Ужас. Часть 1

скачать книгу бесплатно

Ужас. Часть 1
Сергей Александрович Домаев

Андрей – двадцативосьмилетний разработчик виртуальных игр. Он весьма обеспеченный человек, но в качестве средства передвижения предпочитает метро собственному автомобилю, которого у него даже нет. Метро для него – это место воспоминаний, где образы из далёкого детства яркими красками всплывают перед глазами. Но в этот день ему суждено попасть совсем в другое место, а именно, в игру, над которой он последнее время работает. Он испытывает настоящий кошмар геймера. Наступает момент, когда он сомневается, что сможет выбраться из игры.

Отец пытается предупредить Андрея, то ли почуяв неладное, то ли просто посмотрев утренние новости. Что же это за день? Смотрите новости.

Сергей Домаев

Ужас. Часть 1

«Ужас» произвёл на меня неизгладимое впечатление. Прочитала на одном дыхании, пережила сильные эмоции.

Мне понравился стиль писателя. То он показывает динамичное течение московской жизни и военные баталии игровой реальности, то переносит нас в своё детство, и язык повествования становится тёплым, до боли знакомым читателю. Оказываешься в сказке, покоряющей богатством чувств в описании близких людей. Многогранная лексика помогает ощутить дыхание родных.

Потрясающая кульминация. Лаборатория. Талантливый программист испытывает свою новую игру. Сгорание жизней заставляет его ощутить сильные боли в голове, испытывает на прочность. Автор показывает тот случай, когда игра захватывает сознание, диктует свои правила.

Андрей выигрывает бой, но какой ценой. И выигрывает ли? Сколько сил, энергии! Опустошение – вот финал опыта. А это необходимо в жизни? У молодого поколения свои высоты. Эта опасная высота, наверное, тоже нужна. Это произведение ? предупреждение. Игровая реальность – несомненный вред.

Автор – оптимист. Что спасёт человека? Что поможет правильно ориентироваться в жизни? Любовь. Вот Она «так завораживающе играет на скрипке», оставляет след на душе.

Надо жить с любовью. Беречь жизнь. Она прекрасна!

Учитель высшей категории, Отличник просвещения Российской Федерации, Заслуженный учитель Республики Мордовии, Дудникова П.Н.

Все совпадения с реальными персонажами или событиями случайны. Всё, описанное ниже, – плод воображения автора.

Всем, кто залип в игре и уже никогда не выйдет из неё… живым.

Башня смерти

Полдень. Солнце палит так, словно находишься в хорошо прогретой, финской сауне. Ультрафиолет проникает даже сквозь недельную щетину на лице, оставляя на коже загар. Чёрные солнцезащитные очки едва ли спасают глаза от ослепления, и те прячутся за веками. Соломенная шляпа не даёт мозгу расплавиться окончательно. Горячий ветер колышет бежевые, почти невесомые, льняные брюки. Поясная нейлоновая сумка топорщится под белой, с длинным рукавом, хлопковой рубашкой навыпуск. Человек пытается удержать равновесие, вгрызаясь в камень скрюченными от напряжения пальцами через подошву кожаных тёмно-коричневых сандалий. Он стоит, широко расставив ноги, на стене башни одной из трёх, расположенных рядом друг с другом, каменистых возвышенностей. Взгляду открываются удивительные виды на все триста шестьдесят градусов. Из гладкой, как море в штиль, пустыни, словно зубья хребтов огромных драконов, замурованных в землю, тянутся с северо-запада на юго-восток цепи гор. Метрах в пятистах, севернее башни, в своеобразном ветреном коридоре между двумя горными грядами, раскинулся бело-жёлто-зелёным персидским ковром древний город Йезд.

Человек смотрит вниз, на дно башни, видит там гору трупов и прыгающих по ним птиц-падальщиков. Кровь от всех тел сливается в одну огромную лужу. Под действием солнца и ветра она быстро высыхает, и вот уже вместо неё тёмно-бордовое пятно. Кое-где птицы довершили свою работу, оставив от тел лишь кости. От этой картины человека начинает тошнить, в глазах появляются чёрные точки, наступает головокружение, и внутрь черепной коробки врывается тупая ноющая боль. Ещё мгновение, и он упадёт вниз, на дно башни, присоединившись к телам в большой высохшей луже крови.

Глава I / По пути к метро

В то утро Андрей, разработчик виртуальных игр, решил не пользоваться лифтом и побежал вниз по ступеням. Четыре этажа быстро закончились. Андрей, выскочив из подъезда многоквартирного жилого дома, в котором снимал однушку, встал подышать утренним воздухом – тот после дождя источал особый аромат. При выдохе совсем не было видно пара, а это означало тёплую погоду на весь день. Он улыбнулся, закрыл глаза и постоял ещё несколько секунд у подъезда, дыша полной грудью. Затем посмотрел на ясное голубое небо с редкими облаками, надел солнцезащитные очки и отправился на работу.

В то самое утро, это было двадцать девятое марта две тысячи десятого года, в воздухе уже вовсю пахло весной. На деревьях распускались почки, обнажались перегнившие под слоем снега листва и прошлогодняя трава. Начищенные до блеска кожаные туфли Андрея твёрдо чеканили широкие шаги по гладкому и мокрому асфальтированному тротуару.

Это был стройный, ростом чуть выше среднего, подтянутый спортивный мужчина двадцати восьми лет, выглядевший не старше двадцати. Короткие тёмно-русые волосы его были зачёсаны вправо и «по-московски» блестели от геля и лака. Идеально отглаженные со стрелками брюки, обнажая носки, взлетали в самом низу от быстрых выбросов ног.

Кроме ослепительно-белой рубашки, воротник которой выглядывал из-под пуловера, всё остальное в его образе: брюки, туфли, ремень, бляшка на ремне, пуловер, галстук, хлопковый шарф, висевший на шее, расстёгнутое нараспашку пальто, кожаные перчатки, солнцезащитные очки, носки и даже боксеры – всё было чёрного цвета.

Был, впрочем, и ещё один выделяющийся на общем фоне элемент костюма – на галстучном узле белыми нитками были прострочены очертания смайлика в очках. Настроение Андрея было приподнятым. Весна разливалась яркими красками и волнующими ароматами, от которых слегка кружилась голова. День стоял чудесный. Андрей не шёл, а буквально «летел» вперёд – тоже московская привычка.

Вряд ли его можно было назвать красавцем, но несомненно было в нём что-то такое, что привлекало внимание противоположного пола. Широкий, но аккуратный, с прямыми крыльями и чуть заострённый, нос, даже несмотря на перелом, полученный Андреем в одиннадцатом классе на уроке физкультуры, нисколько не портил его овальное, чуть вытянутое, лицо со сглаженным подбородком, а, наоборот, придавал ему основательность и завершённость.

Парень из параллельного класса, как позже выяснилось, решил припугнуть Андрея и мотнул головой в его сторону, видимо, ожидая, что тот в страхе отпрыгнет: вот была бы ржака над «лохом!». Но Андрей не отпрыгнул, так как не был ни лохом, ни трусом. Он просто не ожидал, что у парня настолько мало мозгов, что он сделает то, что сделал. «Неудавшаяся шутка» чуть не обернулась приводом «озорника», а по сути дебила, в участок, если бы Андрей не внял мольбам физрука, больше заботившегося о своей собственной шкуре, не заявлять в милицию.

Ох уж эти уроки физкультуры в старших классах! Там неоднократно случались стычки, иногда заканчивавшиеся дракой. Вряд ли такое было бы возможно в присутствии учителя. Но физрук появлялся лишь дважды за урок – в самом начале, когда бросал школьникам мяч, и в самом конце, когда его забирал. Всё остальное время он сидел в своём кабинете и делал вид, что всё, происходившее в спортзале, его вовсе не касается. Наверное, в школьном табеле он был записан не «Учителем физкультуры», а «Хранителем мяча».

В принципе, нос не так уж и сильно пострадал на том уроке, и следы перелома на переносице были едва заметны в виде незначительной приплюснутости. Врач вообще сказал, что кость не затронута, так что и переживать не о чем.

Правда, на следующий день Андрею нужно было принимать участие в соревнованиях по бальным танцам, и его мама израсходовала полтюбика тоналки и кучу пудры, чтобы закрасить два огромных фонаря под глазами сына и визуально уменьшить опухший нос, который теперь ещё больше выделялся на фоне лица.

Нет, он вовсе не был маменькиным сынком или слабаком. Наоборот, нужно было иметь мужество, чтобы в таком состоянии выйти на площадку, да ещё и занять там первое место.

Андрей заметил, что после этого перелома интерес к нему со стороны противоположного пола только возрос, так как придавал его наивной, даже слегка инфантильной, внешности, некую брутальность, а личности – дополнительную харизму и загадочность: «плюс сто к карме», как сказали бы сейчас.

Вообще, Андрею с детства больше нравилось проводить время с девочками, чем с мальчиками, хотя друзья среди последних у него были. Первый его поцелуй был ещё в детском саду. И это вовсе не был поцелуй губы в губы. Кровати Андрея и девочки из его группы стояли рядом, и в тихий час они целовали друг другу… «титьки». И хоть случилось это всего однажды, он навсегда запомнил день, когда впервые в жизни склонил представительницу женского пола к интиму, пусть и такому невинному.

Девочкам нравились его выразительные, слегка припухшие, губы с почти идеальными очертаниями, какие используются для обозначения одноимённого смайлика. Такое же очертание губ было и у его матери. Верхняя, с глубоким желобом, врезающаяся острым основанием в арку Купидона, придавала чувственность всей нижней части его лица.

На прямом, не очень высоком лбу, по краям верхнего основания переносицы, между густыми чёрными бровями находились две еле заметные вертикальные полоски. Когда Андрей хмурил брови, эти полоски превращались в глубокие борозды, образуя между собой выпуклый продольный холмик.

Его скулы выходили двумя небольшими буграми за пределы контура лица, и вместе с чёткими, но не острыми очертаниями аккуратной челюсти правильной формы, создавали общий вид спереди, как у слегка зауженной сапёрной лопаты со сглаженными углами.

Андрей часто слышал от девушек, что их мечта – иметь такие же ресницы, как у него: не нужно подкрашивать и подкручивать.

Однако, в силу своей застенчивости, он не особо пользовался популярностью в школе. Со стороны его отношение к одноклассницам выглядело довольно прохладным, а по его почти стеклянному взгляду тёмно-коричневых глаз порой сложно было понять, что за ними скрыто.

Общее впечатление о его внешности портили уже начавшие появляться от недосыпа мешки под глазами. Не сказать, чтобы он страдал бессонницей, но зачастую, из-за особенностей своей работы, увлекался и возвращался домой поздно. К тому же сказывался сидячий образ жизни. И всё же на общем фоне его лица выделялся именно нос, крылья которого раздувались во время физических нагрузок, а также когда Андрей злился или нервничал.

Рядом с его домом была длинная аллея, а через проспект, за стадионом «Москвич», парковая зона вокруг пруда Садки, и Андрей взял за правило бегать перед работой три-четыре раза в неделю по часу. Он и сегодня планировал сделать пробежку, но, к своему удивлению, проспал, что случалось с ним крайне редко, и не услышал будильника.

Путь от дома до работы предстоял ему довольно длинный и похожий, как у большинства «понаехавших», на настоящее путешествие, которое Андрей преодолевал с удовольствием. Вечная беготня и суета, даже давки в метро в часы пик… казалось, он был рождён для этого. Андрей воспринимал всё, окружавшее его, как неотъемлемую часть жизни мегаполиса, и уже так привык к ней, как будто по-другому в его собственной жизни никогда не было, и быть не могло. Он любил Москву и считал этот город лучшим местом, а всё, что в нём происходило – эталоном идеального мира. Хоть он и видел часто бомжей и бездомных животных на улицах, несчастных калек, просящих милостыню, и спящих гастарбайтеров в метро, но, однако ж, встречал он и много людей успешных и думал, что без первых не было бы последних, и наоборот.

За те шесть лет, что Андрей прожил в Москве, он насмотрелся на неё всякую. И всё её многообразие, все её контрасты он любил объяснять фразой Аристотеля: «Город – единство непохожих». Эти три слова большими чёрными буквами были отпечатаны на одном из плакатов, некогда украшавших арочные своды эскалаторных тоннелей подземки.

Приехав сюда из провинциального городка, Андрей окунулся было с головой в ночную жизнь столицы, но, вспомнив, зачем он здесь, сумел взять себя в руки. Он оказался стойким, в отличие от большинства москваче?й, которые так и уезжают ни с чем на свои «малые родины», шутя потом громкими избитыми словами, мол, «Москва им не покорилась».

Андрей, пока шёл от дома, оставил позади себя множество машин, вяло движущихся по шести полосам в обе стороны по проспекту слева. Он знал, что совсем скоро эта картина оживится другими красками. И вот, звуки сирены-«трещотки» откуда-то сзади начали стремительно приближаться. Он привычным поворотом головы с заранее приготовленным взглядом праздного зеваки, был уже в предвкушении забавного зрелища, наблюдаемого почти в одно и то же время, как раз тогда, когда он обычно подходил к кафе у метро.

По седьмой, выделенной полосе проспекта, с непозволительно высокой для простых смертных в такое время суток скоростью порядка шестидесяти километров в час, не взирая на светофоры, двигалась милицейская «бэха» с синими проблесковыми маячками на крыше. Метрах в пяти сзади неё шёл полностью тонированный, что тоже ни один смертный не мог себе позволить, «Майбах». Замыкала процессию такая же, как и спереди, «бэха». Все три машины были чёрного цвета. Было понятно, что внутри средней машины едет ну очень «большой» человек, и ему, несомненно, нужнее, чем всем остальным участникам дорожного движения, как можно быстрее приехать туда, куда он направлялся.

Возле ларька с продуктами сидел рыжий пёс с мокрыми грязными лапами и вопросительно смотрел на прохожих. Его попрошайнический взгляд блестел выработанной за годы уличной жизни слезой. «Не старайся, пёсик. Москва слезам не верит», – подумал Андрей, глядя собаке в глаза и улыбаясь. Он купил в киоске связку бананов, белый пакет-майку и беляш. Последний предназначался для рыжего грязнули. Андрей даже слегка разломил его двумя белыми бумажными салфетками, чтобы животному было легче добраться до мяса. Однако, псина лишь пару раз лизнула жирное тесто и отвернула морду. «Зажрался пёсик», – подумал Андрей.

Подходя к метро после пятнадцатиминутной марафонской прогулки, он почувствовал тёплый смоляной, резко бьющий в нос, резиновый запах подземелья. Андрей вошёл внутрь, на ходу доставая из кармана пальто бумажную проездную карту. Остановившись у турникета, он всунул её в картоприёмник. Карта быстро скрылась, поднялась, как по горке, внутри приёмника и через секунду вышла наружу, но уже сверху. Створки турникета развелись. Взяв карту, Андрей быстро проскочил мимо них. Он всегда боялся, что они выйдут из строя и захлопнутся именно тогда, когда он окажется между ними. Несколько раз такое уже случалось. Но, пожалуй, это был единственный минус. Метро Андрей обожал.

Всё здесь источало свой неповторимый аромат: тяжёлые входные деревянные двери с металлическими пластинами в местах вероятных соприкосновений с ними ног и рук пассажиров, турникеты, эскалаторы, мраморные плиты и, конечно, поезда, выталкивавшие на перроны воздух подземных лабиринтов с запахом шпальной пропитки. Эта тягучая воздушная смесь навевала Андрею сладкие, волшебные воспоминания его детства – события двадцатичетырёхлетней давности, яркими образами всплывавшие в его голове всякий раз, когда он спускался в подземку.

Глава II / Деда Паша

Август этим летом выдался удивительно жарким, даже для степи. Пожилой мужчина вытирает пот со лба рукавом правой руки, держащей топор. Это деда Паша. Он стоит, согнувшись над пеньком, на котором лежит курица, и держит её другой рукой за лапы и крылья. Та жалобно кудахчет. Деда Паша закрывает левый глаз, хорошенько прицеливается и с громким возгласом «гхык» ударяет по пеньку в том месте, где лежит куриная шея. Голова птицы отлетает на булыжник. Деда Паша облегчённо выдыхает, раздувая щёки. Он поднимает курицу, держа её за лапы, и кровь стекает вниз. Часть её попадает на пенёк, образуя в центре красное пятно. Деда Паша несёт курицу в дом, на кухню, и кладёт тушку на стол, покрытый цветастой клеёнкой. Его жена, баба Таня, сидит на табуретке, опершись локтями в колени, и чистит картошку. Кожура из-под ножа с разноцветной керамической ручкой падает в блестящее алюминиевое ведро. Очищенную картошку хозяйка кидает левой рукой, не отнимая локтя от колена, в большую, полную воды, эмалированную синюю кастрюлю, стоящую на деревянной подставке на полу. На бабе Тане домашний халат, поверх которого надет клеёнчатый фартук с нарисованными на нём овощами, и платок на голове. Деда Паша подходит к рукомойнику, тщательно смывает кровь с ладоней, долго и громко умывается, а затем переодевается в чистую одежду.

– Я на вокзал, – говорит он жене, выходя из дома.

– Па-аш, купи сырой колбасы на базаре, две каталки! – кричит ему вдогонку баба Таня. – Слышишь?

– Слы-ышу! Куплю! – громко отвечает деда Паша, спускаясь по ступеням крыльца.

Он берёт прислонённый к сараю велосипед и выкатывает его за ворота. Затем ставит левую ногу на педаль, а правой раза три отталкивается от земли, держась двумя руками за руль. Разогнавшись таким образом, деда Паша перебрасывает правую ногу через седло велосипеда и опускается на него, вращая педали.

Он едет на железнодорожный вокзал встречать сына. По обеим сторонам пыльной дороги мелькает разноцветный штакетник, за которым видны огороды и, в основном, одноэтажные деревянные дома в русском стиле с высокими чердаками и покатыми крышами. Такой же дом у деда Паши и бабы Тани. Завёрнутые манжеты штанин дедовских брюк в самом низу захвачены прищепками с противоположных от велосипедной цепи сторон.

В горячем воздухе небольшой железнодорожной станции Оренбургской области разносится древесный, смоляной запах креозота – шпальной пропитки.

– Де-да Па-аша-а-а!!! – кричит маленький мальчик, выглядывая из открытого тамбура поезда. Молодой крепкий мужчина среднего роста стоит внизу, на асфальтированной платформе. На нём хлопковая кремового цвета рубашка с коротким рукавом, светло-серые брюки, подпоясанные коричневым кожаным ремнём, и белые летние кожаные туфли. Держа мальчика обеими руками под мышки, он снимает его с высоких ступеней вагона и ставит на землю. (Молодой мужчина – отец мальчика.) Едва встав на ноги, тот со всех ног бросается в сторону и бежит вдоль железнодорожных путей навстречу деду Паше, невысокого роста коренастому мужичку во фланелевой рубашке, на которой в шахматном порядке разлинованы белые и синие квадраты. Четырёхлетний Андрюша в белой футболке и синих коротких шортах несётся вихрем по платформе. Камешки, проглядывающие из-под асфальта, сливаются в его глазах в одну размазанную субстанцию. Его белые носочки в коричневых сандалиях сверкают так быстро, что стоящий у поезда мужик, вынув «приму» изо рта, смачно сплёвывает табачную стружку сомкнутыми губами и восклицает: «Вот эт спорцмец!».

– Оп-оп-оп! – кричит деда Паша, радостный при виде бегущего к нему внука. Он выставляет руки вперёд, а ноги в однотонных серых штанах и пыльных ботинках сгибает в коленях, садясь почти на корточки. Внук с разбега прыгает в объятия деда, обхватывая его двумя руками вокруг шеи, и прижимается к его щеке, колючей от щетины. Белая кепка деда, съехав на затылок от объятий мальчика, едва не падает на платформу. От деда пахнет дорожной пылью, хлебом, он работает на мукомольном комбинате, и лёгким перегаром. Со вчерашнего дня он вышел в свой последний отпуск перед пенсией и позволил себе немного расслабиться в честь приезда сына.

– Оп-па-а-а! – кряхтит он, выпрямляясь вместе с Андрюшей, изображая, что ему очень тяжело держать внука. – Какой большой стал!

Дед поднимает Андрюшу на вытянутых руках. Мальчику очень нравится и то, что он стал «таким большим», а значит, вырос за год, и то, что он парит в воздухе. Дед несколько раз подбрасывает его вверх и ловит, и от этого у Андрюши перехватывает дыхание, а внизу живота становится щекотно. Он заливается громким смехом и долго не может остановиться.

И вот они уже все вместе: деда Паша, родители Андрюши, папа Лёша и мама Вера, одетая в цветастое льняное платье и кожаные босоножки молочного цвета, и сам Андрюша, идут, оживлённо беседуя друг с другом, через весь посёлок к дому деда Паши и бабы Тани. В руках взрослых, а также на руле и багажнике велосипеда – сумки с поклажей. У Андрюши через плечо висит синяя детская сумочка с изображением на белом клапане, который Андрюша называет «закрывашкой», Льва Бонифация, с голубой гривой и в матроске. Он плывёт на голубом корабле с длинной трубой по морю с зелёными волнами. На заднем фоне виднеется красный остров с двумя круглыми холмами, на одном из которых растут две пальмы. Бонифаций приветственно машет левой лапой. Мама Вера разрешила положить в сумочку только несколько игрушек и теперь часто напоминает сыну, чтобы тот держал спину ровно.

Заходят на базар. Здесь, на прилавках, лежат горы сочных арбузов и дынь, ящики со сливами, яблоками, грушами, помидорами, грецким орехом и прочими вкусностями. Они останавливаются у магазина «Гастроном». Деда Паша поручает Андрюше ответственное задание – сторожить велосипед. Андрюшу переполняет счастье, и он усердно держится за седло и раму. И хотя сам велосипед прислонён к магазину, и его придерживает за руль мама Вера, Андрюша уверен, что именно благодаря его усилиям двухколёсный конь не падает. Деда Паша и папа Лёша возвращаются из магазина через несколько минут с полной сумкой. Дед спрашивает у внука, не пытался ли кто отобрать велосипед, пока его не было. Андрюша отрицательно мотает головой.

– Ну конечно. Такой охранник стоит, – смеётся дед.

Они продолжают путь. Андрюше нравится смотреть себе под ноги и разглядывать землю, мелкие камешки на ней и траву вдоль дороги. В воздухе стоит тягучий, как перед грозой, степной аромат лета.

– Деда Паша! – спрашивает Андрюша. – А почему у тебя прищепки на брюках?

Дед объясняет, что когда едешь на велосипеде, штанины брюк попадают в велосипедную цепь. Вот прищепки и нужны для того, чтобы этого не происходило. Для наглядности он садится на велосипед и проезжает на нём несколько метров. Андрюша, удовлетворённый ответом, улыбается.

Вот и дом. Здесь всё, как в сказке! Длинный большой двор, весь покрытый булыжником, спускается от высоких ворот к огороду. По правую сторону двора тянется ряд сараев, по левую стоит большой одноэтажный дом жёлтого цвета. Баба Таня тяжело переваливается, шлёпая босыми ногами по деревянному полу кухни. У неё больные колени. С большим трудом она доходит до крыльца, на ходу снимая с себя заляпанный готовкой фартук. Она радостно улыбается при виде сына, снохи и внука. Её смуглое, как у всех степных жителей, лицо изрыто бороздами морщин, коренных зубов почти нет, а седые волосы под платком забраны в шишку.

Андрюша бросается ей в объятия и прижимается щекой к халату, от которого даже без фартука пахнет варёными помидорами, капустой, мясом, перцем и ещё какой-то вкусной едой, которую хозяйка готовит к приезду гостей. Она не успевает толком налюбоваться внуком, как он уже бежит на веранду, к комоду, в самом верхнем выдвижном ящике которого его ждёт много-много вкусных ирисок. Он разворачивает одну и кладёт в рот. Потом берёт горсть этих вязких карамельного вкуса конфет обеими ладошками, прячет в карманы шорт и бежит во двор.

Сзади дома прилеплены ещё один сарай и курятник, состоящий из двух частей, закрытой, где куры и петух ночуют, и открытой, где они гуляют весь день. Эта вторая часть для Андрюши, словно вольер в зоопарке, где за широкими отверстиями сетки Рабица гордо вышагивает походкой надзирателя важный петух, и неуклюже топчутся без умолку кудахтающие куры. Подражая курам и петуху, Андрюша кудахчет и кукарекает. Петух грозно нахлобучивает гребешок, прыгает и хлопает крыльями, вызывая Андрюшу на бой. Испуганные куры прячутся в «спальную» часть курятника. Мальчика это очень веселит, и он ещё громче передразнивает петуха. Однако, видя, что соперник не приближается, петух понемногу успокаивается, и куры одна за другой возвращаются.

Андрюша любит, когда дед разрешает ему войти вместе с ним в вольер, чтобы насыпать птицам корм – смесь из зёрен, хлеба и воды, которую он, прежде чем отнести в курятник, долго размешивает и разминает в ведре специальной деревянной палкой. Эта смесь имеет приторный, но в то же время приятный запах. Курятник, сарай, велосипед, как и любой предмет во дворе, пахнут по-своему.

Рядом с вольером, посередине двора, колодец с механическим насосом, длинная ручка-рычаг которого поднята вверх так высоко, что Андрюша не может до неё допрыгнуть. Зато папа Лёша спокойно одной рукой качает насос, и из крана в ведро или кружку под большим напором льётся откуда-то из недр земли холодная и вкусная вода. За колодцем кончается двор, и начинается огород.

Ряд сараев по правую сторону двора замыкается навесом для дров и большим пеньком, на котором дед устраивает «казнь» для откормленных кур или, как он их называет, куре?й. Обычно после «куриной казни» баба Таня на кухне долго ощипывает перья у птицы, а потом держит её над огнём керогазовой горелки, чтобы опалить оставшуюся щетину.

Между пеньком и огородом стоит яблоня, на раскидистых ветках которой висят большие сочные яблоки светло-зелёного цвета с красными боками. Самые спелые и вкусные из них сплошным ковром лежат на земле.

Завершает картину двора стоящий в тени яблони большой стол, за которым вся семья сидит по вечерам и ест шашлык из домашних кур, а также арбузы и дыни, которые растут прямо тут, в огороде. Вдоль стола стоит широкая лавка со спинкой, и взрослые ещё приносят из дома стулья. К общей компании присоединяются вечно ворчливая тётя Света – родная сестра папы Лёши – и её дети, Кирилл и Оксана. Они живут на соседней улице, метрах в ста отсюда.

Андрюше нравится ходить по булыжнику во дворе. Пузатые гладкие камешки издают лёгкое постукивание при наступании на них, так как верхние под человеческим весом скользят по нижним и бьются боками друг о друга. Они различаются между собой по величине (самые большие – с ладошку) и цвету – от ослепительно-белого до тёмно-серого и бурого. Андрюша выбирает из них самые, по его мнению, красивые и набивает ими свою сумочку. Однако, когда приходит время уезжать, папа Лёша сердится, ссылаясь на то, что дома некуда будет эти камни складывать, и Андрюша со слезами на глазах высыпает их обратно во двор. Может быть, именно поэтому он, уже взрослый, везде, где был галечный пляж, садился, скрестив ноги «по-турецки», и, словно маленький мальчик, тщательно выбирал камешки, сушил их на солнце и прятал в пакет. А дома складывал свои трофеи в прозрачные декоративные чаши из цветного оргстекла.

Глава III / Девушка со скрипкой

В переходе между ветками метро красивая девушка со светло-русыми длинными волосами, забранными в хвост, завораживающе играла на беспроводной электроскрипке. Это был «Storm», самая известная композиция Ванессы Мэй. Из чёрной колонки размером с табуретку на весь длинный коридор разносились величественные звуки. Музыка струилась сквозь поры мембраны, содрогания которой были видны за металлической сеткой звуковой колонки. Рядом стоял её транспорт – чёрная сумка-тележка на колёсиках.

За гофрированной молочного цвета колыхающейся юбкой плиссе, доходившей до середины икр, просматривались выпуклые упругие бёдра. Ноги девушки, с гладкой до блеска депилированной кожей, были расставлены широко и обуты в белые кроссовки на босу ногу. Правая её нога стояла на носке и была согнута в колене. Скрипачка отталкивалась ей от пола, совершая импульсивные толчки всем телом. Андрей замедлил шаг.

Он вышел из потока людей и направился прямо к ней, пялясь на её щиколотки. У него мгновенно включилось туннельное зрение похотливого самца. Он нагло сканировал скрипачку, поднимаясь взглядом всё выше, и останавливаясь на каждом предмете её одежды, а точнее на том, что было под ней. Он в подробностях угадывал соблазнительные очертания слегка колыхающихся грудей под белой с салатовыми листочками рубашкой, заправленной в юбку с красным глянцевым ремешком, вдетым в юбочные шлёвки. Две верхние заклёпки на рубашке были расстёгнуты, и подбородник скрипки упирался в шею.