banner banner banner
Вынос дела
Вынос дела
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Вынос дела

скачать книгу бесплатно

– Ты там поинтересуйся, может, помощь нужна, все-таки похороны…

Скоркина схватила трубку сразу:

– Алле!

– Раечка, – робко завела я, – как дела?

– Ну ничего себе, – воскликнула бывшая супружница, – хороший вопрос вдове задаешь!

– Ты уже знаешь?

– Конечно, – бодро ответила Рая, – кстати, если хочешь, можешь помочь. Честно говоря, деньги нужны. Да, мне Зойка звонила, сказала, ты теперь у Таньки живешь. Приезжайте вдвоем.

Я оторопело уставилась на аппарат. Ну, Лазарева, ну актриса! Передо мной изображала полное неведение, чуть не зарыдала. А сама, оказывается, давно все знает. Откуда? И кто ей рассказал, что мы гостим у Тани?

В коридоре раздался командный голос хозяйки:

– Антонина, отнеси сумки в спальню.

В следующую минуту подруга всунула голову в комнату и пригласила:

– Пошли кофе пить.

Через полчаса все недоразумения выяснились. Оказывается, Зоя рано утром позвонила Харитоновым, чтобы поблагодарить за прием.

– Ну, конечно, я все ей рассказала, – блестя глазами с накрашенными ресницами, сообщила Таня. – Давай собирайся. Поедем к Райке.

Спустя два часа мы петляли по абсолютно одинаковым улочкам Вешняков-Владыкина.

– Нет, скажи, – в раздражении стукнула ладонью по рулю Таня, – ну как они гостей зовут, уму непостижимо. Этот дом 12, и тот тоже, а соседние 12а и 12б. Нам какой?

Оказалось, что первый. Маленькая дверь, обитая дешевым дерматином, распахнулась, и на пороге возникла Раиса.

– Входите, – весьма весело проговорила она и отступила в коридор.

Таня глянула на меня, пожала плечами и вошла внутрь.

Маленькая темноватая прихожая выглядела отвратительно. Прямо возле входной двери источал миазмы кошачий лоток. Справа высилась гора обуви. Демисезонные ботинки, босоножки, тапочки, зимние сапоги – все вперемешку. Слева громоздилась на простых крючках верхняя одежда. Между лотком и ботиночным Монбланом сверкала свежая лужа.

– Вот дрянь, – равнодушно уронила Рая, – опять нассал в прихожей. Идите в комнату, девочки.

Мы с Таней послушно шагнули в первую дверь.

У стены разложенный диван с весьма несвежим бельем, поцарапанная стенка, явно сделанная в Болгарии, продавленное кресло и несколько шатких стульев.

– Садитесь, садитесь, – засуетилась хозяйка, – сейчас чайку хлебанем, у меня и тортик имеется, вафельный, «Причуда».

Она метнулась на кухню. Из грязных, непонятного цвета простыней выбрался огромный рыжий кот и принялся меланхолично вылизывать хвост.

– Не верю, что она зарабатывает тысячу долларов в неделю, – шепнула Таня, осторожненько устраиваясь на колченогом седалище.

Скоркина влетела в комнату. На подносе громоздились щербатые кружки, разнокалиберные ложки и обсохлый шоколадно-вафельный десерт.

Откусив твердую, совершенно несъедобную лежалую вафлю, я попробовала начать необходимый разговор:

– Мы даже и предположить не могли, что вы с Ванькой муж и жена.

– Ага, – кивнула Рая, с явным наслаждением пережевывая твердокаменную «Причуду». – Мы сразу после учебы зарегистрировались.

– Никому не сказали, – удивилась Таня и полезла за сигаретами.

Рая поставила на стол измазанную пеплом пустую консервную банку из-под сардин. Иванова покосилась на импровизированную пепельницу, но, ничего не сказав, сунула в вонючее нутро едва прикуренный «Рок» и осведомилась:

– Ну, давай, Плюшка, рассказывай, что и как. А то мы с Дашкой, честно говоря, теряемся в догадках. То про суперзарплату рассказываешь, ключами от машины трясешь и с Клюкиным весь вечер не общаешься, а потом выясняется, что он твоя вторая половина… Да и живешь, честно говоря, не слишком шикарно.

Услыхав старое студенческое прозвище, Раиса дернула носом, потом еще и внезапно в голос зарыдала, уронив на столешницу всклокоченную голову.

– Прекрати, – брезгливо поморщилась Таня.

– Да, – продолжала всхлипывать Рая, – хорошо вам с Дашкой: богатые, сами себе хозяйки.

– Между прочим, – веско сказала Иванова, – разное бывало, а ты с серебряной ложкой во рту родилась. Когда в институте учились, мы с Дашкой порой на одной гречке сидели, а ты в «Арагви» каждый день носилась.

– Только пока папа был жив, – тихо отбивалась Рая, – а как скончался, ни одного денечка счастья не видала.

И она снова громко, слегка картинно зарыдала.

– Да уж, – ухмыльнулась Таня, – теперь вижу, что вы с Клюкиным – «сладкая парочка»: он о маме убивается, ты – о папе…

Мне надоела их перебранка, и, крепко сжав Танин локоть, я пробормотала:

– Ладно вам, лучше расскажи, Плюшка, все по порядку.

Собственно говоря, кое-что я знала и так. Раисин отец долгие годы служил председателем городского совета Скальска. Теперь подобная должность называется красивым иностранным словом «мэр». Городок расположен в Сибири, а чем дальше от Москвы, тем больше власти у местных начальников. Лев Константинович Скоркин управлял хозяйством крепкой рукой, не забывая при этом про собственное благополучие. Рая выросла в отличной квартире, в окружении нянек и гувернанток. Мама Раечки давно скончалась, Лев Константинович вдовствовал. Естественно, никаких проблем с поступлением в престижный московский иняз у Скоркиной не оказалось. Вдали от строгого отцовского глаза она радостно загуляла – веселые компании сменяли одна другую, благо для этого были созданы все условия. Жила Скоркина не в общежитии, а на съемной квартире, папа присылал огромную по тем временам сумму – четыреста рублей в месяц. Так она и проплясала до четвертого курса, раздражая женщин-преподавательниц дорогой косметикой и шубами, но в начале пятого года обучения все рухнуло.

Приехавшая из центра комиссия вскрыла в Скальске массу служебных злоупотреблений. Шли застойные годы. Как правило, подобные факты заминались, и проштрафившегося руководителя тихо отправляли на пенсию «по состоянию здоровья». Но на сей раз отчего-то решили устроить показательный процесс.

Льва Константиновича арестовали. «Нет расхитителям социалистической собственности!» – кричали газеты. Бедный Скоркин в мгновение ока оказался в См! О. Расследование начало набирать обороты, но тут у бывшего мэра приключился инсульт, и он благополучно умер до суда.

Раечке все-таки повезло. Она не превратилась в дочь уголовника, отбывающего срок на зоне, и с чистой совестью могла в дальнейшем писать в анкетах: «Отец скончался». За неимением основного подозреваемого дело прикрыли и сдали в архив.

Из института ее не выгнали, скорей всего просто пожалели. Но из отдельной квартирки пришлось перебраться в общежитие и жить на копеечную стипендию. Сокурсницы, недолюбливавшие Раису за наряды и французские духи, тихо злорадствовали.

– Как же ты за Ваньку выскочила? – поинтересовалась я.

Рая вздохнула:

– Он давно на меня глаз положил, только я на него даже не глядела. Знаешь, какие ухажеры были?

Знаю, знаю. Сливки, «золотая» молодежь. Только после истории со Львом Константиновичем все разом испарились, а Ванька остался и предложил руку и сердце.

– Деваться-то некуда! – бесхитростно признавалась Раиса. – Ну не в Скальск же возвращаться? Вот и согласилась. Если бы не мамочка его проклятая, одно имечко дорогого стоило – Гортензия Фелицатовна! – было бы сносно. И ведь она меня раньше привечала и все приговаривала: «Давай, Раечка, выходи за Ванюшу, помогу, чем смогу, деньги есть».

И это была правда. Гортензия заведовала крупнейшим универмагом, и Ванька перед экзаменами и зачетами появлялся в институте нагруженный коробками. Наши преподавательницы щеголяли в одинаковых сапогах «Аляска» и финских трикотажных костюмах. Впрочем, Клюкин не вредничал, частенько водил и нас через черный ход в магазин.

– А потом разом все переменилось, – продолжала Рая, – только Ваня заикнулся о женитьбе, она как заорала: «Не нужны нам тут лимитчицы из Скальска!»

Естественно, дочь городского головы и дочь подследственного – две разные девушки. Но маменькин сынок Клюкин неожиданно проявил твердость и отнес заявление в загс.

Но лучше бы он этого не делал, потому что свекровь просто стала сживать молодую невестку со света. Сначала не дала разрешение на постоянную прописку на своей жилплощади.

– Разведешься с шалавой через три месяца, а она квартиру делить заставит, – бурчала Гортензия Фелицатовна, – голодранка, нищенка, лимитчица… Разве я такую жену Ванечке хотела?

Рая помалкивала, думая, что свекровь в конце концов свыкнется и успокоится. Но через пару лет стало только хуже. У Гортензии неожиданно нашли рак. Придя из больницы, Клюкина вытянула вперед руки и трагически произнесла, указывая на Раю:

– Ты виновата, вся онкология от нервов, убирайся из моего дома.

Рая беспомощно глянула на Ваню, а тот только переминался у двери, бормоча:

– Ну ладно, ладно, уж извини мать, больная ведь!

Умирала свекровь мучительно и отошла в мир иной с проклятиями на устах.

Рая решила, что несчастьям пришел конец. Куда там! Теперь начал выделывать фортели Иван. Каждый день в доме разгорался скандал.

– Чего же ты от него не ушла? – удивилась я.

– Куда? – воскликнула Рая. – На улицу?

– Ну почему, – сказала Таня, – квартиру бы разменяла.

– Ха, – выкрикнула Скоркина, – да он не давал мне разрешения на постоянную прописку! Только год тому назад квартиру в равных долях приватизировали, и то потому, что он испугался. Сказала ему: или со мной жилплощадью делишься, или больше из запоя выводить не стану, подыхай в блевотине.

– Он пил? – тихо поинтересовалась Таня.

Рая кивнула и толкнула дверь в смежную комнату:

– Во, глядите.

Большая спальня была почти пуста. У окна валялся на полу комковатый ватный матрас, подушка без наволочки, драный плед. В воздухе воняло кислым.

– Любуйтесь, – тонким голосом произнесла Рая, – все подчистую вынес. И книги, и посуду, и мебель. В других помещениях не лучше. Жрал ханку, как верблюд воду, и ведь не помирал никак! Во здоровье имел! Запоями страдал. Два месяца ни капли в рот не берет, потом бац, три недели упивается.

– Где же он работал? – удивилась я.

– А нигде, – пояснила Рая, – сначала в Библиотеке иностранной литературы, потом в Нм м, следом в институте преподавал, потом в школе… Отовсюду выгнали. Ну кому пьянь нужна? Ну уж потом совсем вниз покатился – дворник, грузчик, стеклопротирщик… Да и там не удержался. Вещи стал продавать, у меня из сумки воровал.

– Сама где служишь? – прервала поток жалоб Таня.

– Сейчас нигде. На инвалидности, астма у меня, – пояснила Рая, – вторую группу имею.

В комнате повисло напряженное молчание. Мы сидим тут почти два часа, а Скоркина даже ни разу не кашлянула. По-моему, с такой формой астмы следует искать службу. Очевидно, та же мысль пришла в голову и Тане, потому что Иванова сказала:

– Неправда, будто сейчас нельзя найти работу. Да, министром не возьмут, но полы в супермаркете мыть – сколько угодно.

– Небось сама за мужниной спиной живешь, – оскорбилась Райка, – а мне в уборщицы советуешь.

– Зачем же вы всем врали на вечере, – поинтересовалась я, – и потом, Иван был хорошо одет, с золотыми часами, ключами от машины тряс!

– О господи, – закатила глаза Скоркина, – да когда Зоя позвонила, он как раз второй день как из запоя вышел. Поехал к двоюродному брату, тот в театре работает, взял для нас костюмы…

– А часы? – не успокаивалась я.

– Оттуда же, муляж, правда, сделаны здорово, – пояснила Раиса.

– А машина? – не унималась я.

– Ну и дура, ты, Дашка, – неожиданно обозлилась Раиса. – Нет и не было никакого автомобиля! Пыль в глаза пускали!

– Зачем? – в один голос воскликнули мы с Таней.

– И шь вы какие, – прошипела Скоркина, – сами в загородных домах проживаете с прислугой, в брильянтах ходите, а нам, значит, в бедности расписаться? Нет уж, хотели с Клюкиным, как все, быть богатыми…

– Что же не разговаривали друг с другом? – продолжала удивляться Таня.

– А чего нам обсуждать? – пожала плечами Раиса. – Я только и ждала, когда Клюкин помрет от пьянки. Ну, слава богу, отмучилась. Теперь эту квартиру продам, себе куплю поменьше, жизнь пойдет!

Мы потрясенно молчали.

– Так как, девчонки, – поинтересовалась Раиса, – дадите денег на похороны? У меня только двадцать рублей в заначке.

Не успели мы открыть сумочки, как зазвенел телефон. Скоркина схватила трубку и недовольно буркнула:

– Алле.

По мере разговора ее лицо вытягивалось, щеки начали бледнеть, губы, наоборот, стали темно-бордовыми. Наконец она выдавила из себя:

– Хорошо, завтра в десять.

Потом положила трубку на рычаг допотопного аппарата и пробормотала:

– Откладывается.

– Что? – изумилась я.

– Похороны.

– Почему?