banner banner banner
Хищный аленький цветочек
Хищный аленький цветочек
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Хищный аленький цветочек

скачать книгу бесплатно

– Да, – прошептала Зинаида, – я так высказалась.

– И что мне следовало делать? – развела руками Львова. – Несколько раз я звонила вам, а вы трубку не снимали. Не могла же я неблагодарных людей у подъезда ловить, просить: «Примите денежки Егорушке на таблетки». Сами оттолкнули дающую руку, и я взяла шефство над другим ребенком. А теперь вновь заводите речь о милосердной помощи. Но у меня нынче есть Сонечка, двоих патронировать я не смогу. Предлагаете бросить Софью и опять заняться Егором? Я должна обречь на смерть девочку Ольги ради спасения вашего мальчика?

– Вы чудовище! – закричала Зина. – Мерзкий монстр, подпитывающийся чужой бедой! Расцветаете от нашего горя!

– Вот и договорились, – кивнула Жанна. – Не испытываете добрых чувств ко мне? И не надо. Оленька, проводи Зинаиду Егоровну, она уходит.

Бирюкова довела гостью до двери. Стоя уже на пороге, Воробьева схватила ее за руку, прошептала:

– Давно тебя эта акула приголубила?

– Ступайте прочь! – возмутилась Ольга. – Не смейте про Жанну Сергеевну гадости говорить. Она святой человек, а вы, похоже, неблагодарная сволочь.

Зинаида мрачно усмехнулась.

– Ну-ну, значит, ты с ней только-только познакомилась. Через пару месяцев поймешь, с кем связалась. Попала в капкан, теперь не вздумай побег замыслить. Видишь, что с нами вышло? Ох, не жить Егорке из-за моей несдержанности. А ты терпи ради дочери, дай тебе бог сил…

Бирюкова примолкла.

– Пока ничего ужасного я не вижу, – нарушил тишину Панов. – Львова зарабатывала хорошие деньги, большую часть из них отдавала больным детям, но, вероятно, ей не по карману было помогать двум малышам одновременно. Если Зинаида нахамила Жанне Сергеевне, та имела полное право обидеться.

Оля подняла руку.

– Ага, сверху да издалека все так и выглядит. И я, когда Зинаида ушла, очень ее осудила, сказала Жанне: «Встречаются же такие гадкие люди. Делаете им добро, а в ответ комья грязи летят». Но потом, как и предсказывала Зина, глаза у меня открылись. Слушайте, что Львова с нами сделала. Начиналось-то все замечательно, я ей руки целовать была готова, ноги мыть и воду пить…

Глава 5

Когда у маленькой Сонечки обнаружили тяжелое заболевание, которое очень плохо лечится в России, но вполне успешно могут победить в Германии, Бирюковы сначала впали в панику. Потом кинулись в разные фонды, обратились в газеты, создали сайт в Интернете в надежде на человеческую доброту. Но особой материальной помощи семья не получила. Деньги на счет ребенка поступали, вот только очень медленно, а врачи постоянно твердили испуганным родителям:

– Времени мало, продавайте квартиру и везите девочку в Мюнхен.

А у Бирюковых, кроме Сони, еще четверо детей, нельзя же лишить их жилья. Положение казалось безвыходным, и тут Ольге позвонила Львова.

– Вам сумму на лечение в евро переводить? – спокойно, совсем буднично спросила женщина.

– Да, пожалуйста, – ответила Оля. – Сколько сможете, будем вам очень благодарны.

– Я полностью оплачу все расходы, – уточнила Жанна.

Несчастной матери показалось, что она ослышалась.

– Простите, что вы сделаете?

– Полностью оплачу все ваши расходы, – повторила бизнесвумен.

Дальнейшее напоминало сказку: Львова действительно дала деньги, Соню удачно прооперировали. Причем владелица SPA-салонов не оставила Бирюковых, полностью взяла их на содержание – покупала необходимое девочке очень дорогое лекарство, снабжала семью продуктами, за свой счет отправляла больную с мамой в Мюнхен на консультацию с врачом раз в три месяца. Понимаете, как родители относились к благодетельнице?

А потом Жанна сказала:

– У меня двадцать девятого сентября день рождения, самый грустный праздник в году.

– Почему? – удивилась Оля. – Надо позвать друзей.

– Ни с кем, кроме вас, я не общаюсь, – тихо пояснила Львова. – Я очень одинокий человек.

И Бирюкова устроила для спасительницы торжество. Дети выучили стихи, Ольга накрыла стол, а отец купил подарок. Когда Жанна вошла в квартиру, все зааплодировали, запели песню и целый вечер хвалили Львову, поднимали тосты за ее здоровье, говорили о своей любви и благодарности к ней. А маленькая Соня обращалась к благодетельнице не иначе как «мама Жанна». Отличный получился праздник.

Спустя сутки Львова позвонила вновь. Высказала благодарность за поздравления и заметила:

– Первого октября у меня день ангела.

Оля снова затеяла веселье.

Через неделю у Жанны была годовщина создания фирмы, и она отмечала ее не с подчиненными, а с Бирюковыми. Затем Львова пожаловалась на депрессию, которая всегда начинается у нее в ноябре, когда умерла ее мать, тогда семья организовала что-то вроде поминок…

Медленно, но верно жизнь Бирюковых превратилась в проведение постоянных вечеринок для спасительницы Сонечки. И дети, и Сергей, и сама Оля были заняты по уши. Два-три, а то и четыре раза в неделю они выпускали специальную стенгазету, разучивали стихи-песни, готовили угощение, покупали подарок, а затем на все голоса нахваливали Жанну Сергеевну за ум, красоту, милосердие, клялись ей в любви, присягали на верность, падали ниц. Ольга устала от череды праздников, ей надоело славить Львову. А еще категорически не нравилось, что все ее дети, которых бизнесвумен заваливала подарками – купила им крутые мобильники, ноутбуки, обещала оплатить их учебу за границей, стали звать ее «мамой Жанной».

Бирюкову нельзя назвать неблагодарным человеком, она прекрасно понимала, что делает для их семьи Львова, поэтому всегда старательно готовила очередное пиршество. Но ей хотелось побыть с мужем и ребятами в своем доме наедине, без благодетельницы. А тут еще старшие девочка с мальчиком начали проситься переночевать у Львовой… Ольге стало казаться, что Жанна Сергеевна потихоньку отнимает у нее детей, разрушает их семью. Милосердная дама представлялась многодетной матери похожей на плющ, обвивающий каменную стену дома, – он, конечно, придает зданию внешнюю красоту, но расшатывает «усами» кирпичную кладку.

В конце концов Оля решила слегка остудить отношения и сказала Львовой:

– На зимние каникулы нас пригласила в гости моя подруга из Киева.

– Вот здорово! – обрадовалась Жанна. – Когда летим? Или едем на машине? Хочется полюбоваться на один из самых красивых городов мира.

– Мы уедем на десять дней, – уточнила Бирюкова.

– Без меня? – сообразила бизнесвумен.

– Простите, – соврала Ольга, – но у приятельницы крохотная квартирка, там с трудом мы-то поместимся. Вы не обидитесь?

– Конечно, нет, – засмеялась Жанна. – Ненавижу скученность.

Бирюковы отключили телефоны, приказали детям не говорить «маме Жанне», что они не покидали Москву, и провели праздники в полном восторге в свое удовольствие, без посторонних.

На одиннадцатый день Оля звякнула Львовой и сообщила:

– Мы тут!

– Отлично, – вяло ответила благодетельница. – Хорошо повеселились?

– Ой, какое там! Оказывается, приятельнице требовалось помочь с ремонтом, мы клеили обои, циклевали паркет, – изобретательно солгала Бирюкова. – Устали, измучились. Вы к нам приедете?

– На этой неделе вряд ли, дел по горло, – сухо заметила Жанна и отсоединилась.

Тринадцатого января на счет Бирюковых должны были упасть деньги на лекарство для Сони, но сумма не пришла. И тут Оленька вспомнила визит Зины, ее слова: «Не жить Егорке из-за моей несдержанности». Бирюкова перепугалась до полусмерти и вместе с детьми и мужем помчалась к Львовой.

Увидев компанию в разноцветных шапочках, с цветами-подарками в руках и узнав, что Бирюковы в полном составе явились к ней домой, дабы отпраздновать Старый новый год, Жанна криво улыбнулась.

Всю ночь гости хвалили хозяйку, танцевали вприсядку, целовали-обнимали «мамулечку», и в конце концов Львова оттаяла.

Деньги на лекарство пришли, Оля перевела дух и поклялась себе никогда более не пытаться прервать череду праздников.

С того дня Бирюковы стали личными скоморохами бизнесвумен. Жанна оказалась эмоционально ненасытной, развлекать ее требовалось постоянно. Обращаться к благодетельнице иначе как «наша любимая мамочка» запрещалось. Утро Бирюковой начиналось со звонка в дом Львовой. Оля спрашивала:

– Как спалось нашей любимой мамочке?

– Ничего, вот только спина побаливает, – капризно сообщала Жанна.

– Боже! Дети, Сережа, нашей любимой мамочке плохо! – кричала Ольга. И обещала собеседнице: – Сейчас приедем к тебе, сделаем массаж, сварим куриный бульон.

– Нет, я убегаю на работу, – останавливала ее порыв Львова. – Сама к вам вечером загляну.

Жизнь Бирюковых превратилась в постоянное прислуживание той, от кого зависела жизнь Сони. Сергей делал в квартире Львовой мелкий ремонт, мыл-заправлял ее машину, привозил продукты. Оля убирала, стирала, готовила. Жанна Сергеевна очень часто говорила:

– Я на себя трачу копейки, лишь бы Соня осталась жива.

У бедной матери после этих слов появлялось некомфортное ощущение, что ради своей дочери она отнимает у Львовой честно заработанные ею тяжелым трудом деньги. Но противнее всего было изображать любящих родственников. Однако Бирюковы очень старались, потому что понимали: Сонечке пить лекарство надо не менее пяти лет, месячный курс стоит четыреста пятьдесят тысяч рублей, и если Жанна перестанет давать деньги, ребенок окажется в могиле.

На второй год такой жизни Сергей начал прикладываться к бутылке, а Олю стали мучить боли в желудке. Ни один врач не мог понять, что с ней – анализы хорошие, а женщина ничего съесть не может.

А еще Ольге пришлось бросить занятия по истории искусства, которые были организованы владелицей одной из художественных галерей. Сами понимаете, у многодетной матери нет особого времени на самосовершенствование, но Оля после рождения Сони, чтобы не превратиться в робота, исполняющего домашние обязанности, записалась на бесплатные лекции, каждый четверг с семи до десяти вечера ходила слушать рассказы о живописцах и картинах. И вот из-за общения с Жанной лишилась единственного любимого досуга.

Бирюкова подошла попрощаться к владелице галереи, не выдержала, расплакалась, рассказала, почему больше не сможет посещать занятия. Но чем искусствовед могла помочь слушательнице? Она подарила Бирюковой авторский экземпляр книги об импрессионистах, на том и расстались.

Изменилось и отношение детей к благотворительнице. Вначале и старшие, и младшие были в эйфории от дорогих подарков, которые им покупала Львова, но потом градус восторга начал падать. Ребята поняли, что мобильные телефоны, компьютеры и прочие радости следует ежедневно отрабатывать. У детей теперь не было времени на простые ребячьи радости, вроде похода с приятелями в кино или на общение в Интернете. Но еще хуже оказалось то, что им почти некогда стало делать уроки, в их дневниках появились двойки. Младшие заныли: «Почему из-за Сони всем должно быть плохо? Это ей лекарство покупают, а не нам. Надоело каждый день веселиться». Львова же говорила им: «Бог с ней, с учебой, не переживайте из-за плохих отметок, я вас устрою на платное отделение в любой институт».

Оля поняла, что еще немного – и благодетельница полностью развалит ее семью, необходимо дистанцироваться от пиявки. Но где потом найти денег на медикаменты?

И вдруг Львову убили. Услыхав новость, Бирюкова в первый момент заликовала. Ура, они избавились от вампира! Но через минуту пришел ужас – а как же Сонечка?

Вскоре выяснилось, что благодетельница завещала Бирюковым все, что имела. Узнав от нотариуса о наследстве, мать Сони зарыдала от радости: больная дочка сможет получать лекарство. Потом Оля испугалась. Что, если полиция посчитает их с мужем убийцами? Бирюкова обожает детективы, а во многих криминальных романах написано: первыми под подозрение попадают те, кто заинтересован в смерти жертвы. А кто оказался в выигрыше после гибели Жанны Сергеевны?

Оля с Сергеем посовещались и решили: если к ним придет полиция, надо сказать, что его родители дружили с матерью и отцом Львовой, а сама Жанна крестная Сони. Бизнесвумен собственных детей не имела, вот и считала ребятишек друзей родными, помогала семье материально, а также составила завещание в их пользу. Когда следователь Малкин задал Бирюковым ожидаемый вопрос: «Вы, очевидно, хорошо знали Львову?» – они выдали заготовленную версию, расхвалив бизнесвумен, но подчеркнув, что та была замкнутым человеком, ни малейших подробностей о своей личной жизни даже им не рассказывала.

Сейчас, получая прибыль от SPA-салонов, Бирюковы тратят деньги в основном на покупку медикаментов и продуктов для Сони, а то, что остается, кладут на счет. Они решили для себя, что никогда не воспользуются даже копейкой на личные нужды, в том числе и на покупку столь необходимой семье просторной квартиры. В банке копятся средства, которые пойдут исключительно на образование детей. Еще Бирюковы отчисляют двадцать процентов с каждой получаемой суммы в благотворительный фонд, заботящийся о больных ребятишках. А вот переступить порог бывшего жилища Жанны ни Оля, ни Сергей не способны. Они прекрасно знают, что, продав «двушку» Львовой и выставив на торги свою «трешку», смогут приобрести достойное жилье, но начать операцию с недвижимостью не спешат…

– Поймите меня правильно, – плакала Ольга, заглядывая в глаза Панова, – Жанна Сергеевна нас до сих пор словно на крючке держит. Я раз в неделю на могилу ее езжу, убираю там, скоро памятник поставим. В последнее время мы с Сережей ее просто ненавидели, и теперь нам стыдно – получается, она с того света за таблетки для Сонечки платит. Но через несколько лет, надеюсь, необходимость в лекарстве отпадет, вот тогда мы избавимся от Львовой навсегда. Если же продадим ее квартиру, то постоянно, входя в новые хоромы, будем думать, что опять надо благодарить ее. Поверьте, мы не убивали Жанну, просто не способны на это.

– И мы же не знали про завещание, Львова о нем ничего не говорила, – тихо добавил молчавший во время разговора Сергей. – Представления не имели, что она нам все оставит. От Жанны зависела жизнь нашей дочери, вот мы перед ней все на задних лапках и плясали. Терпеть благодетельницу не могли, но пылинки с нее сдували. Не в наших интересах было ее жизни лишать.

Вадим Олегович по банковским документам легко установил, что в разное время бизнесвумен помогала еще семи ребятам, и проверил их родителей. Четыре семьи давно уехали за рубеж, одна попала в авиакатастрофу, а две пары с головой ушли в церковную жизнь. Все оказались вне подозрений. А еще нотариус, заверивший завещание, рассказал, что Жанна составляла подобное распоряжение многократно, отписывала имущество и бизнес родителям подопечного ребенка, а потом, взяв под опеку другое дитя, меняла наследников.

Пока Панов разбирался со Львовой, Николай Михайлович отправился в дом к Сизову и стал методично обходить соседей. Все, как один, рассказывали о геройском прошлом Валерия Яковлевича, отмечали крайнюю замкнутость Кати и болезненность ее маленького сына. Андрюша постоянно хворал, неделями сидел дома и казался на удивление пугливым малышом. Если крошка ехал вместе с мамой в лифте, а в кабину подсаживался какой-нибудь мужчина, Андрей прятал личико в колени Кати и не отрывался от нее, пока попутчик не выходил.

Дергачев, не узнав ничего нового, слегка приуныл. А потом ему вдруг пришла в голову простая мысль. Некоторое время назад Сизов сменил квартиру, перебрался из трехкомнатной в «двушку». Согласитесь, ведь немного странно ухудшать жилищные условия, если учесть, что твоя незамужняя дочь вот-вот родит ребенка? Большинство людей в ожидании прибавления семейства, наоборот, желает по возможности расширить жилплощадь. Но, может, на этот шаг Сизова заставила пойти бедность? Ребенок, появляясь в семье, приносит не только радость, но и требует больших расходов.

Николай Михайлович поехал по старому адресу Сизова, и там соседи спели о Валерии Яковлевиче совсем иную песню.

Глава 6

– Валерка герой? – засмеялся Леонид Рогов, первый, к кому обратился Дергачев. – Он врун! Да, когда-то его отправили в Афганистан, но Сизов сидел в штабе, пороха не нюхал. В наш дом въехал лет пятнадцать назад, может, больше, точно не помню. Долго всем голову дурил, на праздники пиджак с орденами натягивал, плакался постоянно: «Государство у меня здоровье отняло, хожу с трудом, ноги в Афгане лишился. И что? Пенсия две копейки». Его все жалели, помогали, как могли. А Вера Сизова жутко краснела, когда моя жена осенью им домашние консервы приволакивала, и шептала: «Спасибо, не надо. Мы ж не нищие!» Валерка же всегда свою бабу затыкал: «Бери, не обижай добрых людей. Они, в отличие от государства, герою уважение оказать хотят». Мне Сизов никогда не нравился – мордатый, шумный, про свои подвиги на каждом углу орал. А вот Вера с Катей тихие были, незаметные. Девочка постоянно болела – два дня ходит в школу, три недели дома сидит. После вроде в какой-то техникум поступила, но здоровей не стала. Ну а потом правда выяснилась. Приехали к Сизову корреспонденты с телевидения, и он им про свое боевое прошлое растрепал. Небось, думал, столько лет прошло, никто подробностей не помнит. Или заигрался, сам в свою ложь поверил. Короче, едва сюжет про него в эфир вышел, прикатили крепкие мужики и наподдавали Валерке, а в подъездах объявления повесили: «Сизов никогда не участвовал в боевых действиях. Служил при штабе, бумаги перекладывал. Его ордена куплены на рынке. Рассказ о подвигах – вранье. Ногу он потерял, попав по пьяни под машину. Не верьте подлецу. Хотите узнать подробности, звоните». И внизу телефоны. Кое-кто из соседей звякнул, детали выяснил, и народ Валерке бойкот объявил. Вера в больницу с инфарктом попала и умерла. А Сизов квартиру поменял, спешно уехал. Где он сейчас, понятия не имею. Да вы у Галины спросите, у сестры его, та в соседнем доме живет.

– У Валерия Яковлевича есть близкая родственница? – удивился Николай Михайлович, который знал, что по документам у Сизова числятся лишь дочь и внук.

– Ну да, – закивал Рогов. – Мрачная такая, нелюдимая. К брату часто приходила, они с Верой не разлей вода были. Фамилии ее не помню, а вот квартиру знаю – на первом этаже живет, на подоконнике цветов полно.

Николай Михайлович живо отыскал Галину Петровну Гренкину. Пришел к ней и увидел на стене гостиной большое количество разнокалиберных картин. Они не представляли никакой ценности, похоже, покупались на улицах у тех художников, которые за небольшую плату охотно нарисуют заказчика хоть в образе царя. Но, чтобы расположить к себе действительно мрачную на вид хозяйку, Дергачев начал нахваливать мазню.

Галина слегка оживилась, сказала, что любит и коллекционирует искусство, специально откладывает часть пенсии на покупку очередного полотна.

– Сама хотела художницей стать, – призналась пенсионерка, – но родители запретили даже думать об этом. Сказали: «Негоже краски кисточкой по бумаге размазывать, получи нормальную профессию». Вот и пришлось в техникум поступать. Только на старости лет смогла творчеством заняться – записалась в художественную студию при одной галерее. Там с пенсионеров денег не берут, хожу туда два раза в неделю.

Вдруг Николай Михайлович заметил небольшую, размером с почтовую открытку картинку и замер. Этот рисунок был выполнен явно талантливым человеком и кардинально отличался от остальных «произведений». На листке изображена комната с красными бархатными занавесками, посередине сидит на стуле привязанный мужчина, одетый как крестьянин пару-тройку веков назад. Вокруг валяются ремни, кнуты, палки, камни. Справа изображено какое-то современное военное сражение – на поле боя танки, пушки, солдаты в советской военной форме. Слева вверху лежат два окровавленных женских тела, одна несчастная совсем молодая, и возле нее сидит покрытый синяками маленький мальчик. В нижней части композиции стол, за ним восседает судья в парике и с деревянным молотком в руке. Его лицо, как, впрочем, и лица женщин с малышом, размыты. А вот в селянине четко угадываются черты Валерия Яковлевича Сизова.

– Откуда у вас это? – резко спросил Николай Михайлович.

– Странная вещь, – поморщилась Галина. – Очень мрачная, мне такие никогда не нравились, я люблю солнечные, добрые произведения. И уж больно мелкая, у меня глаза слабые, трудно детали рассмотреть. Но ее Катенька мне подарила, вот и пришлось повесить.

– Племянница не рассказывала, где взяла картинку? – насел на хозяйку Дергачев.

Галина Петровна пояснила:

– Денег у Кати мало, я знаю, каковы ее доходы, дорогой подарок она мне на день рождения сделать не могла. Отругала девчонку, когда она эту жуть мне принесла. Я-то в курсе, сколько художники за живопись просят, меньше чем за три тысячи никогда ничего не отдадут, совсем обнаглели. А Катюша ответила: «Не переживай, я только на рамочку потратилась, нашла симпатичную и недорогую. А рисунок обычная почтовая открытка, я нашла ее в нашем ящике, лежала в конверте без адреса. Видимо, какая-то фирма рекламу разложила. Не поняла, правда, чего они продают, и телефона там нет. Но сделано красиво».

– Вы не узнали мужчину, привязанного к стулу? – уточнил Дергачев.

– Нет, очень уж у него лицо миниатюрно нарисовано, – прищурилась Галина Петровна. – У меня дальнозоркость, вблизи ничего не различу, а далеко тоже плоховато детали вижу. Надо бы очки заказать, да они дорогие.

И тут Дергачев, неожиданно поняв, в чем дело, задал следующий вопрос:

– Ваш брат часто бил жену, дочь и внука?

Пенсионерка покраснела, ее глаза наполнились слезами.

– Нет! Никогда! Валера хороший человек, герой афганской войны…

Следователь остановил ее:

– Извините, что перебиваю, но вы прекрасно знаете, что Сизов никогда не принимал участия в боевых операциях. И был даже вынужден сменить место жительства после того, как его за вранье побили настоящие ветераны.

Гренкина разрыдалась и выложила правду. С Сизовым они двоюродные брат и сестра. Галина, не имеющая собственных детей, очень любит Катю, поэтому изо всех сил всегда старалась ей помочь. Валера хороший человек, но у него случаются припадки немотивированной ярости. В такой момент он не владеет собой. Свою жену Сизов начал бить на второй день после свадьбы, но позднее отстал от нее, переключился на дочку. Когда же на свет появился Андрюша, дед стал измываться над внуком.

– Вот почему Екатерина часто «болела» в детстве, – догадался Дергачев. – И понятно, из-за чего Андрей неделями не посещал садик – мать ждала, пока у крошки сойдут синяки. Почему вы не обратились за помощью?

Галина Петровна накинула на плечи платок.

– Господь терпел и нам велел. Всех баб лупят. Моей маменьке покойной часто от отца доставалось. И, между прочим, почти всегда за дело – деньги у матушки в руках не задерживались. Принесет папка зарплату, предупредит: «Расходуй аккуратно». Куда там! В первый день всего понакупит, конфет шоколадных…