Дни, часы, минуты, секунды

Дорофея Росанова

Дни, часы, минуты, секунды

Он опоздал на двадцать минут.

Один день, двадцать шесть часов, одна тысяча пятьсот восемьдесят минут и девяносто четыре тысячи восемьсот две секунды.

Он опоздал на двадцать минут. На носу был отпуск, а в Петербурге на удивление отличная погода! Я стояла напротив Спасской часовни, жмурясь на солнце и позируя. Мечтая о любви с первого взгляда, я крутила в руках черный зонтик, купленный за 700 рублей у доброжелательных бабулечек в магазине «Зонты и пуховики от 500 рублей!».

А я всегда мечтала с закрытыми глазами, придумывая себе образы, которые совсем не были моей реальностью. Жила на облаках и не собиралась спускаться ниже кучевых. Там не было гроз, собаки не убегали, не умирали близкие и не предавали любимые.

«Он» или как мы его дальше будем называть «Мой дорогой Б.» никак не шел. Я приехала на десять минут раньше назначенного времени и жутко волновалась. Моя дубленка, сшитая мамой с год назад, приятно грела спину и защищала от ветра, изредка мотавшего меня туда сюда. Какой-то мужчина прошел мимо, чем-то напоминавший моего дорогого Б. с фотографий. Но слишком уж тощего и неприятного на вид. Он прошел, сел на скамейку, (на которой мы договорились встретиться с дорогим Б.) и долго смотрел на меня. Я молилась Господу позади, чтобы это был не мой Б..

Когда мне надоело позировать, бездумно листая список чатов в мессенджере, я отошла в тень и стала оглядываться на ближайший торговый центр. Время подходило к назначенному, моего бедного Мастера видно не было.

Я вышла из тени, когда стрелки на часах показывали «он опаздывает на десять минут». Мимо проходили люди и крестились, кланялись церкви, а я представляла, будто каждый поклон адресован мне. Облака проплывали медленно, но совсем не загораживали солнце, которое приятно ласкало лицо и хоть немного грело мои замерзшие пальцы.

«Ты выглядела тогда красиво, но я не понял, зачем ты взяла зонт – сказал мне спустя несколько недель мой дорогой Б., я улыбнулась. Я тогда везде носила свой черный зонт, служивший мне тростью. Сильно болели ноги из-за переработок, а на него легко можно было опереться».

Когда двадцать минут ожидания миновало, из-за угла вышел мой дорогой Б., тогда он был лишь Ф., но я сразу же узнала его лицо, такое приятное и спокойное. Он держал свой рюкзак за широкую лямку, и мне тогда показалось, что одет он был не по погоде. Я видела, как он снимает свои наушники и поспешила снять свои, выгнувшись как-то очень странно. И весь вечер за это себя дергала.

«Зонт я взяла, потому что хромала часто! – ответила я ему тогда, – А ты не заметил, как я странно, перегнувшись через плечо, снимала наушники? – Я шутливо изобразила это и мы вместе посмеялись».

Солнце шло к горизонту, вечер только начинался, мы переходили дорогу на Спасской, следуя за солнцем.

–Ты похожа на мою старшую сестру, – подметил он, подходя к очередному перекрестку.

–Неужели? – засмеялась я, стараясь смотреть ему прямо в глаза. Я всегда жутко этого стеснялась, но искренне считала, что так могу показать свою заинтересованность. Он постоянно отводил взгляд, что-то увлеченно рассказывая.

Мы гуляли четыре часа, как потом оказалось, я все думала «вот сейчас он предложит поехать к нему», чего я, собственно, и добивалась. Но мы все шли по каналу, обходили по маленьким улочкам, обгоняли парочек на проспекте и ни разу никуда не зашли.

Он опоздал на двадцать минут. Но рассказал мне истории из прошлого, настоящего и недалекого будущего. Я шла рядом, стараясь задеть пальцы его рук, пока он вдруг не закурил. Сигаретный дым я никогда не переносила, и теперь, стараясь обогнать его, я стоически переносила эту зловонию. Но моего дорогого Б. совершенно не интересовало мое мнение об этом. Он красиво затягивался и выпускал дым изо рта вместе с очередной историей.

Единственный раз, когда мы остановились был для того, чтобы прошмыгнуть в книжный магазин. Это самый красивый книжный во всем Петербурге! С моим дорогим Б. мы прогулялись по второму этажу, выискивая мою любимую книгу, о которой я говорила весь вечер. А когда нашли, он стал уверять, что обязательно ее прочитает. Я скептически к этому отнеслась. Воздух на улице был свежим, но и в помещении мне очень нравилось. Он показал мне парочку интересных книг, которые я до сих пор храню в листе ожидания. Мы сошлись на любви к шахматам и Набокову, я пообещала прочитать Бледное пламя. Интересно, он тоже тогда скептически отнесся к моему обещанию?

–Помогите, пожалуйста, – бомж нагловато посмотрел на моего спутника, пока я проходила вперед, якобы совершенно его не заметив.

Но мой несчастный протянул ему пару монет – «Возьмите».

–Оставь, тебе нужнее, – ответил бомж. Мы переглянулись и засмеялись, зашагав прочь.

–Нет, ну ты слышала! Ты же слышала? – смеялся мой Б. – Расскажешь друзьям такое, не поверят! Ты же слышала, что он просил помощи, да? – смеялся он, а я смеялась в ответ, все кивая и вскрикивая «Да!».

Ноги вдруг заболели нещадно, я оглянулась по сторонам и ткнула пальцем на ближайший сквер, где увидела скамейки. Начинало холодать, я закуталась в свою дубленку маминого производства, сшитую из двух старых курток и что-то отвлеченно рассказывала.

–Ты же умеешь играть в шахматы, да? – он улыбнулся и достал свой телефон.

–Ага, – я с испугом на него поглядела, всегда боялась играть с незнакомыми людьми, которым желала понравиться.

Я смотрела на электронную шахматную доску в своем телефоне и мне хотелось плакать. Я совершенно не могла сосредоточиться. Он же хвалил почти каждый мой ход, подбадривал какими-то историями и затихал, когда ему нужно было сделать свой.

–Нет, хватит! – не выдержала я, он поднял на меня глаза и спросил, что случилось, я же ответила, что устала.

–У тебя отлично получалось, еще немного, и ты бы меня победила! – что было неправдой, я побеждала его лишь пару раз в недалеком будущем.

Мы жили на одной ветке метро, только на разных ее конечных. Вместе спустились под землю, но подняться нам суждено было в разных уголках города. Он крепко обнял меня, кинув короткое «Встретимся».

–Может завтра? В то же время? – я улыбнулась ему, он кивнул и улыбнулся в ответ.

–Да, давай.

Я быстро попятилась к своей стороне станции, отворачиваясь и выдыхая. Сердце бешено колотилось, а в ушах звенело его «Пока, до завтра».

Он заставлял меня неровно дышать.

Два дня, пятьдесят часов, три тысячи двадцать минут и сто восемьдесят одна тысяча двести секунд.

Я никогда не любила играть с ним в шахматы. Постоянно на что-то отвлекаясь: легкое поглаживание по коленке, мимолетный поцелуй в губы, ненавязчивое прикосновение к руке. Он заставлял меня неровно дышать, но утверждал, будто тахикардия у него.

В тот день у нас была вторая встреча.

«Давай на Ваське?» – отправил сообщение мой дорогой Б.

Я поднялась из метро в назначенное время и стала оглядываться. В этот раз он не опоздал, перехватил меня, мы обнялись и он сразу побрел в сторону Севкабеля.

–Я, кстати, начал читать ту книгу, которую ты мне советовала.

Видели бы вы мое лицо! Я так не сияла даже когда в пятом классе облилась блестками с ног до головы. Я так не радовалась даже переезду в Петербург! Он мне улыбнулся, в ту пору он часто мне улыбался.

Непринужденно.

Он говорил со мной непринужденно, будто бы мы были знакомы сто лет. А я слегка зажато брела рядом.

–Смотри! – торжественно сказал он, показывая на табличку «9 и 3/4» совсем как из Гарри Поттера. Она висела на стене, в никуда вела короткая лестница. Выглядело это все презабавно. Мы посмеялись и пошли дальше. Помню, как в недалеком будущем я вновь набрела на эту платформу. Тогда я плакала и вспоминала этот день – прошлое, утекшее меж пальцев.

В Севкабеле я раньше не была, я вообще мало где была в Петербурге, все работала и не успела никуда сходить. Мне открылся вид на огромный простор реки, золотое солнце поблескивало на горизонте, я ненасытно вдыхала мокрый воздух и мечтала что когда-нибудь мы вернемся на эту набережную и я смогу держать его за руку, а не неловко отводить взгляд. Но больше мы в Севкабеле вместе не были. Да и за руки не держались.

Мы обгоняли кольца Сатурна на маленьких улочках Васильевского острова, так похожих друг на друга. Он показывал мне огромные корабли, помещающиеся на ладошку, и большие шахматы размером с кулак. Солнце заходило за горизонт и ярко играло на водной глади небольшой речушки. Камни застревали между ног, мешая идти вперед – а куда, совсем не важно.

Он много говорил, я много говорила. Мы волокли свои сумки за плечами, я поправляла кудри, он – слова.

–Хочу еще раз с тобой сыграть, – сказал мой дорогой Б.

–Давай! У меня вот дома есть небольшая шахматная доска, я хотела ее принести, но она не влезла в сумку! – ответила я.

–У меня есть маленькие шахматы, – сказал тогда он.

–Правда? И мы сможем в них сыграть? – спросила я.

–Да, можно прямо сейчас, – ответил он.

–Они у тебя с собой? – я посмотрела на него краем глаза и клянусь – увидела тень улыбки.

–Нет, они у меня дома, – пожал плечами он.

Я тогда почти не следила за нашим диалогом, лишь спустя время мне он представлялся полным. Но в тот вечер я слепо шла за ним, как и в любой другой вечер после. Может быть меня сбил с толку поход в магазин, где он купил эклеры и что-то еще. Я почему-то не думала, что мы идем к нему домой, пока он не сказал: «Люблю ходить через это поле».

–Красивое, а мы куда идем? – решилась я. Мне было страшно, но и спугнуть экскурсию в его квартиру «это средоточие Васильевского острова. Если заобщаемся, я тебе ее покажу» мне не хотелось.

–Ко мне домой, – непринужденно ответил он.

–А-а, – кивнула я.

Он жил в старенькой пятиэтажке, в какой я бы никогда не стала жить. И одновременно с тем, в какой я когда-то жила. Мы поднимались по лестнице вечность, у меня забилось дыхание, но я старалась не подавать виду – он шел ровно, не задыхался. Квартирку я разглядела в другие визиты, но когда впервые вошла, то совершенно ничего не запомнила. Он указал мне на старенькое компьютерное кресло и сказал садиться. Сам ушел заваривать чай. Я сняла свои колючие перчатки, положив их на захламленный компьютерный стол. Он подал мне кружку с кипятком, я отставила ее в сторону.

–Начнем?

Он достал доску. Мы сидели на его кровати и щурились на крохотные шахматы. Крошки от эклеров падали на кровать и цеплялись за шерсть колючего клетчатого пледа.

«Не укрывайся им! – потом говорил он мне, всякий раз, когда я его брала, – Он же колючий! – А я смеялась и забиралась к нему под толстое, детское одеялко».

Он предложил мне эклеры, я отказалась и сделала свой ход. Мой дорогой Б. открыл мне свой первый секрет – какие-то новые шахматы, новые правила, придуманные им и его друзьями.

Не помню, сколько мы там просидели, я посмотрела на время и запаниковала – завтра на работу.

–А во сколько закрывается метро? – испуганно спросила я.

–Ты успеешь, – успокоил он меня.

Мы вышли из квартиры вовремя, он выбежал без куртки, но проводил меня до станции. Снова крепко обнял. Мне хотелось сказать «Встретимся завтра?», но я только улыбнулась на прощание, и, затаив дыхание, бросилась в метро.

Он познакомился с моей собакой.

Четыре дня, девяносто восемь часов, пять тысяч девятьсот минут, триста пятьдесят четыре тысячи секунды.

Собаку я назвала в честь Скандинавской богини солнца. И вот оно – лучистое, игривое и совершенно непослушное, бегает вокруг меня, радостно виляя хвостом.

«Забрала?» – «Забрала!».

Из Саратова она ехала ко мне два дня, преодолевая невероятное расстояние. Домой мы с ней добирались с тремя пересадками, я много плакала и держала ее на коленях, пока она трусливо поджимала хвост.

Я не дала ему повести ее на поводке, когда он попросил. Не могла расстаться или ослабить хватку, не могла насмотреться. И в то же время тотчас забыла, что увидела ее спустя год. Будто мы никогда и не расставались с ней. Не знаю, возможно, это было от нереальности такого огромного количества времени порознь. А, возможно, это потому что я не сводила взгляда с моего дорогого Б.. Мы гуляли по парку, я перелазила с собакой на руках через дебри, чтобы выйти к звездам на моей майке, пылившейся на дне чемодана.

–Я уже переоделась, как тебе квартира? – Я вышла из комнаты, он сидел на кухонном диване и гладил Сол.

–Хорошая, – ответил мой дорогой Б.

Мы играли в шахматы, снова много разговаривали и ели. Он ничего не делал, лишь иногда поглядывал в глаза и улыбался. В шахматы он меня обыграл. А я совершенно не знала как люди начинают какие-то отношения. Точно знаю, что была от него в восторге, но отношения мне казались чем-то сложным и не подходящим для меня. Особенно с ним, уже тогда я понимала, что это была плохая идея. Все это была плохая идея.

–У меня вообще много шляпок! Ой, то есть шапок зимних…

–И ты в них ходишь? – он приподнял бровь.

Я лежала на кровати и раздумывала свой следующий ход, а он следил за моей макушкой.

–Ну, нет…Но мне их мама отправила! Это ее шапки, мне они не к лицу пока, но нравятся. – Отвечала я, переставляя пешку.

–Уверена? – он странно покосился на доску и сделанный мною ход. Я нахмурилась, посмотрела еще раз и обомлела. Один ход до потери главной фигуры.

–Черт…

–Хочешь переходить? А то так…

–Нет! – я усиленно замотала головой. – Это не по правилам, а я не какая-то там слабачка. Просто запомню. Ешь.

И я потеряла Королеву.

–Покажешь мне свои шапочки?

Я подняла на него взгляд и закивала. Спрыгнув с постели, поманила его за собой и торопливо потопала в сторону кухни. На лоджии я хранила всю старую одежду, обувь и множество коробок. Там, в большом синем мешке, лежали мои зимние шапки. Его то я и вытащила под свет ламп, пытаясь нашарить в мешке первый экземплярчик.

–Вот! – я достала старую пуховую шапку, что застыла, будто зверек на голове, покачиваясь только за счет длинной шерсти. Сол бегала где-то недалеко, привлекая внимание. Я улыбнулась, отпустив мешок и напялила шапку себе на голову, шире раскрывая рот.

–Ну, слушай, она тебе не по возрасту просто! – посмеялся мой дорогой Б.

–Ничего не правда! – запротестовала я, красуясь. – Очень даже по возрасту! Я солидная женщина!

Я увидела его улыбку и смутилась, опустив глаза на другую шапку и думала достать ее, как он сказал:

–Можно я к тебе попристаю?

Внезапно оказалось, что мы уже долго стоим слишком близко. Я подумала, что он хочет забрать шапку, что он и сделал. Я кивнула на его вопрос и он подошел еще ближе, отложив шапку на стол.

Мой первый поцелуй был странным. Он не уносил меня прочь, скорее приводил в сознание и отнимал зрение. Сердце прыгало выше, чем могла позволить грудная клетка. Я вдруг стала такой маленькой, а весь мир вокруг таким огромным. До меня так туго доходила вся сложившаяся ситуация.

В дальнейшем я поняла, как стоит заканчивать с ним поцелуи – опускать голову. Он быстро смекал, что пора заканчивать, когда не мог дотянуться до моих губ.

–Я никогда такого не делала, – призналась я, стараясь на него не смотреть. Тело сковало от стыда, а руки безвольно держались за его рубашку. Он же был в рубашке тогда?

–Никогда не? – он запнулся и слегка отстранился, – Как тебе?

Я что-то промычала, это не было даже похоже на слова. Мне не понравилось, но говорить этого я не хотела. Мне было даже противно, это я осознала чуть позже, когда он вновь меня поцеловал.

–Пойдем, – я сразу поняла, куда он меня зовет, но голова дальше не соображала.

Мы дошли до моей кровати быстро, я помню каждый свой шаг, мех тапочек качался в стороны от каждого движения. А потом они утонули под кроватью. Оставленные на одеяле шахматы поблескивали под светом потолочной лампы. Мне показалось, будто мы просто сядем играть, продолжим, как ни в чем не бывало. Руки от страха тряслись, тело было напряжено и нога никак не хотела принимать удобную позу.

–Давайка, – что-то такое сказал дорогой Б., когда стал собирать шахматы с кровати обратно в коробку. И делал это он так торопливо, что я даже не заметила, как он положил коробку на ее место и тут же вернулся ко мне.

Как бы я не любила описывать романтические сцены подобного характера, дорогой читатель, прошу оставить эту мне.

Когда ничего не получилось из-за моего страха и его торопливости, он рухнул рядом и попросил остаться на ночь. Я тихо кивнула. Завтра мне нужно было на работу.

Он был мне отвратителен.

Семь дней, сто семьдесят три часа, десять тысяч триста восемьдесят три минуты, шестьсот двести три тысячи тридцать одна секунда.

Он рассказал мне про всех своих бывших, в пьяном бреду что-то лепеча о больнице и прошлом лете. Он сидел на диване, на котором моя собака уже оставила свои следы, а я лежала у него головой на коленях. Он что-то рассказывал, активно жестикулировал, смеялся и делал комплименты моим ногам. Он сравнивал их с ногами девушки с какой-то картины. Я смеялась и старалась поддерживать диалог, суть которого ускользала от меня всякий раз, когда Он проводил по моей ноге пальцами. Это не было похоже на сцену из романтической драмы, скорее на начало хоррора. Жаль, что персонажи никогда не знают, где оказались.

А затем он уговорил меня пойти обратно в постель. Бледная луна подглядывала, пока он не опустил жалюзи. Лицо его казалось мне отвратительным. Он нависал надо мной и закатывал глаза так странно, что хотелось выбежать из комнаты, квартиры, улицы, города. Я становилась маленькой и старалась делать так, как он говорит. А он меня не щадил, был быстр и совершенно не аккуратен. Я отчаялась к вечеру.

–Уважение? – спросила я, когда он пробормотал что-то про взаимное уважение.

–Ну да, у меня к тебе есть некоторое уважение. Твой ход!

–Некоторое? – я приподняла брови и переставила бесполезную пешку.

–Ну да, дорогуша. Чтобы я тебя полностью уважал, ты должна мне отсосать. – На лице его играла пьяная улыбка, я фыркнула и вздохнула, получая мат.

Конечно, он потом сказал, что это была шутка.

Каждый раз, закрывая глаза, я видела его и мне становилось так плохо, что хотелось повеситься. Не с глупой шутки будет сказано, мне действительно было отвратительно. Эти полуприкрытые глаза и приоткрытый рот, его щетина и невероятная заторможенность в мимике. Все это было мне отвратительно. Игра на растерзание, ведь открывая глаза я заходила в мессенджер и долго смотрела на наш диалог: вот бы написал.

В женщин я всегда влюблялась с первого взгляда, в мужчин – никогда. Но я буквально сходила с ума от недостатка внимания.

Я кусала губы, грызла заусенцы на пальцах и оставляла новые. Мне всегда было мало, настолько мало, что хотелось кричать, выть и плакать. Плакать навзрыд, биться головой о стену. Боже мой, просто напиши мне, гандон.

Мы с дорогим Б. мало гуляли, да и не долго, но он залез мне под кожу и не хотел уходить. Яд, оставленный в открытой баночке на столе, «выпей меня». Манящий, совершенно не считающийся с тобой. А во мне плещется любовь, самая настоящая и я бы хотела чтобы ее видели, принимали, а не вливали мне насильно в глотку яд.