скачать книгу бесплатно
При номинально живых родителях Настя чувствовала себя сиротой. Уже давно. И никто не знал, даже не пытался узнать, что творится у нее в душе.
Она представляла, как делает это, десятки… нет, сотни раз. Высчитать момент. Закрыть глаза, чтоб не было соблазна передумать. Сделать шаг, как бы невзначай. Потом другой. Третий. Задержаться у края, слыша запоздалые вскрики удивления. Ничего, пусть наслаждаются зрелищем, им ведь только это нужно.
И пока все застыли в немом оцепенении – занести ногу над пустотой.
Гори, постылая жизнь.
Даже если не попадешь на проводящий рельс и не будешь мгновенно убит током, дергаясь как паяц, думала она, встречи с колесами не избежать. Оттуда не выбраться, даже если в последний момент ты пересмотришь взгляды на жизнь. А тормозной путь у состава длинный.
В этом месте ее мысли всегда прерывал рев приближающегося поезда. Она оставалась на месте и даже чуть отступала.
Но теперь все будет иначе.
Она видела это уже не «от первого лица», а со стороны. Вот девушка в черном шагнула вперед и, не обращая внимания на предостерегающие крики, оказалась на самом краю платформы. В тот момент, когда нос локомотива уже показался из чрева тоннеля. Вот она наклонилась вперед, отталкиваясь ногой для последнего шага. А потом волна сухого горячего воздуха налетела на нее, закружила и понесла за собой.
* * *
Вокруг было темно. Ноздри щекотал до боли знакомый запах дыма. Глаза слезились, дико болела голова.
Ей стало не по себе, потому что она не могла отличить бред от реальности, как ни старалась. Кошмар на станции был похож на явь больше, чем то, что произошло с ней за последние полтора месяца… если полагаться на память. Но это легко проверить, стоит только открыть проклятый дневник.
Она попыталась пошевелить рукой, но наткнулась на преграду. Та была мягкой и эластичной, но поддаваться не желала. Еще не придя в себя, она забилась, как муха в «коконе» паука, и сильный толчок в бок окончательно привел ее в чувство. С трудом она нащупала застежку и расстегнула молнию.
Снаружи было ничуть не светлее. Но это была жизнь, мир людей… Вернее, миром людей он был раньше, а теперь мог быть чем угодно. Даже миром смерти. Кто знает, что творится там, наверху?
Ее зовут Анастасия Заречина. Ей двадцать один. Она ничего в жизни не имела и поэтому не так уж много потеряла. И теперь она находится на станции «Золотая Нива» в метро родного Новосибирска. В спальном мешке, на деревянной скамейке в запертом изнутри подсобном помещении, где у стены стоит в ряд шанцевый инструмент работников метрополитена. В углу чадит импровизированная печка.
С ней дневник человека, который спас ей жизнь дважды, только для того чтоб превратить эту жизнь в ад. Она читала его записки урывками, перескакивая от фрагмента к фрагменту. Их содержание она и так знала.
День 1-й, он же последний
Меня зовут [закрашено маркером].
Нет уж, пусть никто не узнает, как меня звали. Кого теперь колышет? Я уже сдох, раз к тебе попали эти каракули. Но не радуйся, сука этакая. И ты, мой дорогой читатель, скоро за мной последуешь. Так что останусь анонимом до самого близкого конца (твоего). На моем месте мог быть любой. Даже ты, придурок, который тратит драгоценное время на чтение этого злобного высера, вместо того чтоб добывать жратву.
Я не «пейсатель» и не журналист, поэтому слог у меня не ахти, уж прости. Но, думаю, слог и не требуется. Я ж не роман писать собираюсь. Просто у меня появился пресс свободного времени, и надо его занять. Убить время, пока оно не прикончило меня в этой долбаной норе.
Жил я в славном городе Бийске. Было мне 33 года. Как тому, распятому, да. Наверно, с этого нужно начать.
В последний раз я открывал дневник шесть лет назад, но это был другой «я». Слезливый кретин, который страдал от бессонницы, маялся от несчастной любви и пописывал стишки по ночам. «Ах, в огороде выросла морковь, у меня несчастная любовь».
Жалкое зрелище, да? Говорят, многие творческие люди через это проходят. Ну, не знаю, можно ли себя к ним относить. Все мое творчество не шло дальше стихов и рассказиков в Интернете. Один из них, казавшийся мне лучшим, черт меня дернул отправить в тематический журнал.
Это был психологический триллер. Гремучая смесь Эдгара По и Лавкрафта с Сартром и Камю. Экзистенциальный кошмар, где вместо мертвецов, восстающих из гроба, – древние архетипы, которые таит в себе подсознание. История про обычного положительного человека, которого темная сторона психики толкала стать маньяком. Он долго и упорно сопротивлялся, но потом уступил темным страстям. «И Тьма Восторжествовала…» Смешно. Теперь я назвал бы так то, что произошло с нами.
Естественно, меня отфутболили. Рецензию написали вежливую, но между строк легко читалось: «Больше не пиши, ибо не фиг».
Мне было худо. Мне-то рассказ казался квинтэссенцией моих размышлений о природе бытия и небытия. А они… В тот же день я убил свой раздел на портале сетевых графоманов. Поскидывал стихи и прозу в топку с помощью клавиши «DEL».
Дальше больше, процесс перерождения пошел по нарастающей. Первым делом перестал читать философствующих мудозвонов. Их потуги на знание высшей истины теперь вызывали рвоту. Выбросил из головы всю романтическую херню, начал общаться с простыми парнями, которые думали, что Шопенгауэр – это чисто композитор. Фамилию датского философа Кьеркегора они не выговорили бы даже на трезвую голову. Стал бухать с ними за компанию, хотя раньше считал алкоголь уделом дегенератов. Но ничего, втянулся. И с запозданием научился общаться с людьми. К тому времени я был на четвертом курсе. И в общем, стал как все. И вот чудеса – бытие в натуре определяет сознание! Исчезли бессонница, мысли о самоубийстве, навязчивые страхи… Дядя Зигмунд отдыхает. А скоро и судьба повернулась передом. Нашел нормальную работу в шараге по установке пластиковых окон. Через год влез в долги и купил у другана не очень старый «фокус».
Да и проблемы с противоположным полом решились сами собой. И дело тут даже не в баблосе, не в том, что вместо поездки на скотовозе я мог распахнуть перед телкой дверцу собственного авто (хотя и в этом тоже). Просто никто не любит умников. Женщины сами охеренно просты. И еще надо быть психологом, и тогда пикапинг так же легок, как гоп-стопинг. Уломать можно хоть английскую королеву, была бы необходимость.
Вскоре я женился на одной бабенке – задолбало самому стирать носки и приходить в квартиру, где нет ужина на столе. Естественно, ее телом я себя ограничивать не собирался, с этим ей пришлось смириться.
Жизнь вошла в колею и больше из нее не выходила. Работа, жена, две любовницы, друзья, гараж. Все как у среднестатистического россиянина. Дачи только не было, но на хрен нужно ковыряться в земле? – думал я тогда. Теперь-то понял, что в ситуациях, когда мир летит в жопу, хорошо иметь домик в деревне. Все сильны задним умом.
Так бы оно и шло до самого конца, если б я взял отпуск и отправился на юга, как собирался сначала, а в командировку в этот долбаный Новосиб вместо меня поехал бы другой. Но у меня были хорошие отношения с шефом, и я согласился. Нужно было привезти очень нужную хрень (тебе ее название все равно ничего не скажет), которую по нынешним кризисным временам в нашем городе было не достать.
Но, как говорят, «судьба распорядилась по-иному». Решила, что, достигнув возраста Христа, я должен буду круто изменить свою жизнь. Ну очень круто.
Я планировал к позднему вечеру быть дома, пить пиво и смотреть мой любимый «Комеди-клаб». Но как там в анекдоте: «Хочешь рассмешить Бога – расскажи Ему о своих планах». Вышло так, что уже в черте города моей тачиле настал капут. Подвел карбюратор. Как в анекдоте, блин: «А где машина?!» – «В реке!» Еле дотянул до автосервиса. И пока я исчерпывал запас матерных выражений, прикидывая, во сколько станет ремонт, в моей башке крутилась одна мысля: как быть мне, грешному? Съездить за товаром нужно было край в первой половине дня.
Так я оказался в метро, ст. «Маршала Покрышкина». Спасибо карбюратору – иначе обжарился бы до хрустящей корочки.
Метро в Новосибирске, ежу понятно, не чета московскому. Интерьер попроще, никаких тебе статуй и люстр, как в Большом и Малом театрах. Зато я еще не видел, чтоб там было не протолкнуться. С запасом построили, в расчете на увеличение населения, похоже.
Я никогда не верил в судьбу, но не могу отделаться от мысли, что наша встреча не была случайностью. На первый взгляд в ней не было ничего инфернального. Обычная девчонка, косящая под гота. Сейчас таких уже почти не осталось, как и эмо.
Но видели бы вы ее глаза. Как это назвать, кроме печати обреченности, не знаю. Искренней, не выдуманной! В первый раз я заметил ее еще на лестнице. Она спускалась передо мной, так что я мог ее хорошенько рассмотреть с самого удобного ракурса. Не буду тягаться со всякими Блоками, Тютчевыми и прочими. Она была симпатичной, на этом и остановимся. Все на месте. Я решил, что этого достаточно, чтоб попытать счастья. В конце концов, вечер у меня был свободен – позвонив мастеру, я узнал, что машины на ходу мне не видать до утра. У меня был кореш в городе, в случае чего нашлось бы где переночевать. Но, глядя на нее, я подумал, что возможен более приятный расклад.
С некоторых пор моим кредо стало: «Попытка не пытка». Я не ждал у моря погоды и за проявленную инициативу часто получал награду в виде свежего тела. Само собой, бывали проколы. Некоторые отшивали мягко, некоторые не очень. Ну и ладно, я не гордый.
Но она, как выяснилось, относилась к третьему, особому типу.
– Почему грустит такая красивая девушка? – начал я стандартно.
Она посмотрела на меня так, будто с ней заговорил светофор. Или собака. Или труп. Ничего не ответила.
– У меня тоже бывали трудные времена, – выдал я экспромт. – Не отчаивайся. Все проходит, и это пройдет.
Она тихо рассмеялась и произнесла:
– Тоже мне, царь Соломон… Вот и ты проходи.
«Странная», – подумал я, пожимая плечами. Но интереса к ней только прибавилось.
Мы сели. Народу было немного. По экрану в вагоне крутили новости, похожие на фильм-катастрофу. Или наоборот. Я смотрел одним глазом; точнее, делал вид, что смотрю. Нас разделяло полвагона, но я видел ее хорошо. Она глядела в окно, в темноту тоннеля, погруженная в себя…
Но вот мы подошли к кульминационному моменту.
Все произошло неожиданно и буднично. Только что все было спокойно, кто-то клевал носом, кто-то рассматривал потолок, кто-то, как я, думал о своем – и вдруг началось.
Мы недалеко успели отъехать. Вдруг погас свет. Дикий скрежет тормозов. Мы резко остановились, у меня клацнули зубы, а кто-то, судя по грохоту, растянулся на полу. Мы ждали долго, нам ничего не говорили. Похоже, в диспетчерской сами не понимали, что творится и как быть. Вскоре стало душно. У кого-то начали сдавать нервы. Кто-то возмущался, кто-то жаловался плаксивым голосом. Наконец по громкой связи объявили, что пассажирам надо по одному, не создавая давки, покинуть состав.
Легко сказать, блин. На ощупь! Двери открылись, и мы начали выходить, натыкаясь друг на друга, задевая за поручни и тычась в стены, как слепые. Но все же выбрались.
В тоннеле было ощутимо холоднее. Вскоре к нам подошел и Машинист с фонарем.
Нас оказалось человек сорок на весь состав. Сначала все толпились гурьбой, но Машинист худо-бедно выстроил нас в колонну. Мы, как пассажиры первого вагона, оказались в голове. Всматриваясь в темноту, я увидел впереди огонек – пресловутый свет в конце тоннеля. Это наконец сработало аварийное освещение на станции «Березовая роща».
Туда мы и пошли. Перегон показался дюже длинным, хотя Машинист и сказал, что тут всего километр с лишним. Тоннель в этом месте прямой как стрела, поэтому мы и видели огонек.
На «Березовой роще» народу оказалось много и царил полный бардак. Рядом с платформой застыл на обесточенных путях темный поезд. Работники метро выясняли отношения с ментами из станционного пикета, и с двух сторон на них наседал народ. Все орали, матерились. На нас никто не обратил внимания.
– Что это было, вы нам скажете? – прицепилась к машинисту дамочка бальзаковского возраста, которая достала меня своей болтовней еще в вагоне.
– Конец света, нах, – ответил за него мужик в кепке.
– Ядерная война, – уточнил лысый тип в очках.
– Или просто звездец, – подвел итог Машинист.
– Нас не достанет? – не очень уверенным голосом спросил у него парень, по виду студент. – Я читал, что в метро есть оборудованные убежища.
– Больше лажи читай, – смерил его взглядом пожилой мужик. – Мало ли че там планировалось. Тут не Москва, все станции неглубокого залегания. Да и в Москве метро – это не убежище, а душегубка, мля. От ядерной атаки не защитит. А если и защитит, то лучше не надо. Стойте здесь, я разведаю обстановку.
Он собрался подойти к спорящим, но не успел. До нас долетел далекий гул, а пол задрожал под ногами. Мы, с поезда, еще держались кучкой с краю, не смешиваясь с остальными.
Машинист отреагировал мгновенно:
– Кто жить хочет – сюда!
Он рванул на себя какой-то люк, прыгнул… и исчез. Большинство стояли столбами. Но мы, человек десять, которые находились ближе всего, кинулись за ним.
По лесенке мы скатились вниз. Метра на два. В длинный бетонированный желоб, который, видимо, проходил под всей платформой. Коллектор, как сказал потом Машинист. Там было по колено мутной воды, плавал мусор и пузырилась мерзкого вида пена. И в это дерьмо нам пришлось улечься. Женщины плакали, мужчины матерились. В эту узкую канаву мы набились как шпроты в банке.
– Лицом вниз! – скомандовал изверг, подавая пример. – Вниз, мля, если жить хотите! Задержите дыхание!
Через десять секунд мы лежали, не позволяя себе шелохнуться.
А потом накатило. Надо мной пронеслась волна раскаленного воздуха, и я распластался, как камбала, глотая мерзкую воду и царапая лицо. В первый момент боли не было, но потом я насчитал на спине пять волдырей.
Вода стала горячей, как в батарее отопления. Теперь я понял, что чувствовали раки, которых мы с корешами варили на природе. Тряска прекратилась, а грохот все продолжался. Наверху, на станции, что-то падало. Даже через толщу воды я слышал раскатистый грохот.
Казалось, это продолжается вечность. Наконец я почувствовал, что спина больше не горит. Мы высовывались из воды, глотая раскаленный воздух. До сих пор не понимаю, как мы пережили это дело.
Я посчитал людей по головам. Одной не хватало. Я почему-то сразу понял, что ее. Протянул руку и нащупал ее волосы. Наверно, потеряла сознание и наглоталась воды. Я рывком вытащил ее и прислонил к стенке желоба. Искусственного дыхания не понадобилось – из носа и рта у нее потекла вода, она закашлялась и начала судорожно дышать. К счастью, часть воды выкипела, иначе мы бы все могли захлебнуться. Лестница, как и все металлические части, так нагрелась, что на ней можно было жарить мясо, и нам пришлось ждать. Это было невыносимо.
Выбрались мы оттуда грязные, как сволочи, но живые. И хоть промокли до нитки, но быстро высохли – жарко было, как в Сахаре, дышать трудно, гарь щиплет ноздри и ест глаза. Закрыли лицо чем попало, идем-бредем. Пол раскаленный. Кто был в тапочках-вьетнамках или босоножках, запрыгали на одной ноге. Йоги, блин, на угольях. Я был в кроссовках, так те аж оплавились.
– Вот суки, – бормотал под нос Машинист, выжимая фуражку. – Гермозатворы на новых станциях не поставили… Выжгло все метро, как нору Бени Ладена. Сэкономили, значит, сволочи… Хотя толку-то – надевай не надевай, все равно оттрахают… – Тут он надолго замолчал, погруженный в свои мысли.
Только теперь я заметил, что остальные пассажиры нигде не укрылись. Большинство не успели или не поняли, а может, пачкаться не захотели. Они не обуглились, как я ожидал. Просто обгорели. Один был еще жив и слабо шевелился. Хрипел. Наверно, легкие сожжены.
Запах жженой резины был невыносимым, напрочь перебивая запах горелого мяса.
Это было не аварийное освещение. Станция горела. Не вся. Чему там гореть, там же только бетон?
– Что встали, болезные? Им уже не поможешь. Пошли бегом, бегом!
Так моя жизнь перевернулась с ног на голову и я снова стал тем, кем был шесть лет назад, – жалким, потерянным одиночкой. Мне оставалось только следовать за всеми в надежде спасти свою жизнь. Тогда я не знал, что все бессмысленно.
* * *
Она вспоминала.
Они бежали по тоннелю, а вода догоняла их. На станции «Березовая роща», которую они оставили пять минут назад, вода уже плескалась на платформе. К счастью, тут был подъем, почти незаметный, градусов пять.
– Линза, что ли? – бормотал Машинист себе под нос непонятное. – Нет, многовато для линзы, льет и льет. Плотина? Да, плотина явно накрылась, но далековато для нее. Речка… Ну это всем звездецам звездец. Тут, когда строили, проблем с водой было море. Че встали, покойнички? Вперед!
Не раз и не два им путь преграждали завалы, но те всегда оказывались не сплошными, и люди пробирались среди нагромождений бетона и породы. В одном месте путь им преградила огромная железобетонная балка. Там, где она упала, в тоннель просыпалось не меньше тонны грунта и камней.
Они шли по колено в грязной, мутной жиже. Но и та не стояла на месте – как самая настоящая подземная река, она неслась им навстречу, норовя сбить с ног и увлечь за собой.
– Этот перегон длинный, почти два километра, – сказал Машинист, не сбавляя темпа. – Силы рассчитывайте. Упадете, пеняйте на себя. Будете как эти.
Все его поняли. Три минуты назад они прошли мимо нескольких тел, правда, те люди сначала угорели, а потом уж утонули. Теперь трупы покачивались на черной маслянистой поверхности и двигались за ними, увлекаемые наступающей водой, словно преследуя их.
Один раз она упала, но тот самый плотный, коротко стриженный мужчина, который пытался подбивать к ней клинья на перроне, помог ей подняться и некоторое время вел под руку. По сути, он спас ей жизнь, ведь остальные даже не остановились. Она была благодарна, но что-то в его прикосновении ей не понравилось.
Мимо проплыл, держась за кусок фанерки, черный комок. К счастью, она поняла, что это, когда он уже скрылся из виду.
– Крысы. Крысоньки, родимые мои, – пробормотал Машинист. – Радость-то какая.
– С ума сошли?
– Баран. Если они не сдохли, значит, воздух есть. А вообще они звери хорошие. Мы им тут иногда кусочки сальца оставляем. Да не бойтесь, не сожрут. Не их бояться надо.
До станции «Золотая Нива» они добрались полуживыми. Освещения не было в помине, и они с трудом нашли лесенку и вскарабкались на платформу.
* * *
День 2-й
Как ни странно, мы еще живы. Нас здесь девять, все мы пассажиры того «счастливого» поезда. На станции живых не оказалось. Мы в относительной безопасности, у нас есть вода и пища и, самое главное, крыша над головой. Не завидую тем, кто был наверху.
Но я отвлекся. Честно говоря, именно сегодня я начал вести дневник. Записи за прошлые дни сделаны задним числом, по памяти. Поэтому они такие длинные и пространные. Дальше буду краток.
Две новости. Плохая и очень плохая.
Плохая. Мы в ловушке. Пробовали все выходы со станции – нигде не пройти. Один из взрывов явно был наземным. Машинист – я все говорю по его словам – сказал, что тот наверняка вызвал разрушение всех подвалов и подземных сооружений в радиусе… черт его знает, забыл. Досталось и метро, особенно новым неглубоким станциям и перегонам. Из-за подвижек осадочных пород и грунта, а также из-за каких-то нарушений технологии при строительстве. Торопились к сдаче, видать.
У покойного начальника станции оказались ключи к служебным помещениям, в том числе и вентиляционным шахтам. Машинист ходил проверять их. Вернулся мрачный. Все, говорит, тоже завалены. Обломками новостроек, которые понаделали наверху. Точечная застройка, мать ее.
Слава богу, до нас вода не дошла. Зато «Березовая роща», похоже, превратилась в подводное царство. А в тоннелях восточного направления сплошные завалы.
Очень плохая. Продуктов хватит дня на четыре.
