скачать книгу бесплатно
– Я…, – она замолчала. – Я намерена… то есть я должна конечно же попросить у тебя прощения. – Она обернулась и посмотрела на него. Она была очень взволнована. – Чтобы ты мог…, – она оборвала себя и прошлась по комнате. – Или даже покаяться перед тобой за всё что я сделала, – она почти физическим усилием выталкивала из себя слова. – Но, наверное, это будет бессмысленно. Ты мне не поверишь. – Она вопросительно поглядела на него.
Он подошел к ней, очень близко, глядя сверху вниз в её сверкающие глаза.
"Конечно я не поверю тебе. Сейчас я уже знаю что ты одна из самых лживых, злобных, алчных тварей на свете. Ты бессердечней и безжалостней любой самой ядовитой змеи. Ты убиваешь людей легко и просто словно они комары. Ты расправилась с человеком, который любил тебя, расправилась самым чудовищным образом, ты опустила его в могилу даже не имея жалости сначала убить его до конца. И просто забыла о нём, ни на миг не задумываясь над тем насколько ему тяжело и больно в этом могиле. Я знаю что должен взять тебя за шею и придушить прямо здесь и сейчас. Но скажи мне, Мария-Анна, почему вместо этого, когда я смотрю в твои глаза, мне хочется опуститься перед тобой на колени, мне хочется взять твои святые пальцы и прижать их к своим губам и умолять тебя простить меня за мои гнусные мысли, за то что я был несправедлив к тебе, за то что я не служил тебе как должно, за то что я смел думать что могу судить о поступках такого небесного создания как ты. Я знаю, книги говорят, что Люцифер всегда был самым прекрасным из ангелов Господних и многие предались ему не по причине зла в своей душе, а не сумев противостоять его красоте, восторженные и очарованные ею. Может быть и ты сродни ему, подсказывают мне книги, черная душа в прекрасном обличье. Но что мне эти книги, они глупы и бездарны по сравнению с тобой, они теряют всякое значенье, когда я смотрю в твои глаза, и сердце моё знает что нет в тебе ничего дьявольского и быть не может, потому что твоя красота безупречна и я хочу умолять тебя о прощении, но знаю что не достоин его".
– Не надо ничего просить у меня, Мари, – проговорил он, – я и так отдам тебе всё что смогу.
– Почему? – Спросила она, сделав шаг вперед и встав практически вплотную к нему.
Он долго смотрел на неё и потом сказал:
– Помнишь как поётся в одной старинной английской балладе: "Если бы я сказал, что люблю тебя, ты наверное подумала бы что здесь что-то не так".
– а ты хочешь это сказать? – Спросила она.
– Я хочу сказать что память о любви это иногда почти тоже самое что и сама любовь.
Он отошел от неё и сел в одно из кресел.
– Я буду ждать здесь встречи с Робертом. Не волнуйся, я никуда не денусь. Делай что нужно.
Она еще постояла, разглядывая его и вроде бы собираясь что-то сказать. Но потом развернулся и быстро вышла.
17.
До Фонтен-Ри королевский кортеж добрался уже поздно ночью. Все были ужасно вымотаны. Королева сразу направилась к сыну. Её встретил один из придворных лекарей – мэтр Густав Дорэ. Он выглядел чрезвычайно обеспокоенным и удрученным.
– Делаем всё возможное, Ваше Величество, – торопливо бормотал он в своей привычной невнятной манере.
Его речь вроде бы не имела явных дефектов, но он говорил очень быстро и одновременно при этом словно бы ленясь полностью и членораздельно произносить слова, в результате звуки сливались и терялись. Марии-Анне приходилось либо по пять раз переспрашивать одно и тоже, либо удовлетворяться тем что она поняла сказанное им лишь в общих чертах. Порой это очень раздражало её и она бы давно указал ему на дверь, если бы по всей Европе его не расхваливали как одного из светил медицинской науки и одного из величайших эскулапов нашего времени, обучавшегося в знаменитой врачебной школе в Салерно и который якобы по одному взгляду на баночку с мочой пациента может не только перечислить все его хвори, но также рассказать всё о его пристрастия и привычках, а уж если он еще и выслушает пульс больного, то поведает и о всех его чувствах и переживаниях, вплоть до самого интимного свойства. Некоторые ставили его в один ряд с Имхотепом, Гиппократом, Сушрутой, Хуа То, Галеном и Авиценной. Впрочем кто эти "некоторые" точно никто не знал, ибо об этом было известно в основном со слов самого господина Дорэ. Насколько, конечно, удавалось его понять.
– После того как вы уехали, Его Высочеству стало хуже. Трижды пускали кровь. По цвету и консистенции крови можно сказать что организм Его Высочества находится в состоянии меланхоличной угнетенности. Гумор влажный и холодный, я прописал согревающее питьё. Принца снова мучали головные и костные боли, я давал ему черную белену, болиголов и белый мак. Его душевная деятельность в апатии. В туалет ходит редко, часто отказывается есть.
Густав Дорэ с детства прихрамывал на правую ногу и потому ему было непросто угнаться за спешащей королевой.
Мария-Анна слушала его вполуха, торопливо шагая по огромной, сейчас казавшейся бесконечной, Италийской галереи. В покоях принца королеву встретили еще два младших лекаря-ассистента Анруа Милл и Пьер Гашон, несколько молодых служанок, придворный звездочет Корнелий и Марта Сонстер – кормилица принца, заботившийся о нем с самого его рождения. Мария-Анна, велев всем убираться прочь, села на кровать к сыну.
Роберт был невероятно бледен, его гладкое личико словно было сделано из мрамора.
– Как ты, мой мальчик?
Ребенок улыбнулся ей и Мария-Анна нежно обняла его. Любовь к сыну захлестнула её с головой. Ей казалось что раньше она и не знала что такое любовь. То что происходило между ней и каким-нибудь мужчиной ни шло ни в какое сравнение с тем бескрайним светлым могучим чувством что охватывало её при виде сына. От счастья и умиления её словно поднимало волной к небу. Ей казалось что в этом мальчике живет её собственная душа, вернее её самая лучшая часть, всё что только было в ней доброго, бескорыстного, чистого всё воплотилось в нём, перешло в него. И он стал для неё сосредоточием всего мира, она чувствовала его так как будто он был продолжением её тела. Любовь к нему пылала в ней как Солнце над Северным морем, одна только мысль о том что он есть наполняла всю её и весь окружающий мир удивительным чудесным смыслом и ей хотелось и петь, и что-то делать, и менять этот мир к лучшему.
– Хорошо, мам. Сегодня почти ничего не болело, только голова немного. Корнелий рассказывал мне о путях звезд, о странствиях комет, о вечном движении и еще о короле Артуре и его супруге, леди Гвиневре. Правда я так не понял хорошая она или плохая. Она любила сначала короля Артура, потом рыцаря Ланселота, а потом вышла замуж за Мордреда. Корнелий говорит что леди Гвиневра есть суть женской природы, яркий символ женского непостоянства, ветрености и вероломства. И что все женщины таковы. – И мальчик вопросительно поглядел на Марию-Анну.
– Много твой Корнелий в женщинах понимает, – буркнула королева. – Ему не следует покидать своих небесных сфер.
Но на самом деле она была очень благодарна старому ученому, который целые дни напролет проводил с принцем, развлекая его своими рассказами обо всё на свете и тем самым отвлекая мальчика от болезни и того самого состояния меланхоличной угнетенности, о которой часто говорил Густав Дорэ. Правда порой ей совсем не нравились те идеи, что высказывал Корнелий и как он их преподносил принцу, но она понимала что бессильна что-то с этим сделать. Она может только прогнать ученого, но переубедить упрямого старика невозможно.
– А что говорит мэтр Дорэ?
– Кто ж его знает, что он говорит, – усмехнулся мальчик и у Марии-Анны вздрогнула сердце от острого осознания того какой знакомой и родной выглядит эта усмешка. – Из его бу-бу-бу я понимаю только "Его Высочество" и "моча". Мне вообще кажется что он чаще говорит по-италийски.
Роберт улыбнулся и Мария-Анна улыбнулась в ответ. Она была преисполнена гордости за своего сына, уверенная что немного найдется и взрослых мужчин способных столь мужественно и спокойно вынести все те же страдания что выпали на долю ребенка.
– Ты сделала своё важное дело? – Спросил Роберт.
Мария-Анна погладила его по голове, с нежностью вглядываясь в его чистые словно бы даже хрустальные глаза.
– Да. – Уезжая, она ничего не сказала сыну о старой Рише и уж тем более он ничего не мог знать о Гуго Либере, ибо на Бычий остров королева поехала сразу после встречи с ведьмой.
– Всё получилось как ты хотела? – Спросил он, ему определенно хотелось знать больше. Возможно он чувствовал что та поспешность с которой уехала мать как-то связана с ним и его состоянием.
– Я не знаю, – сказала она. – Но скоро к тебе придет человек, ты пожалуйста будь с ним доброжелателен. Он…, – Мария-Анна споткнулась, – он хороший человек.
Губы мальчика искривились.
– Очередной знахарь-маг, – с тоской произнес он. – Откуда на этот раз? Из альпийских пещер?
Королева снова погладила сына по голове.
– Нет, мой мальчик, он не знахарь. Он мой старинный друг. Я знала его когда тебя еще не было и на свете. Он просто поговорит с тобой и всё.
Роберт посмотрел на мать с любопытством.
– Я не знал что у тебя есть друзья, – сказал он.
– Ты считаешь что у меня не может быть друзей? – С грустной улыбкой спросила Мария-Анна.
– Я не то хотел сказать, – смутился Роберт. – Просто я кажется никогда не слышал чтобы ты кого-то называла своим другом. Но кто он такой?
– Он хороший человек, – повторила Мария-Анна и её голос чуть дрогнул. – Возможно он захочет обнять тебя и поцеловать, пусть это не обеспокоит тебя, позволь ему это сделать.
– Он кто-то из нашей родни? – Взволновано спросил Роберт и даже приподнялся на постели.
– Нет, Роберт, он просто мой друг. Но я очень хочу чтобы вы встретились. Ты же не откажешь мне в этом?
Мальчик снова улегся.
– Почему я должен отказывать? Я рад что у тебя есть друг. Пусть приходит.
Мария-Анна наклонилась и ласково поцеловала ребенка в лоб.
– Всё будет хорошо, – прошептала она.
Из спальни принца Мария-Анна выходила, едва сдерживая слезы. Роберт болел уже третий месяц и теперь ему явно стало хуже. Он был невероятно бледен и слаб, весь в холодной испарине и Марии-Анне казалось что он уже чуть ли не на пороге смерти. И хотя он держался вполне бодро и говорил что чувствует себя хорошо, она уже не верила в это. И почти против своей воли она начинала страстно цепляться за эту последнюю безумную надежду – что если Гуго по-настоящему простит её и поцелует мальчика, тот исцелится. Ей хотелось немедленно всё бросить и ехать в Зовущий лог, но она не представляла что ей там делать. Бросится в ноги к Гуго и умолять о прощении? Везти его на ночь глядя сюда, чтобы он, как того хотел, посмотрел на принца? Но надо сначала как-то подготовить его визит, убрать лишних людей из дворца и прочее. Мария-Анна поняла что безмерно устала и просто не в состоянии сейчас трезво мыслить. Она попыталась успокоить себя: Роберт конечно же вовсе не на пороге смерти, а бледен и немощен от того что этот старый мясник Дорэ трижды пускал ему кровь. А сама она едва не валится с ног.
Она замерла где-то посреди очередной галереи и щелкнула пальцами. Откуда-то из полутеней и сумрака ниш возник лакей.
– Первую фрейлину ко мне, – приказала она.
Сейчас ей очень нужна была привычная поддержка Луизы Бонарте. Эта светлая девушка всегда умела успокоить её и вселить хоть какую-то радость.
18.
Жан Левандор, смотритель охотничьего домика, расставлял на столе посуду.
– Жаренная оленина, паштет из гусиной печени, артишоки и бутылка Анжуйского, – хрипло басил он, – ешьте вдоволь, Ваша Милость, а то ей-богу, выглядите как тощая поганка. Святым духом что ль питаетесь?
Жану никто не говорил кто его гость, не называл никаких титулов и имен, но старый смотритель давно привык что в этом доме бывают только дворяне и он ко всем без разбору обращался "ваша милость", за исключением конечно королевы. На это уже давно махнули рукой и замечаний ему не делали.
– В такие времена как наши Святой дух не помешает, – туманно ответил Гуго.
– Времена как времена, – буркнул одноглазый смотритель.
– Злодеи злодействуют и злодействуют злодеи злодейски, – еще более туманно продекламировал Гуго. Но затем хлопнул в ладони, энергично потер их и весело добавил: – Однако от Анжуйского и жаренной оленины определенно не откажусь. Спасибо, дружище Жан.
Старый смотритель как-то странно поглядел своим единственным глазом на гостя.
Затем подошел к камину, подбросил дров и поворошил их кочергой.
– Чего еще надо вашей милости? – Спросил он.
– Да, хотелось бы еще большой и чистой любви, такой банальной и такой недостижимой, знаешь, обычного человеческого тепла.
– Ну до ближайшей шлюхи тут часов пять если верхом, – невозмутимо ответил Жан Левандор, – придётся вашей милости потерпеть.
– Хорошо, я потерплю, – сдерживая улыбку ответил Гуго.
– Тогда я к себе. Сплю я крепко, не до кричитесь. Это я к тому, что коли замерзнете, лучше вам дров самим подкинуть.
– Я так и сделаю. Позови сюда протиктора.
Жан ушел.
Через несколько минут появился Родвинг. Высокий могучий хмурый, две длинных рукояти мечей грозно топорщились у него на поясе. Он встал посреди комнаты и вопросительно поглядел на Гуго. Тот, указав на стол, предложил ему поесть и выпить. Протиктор молчал, не уверенный как поступить правильно. Но Гуго, словоохотливо и добродушно, убедил его что стоять всю ночь на улице у крыльца совершенно ни к чему, что он, Родвинг, служит исключительно королеве, а сам он, Гуго, обычный мелкий джентри, без всяких титулов и состояний, и все эти церемоний здесь не нужны. И если у Родвинга приказ охранять и присматривать за ним, то ведь это можно делать и здесь, в доме, в тепле и сытости, всяко лучше чем морозиться на ночной стуже. А он, Гуго, совсем и не против компании, ибо за долгие годы очень соскучился по этому делу. Молодой человек, голодный и порядком уставший, после долгой скачки ему по сути не дали ни малейшего передышки, хорошенько поразмыслив, решил, что и правда в этом не будет ничего такого, если он поужинает со своим подопечным, этим он никак не нарушит приказ Марии-Анны: защищать жизнь Гуго Либера, а заодно проследить чтобы он никуда не пропал и с ним никто не заговорил из посторонних людей, то есть сейчас кто угодно, за исключением старого одноглазого смотрителя.
Поначалу оба были заняты утолением голода, с удовольствием жуя сочное мясо и хрустя свежим хлебом и луком и запивая всё это горячим вином. Гуго время от времени заговаривал на какие-то общие темы, вроде погоды, несносности женского характера и цен на лошадей. И задавал своему визави какие-нибудь ничего не значившие вопросы. Родвинг отвечал односложно, но вполне охотно. На самом он деле он был любитель поболтать и его сдерживало только то что он не совсем понимал кто собственно перед ним сидит. За время их совместного путешествия от Бычьего острова к Фонтен-Ри протикторы конечно обратили внимание насколько близко королева допускает к себе этого странного человека и как по-свойски он ведет себя с ней. К тому же они хорошо запомнили как по одной его просьбе королева без раздумий отправила на тот свет важного чиновника и высокородного дворянина – начальника тюрьмы. Всем им было очевидно что этот узник Сент-Горта что-то значит для королевы. Впрочем особенно много на эту тему Родвинг не задумывался, для него Гуго был просто еще одним объектом охраны.
Когда лицо молодого человека порозовело и заблестели глаза, когда он разомлел и явно подобрел, Гуго как бы между делом спросил:
– Слушай, Родвинг, а что сейчас протикторы все молодые? Из прежних никого не осталось, из тех что служили еще королю Джону?
– Да вроде не осталось, – равнодушно ответил Родвинг. – Когда старый король умер, королева разогнала всех прежних. Они были старые и такие же никчемные как и их король.
Гуго едва заметно улыбнулся.
– А что старый король был никчемным?
– Конечно, – уверенно сказал Родвинг. – Говорят он был жалким книжным червем. Тени своей собственной боялся. И еще целыми днями просиживал у пруда, вроде как рыбу ловил. Но только рыбу, которую он поймал, он всегда отпускал. У него видишь ли не хватало духа прикончить её. Он был ничтожеством. Он не стоит и волоска нашей королевы. И пусть не хорошо так говорить, но когда он заболел и издох, то был счастливый день для всего королевства.
– Что правда, такое ничтожество? – С любопытством спросил Гуго.
– Клянусь Тором, просто пустое место. Ты можешь у одноглазого Жана спросить каким он был. Жан тут уже лет тридцать наверно служит, уж он-то поди хорошо знал старого короля и скажет тебе что тот просто дырявая шляпа, а не король.
– Но я слышал, что он ходил на войну вместе со своей армией. С испанцами воевал.
Родвинг презрительно фыркнул.
– Воевал! Да он носу из своей палатки не высовывал. Как штабной писаришка всё только какие-то заметки писал. Да и все говорят слабак он был, ни с мечом, ни с копьем не мог управиться. Да и еще вечно у него то понос, то золотуха, то насморк. Так что вся армия в сражение идет, а король сидит в кустах дрищет.
Гуго покачал головой
– И правда ничтожество. Но разве в битве при Бавии он не вел в бой свою армию самолично? Это же вроде как всем известно. Как он на черном коне летел впереди своих рыцарей. И опрокинул тогда левое крыло испанцев, так что ихнему генералу, славному Фернандо Авалосу пришлось спешно отступать к крепости, бросая своих людей.
Родвинг отмахнулся от этого.
– Ну и что, ходил он один раз в битву, что с того? А через полмесяца его у той же Бавии взяли в плен и ему не хватило мужества и чести умереть как настоящий воин в бою с мечом в руке, он сдался этим ублюдочным швейцарским наемникам, но говорят те все равно хотели прикончить его на месте и тогда он бросился на колени перед герцогом Линуа и умолял его о пощаде. Ну разве это король?!
– Швейцарцы хотели взять его живым, – задумчиво проговорил Гуго, – чтобы затем получить за него богатый выкуп, к тому же он был тяжело ранен, огромный ладскнехт по прозвищу Аякс распорол ему копьем правую ногу и он почти не мог стоять. Но он не просил о пощаде. И герцог Линуа лишь вовремя подоспел, чтобы не дать швейцарцам забрать его.
Родвинг взглянул на своего собеседника чуть удивленно и тот слово опомнившись, добавил:
– По крайней мере я так слышал.
– Вздор! Конечно же умолял.
В этот момент в комнату вошел Жан Левандор, он всё-таки принёс ещё дров, сложил их у камина и подбросил в огонь пару березовых чурок.
– Скажи, Жан, – наблюдая за стариком, сказал Родвинг, – ты же знал короля Джона? Каким он вот был?
– Почём мне знать, – глухо ответил смотритель, подправляя кочергой горящие поленья. – Он сюда почти не приезжал. Я видел его только юнцом сопливым, когда он с отцом сюда наведывался. Да и охоту он не любил, он больше с удочкой посидеть.
– Ну что ты прям ничего сказать про него не можешь, – недовольно проговорил Родвинг, – хоть какой он из себя был. Толстый там или тощий?
– Да такой же как ты. Только симпатичный, – невозмутимо ответил старый смотритель.
Родвинг насупился. Когда Жан ушел, он сказал:
– Старый дурень, ясное дело, уже ничего не помнит. Но ты поверь мне, он был совсем никчемным. Как в плен попал начал писать слезливые письма своей матери и своим министрам, умоляя по скорее выкупить его. Тогда как будь он истинным королем-воином, то разрезал бы себе горло, вместо того чтобы жить в таком позоре.
Гуго покачал головой, соглашаясь.
– Да, и правда, трус и ничтожество.
– Ну а я что говорю. Да и по мужской части, говорят, он был слабак, – всё более увлекаясь беседой, продолжил молодой человек, – ему досталась одна из самых красивых женщин на этой земле. Да любой бы от одного её прикосновения вспыхнул бы и пылал бы всю жизнь, а этот никак не мог с такой женщиной зачать дитя. Позорище! Пришлось ему помощников искать. – Родвинг плотоядно ухмыльнулся. – И говорят маркиз Салет с удовольствием помог ему в этом деле.
Молодой человек вдруг осекся. Он увидел как на миг потемнело лицо собеседника. Но это конечно ничуть не встревожило его, он просто понял что наговорил много лишнего про свою повелительницу, лишнего и крамольного, оскорбительного.
