пропеллером, прикрепленным к нему, все так же возвышались унылые однообразные стены комнаты, все так же на ледяном полу лежала моя бледная фигурка.
Пока мы переговаривались с предательницей, мне казалось, что время течет быстро, но сейчас я уже не была так уверена. Мне не хватало звуков, пения птиц, шелеста травы, криков детей. Я бы сейчас все отдала за большой стакан колы, приправленный мятным листочком. Мне почудилось, что я слышу ее шипение, ощущаю на губах сладкие вызывающиеся пузырьки, чувствую на языке сладкую воду, медленно скользящую мне в горло. От этой фантазии рот наполнился слюной, а желудок издал протяжный вой.
Я плотнее обхватила себя руками, хотя в комнате было и так жарко. В какой-то момент я поняла, что тут сойду с ума. Сразу же пришли на ум множество фильмов, где маньяк-садист похищает девушку, а затем пытает ее ужасными невообразимыми пытками. Все фильмы подобного жанра заканчивались убийством маньяка и освобождение жертвы, однако ей приходилось что-либо себе отрезать или лишиться самого дорогого что было у бедняжки. Нет, мне это определенно не подходит. Ничего от себя отрезать я просто не смогу, да и для драки я слишком неподготовлена.
Я оглядела свой наряд. Яркое короткое платье с пайетками в этот момент показалось мне крайне неподходящим, неудобным для предстоящей борьбы. Но кто ж мог знать, что обычный вечер в клубе может закончиться подобным образом. О таком не пишут в вечерних новостях и не издают газеты. Хотя мне сейчас бы помогла статья, в духе: “Что делать, если ты встретил маньяка” или “Меня похитили: выбираем одежду для предстоящего уикенда в клетке похитителя”. Это было бы забавно, и я бы посмеялась над этой мыслью, но сейчас было не до смеха. Поцарапанные руки и грязные пыльные ноги вызывали только желание отмыть их, содрать вместе с кожей налипший ужас, безнадежность, поселившуюся на моем теле. Да еще и цепь на левой ноге, которая как бы говорила всем своим видом о том, что я тут надолго.
Я попыталась разорвать цепь руками. Ее концы так плотно прилегали друг к другу, что, казалось, были сплавлены на моей ноге. Несколько раз прокрутив звенья, я не нашла стыковочного кольца и со злостью бросила цепь назад. Обхватив руками ногу, снова попыталась стянуть цепь, не расцепляя ее. Конечно же ничего не получилось. Попыталась еще раз и еще, до тех пор, пока кожа на ноге не покраснела. В этот момент меня осенила догадка – я, как бывалый ковбой, шумно вобрала в себя воздух, накапливая слюну, затем смачно выплюнула ее в ладонь. Слюны оказалось не так много, как мне показалось вначале. Но я все равно гордилась собой за сообразительность. Осторожно, стараясь не потерять ни капли, я обмазала слюной ногу в том месте, где она соприкасалась с цепью. Снова попробовала стянуть. На этот раз цепь прошла чуть дальше. Я так обрадовалась, что потянула цепь еще сильнее, зацепив при этом часть кожи. Вскрикнув от боли, я одернула руки. Цепь вернулась на своем место. Все было напрасно.
Мне стало так обидно, что я отбросила от себя цепь, слово она была виновата в моей неудаче, и начала бегать по комнате крича, и стуча кулаками по стенам. Я даже со злостью пнула прожектор и тот жалобно хрюкнув поморгал, но продолжил светить дальше. Моя дерзкая выходка не осталась без внимания. В тот момент, когда моя истерика достигла пика, я получила удар тока. Ошейник странно зажужжал, завибрировал и на какое-то мгновение меня пронзил резкий удар тока. Он был совсем маленький, но я все равно остановилась и замерла. Пыл угас, а сердце перестало стучаться в бешенном ритме. Я так и осталась стоять в самом центре комнаты с размазанными от истерики глазами и растрепанными волосами, словно пес, не понимающий за что его наказали.
Справа внизу раздался какой-то скрежет. Я сделала пару шагов назад и еще пару, пока не оказалась в противоположном углу комнаты. Я боялась, что дверь откроется, в комнату войдет мужчина в кровавой маске с мачете в руках и убьет меня самым кровожадным образом.
Но дверь не открылась. Зато внизу приоткрылась горизонтальная задвижка, впуская яркий белый свет. В проеме показался поднос с двумя чашками, затем задвижка снова закрылась, оставляя нас с ним один на один. Я смотрела на поднос, а он безмолвно взирал на меня глазами-чашками. Я молчала, не зная, что же предпринять. Есть их еду мне совсем не хотелось. Она могла быть отравлена или же в ней могли быть иголки или еще какая-то гадость. Опять же, если я начну есть еду это будет еще и поражением. Как будто я смирилась с ситуацией и приняла ее, подчинилась. Словно я проиграла. Но это было не так. Кто бы сейчас не вошел в комнату, я готова была выцарапать ему глаза. С особой радостью я вцепилась бы в волосы Арине.
– Маленькая лгунья, – прошипела я. – Сами ешьте свою еду! Мне ничего от вас не нужно!
Одернув подол платья пониже, стараясь прикрыть тело, я села в угол комнаты и вытянула ноги. Откинув голову назад закрыла глаза, стараясь не смотреть на поднос. Тот, как на зло, был оранжевого цвета. Он насмехался надо мной, заставляя думать только о нем. Контраст яркого подноса и серых, тусклых стен было сложно игнорировать даже закрытыми глазами. Еда на подносе выглядела странно, однако ее запах не давал мне думать ни о чем другом, заставляя то и дело, открывать глаза и смотреть на злосчастный поднос. Устав мучаться в немой борьбе, я отвернулась к стене и положила голову на согнутые колени.
Комната окончательно наполнилась запахом каши. По крайней мере, лежа спиной к тарелкам и ощущая только распространившийся запах еды, мне на ум приходила только каша. Да и внешность, насколько я успела заметить была кашная. Казалось, не осталось ни одного атома воздуха, не наполненного едой. Я ощущала ее сквозь сложенные руки, она проходила через меня, заставляя все мысли двигаться в одном направлении – еда, еда, еда. Ничего более не имело смысла. Но я держалась. Даже в знаменитой “Ешь, молись, люби” – еда была в начале предложения, на первом месте. Еда и только еда. Голодному человеку не нужна любовь, голодный человек не пойдет выбирать пиджак или делать прическу. Даже голосовать не пойдет.
Не знаю, сколько прошло времени, но когда я отделилась от рук, прилипших к моему лбу, подноса в комнате не оказалось. Я подумала, что прошла испытание и с гордостью встала на ноги сложив руки за спиной. Это придало мне уверенности, и хоть живот начал болеть из-за полного опустошения, я все равно чувствовала себя победителем.
Моя ночь наступила так же странно, как и все остальное в этом месте. В один момент выключился прожектор. Просто погас, оставив меня в кромешной темноте. И тишине. Это очень сильно испугало меня. Глаза широко открылись, зрачки расширились как у ночного хищника, но я все равно ничего не видела. В какой-то момент не смогла понять – открыты мои глаза, или же они закрыты. Моргаю ли я, а может я не моргаю и мои глаза сейчас высохнут из-за отсутствия влаги? Мысли были странными, путанными, заставляющими меня размышлять о том, что до этого момента мне казалось совершенно естественным.
А еще меня пугало отсутствие звуков. Я старалась передвигаться по комнате шаркая ногами или изредка звенеть цепью. В такие моменты я осознавала что жива, что отсутствие звуков – это временное явление. Но все равно было странно и неестественно находится в тишине. Только гул громко бьющегося испуганного сердечка, возвращая меня в свое тело, намекал, что еще не все потеряно и мы еще поборемся.
Я пыталась поспать. С включенным прожектором оказалось это сделать было проще. В тьме сон и явь смешались воедино. До того, как прожектор погас, я ждала наступление темноты как возможность. У меня был план: что-то открутить от светила, снова обшарить стены и дверь, прощупать каждый уголок открывающегося проема, ну и хорошо поспать чтобы скопить силы на борьбу с похитителями.
Но сейчас, оказавшись во тьме, без звуков и тепла, на грани сна и реальности, я не могла собрать себя в кучу. То и дело пыталась заснуть. Мне снились сны о том, что я в клетке. Просыпаясь в кромешной темноте, снова не могла понять сон это или реальность. И так несколько раз за ночь. Если, конечно, это вообще было ночью. Возможно, они просто выключили свет. Навсегда. Тогда я просто сойду тут с ума, не зная ни даты, ни времени. Без возможности отмерять секунды, часы и минуты.
Обессиленная, сумасшедшая, с вырванными волосами и разодранными в кровь пальцами – такой я казалась себе сейчас. Мои глаза распахнуты, зрачки расширены в попытках разглядеть хоть что-то. Возможно, в этот момент невидимая мной рука в кромешной темноте пытается дотронуться, дотянуться длинными тонкими пальцами до моего худого плеча. Проникая все глубже в дверную прорезь. Всем своим телом я ощущала тяжесть спертого воздуха, его тонкие колебания, словно нечто неизвестное стремилось к моему беззащитному телу, заставляя метаться в осознании собственной безоружности. Сантиметр за сантиметром все глубже проникая в тьму клетки, окружая меня со всех сторон, овладевая пространством. Застыв на бетонном полу в позе эмбриона, я почти чувствовала тяжесть руки, чье-то зловонное дыхание совсем рядом. Вот-вот оно коснется меня… оно уже тут, близко!
Я перестала дышать. Шли секунды, но ничего так и не произошло…
Наверное, я все же задремала, потому что, очнувшись в следующий раз обнаружила прожектор включенным, а на полу одинокую чашку с кашей. Она была немного заветренной, и я поняла, что это скорее всего моя вчерашняя еда. Точнее, ее часть.
Я усмехнулась. вспомнив слова Арины про кашу, возможно, это станет и моим способом определения время – каша? Можно ли понять по густой эссенции, насколько стар тот или иной продукт? И если я подожду достаточно долго, то можно ли будет моей кашей разбивать камни и гнуть железо? Эта мысль показалась мне забавной, и я рассмеялась вслух, не сдерживаясь. Сумасбродный смех эхом пронесся по комнате, утонув под створами потолка. Я замерла, прислушиваясь к его звучанию, затем крикнула “аааа” и тут же получила удар током.
Это снова было так неожиданно, что я подпрыгнула на месте. Осторожно встав, я повернулась в сторону двери.
– За что? – спросила я вслух. – Мне нельзя разговаривать?
Но ответом мне была тишина.
– Эй! – снова крикнула я. – Должны же быть правила? Что вы от меня хотите?
Снова тишина. Ошейник на шее тоже “молчал”. В воздухе витала пыль от моей одежды и легкий запах каши.
– Я бы не отказалась от похода в уборную! – крикнула я и свела ноги демонстративным крестиком для большей убедительности.
Снова никакого эффекта.
– Надеюсь вы там сдохли! – Пробурчала я и села в угол комнаты.
Если учесть тот факт, что с другой стороны сидит Арина и тот, кто открыл ей дверь – ее сообщник, то я вполне определенно могла обращаться на “вы” к моим похитителям.
В этот момент наше судно сделало весьма ощутимый крен и чашка с кашей покатилась в левую сторону от двери. Она с грохотом врезалась в прожектор и перевернулась. Из нее вывалился подсушенный кусок каши и размазанный чашкой потек в правую сторону, куда во второй раз покосился корабль.
Обескуражено, не отрываясь смотрела как моя единственная еда превращается в бесформенное пятно на полу, и пыталась собраться с мыслями.
Я не была умной, доброй или веселой. Меня нельзя было назвать самой гениальной, или девушкой с характером, как например, мою подругу Илону, но и тряпкой я не была. Не привыкла сдаваться. Глядя на смазанный кусок каши, напоминающий кричащее человеческое лицо, я вспомнила одного человека. Человека, перевернувшего всю мою жизнь.
Глава 3.
В этот день ярко светило солнце. Небольшой южный ветерок трепал зеленые кроны деревьев. Стояла середина июня две тысячи третьего года и на деревьях уже начали набухать первые соцветия. Я любила это время года. Вокруг дома бабушки серые голые кусты сирени, казавшиеся мертвыми и жухлыми с приходом тепла, превращались в зеленые облака, а трава устилала двор ровным мягким ковром. Я любила наши белые березки, склонившие тяжелые массивные ветви на крышу сарая и красные потертые кирпичики, которыми были вымощены дорожки во дворе.
С июнем месяцем наш район расцветал. По улице то и дело бегала детвора, а на скамейке в парках и скверах сидели довольные мамы с маленькими толстыми карапузами. Я любила июнь за длинные летние каникулы, за возможность просыпаться попозже и не быть наказанной. Можно было следить за пчелами, пасти бабушкиных гусят и путаться в зарослях малины, ища среди цветочков первые зеленые ягодки. Конечно, после них болел живот, но какая разница – это ведь все равно классно!
А еще я любила первый летний месяц за то, что мы снова начинали часами проводить время вместе с Илоной. Совсем скоро наши с ней летние каникулы перерастут в настоящую маленькую жизнь, о который мы будем с упоением вспоминать в школьные месяцы. Мы проведем еще одно незабываемое лето вместе, без взрослых, без школы и указаний! Только мы с Илоной! Будем вместе пасти гусей, пропалывать морковь и собирать на картошке колорадских жуков. А потом, после тяжелого, но весьма веселого трудового дня, пойдем в местный магазин и купим пакетик сока yupi и сделаем из него не одну, а целых три бутылки лимонада.
Это лето должно было стать одним из таких лет, но все пошло наперекосяк.
В один из весьма обыкновенных, ничем не отличающихся ярких летних июньских дней бабушка навязала мне голубые бантики на косички. Она часто плела мне банты, причитая о том, что мои длинные черные волосы совсем отбились от рук и если я не буду плести косы, то буду ходить как лохудра.
Тем утром, с затянутой косами головой, в белоснежном сарафане и черных сандалиях, я стояла посреди двора, вместе с бабушкой и братом, выстроившись в шеренгу. Первой возвышалась бабушка. На ней был ее любимый длинный халат с большими подсолнухами. Она часто говорила, что он делает ее настроение лучше, чем она могла бы мечтать. За ней стоял Давид, мой старший брат. Этим летом он переходил в десятый класс чем очень гордился. Первый летний месяц только начался, но Давид уже вытянулся на десять сантиметров, не меньше, и сейчас вся одежда была ему мала, даже та, которую бабушка купила ему на вырост. Последней стояла я. Моя голова беспокойно крутилась, я то и дело приподнималась на цыпочки, заглядывая за брата, что же происходит там, за оградой.
А дело было в том, что сегодня возвращалась мама. Ее последняя экспедиция продолжалась целых шесть месяцев, и мы ужасно по ней соскучились. Пару недель назад она прислала бабушке письмо, что едет домой. Мама всегда так делала – писала письмо и садилась на поезд.
Поездка занимала много времени. Мама собирала вещи на метеорологической станции, писала письмо и отправляла его с доставкой грузов, затем добиралась до пересадочного пункта, а уже оттуда до ближайшей деревни. После, выезжала из деревни до крупного города автобусом или с местными жителями и потом уже поездом до ближайшего к нам города. Дело в том, что мы тоже жили в небольшом районном центре, куда не ходили поезда и не заглядывало такси. Поэтому мамина дорога занимала продолжительное время. Зато ее приезды домой были долгими. Обычно она оставалась на два или три месяца.
Вот и сейчас, бабушка получила письмо о мамином прибытии. Но кое-что изменилось. Я это чувствовала и даже спросила об этом бабушку, но она отмахнулась, ничего не объясняя. Дело в том, что мы никогда так не наряжались для встречи с мамой. Да, мы готовили вкусный торт, убирали двор и красили забор, но никогда не устраивали торжественные парады.
Почти повиснув на плече Давида, я задрала голову чтобы разглядеть то, что происходит за оградой. В этот момент блеснуло солнце и возле дома остановилась белоснежная машина. В нашем районном центре было мало автомобилей, поэтому я уставилась на нее как на диковинку, не отрывая глаз. В ярком июньском солнце она выглядела как карета золушки. И я уже вообразила, что из нее появится мама, откроется дверца и она, придерживая длинные волшебные переливающиеся в свете солнца юбки, подобно золушке выйдет на мягкую траву и будет всех нас обнимать. И возможно даже попросит кучера прокатить нас на красивой белоснежной машине.
Но когда открылась дверь, из автомобиля вышел высокий темноволосый мужчина. Он был худой и высокий, и немного ссутулился под тяжестью наплечной сумки. Затем показалась мама. Мое сердце радостно забилось, не обращая внимания на небольшую заминку. Мужчина что-то сказал маме и она, откинув рукой золотистые волосы, звонко рассмеялась. Я тоже улыбнулась и посмотрела на брата в немом одобрении, но увидев, как Давид хмурится, перестала улыбаться.
После того как все вещи из машины были извлечены, она блеснула белым боком и тихо шурша шинами покатилась вперед, оставляя маму и мужчину с нами наедине. Тихо пробурчав «Божечки!», бабушка, которая до этого тоже впала в ступор, заспешила к маме, подняв руки и слишком громко и радостно приветствуя гостей. Мама позвала к себе Давида и слегка потрепав его по голове, перевесила на него две сумки. Она даже протянула одну из сумок бабушке, но та сделала вид что ничего не видит. В итоге и эту сумку взял Давид. Мужчина, стоявший позади мамы, протянул ей последнюю сумку, и она взяла ее без раздумий. Он оставил себе небольшой пакет и корзину с яблоками. Они двинулись медленной процессией в сторону дома, где на красной кирпичной дорожке так и стояла я. Давид что-то уронил, и мама с бабушкой задержались чтобы ему помочь. Я же сделала шаг вперед, но остановилась в нерешительности. Мужчина, который шел позади мамы, сейчас вышел вперед и остановился, не доходя до меня буквально пару шагов. Он стоял, возвышаясь надо мной, заслоняя солнечный свет. Его черные глаза изучали меня, я буквально чувствовала, как он разглядывает мои бантики, сарафан и даже сандалики не остались без внимания. Заметив мой взгляд, он ухмыльнулся и протянув руку потрепал меня по голове, отчего я хмуро шагнула назад.
– Как зовут столь прелестное создание? – его голос был низким, грубым. Мне он сразу же показался неприятным, как будто принадлежал злодею из мультфильма.
– Я не создие! – тихо промямлила я.
– Что?
– Я не создие! – снова повторила я чуть громче. Мне не был понятен смысл этого слова, но оно мне не нравилось. Он мне не нравился.
– Создие? Вы слышали? – рассмеялся мужчина, обращаясь к маме и бабушке, но те были заняты сумками, – что такое, ты не знаешь слово “создание”? Это такой милейший организм, маленький по размерам, но очень великий по важности. Так стало понятнее, моя маленькая принцесса?
Но я промолчала в ответ и не переставая хмуриться отвернулась от незваного гостя.
Ну так что же, маленькая принцесса, скажешь мне свое имя?
Нет, – мой тихий, но твердый ответ снова рассмешил мужчину, и он поднял руку чтобы опять прикоснуться ко мне, но я одним ловким ударом отбила ее в сторону.
Мы так часто делали с Давидом, когда дурачились. На самом деле я не хотела обижать незнакомца, но он уже второй раз вторгался в мое личное пространство. Бабушка всегда учила держаться подальше от людей, которые мне не нравятся, а этот человек определенно был мне неприятен.
Однако, мужчина явно не понял намека и снова протянув руку начал мять голубой бант на моей голове. От такой наглости я сначала опешила, а потом собрав в кулак всю свою храбрость, я чуть подалась вперед и со всей силы вцепилась ногтями в руку незнакомца, отчего тот громко закричал. Мама с бабушкой бросив сумки начали размахивать руками и что-то кричать, но мне уже было все равно. Давид же наоборот, закатывался от смеха.
Резко дернув руку, незнакомец вырвал ее из моих цепких лап и резко толкнул меня в сторону. Удар был несильным, но очень обидным. Отлетев чуть в сторону, я уперлась спиной в белую березу, растущую недалеко от дорожки. На мгновение весь воздух из легких покинул меня, и я открыла рот как рыба выброшенная на берег.
– Ирина, она у тебя отсталая? – этот вопрос прозвучал оглушающе громко. Он был адресован моей маме, но даже велосипедисты за оградой, проезжающие в этот момент мимо, остановились и захихикали. – Что за глупый ребенок! Посмотри, у меня вся рука расцарапана! Дикарка!
Мама сразу же бросила сумки и подошла ближе.
– Мария, детка, что случилась? За шесть месяцев ты так одичала в этой глуши, что разучилась говорить? Посмотри, что ты наделала! Разве так нужно встречать гостей?! Я не воспитывала так тебя!
Мамин гнев мне был непонятен. Она так редко появлялась дома что о каком-то воспитании вообще не было и речи. Меня воспитывала бабушка, неужели мама забыла об этом?
Но я решила снова промолчать и отрицательно покачала головой. Мама же начала причитать, через минуту к ней подключилась бабушка и этот незнакомец. Они стояли на моей любимой дорожке и ругали меня на чем свет стоит. Только Давид вообще не смотрел на меня. Я повернулась к нему и попыталась поймать взгляд, но он пинал ботинком камешек, не встревая в диалог.
“Вот предатель” – решила я, – “ устрою ему потом!”, но, к сожалению, этому “потом” не суждено было исполнится.
Время шло, но крики не прекращались. Бабушка нашла подорожник и уже пыталась обмотать им руку незнакомца, когда я не выдержала. В жизни не слышала столько гнева и ярости, столько злых слов.
– Я умею говорить! – вскрикнула я, складывая руки на груди, я готова была сказать хоть что лишь бы они уже перестали. – Просто я говорю лишь с теми, кто мой друг! Вы – не мой друг! И никогда им не станете! Вы – дьявол!
На этих словах все перестали суетится, а мужчина, прищурив глаза, смотрел в мою сторону. Его взгляд изменился, он стал будто бы жестче или даже опаснее. Позже, я пойму, что он означал, но пока мне не до человеческих игр. Я слишком мала чтобы понять, что именно случилось в тот момент.
– Меня зовут Мария. Мария Викторовна Лаврентьева. «Так понятно?», —громко спросила я, задрав подбородок.
– Так понятно, – тихо ответил мужчина. – Понятно, что ты маленькая и невоспитанная девчонка и я обязательно займусь твоим воспитанием! Знаешь литы кто я? Я – священник! И я верну Бога в твою душу!
– Вот еще!
– Мари! – Прошипела мама. Ее голос был угрожающе недовольным, и я вопросительно подняла брови. Мне казалось, что она должна быть на моей стороне, но видимо, в этой новой войне я буду одна.
– Вы мне не указ! Вы не мой родственник! – выкрикнула я, притопнув ногой. Так делал Робин, мой любимый герой из мультфильма.
– Мария, хватит! – Выкрикнула мама, но я не обратила на нее внимание. – Детка, мы поговорим об этом позже! Иди в дом!
– Нет, Ир, таких избалованных детей я не встречал давно! Маленький дьяволенок! – голос мужчины звенел от недовольства, его ноздри расширились, а глаза покраснели. Сейчас он как никогда напоминал мне злодея из мульти вселенной. – Я буду воспитывать тебя как твой отец. А ты будешь моей дочерью. Это понятно?
– Вы – не мой отец! Мой отец… он… он скоро придет! Да! И тебе придется уйти!
– Твой папаша бросил тебя, обрюхатил твою мать и бросил тебя! Ты не нужна ему! Теперь я – твой отец!
Он кричал мне в лицо, наклонившись ближе настолько, что до меня долетали его слюни. Мама и бабушка стояли рядом и ничего не делали, даже Давид казалось, опешил от такой ситуации.
– Я – твой отчим. Добро пожаловать в семью, Мария, Принцесса-Невоспитанная! Заходи в дом, буду делать из тебя человека, пока ты еще не перешла на сторону дьявола!
Он выплюнул эти слова и повернувшись прошел мимо меня. От его ответа мне стало больно и обидно. Я чувствовала, что по щекам текут слезы, но не хотела, чтобы этот ужасный человек увидел их. Поэтому я развернулась и побежала в конец нашего огромного участка. Там, за высокой травой, был заброшенный старый вагончик, где мы с Илоной любили проводить время. Взрослые не знали о его существовании, а может просто забыли о нем, поэтому он служил отличным вариантом для убежища.
Вот и сейчас я бежала туда со всех ног. Мое белое новое платье испачкалось о высокую траву, сандалии покрылись пыльцой, а голубые ленты выпали из растрепавшейся прически.
Я пробралась сквозь вытоптанный лаз, пролегающий сквозь покосившееся окно вагончика. Внутри было тихо, издалека слышался стрекот кузнечиков и ржание лошадей. Я прошла вглубь и поджав ноги уселась на деревянный настил, который мы соорудили еще в прошлом году. В этом году у нас так и не нашлось времени, чтобы навести порядок в убежище. За время зимы многие предметы повалило ветром, а тонкие занавески на окнах, которые мы так долго крепили, валялись смятые и забрызганные грязью.
Но сейчас мне было не до того. Я не понимала отчего этот мужчина был так жесток со мной. Меня грызло чувство несправедливости. Он говорил ужасные вещи про моего настоящего отца. Мы с мамой и Давидом никогда его не обсуждали. У нас с братом были разные отчества, и я понимала, что наших пап звали по-разному.
