banner banner banner
Ницшеанский сорт
Ницшеанский сорт
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Ницшеанский сорт

скачать книгу бесплатно


– Ты похож на медузу – тихонько подсыхаешь.

– Всегда было интересно: ты с сестрой одним лаком ногти красишь? Или отдельно покупаешь? Мне было бы стрёмно отовариваться в женском.

– Я рад, что ты раздупляешься. Думаю, тебе стоит тормознуть у нас.

– Будь добр, поставь бутылку на пол, ко мне поближе, и закрой форточку, пока совсем не занесло.

– Тебе определенно не стоит торопиться с поиском жилья. У нас столько всего происходит, ты можешь быть полезен. О цене договоримся.

– Полезен… в кои-то веки…

– Уверен, ты на мели.

– А кто нет? Это же Питер.

– Сейчас готовим выставку, «СТУК» называется. Открытие через неделю. Коммерсант из Роттердама заинтересовался некоторыми работами. Его Альберт нашёл, или он его. Кто разберет этих педиков!

– Этих педиков?! Смешно…

– Вчера целый день выбирали пространство. Ты уж извини, что не смог за тобой приехать.

– Всё пучком. Без обид, но общество Алисы мне приятней, чем Алика.

Воодушевление его переполняло. Такое состояние приятно удивляет, но спросонья сильно раздражает. Похоже, он учился манерам у Луи Калофруа. Макса по-больному впечатлили персонажи Жене. Он и мне симпатичен, особенно когда не трахают в уши его подражатели. Как не крути, всё же участь гостей терпеть хозяев.

Несмотря на свой бэкграунд, Макс старается в разговоре со мной держать интонацию, но периодически дает осечку и возвращается к наигранной манерности. Художник приземляется на пол рядом со мной и начинает усердно рыться в кармане пиджака. На бледном худом лице горят зеленые глаза. Вообще они с Алисой очень похожи, наверное, потому что двойняшки. Насколько мне известно, крепче связи этот мир ещё не придумал. Но разница есть: Макс унаследовал материнские глаза, а Алиса отцовские.

– Я думал, ты свалил. Мы пришли под утро, смотрю – спишь. Весь такой мятый, заблёванный. Просыпаюсь днём – тебя нет, но Алиса успокоила: далеко бы ты не убежал. Ты вчера в такое дерьмо был! Весело!

– Обоссаться можно… Есть история посвежей? Кстати, где Алиса?

– Кто её знает?.. Она хоть и старше, но мне не отчитывается.

– Альберт?..

– Да, он был. Опять разругались! Жмот хренов! Договоренность была: с нас идеи и реализация, с него – организация. Есть пространство, которое бы прекрасно подошло. Алику показалось очень дорого. «Не вписываемся в рамки запланированного бюджета!» Вот кто он, по-твоему?..

– Да вы для меня все на одно лицо!

– Знаешь, очень обидно. Похоже, он больше не верит в меня. Хотя в этот раз заинтересованность гораздо выше, люди из Европы приезжают. Он сорок процентов с моих доходов имеет. Паразит! Присосался к моим идеям. Нет сил сопротивляться такому уму. Ты не поймешь, но он хорош по-своему. Это просто бесит!

– У вас и доходы имеются?! Макс, с последней нашей встречи ты сильней опидарел. Не кажется, что эксперимент затянулся? Не обижайся. Я это к тому, что раньше ты мог вскрывать девчонок, как консервные банки. А теперь, мне кажется, вскрывают только тебя.

Макс достает маленький пакет и раскатывает несколько розоватых полос прямо на кафельном полу.

– Честно, затянуло… Давай взбодримся.

– Не уверен… мне и так неудобно перед Алисой. Думаю, я её раздражаю.

– Не прибедняйся. Ну, Горин, не бросай меня на дороге! Мы так давно не говорили по душам!

Откровенность начала пробирать нас минут через сорок. Сладкий мандраж пополз от черепа до пяток, оставляя зернистый след на коже.

– Подровняло? Может, вина?

– Лучше ещё пива. Доктор, мне кажется, что лекарство помогает.

– Знаешь, «…в какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного». Да и что греха таить! Метод же стопроцентный!

Невероятно, насколько два человека могут быть похожи внешне. Но характером они абсолютно разные. Она выкована балетом. Он подцепил сомнительное либерти в частной школе.

– Есть ощущение, что я вчера наговорил лишнего.

– Ты всегда так поступаешь. Мы знаем тебя разным, да и цветочки милые. Ты ей нравишься, это факт, хотя этого не заслуживаешь.

– Братская ревность?

– Скорее, забота о тебе. Она сожрет твое сердце и не подавится. Это с виду она вся такая милая и загадочная.

– Что теперь, включать задний привод?

– … Сделаешь мне каталог? Ты напишешь, Алиса оформит, а я раскручу Алика на оплату.

– Макс, боюсь, я ничего стоящего не выдам. Для тебя это искусство, для меня – дерьмо. Сложно всерьез воспринимать этот аттракцион. Может, я лучше просто коробки потаскаю или постою на входе?

– Нормально тебя растащило! Отнесись к этому проще.

Время ускорилось, городские звуки стихали, предвещая невзрачный рассвет. Разговор был честным и, как нам казалось, вполне органичным. Никто не приходил, ничто не отвлекало. Нарастающий кайф разрезал непоколебимость спокойствия. Студия зависла в невесомости города. Тени редких прохожих кружились по орбите засыпающего двора.

6

Утро может быть спокойным, если только не просыпаешься у Макса Страхова. Ещё пару часов назад мы сидели и обсуждали «СТУК». В основном говорил Макс, так как он заправлялся каждые два часа, а я был уже не в силах разжать челюсть. Ближе к утру, мне кажется, я начал врубаться в идею предстоящей выставки, но всё забыл.

День у Макса начался с нескромной порции порошка и проверки мейлов. Как следствие, истерические крики в пустоту студии.

– Алиса, твою же! Да и мою! Ты ей рассказала?! Она же прилетит! Ей только повод дай!

Внизу билось стекло и хрустели коробки. Макс полночи собирал «как бы искусство», выкручивая задницей пируэты.

– Ну конечно, разве это не отличный повод?! Вы, твари, решили мне выставку сорвать?! Думаете, Макси опять лечиться будет! Блять, думаете, я вам позволю? Алиса, Алиса, Горин спит? Разбуди его! Горин, Горка, твою мать!

– Он занят! Оставьте сообщение или отвалите на хуй!

Я лежал, прикрыв глаза. Алиса любезно пригласила заснуть рядом, пока художник колобродил. Как приятно уткнуться в нежное плечо. Ненавязчиво поглаживая ее живот, я очень рассчитывал на женский утренний зуд. Обратного сигнала не следовало: то ли она спала, то ли была не против.

– Спустись! Спустись, я сказал! Эй, не заставляй меня подниматься!

– Пошёл ты!

– Вы там трахаетесь? Этого не должно быть! Мне нужно с тобой поговорить. Не будь скотиной!

Гнев Макса казался комичным. Это не амфетаминовый психоз, а всего лишь утренняя истерика. На выхлопе – крик юноши, который вряд ли когда повзрослеет. Казалось, повода особо злиться нет, всего лишь письмо из вонючего Рима. Это одна из нитей, торчащих из клубка личных загонов Макса, если дернуть ее конец, то растянется вереница непониманий в отношениях с родителями. Разве не подобные мелочи поднимают что-то основательное со дна?

– Ну, спустись! Пожалуйста. Захвати бутылку красного и лимон, и пакет из моего халата. Только белый, а не розовый! И…

В ее сонные глаза не взглянешь без трепета. Учащённое сердцебиение, вдох поглубже. Собираю всю скопившуюся наглость и целую в шею.

– Вы надоели орать. Спустись к нему. Если истеричка зовёт, то забудь о сне и эрекции. Час мне уже в спину тычешь.

– Воспринимай это как неравнодушие к тебе.

– Это очевидно. Слушай, мне через три часа вставать. Подари пару часов сна. Я в долгу не останусь.

– Думаешь, я упущу возможность остаться с тобой наедине?! Может, это будет похоже на свидание.

– Иди уже…

– Сваливаю, только честно скажи: абсолютно всем насрать на выставку, кроме Макса?

– Тогда зачем ты здесь?

В этом доме ты либо один, либо в компании психов. Не студия, а морозильник, раз все присутствующие ещё не успели разложиться.

Похоже, единственная возможность передвигаться в пространстве с утра – только в одеяле. Тишина рождается здесь случайно, только поэтому коммунальные удобства до сих пор не победили взбалмошную атмосферу.

– Эй, творец, ты чего? Начинаешь бесить с раннего утра. Я уже почти спал.

Макс протянул мне ноутбук, одновременно выхватив из моей руки пакет с порошком. Вскрыл его указательным пальцем и вытряхнул все содержимое на стол.

– Ты только глянь!

– Ну, вот: «…с любовью, мама». Прекрасно!

– Ты смотри, кому адресован мейл! Мне! Я с ней не разговаривал уже четыре года. Последний раз в день, когда из клиники вышел. Сразу дал знать: мама, папа, за всё спасибо, но с этого момента наши дороги расходятся. Я вас люблю и всё такое, но вся связь только через сестру. Про «СТУК», я уверен, эта сучка Алиса проболталась.

– Мне не насыпай.

Этот смешной бубнеж с утра мог бы поднять настроение, если бы не отходняк и массивная атака из колонок. Не стоило рвать задницу в попытке проникнуться искусством. Инвентаризация барахла, втирающая как бы новый взгляд на как бы старые утверждения.

Красное сухое полилось на стенки бокалов. Жжение в носовой перегородке бодрит похлеще ледяного душа. Если уже расчерчено, то после двухсот капель сдашься. Глупо укорять себя, пустая трата времени и прихода. В итоге не ускорился и не замедлился. Рано или поздно вопрос встанет ребром, но с известным результатом. Монолог бредового художника требует сил, и раз уж назвался другом, то и умей слушать.

– Ты же знаешь, что я лежал в клинике? Это всё из-за моих экспериментов… Родителям так нравится себя оправдывать.

Конечно, я знаю, сотню раз слышал от Алисы. За Максом интересно наблюдать. Кусает ногти, словно провинившийся ребенок. Паузы между предложениями на полсигареты. Постоянно меняющаяся интонация. В этом лице авангард переживал диссоциативное расстройство. Для радикала Макс слишком расплылся в культуре. В его словах ни слова правды. Пробыл месяц в санатории с нервным срывом, а по рассказу – так в Кащенко. Я давно заметил, что у Макса склонность строить из себя жертву. Не в реальности, конечно, она ему таких возможностей не преподносит, а в его интерпретациях. Хрен знает, где он взял эту историю. Но с утра лучше слушать вранье, чем нытье.

– Первый раз меня поймали в тринадцать. С моим одноклассником… Тот период времени, как слоеный пирог: начинает вырисовываться характер, увеличивается круг общения и интересов, мечты становятся приватными, повышенный интерес к сексу, твой мир расширяет границы! В основе сексуального становления лежит познание в первую очередь мальчика. У меня был друг, с которым я имел возможность познавать человеческое тело. Просто взаимный интерес. Всё происходило само собой. Это обычное любопытство. Девочки в таком возрасте дуры.

– Тебе не за что оправдываться, особенно передо мной, – я думал, если подыграть, то всё закончится быстро, без насилия для ушей, но Макса перло, и он не думал останавливаться.

– Я просто хочу рассказать. Давай ещё по бокалу… Ну, и до шестнадцати мать ловила меня с разными ребятами. В итоге не выдержала и проговорилась отцу. Он консерватор, добившийся всего сам, сына-педика у него по природе быть не может! Вот он и сдал меня в клинику. Хотя я не совсем гей, ты же знаешь… Год я провел в дурдоме: психиатры, группы, арт-терапия и прочая херня. Вышел, уехал к бабушке. Это, кстати, её квартира. После смерти бабули ко мне присоединилась Алиса, так и остались здесь. Как видишь, гнусь, но не ломаюсь под натиском обстоятельств.

– Это с какой стороны посмотреть.

Заврался в край. Мне наплевать. Пока я на волне, мудро пропускаю через уши. Это его дело, хочет такой правды, пусть будет так.

Макс отказался быть сыном Риты. По его словам, из-за глубокой обиды на несправедливые решения. При том, что он знал о ее переживаниях. Её сердце выламывает от волнения, когда речь заходит о сыне. По рассказам Алисы понятно, что Рита любящая мать, и сын неправ, когда отстраняется от неё. После развода ей пришлось трудно: одна живет в Риме, новости о сыне получает от дочери, да и ту видит два раза в год. Макс снял с себя бремя называться её сыном, но материнство – труд, вызывающий сильную зависимость.

– Будущего нет, ни у тебя, ни у меня! Кругом бессмыслица. Вот ты ни хрена не делаешь и, возможно, прав. Но, похоже, тебе не легче. Вечность ближе, чем кажется! Реальность – это просто хлам. Я ведь художник, а чувствую себя весёлым обладателем свалки. Даже ты считаешь это хернёй.

– Не очень весёлым обладателем. Да и я не последняя инстанция. Мне казалось, вам нравится творить. Ты устал, парень. Наверное, пора тормозить с порошком. Тебя не зацепило ещё?

Спохватился, экзистенциальный параноик. Раньше думать надо было! Меня только прибрало, а он умудрился раскиснуть.

7

Говорить уже было не о чем, да и не особо хотелось. Родилась пауза. Сжимая пространство, она постепенно обрастала тишиной. Мы допивали молча, пока тишина ни зазвенела у нас в ушах. Первым не выдержал Макс.

– Достало! Пора заканчивать разливать лирику. Сегодня начнём перевозить «СТУК». Я в душ! Альберт приедет через час. Честно… не хочется его видеть, но куда мы без него? Подъезжай, как выспишься.

Гармонию студии нарушил дребезг дверного звонка. И это в тот самый момент, когда Сол Хадсон был готов нарисовать дождь! Вспомни пидора – и он на пороге! Алик, жри снег! Дай остыть пидорскому пылу и улетучиться мерзкому парфюму!

– О, привет! – Алик вошел самоуверенной походкой, наглыми глазенками оценил обстановку и выдал: – Уже почти десять часов, а ты еще трезвый… А, нет! Не подкачал, старик!

– Задел так задел! Молодец! Не переживай, в следующий раз получится.

Разбить бы говнюку лицо и настроение взлетит, но, думаю, при таких обстоятельствах сукин сын откажется платить за халтуру. Слишком обидчивы творческие спекулянты. Наверняка, думают о себе больше, чем являются. Алик не исключение.

– Смотрю, вы всё куражитесь. Может, хватит?

– Хватит?.. Что «хватит»?..

– …Максу задницу лизать! Он уже вполне взрослый мальчик.

Макс, да где же ты! Я его сейчас ударю в лицо, ногой, несколько раз! Если он не заткнет свою членососальню.

– Альберт, чья бы корова мычала. Это ты в прямом смысле лижешь ему задницу! Анилингвист хренов! Предъявляешь мне что-то?! Ему сейчас херово. Уверен, это твой креатив! Дам подсказку, раз сам не видишь… Макс похож на человека, который сильно устал.

– Ты пойми! Макси, он же художник, ему сейчас нужны силы! Нам открывать «СТУК» через неделю. Я не хочу очередного загула. Если ты сейчас выбьешь его из колеи, то сорвешь выставку. А это значит, мы окажемся в минусах. Ты, очевидно, тоже не заработаешь. Порядок вещей ясен?

– Вполне. Пойми, мой голубой пришелец, не я ему достаю! Он знает, что делает, или думает, что знает. Нюхнем по мировой?

– Подъезжай к вечеру в галерею. У тебя всего пять дней. Каталог пора сдавать в печать, а у нас ни фотографий, ни текста, а только куча коробок с разным дерьмом.

Вот тварь! Значит, на мировую не хочешь. Война снаружи и внутри. Обстановку разрядил прыгающий под «Космический ковбой» Макс. Художнику нравилась ритмичная музыка, он фанат Джей Кея с его перьями и шляпами.

– Подкинете до моста? – утром Алиса выглядит весьма строго.

На фоне стильной компании я в гейском халате, как недоразумение… Через секунду все свалили, и я снова один. Обыденный парадокс. Опустошение приходит вальяжно, зная, что его ожидают. Музыку монотонней – время должно растаять. Следовало думать об аккуратной груди и серых глазах Алисы, но я решил не догоняться. Когда отпускает, наваливаются тяжёлые размышления. Многое отходит на задний план: свидание, выставка, принципы, дружба. Важным становится другое – жалость к себе и презрение к окружающему.