скачать книгу бесплатно
Сейчас он совершенно не был похож на убогого, бедного, считающего медные копейки мужика. В тот единственный раз, когда я его видела, на Каюрове красовались продранные домашние тапки, вытянутые на коленях нитяные тренировочные брюки, именуемые в народе «трико», и бесформенная футболка, заляпанная краской. Сегодня же на нем были джинсы, да не какие-нибудь, а штучные «Ли», яркий, темно-синий пуловер, из-под которого выглядывал воротник светлой рубашки. Карманчик пуловера украшал скромный ярлычок «Марко Поло». По самым скромным подсчетам, свитерочек стоил около трехсот долларов, а ботинки же высокие, на толстой подметке, явно тянули на все пятьсот… Стоило ему переступить порог, как в воздухе разлился запах «Кензо», вернее, его последнего мужского аромата «Одицы мир», дорогой парфюм, слегка вызывающий, так пахнет богатство…
– Леночка, – воскликнула Галка, – а я уже думала, что вы не приедете, Лорд-то скучает, ждет тебя.
Вошедшая следом за Михаилом худенькая темноволосая дама, тоже в джинсах и пуловере, хриплым низким голосом сказала:
– Колесо прокололи, а мы сегодня без шофера, Миша сам за рулем…
– Бывает, – хмыкнул Лешка, – давайте садитесь и знакомьтесь.
Началось пожимание рук, и все зацвели улыбками. Михаил скользнул по мне взглядом и не узнал. Я же пребывала в глубочайшем удивлении. Лена? Но ведь она была совершенно социально не адаптирована, сидела в запертой комнате, несчастная безумная идиотка или наркоманка, потерявшая всякий человеческий облик… Может, это не она? И откуда взялось богатство? А оно просто било в глаза. Уши, пальцы и шея женщины переливались и блестели, у Михаила на запястье красовались часы «Филипп Патек». Сев к столу, гости небрежно швырнули на диван кожаные сумочки, она дамский ридикюльчик, он – барсетку, туда же полетели и сотовые телефоны. А когда подали кофе, Лена вытащила золотую зажигалку от Картье. У меня у самой есть похожая, и я великолепно знаю, что Лена заплатила за безделушку сумму, сравнимую с годовым бюджетом Албании…
Вообще богатый человек узнается по мелочам. Костюм, даже пальто, шляпа могут быть простыми… Но обувь, кошелек, зонт, сумка, перчатки, зажигалка и портсигар всегда окажутся первосортными. Если человек, назвавшийся преуспевающим бизнесменом и сидящий перед вами в костюме от Хуго Босс, достанет из кармана обычный «Ронсон», а часы у него окажутся электронной «Сейкой», немедленно насторожитесь. Ваш гость врет. По-настоящему обеспеченный мужик поступит иначе. Нацепит неприметный, но безукоризненно отглаженный прикид, и возьмет золотое или платиновое «огниво». Так откуда деньги у Каюрова? Хотя, если вспомнить метаморфозы, происшедшие с Верещагиными, то ничего удивительного. Может, он тоже успешно занялся бизнесом, вылечил жену…
После обеда гостей отвели к конюшням. Там уже ждали оседланные лошади и пони, приготовленный для Мани. Не успела я ахнуть, как Кеша и Зайка схватили поводья и исчезли, Маруська, покрикивая на толстозадого пони, потрусила за ними.
Такое поведение домашних неудивительно, в Париже у нас есть лошади, и все мои дети довольно ловко управляются с ними, все, но только не я. Честно говоря, я не сидела на коне ни разу и надеялась никогда этого не делать. Нет, я люблю животных, но вот скакунов слегка побаиваюсь… Но не падать же в грязь лицом перед всеми. Тем более что кобыла, предназначенная мне, выглядела вполне мирно. Пришлось, сопя от напряжения, влезать в седло.
Кое-как умостившись в довольно жестком кожаном седле, я погладила лошадку по голове и сказала:
– Ну, давай, иди вперед.
Животное повернуло длинную морду с большими карими глазами, оглядело меня и шумно вздохнуло. Может, лошади любят деликатное обращение?
– Дорогая, пожалуйста!
Кобыла стояла как вкопанная, и тут появился конюх.
– Хорошая лошадь, – кивнул он, – спокойная, а уж умная, сто очков собаке даст! Чего не скачете?
– Простите, как ее завести?
Парень рассмеялся:
– Просто. Сожмите коленями бока, вперед пойдет, натяните поводья, встанет.
Я обняла лошадь коленками. Внезапно сиденье подо мной заколыхалось, и кобыла тихонечко пошлепала вперед.
– Только галопом не пускайте! – крикнул конюх.
Я медленно двигалась по дорожке к лесу. Эх, забыла спросить, а как она поворачивает, руля-то нет.
Пошатавшись по лесу, я очень устала, когда увидела у одной из елей двух привязанных коней. Как хорошо, сейчас слезу и узнаю, как развернуть своего «Буцефала» назад. Натянув поводья, я крикнула:
– Тпру! Стой!
Лошадь прошла еще метров двести, замерла и мигом принялась выискивать что-то между корнями деревьев. Кое-как я сползла с седла и, чувствуя, как между ногами что-то мешается, пошла вниз, к оврагу, откуда доносились два голоса: мужской и женский.
Раздвинув кусты, я хотела уже с веселой миной выйти на полянку, но, глянув на залитую холодным октябрьским солнцем лужайку, мигом прикусила язык. Мише и Лене было явно не до посторонних.
Перед прогулкой супруги переоделись и сейчас были чрезвычайно похожи: оба в бриджах, коротеньких курточках и жокейских шапочках. Лена держала в руках хлыст, Миша стек. Даже сапожки у них были идентичны: красные, блестящие, наверно, лаковые. Муж с женой смотрелись очень красиво на фоне увядающего осеннего леса, словно яркие, экзотические птицы, севшие на лужайку. Но то, что вырывалось из их ртов, было ужасно.
Глава 4
– Имей в виду, – почти кричала Лена, – я теперь знаю все! Больше тебе не удастся обманывать, подонок, альфонс, негодяй! Да, теперь я понимаю, какого дурака сваляла!
Я удивилась, как злоба меняет человека. Какой-то час назад Лена выглядела симпатичной, молодой, вернее, моложавой дамой, довольной собой и окружающими. Теперь же на поляне бесновалась тетка с нездорово-бледным цветом лица и растрепанной прической. Негативные эмоции не красят, милая Леночка разом растеряла элегантность и респектабельность.
– Сволочь, ну, погоди, – налетала она на Михаила.
Тот весьма раздраженно ответил:
– Прекрати, дорогая, что за базар? Возьми себя в руки, и давай продолжим прогулку! Не знаю, кто тебе наболтал глупостей, но…
– Рита Назарова, – спокойно сообщила Лена, – Ритусенька, твоя ненаглядная Маргариточка!
На лице Михаила промелькнуло плохо скрытое беспокойство, но он нашел в себе силы засмеяться.
– Господи, родная, да у Ритки климакс в мозгах, и потом, ну зачем мне эта старая калоша, когда рядом такая красавица, как ты!
– Нет уж, – взвизгнула Лена, – больше ты меня не обманешь. Говорю же, я все знаю. У Ритки денег немерено, вот и все объяснение ее популярности. И потом…
– Ну, милая, – забормотал Миша, – не нервничай так.
Лена недовольно рассмеялась.
– Только без ля-ля, чего задергался, а? Нет, помни, ты у меня в руках и теперь будешь унижаться передо мной, как я раньше перед тобой. И знай, завтра с утра я еду к нотариусу и сделаю новое завещание, понял, хмырюга! Ишь чего придумал, меня надуть.
– Леночка, – спокойно ответил Миша, – возьми себя в руки, пойдем, дам тебе рудотель, в машине лежит. Выпьешь, успокоишься, тогда и поговорим. Ну кому ты можешь завещать деньги? К чему эти мысли? Ты молода, проживешь еще много лет… И ведь мы уже все обсудили, договорились!
– Если я не буду брать из твоих рук никакие лекарства, то точно столетний юбилей отмечу, – прошипела Лена, – а насчет завещания не волнуйся. Отпишу деньги первому встречному. Вернее, нет, вот сейчас вернусь к ужину и первый, кто ко мне обратится, и получит состояние!
– Дура, – бросил Михаил, очевидно, у мужика наконец лопнуло терпение, – идиотка, только попробуй и…
– Что и? – неожиданно усмехнулась Лена. – Что будет-то?
Выплюнув последнюю фразу, госпожа Каюрова взмахнула хлыстом и попыталась ударить мужа. Михаил успел увернуться, но тонкий ремень все же задел край его лица, кожа мигом лопнула, и из тонкого пореза быстро-быстро потекла струйка яркой крови.
– Так тебе и надо, – припечатала Лена, – теперь сама буду музыку заказывать!
Быстро повернувшись, она двинулась в сторону большой ели. Пригнувшись, я скользнула ужом в кустарник. Знаю, какую неловкость испытывают люди, когда понимают, что чьи-то жадные глаза и уши были свидетелями их семейной сцены. Лена пролетела в нескольких сантиметрах от меня, дернула Лорда за кожаные ремешки, свисавшие под мордой коня, ловко вскочила в седло и умчалась. Следом выбрался Михаил, похлопал свою лошадь по крупу и, промокая белейшим носовым платком довольно длинную рану, громко и злобно сказал:
– Ну блядь! Ну сука!
Лошадь тревожно заржала. Миша погладил ее между ушами:
– Спокойно, это не про тебя.
В тот же момент раздалось ответное ржание – это кобыла, на которой «приковыляла» я, привязанная за полосой высокого кустарника, отвечала своей подруге.
– Давай, – взлетел Миша в седло, – домой! Только идиотов мне тут не хватает!
Когда мягкий стук копыт замер вдали, я вылезла из кустарника и с наслаждением распрямила ноющую спину. Хорошо, что моя лошадь была привязана за кустами. Ни Лена, ни Миша не заметили ее, впрочем, оба супруга находились в таком взвинченном состоянии, что скорей всего не увидели бы кобылу, даже если б она оказалась прямо у них под носом. Однако какая неприятная сцена развернулась тут только что! Жизнь научила меня, что даже у самых ближайших приятелей не следует интересоваться чистотой их белья и уж совсем не нужно выведывать тайны, можно ненароком такое узнать!
Я подошла к «Буцефалу» и, ухватив, как Лена, за кожаные ремешки под подбородком, потянула кобылу. Та покорно пошла. Развернув ее лицом к конюшням, я кое-как вскарабкалась на нее и, сжав коленями гладкие, упругие бока, велела:
– Ну, хорошая, иди домой!
Умное животное тихонько побрело назад. Я мерно покачивалась в седле. Езда успокаивала, и, уже подходя к знакомому забору, я подумала: «Скорей всего Лена просто приревновала Мишу к даме по имени Маргарита Назарова».
Чай подали в шесть. Я успела как раз в тот момент, когда улыбающаяся Галка водрузила на стол блюдо с блинами:
– Налетайте! Только испекла!
– Ты сама готовишь? – удивилась я.
– Нет, держу домработницу, но блинчики – это святое, – пояснила Верещагина, – Лешка только мои ест!
Блины и впрямь удались. Легкие, прозрачные, ажурные, похожие на крохотные оренбургские платки. Таких двадцать штук слопаешь и не заметишь. Маруся, Зайка и Кеша быстро расхватали угощенье. Лена, спокойная, улыбающаяся, отказалась:
– Мне лучше просто чай.
– Что так? – спросила Галя.
– Да панкреатит замучил, – пояснила она, – желудок болит, и фигуру беречь надо!
Зайка тяжело вздохнула.
– Мне тоже, но удержаться я не могу.
– А я за талию не боюсь, – радостно воскликнула Маня, пододвигая к себе тарелку, где горой высились ароматные блины.
– Тебе и не надо, – ласково сказал Кеша.
– Почему? – насторожилась сестра.
– Нельзя лишиться того, чего нет, талии, например. И потом, какая разница, какой у тебя объем самого узкого места на теле – сто два или сто три сантиметра!
– Ах ты… – начала Манюня.
Зная, что сейчас она закончит фразу словами «глиста в скафандре», я мигом пнула дочь ногой под столом и постаралась перевести разговор на иную тему:
– Галка, можно дать Банди блинчик?
– А он станет их есть? – изумилась хозяйка.
Питбуль замел по ковру длинным тонким хвостом и жалобно заскулил. Наш клыкастый Бандюша обожает все продукты, но блинчики вне конкуренции. С превеликим удовольствием пит сожрал бы все три блюда с блинами, но ему достался только один кусочек.
– Где Миша? – спросил Лешка, незаметно подсовывая Банди еще один блинок.
– Отдохнуть решил, – совершенно спокойно ответила Лена.
Но тут дверь распахнулась и вошел Каюров. Он вновь надел джинсы и пуловер, правда, другой, бордово-вишневого оттенка, а щеку мужика украшал пластырь телесного цвета.
– Что случилось? – спросила Галка, показывая на наклейку.
– Веткой поцарапался, – улыбнулся Миша и сказал: – Ленуся, тебе нельзя блинчики, да и кофе, пожалуй, тоже.
– Я приняла фестал, милый, – нежно проворковала Лена, – а от блинов удержалась.
– Молодец, – похвалил Миша, – плесни мне чайку, а запах какой, вы, Галочка, изумительно печете.
– Вы еще ее компоты не пробовали, – засмеялся Лешка, – фирма! Живой витамин. И вообще, у меня не жена, а клад! Умница, красавица, хозяйка, за что мне такое сокровище досталось?
И он ущипнул Галку за бок. Та отмахнулась полотенцем.
– Ешь лучше, комплиментщик.
Я тихонько наблюдала за ними. Вовсе это неправда, что богатство портит человека. Нет, большие деньги делают людей свободными, добрыми и щедрыми. Просто в коммунистические времена материальное благополучие не поощрялось, вот и придумали расхожую истину: богач злобен и неприятен. А на самом деле нет никого злее, чем бедняк, вынужденный каждый день сражаться за кусок хлеба. Как ему быть добрым, если на лавках сидят голодные дети, а у пустой кастрюли стоит в истерике жена. А уж как нищета портит женский характер! Невозможность покупки лишней пары колготок или тюбика крема может довести до нервного срыва. В материально неблагополучных семьях часто вспыхивают скандалы… Вот раньше Лешка Галку иначе, как «бензопила «Дружба», не называл, а она величала его «урод» или «ирод», в зависимости от настроения. И еще, Верещагин никогда не хвалил жену, используя любую возможность, чтобы унизить ее и показать, кто в доме хозяин. Впрочем, Галка попрекала его куском хлеба и, помнится, навесила на холодильник замок… Теперь же у них совет да любовь. Да, не зря попугай капитана Флинта беспрестанно кричал: «Пиастры, пиастры». Хотя смотря что считать богатством. Одному тысяча рублей кажется состоянием, другому и миллиона мало…
– Дашка, – тронула меня за плечо Галка, – еще чаю?
Я выпала из дум и увидела, что за столом нет никого, кроме меня.
– А где все?
– Твои пошли на котят смотреть, – пояснила хозяйка, – у нас разом две кошки с приплодом. Лешка конюхам перцу на хвост сыплет, недоглядели за Маркизой, у нее воспаление копыта началось. Лена, по-моему, пошла Лорда сахаром угостить.
– Лошади любят сладкое?
– Как дети, – улыбнулась Галя, – и потом, они ценят ласку, им приятно, когда человек внимание проявляет и угощение приносит. Не поверишь, сколько раз я замечала: похвалишь одного коня, погладишь, а другой завидует.
– Можно угостить лошадку, на которой я каталась днем?
– Каролину? Конечно. Только возьми ей лучше кусок «Бородинского» хлеба и посыпь солью, она у нас такой бутерброд обожает.
Я приготовила лакомство и двинулась к конюшням. Банди и Снап, набегавшись весь день по конезаводу, остались спать в гостиной на мягком ковре. За мной увязался только Хучик. Сначала песик бодро трусил по асфальтовой дорожке, но, когда перед конюшней она сменилась на тропинку с гравийным покрытием, мопс сел на зад. Мелкие камушки, очевидно, доставляли боль его нежным лапкам. Я подхватила Хуча под мышку.
– Ну, дорогой, и бока же ты отъел! Сидел бы уж дома, зачем за мной пошел?
Хучик только сосредоточенно сопел. Под гладкой шерсткой и толстым слоем жирка бьется храброе сердце. Очевидно, мопс решил, что в незнакомом месте, да еще среди диковинных, огромных животных хозяйке потребуется охрана.
Войдя в конюшню, я опустила Хуча на утрамбованный пол и пошла вдоль ряда денников. Над дощатыми воротцами виднелись сверху головы, а снизу лошадиные ноги. Каждую «квартиру» украшала табличка с именем животного и фамилией хозяина. Я прошла мимо Ральфа, принадлежащего Михаилу, потом увидела Лорда Лены, а рядом с его стойлом было другое, на котором значилось: «Каролина, собственность Галины Верещагиной».
– Каролиночка, – позвала я, открывая дверки.
Лошадь шумно вздохнула. Я протянула ей бутерброд. Нежные шелковые губы осторожно взяли с ладони угощение, широкие, коричневые ноздри вздрогнули. Прожевав, Каролина коротко всхрапнула и положила голову мне на плечо, она явно говорила «спасибо». Я обратила внимание, как аккуратно Каролина переступила тонкими мускулистыми ногами, боясь задеть вертящегося под копытами Хуча. Никогда до этого я не имела дела с лошадьми. Скакуны Ольги и Аркадия, вместе с Машкиным пони, стоят в конюшне у Жана Вильруа, и я туда никогда не езжу. Но сейчас первый раз пожалела об этом. Интересно, это только у Верещагиных такие милые, деликатные лошадки или они все столь приветливы?
Внезапно послышался глухой удар. Я вздрогнула. В соседнем деннике нервничал Лорд. У него была красивая морда, по бокам носа виднелось два белых пятна, словно очки. Вспомнив Галкин рассказ о лошадиной ревности, я вытащила из кармана несколько кусков рафинада и протянула жеребцу:
