скачать книгу бесплатно
– Держи их так крепко, как только можешь. – Взялась за ручки инвалидного кресла и покатила его по длинному коридору.
В прихожей она схватила с вешалки первое, что попалось в руки: ее коричневое пальто – и накрыла им сыновей.
Распахнув входную дверь, она выкатила коляску на площадку. Здесь уже хозяйничал светло-свинцовый, но очень едкий дым, а Алене надо было преодолеть восемь ступенек вниз с коляской и тремя сыновьями.
Она поняла, что не справится сама. Дети вырывались, плакали, задыхались. Сашка не удержит их. Алена рывком отбросила пальто, подхватила близнецов на руки и побежала по ступенькам вниз, на ходу прокричав Сашке:
– Дыши в тряпку, я быстро!
Распахнув дверь на улицу, она поставила детей у подъезда и с криком: «Стойте тут, я привезу брата», побежала за старшим сыном. Дети, дрожа, стояли на снегу в колготках, шортиках и байковых клетчатых рубашках по стойке смирно и ждали маму.
На улице уже стал собираться народ, наблюдая, как красиво полыхает дом, кто-то кричал: «Вызывайте пожарных!»
Алена, кашляя и задыхаясь, прикатила коляску на улицу, посадила близнецов к Сашке, накрыла их своим пальто, отдышалась и только тогда вспомнила, что в квартире горят ее деньги. Она их собирала Сашке на операцию, а сейчас они ей будут нужны, чтобы не умереть с голоду.
– Я быстро! – крикнула она сыну и забежала в подъезд.
Именно в этот момент к горящему дому подъехал автомобиль, из которого пулей вылетели Дима, Давид и их водитель.
Дима сразу увидел мальчика в инвалидном кресле и своих детей, укутанных коричневой тряпкой.
– Мама где?! – закричал Давид.
– Там, – указал на дом Сашка.
По его щекам текли слезы, близнецы испуганно смотрели по сторонам и дрожали.
– В машину их, быстро, – приказал водителю Дима, а сам с Давидом забежал в подъезд.
Прикрывая носы рукавами, они побежали по ступенькам вверх.
Давид знал, где квартира. Он рванул ручку двери, а Алена уже была на пороге. Она уткнулась в Давида, он обнял ее и повел к лестнице. В руках у нее были детские голубые курточки. Дима следовал за ними.
Когда они выбежали из подъезда, она оцепенела: детей на месте не было.
– Они в машине, – успокоил ее Давид. – Давай, давай, идем.
Алена была в тапочках и в домашнем халате. Давид посадил ее на заднее сиденье автомобиля, а сам подошел к другу, который остался на улице и кому-то по телефону давал указания.
Алена обняла детей: мальчики плакали, прижимались к ней, повисли на шее, не выпускали. Она попыталась надеть на них курточки, но поняла, что в салоне тепло, и отложила их в сторону.
Только сейчас к ней пришло понимание случившегося. Хуже этого была только смерть. Она отцепила от себя маленькие ручки, вышла из машины и, как будто в тумане, подошла ближе к дому. Она стояла и как завороженная не отводила глаз от пламени, которое сжигало ее прошлую более-менее устоявшуюся жизнь: да, бедную, можно даже сказать – нищую, но все же она была счастлива здесь. Она впервые чувствовала себя хозяйкой жизни, когда никто не указывает, как быть, что есть, чем заниматься. Да, это была огромная ответственность, и решать ей приходилось сложные проблемы, и работала она не поднимая головы с утра до ночи! Но она была счастлива, как никогда, именно в этой квартире, со своими сыновьями. Она нашла себя и даже не мечтала о чем-то большем, потому что дети ей дали то, чего у нее никогда не было, – любовь! Они любили ее своими детскими чистыми открытыми сердцами, и она ощущала себя самой счастливой на свете!
И осознание того, что это все сгорает на ее глазах, вылилось в плач. Она никогда так не плакала: громко, надрывно, издавая низкий утробный вой.
Дима давно не слышал этот ужасный звук. Так часто рыдала его мать. Когда отец начинал ее избивать, она выбегала на улицу и точно так же вопила и выла. Он ненавидел эти стоны, он знал, что они ненастоящие, что она играет на публику и такие концерты устраивает специально, чтобы ее пожалели, чтобы поняли – каково ей жить с таким одноногим монстром. Почти всегда после такого спектакля отец срывал свой гнев на Диме, носился по дому, по свинарнику, по курятнику и искал его. И если находил, то Дима долго не мог потом ни сидеть, ни ходить.
Спустя двадцать лет его охватил тот же ужас, что и тогда. Он не мог этого слышать, это нужно было прекратить немедленно. Он подбежал к Алене и влепил ей звонкую пощечину.
Она вздрогнула, открыв рот, и посмотрела на Диму. Но не с ненавистью, а, как показалось ему, с облегчением и благодарностью.
Алена только сейчас заметила его.
Дима изменился. Возмужал. Стал еще красивей. В нем появился какой-то невероятный шик. Она рассматривала его и думала: как она вообще могла надеяться быть с таким мужчиной?
Давид в это время говорил по телефону и, когда увидел, что его друг ударил девушку, подбежал, на ходу кинув Диме: «Идиот!» – и крепко обнял ее.
Но Алена уже была абсолютно спокойна. Она даже не прижалась к Давиду, а просто стояла не двигаясь. Наконец-то подъехала пожарная машина с включенной сиреной.
– Поехали отсюда, – закричал Дима, – нечего им на это смотреть! Валера, побудь тут, я их отвезу и вернусь.
Давид усадил Алену на заднее сиденье к детям, сам устроился впереди. Дима сел за руль и услышал голос Алены:
– У нас есть еще одна квартира. Отвезите, пожалуйста, нас туда.
Мужчины удивленно посмотрели на девушку.
– Что за квартира? Где она? – спросил Дима.
– Это Сашкина. Мы там будем жить. Малый Власьевский переулок. Сейчас налево, на светофоре тоже налево, а там я покажу.
Дима медлил: он уже принял решение отвезти их к себе. Но, посмотрев на бледную Алену и до смерти напуганных детей, решил им уступить.
Они подъехали к розовому шестиэтажному дому, Давид взял на руки Сашку, Дима достал из багажника коляску, Алена подхватила близнецов, и они вошли в подъезд.
Просторный холл, красивая лестница с коваными перилами – это был добротный дом, и странно, что сыщики не сообщили про него Давиду.
Но Алена пошла не вверх по лестнице, а вниз, в подвал.
Достав из кармана халата небольшую связку ключей, она открыла дверь, опустила сыновей на пол и включила свет в коридоре.
Это нельзя было назвать квартирой: коридора нет, сразу комната, метров десять, слева – крошечная кухня с раковиной и плитой и крошечный отдельный туалет, где был только унитаз.
Дима огляделся и возмущенно спросил у Алены:
– Ты шутишь? Ты думаешь, я позволю своим детям тут жить?
Он схватил мальчишек, которые почему-то даже не сопротивлялись, и приказал:
– За мной. Все. Быстро!
Давид не стал спорить с другом и дружелюбно кивнул Алене, чтобы та не сопротивлялась. Алена замешкалась, но потом очнулась, когда не увидела рядом детей, и побежала к машине.
Дима привез их к себе домой.
– Жить будете здесь. Располагайтесь. Я поеду решу проблемы с пожаром, надо закрыть дверь, опечатать ее, – он кашлянул, – если, конечно, там осталось, что опечатывать. Дай мне ключи.
Алена вытащила из кармана связку и подала ему.
– Поехали, Дав, отвезешь меня туда и сразу в аэропорт.
Они вышли, а Алена рассеянно посмотрела по сторонам.
Квартира была шикарной, она такой даже в каталоге не видела. Недавно ей клиентка принесла пару старых французских журналов: один с интерьером, другой с выкройками. Она пролистала и подумала о том, что такой красоты у нее не будет никогда, а сейчас она стояла в самом сердце такого шика. Мальчики тоже не могли понять, где они, сидели на диване, поджав ножки, и испуганно смотрели на маму. Она подошла к близнецам и присела на белоснежный диван. Они прижались к ней, Сашка подъехал на коляске к ним ближе, и Алена взяла его за руку.
Дима с Давидом молча доехали до дома, где раньше жила Алена, там уже их ждал еще один автомобиль с водителем и несколько помощников.
Давид пересел в другой «мерседес», даже не попрощавшись с другом. Дима подошел к его машине и открыл дверцу:
– Даже не пожелаешь мне счастливого Нового года?
– Я не хочу тебя ни видеть, ни слышать. Ты ударил ее на глазах у детей!
– Я не ударил. Я прекратил истерику!
– Мне иногда кажется, что у тебя нет сердца и ты действительно бракованный… – И уже обращаясь к водителю: – Поехали!
Дима сглотнул ком обиды и проводил отъезжающий автомобиль взглядом.
Это был первый раз, когда Давид обозвал его и не захотел общаться. Раньше он мог просто молчать, обижаясь, или высказать ему все, что думал, но обозвать его самым нелюбимым словом?..
Дима не помнил, в каком возрасте получил эту кличку – «бракованный». Скорей всего, с пеленок. В памяти отчетливо сохранился один разговор мамы и бабушки.
Ему было тогда уже лет пять-шесть, и он спросил у бабушки:
– Что такое бракованный? Почему я таким родился?
А потом он услышал, как бабушка попросила дочь не обзывать внука.
– Ты видела его писун? Он же до колен висит, так же как у его папочки! Что один, что второй! Таких, как они, надо убивать в утробе, чтобы не калечили нас, женщин. И глазюки эти синие! – Мама ударила по столу кулаком. – Выколола бы их с радостью!
– Ты зачем замуж за Аристарха вышла? Чтобы он Софье не достался?
– А не все в этом мире должно достаться ей! – зло крикнула мама.
И еще он помнил случай, когда ему было семь или восемь лет. Как все нормальные мальчики, он был подвижным, шустрым, любознательным. Его интересовала разнообразная техника: от машинок до любого другого механизма. Он мог часами катать маленький пластмассовый автомобиль, размышляя, каким образом движутся колесики. Дима прикладывал ухо и рассуждал, почему тикают часики: так одинаково, размеренно-монотонно и ни разу не сбиваясь с ритма. Он даже пытался дышать в такт, но у него больше минуты не получалось. Когда бабушка по вечерам заводила красный ржавый будильник, он замирал, прислушиваясь к необычным звукам: пружинный завод механизма и его спуск с треском – как будто дров в печь подбросили, легкий шум после – как будто ветер шумит.
А это металлическое «клак-клак», если тихонько нажать на серебристый стальной колпачок с колечком на самой макушке! Дима мог часами водить пальчиком по стертой от времени чашке звонка, из которой торчала ребристая серая палочка – запорный рычаг. А черные стрелочки под тонким стеклом! Они же двигались! Каждую минуту!
Но больше всего ему, конечно, нравилось колечко. И когда никого не было дома, он всовывал в кольцо пальчик и поднимал будильник над столом. В те минуты он чувствовал себя героем: он может руководить временем и решать, сколько еще осталось до вечера и когда надо ложиться спать. Ему казалось, что он останавливает минуты и они больше никуда не бегут, а стоят и ждут его указаний.
В один из вечеров он так же поднял будильник за кольцо, и оно вместе с серебристой чашкой осталось у него на пальце, а все остальное грохнулось, и на пол рассыпались пружинки, стрелочки, кнопочки, ножки и маленькие металлические ключики. На шум в комнату забежала мама. Она схватила из шифоньера отцовский ремень и стала с размаху пороть Диму по худенькому тельцу, пока не увидела на полу лужу.
– Ах, ты еще и ссаться мне вздумал!
Она одним резким движением сняла с него мокрые шорты и продолжила порку по голой заднице.
Когда она устала и села на диван, Дима понял, что срочно надо бежать, потому что это была только передышка, она еще обязательно продолжит, только чуть-чуть отдохнет. Он вскочил на худенькие ножки, его по-детски тонкий, но длинный член хлопнул по бедру, мать встрепенулась и опять замахнулась ремнем:
– Бракованный! Когда ты уже сдохнешь со своим хозяйством?! Весь в отца! Скоты! Как же вы мне надоели! Всю жизнь мою погубили!
Пока она это причитала, мальчик успел убежать, спрятался и ту ночь провел в курятнике.
Дима и сам не понял, как влепил Алене пощечину. Нет, он это сделал не потому, что ее рыдания были похожи на вопли его матери. Та рыдала театрально, а Алена действительно от шока. И именно этой пощечиной он сразу остановил истерику.
Нет, он все сделал правильно. Она бы так совсем изошла слезами, и пришлось бы вызывать скорую. Да, выглядело это ужасно. Но ведь…
Дима искал себе оправдание. И не находил.
Он сжал кулаки и, как робот, пошел решать дела: позвонил знакомым операм и поговорил с пожарными, которые уже потушили огонь. Затем прошелся по квартире. Гостиная и кухня сгорели дотла, он мог только догадываться, что тут стоял стол, а там диван. Он прошел по длинному коридору дальше: огонь не тронул эту часть помещения, но запах гари был невыносимым. Дима заглянул сначала в детскую: на полу была разложена настольная игра, которую не закончили, в углу стоял шкаф, у окна – две тумбочки и две небольшие кроватки с белыми пододеяльниками и подушками. На них лежало по мягкой игрушке: старый плюшевый мишка с зашитой лапой и серого цвета заяц, ухо которого тоже было не раз пришито. Он взял их, прижал к губам. Они провоняли гарью, но он все равно почувствовал запах своих сыновей. Он прихватил игрушки с собой и зашел в другую комнату: в ней жил мальчик, это он понял сразу. К потолку были приделаны толстые веревки, как канаты, а к ним привязаны большие деревянные кольца. Дима догадался, что мальчик цеплялся за них и перемещался из коляски в кровать и обратно. Мебели тоже было по минимуму, а на кровати лежал львенок, старенький, потрепанный, из плюша. Он тоже забрал его с собой. Затем он прошел в третью комнату: там была всего одна кровать, аккуратно заправленная, шкаф, на всю стену полки, забитые книгами, и стол, на котором находились печатная машинка, штук пять словарей и стопка бумаги.
К Диме подошли его помощники, и он приказал все, кроме мебели, сложить в коробки и привезти к нему домой.
– И вот эти вот веревки с брусьями тоже отцепите. Они мне понадобятся.
Его помощник, Всеволод, кивнул, что понял.
– Да, еще, Сев, надо заказать еду на Новый год. Закажи из моего любимого ресторана, подойдешь к Илье Андреевичу и скажешь, что как обычно, для меня, на пять персон. Он знает мой вкус, – он задумался, – правда это будет долго…
Потом его осенила другая идея:
– А пока он будет готовить, езжай в «Макдоналдс», купи пять наборов всякой всячины, ну то, что мы иногда с Давой покупаем: бургеры эти обязательно купи и молочные коктейли. Привезешь мне и уже потом поедешь забирать ресторанную еду, хорошо?
Через пару часов он вернулся в свою квартиру. Алена сразу поднялась с дивана и замерла, теребя в руках носовой платок.
Дима очень удивился, что они сидят и ждут его: он думал, что она уже вовсю хозяйничает, возможно, даже кормит детей тем, что нашла в холодильнике.
– Чего вы сидите, как неродные? – немного сварливо спросил он, подошел сначала к Сашке и протянул ему львенка.
Тот испуганно забрал игрушку и прижал к груди.
Затем Дима присел на корточки у дивана и посмотрел на близнецов: они тянули ручки к игрушкам. Он подал им: Игорь взял зайку, Илья – мишку. У него защемило сердце, когда они улыбнулись ему с благодарностью.
Потом кивнул Алене:
– Пойдем, я покажу тебе квартиру.
Она поплелась за ним.
Из просторной столовой со встроенной кухней была дверь в хозяйскую спальню. Они вошли, он осмотрел комнату, как будто видит впервые, и сказал:
– Давай тут сделаем детскую: уберем эту большую кровать и заменим на две, для близнецов.
Затем быстрым шагом направился в другую комнату с большими диванами и телевизором.
– Тут можно игровую сделать, наверное.
Прошел дальше – она плелась следом – еще один просторный холл и три двери.