banner banner banner
Центурион. Первая книга цикла «Геония»
Центурион. Первая книга цикла «Геония»
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Центурион. Первая книга цикла «Геония»

скачать книгу бесплатно


Оперативник Департамента пожал плечами.

– Кто-то пронес мину туда, куда ее пронести невозможно по определению.

Хиллориан задумался. Понимание нагрянуло позже – после допроса под гипнозом выживших ученых и анализа уцелевшей резервной копии архива пси-клиники Центра.

Во-первых, мину через входной контроль не проносил никто – как и подозревал майор, это превышало человеческие силы. Смертельно опасный пакет пришел по почте. Получателем был указан некто Бигиан Таккет, гражданин Каленусии, двадцати восьми лет от роду, помещенный в Клинику Калассиана по его собственному желанию: для выявления и развития скрытых пси-способностей. Хиллориан был шокирован – под определением «по собственному желанию» обычно подразумевается хорошо оплаченный доброволец для сомнительных опытов. Посылки пациентам не досматривались: Центр Калассиана вовсе не тюрьма, однако получать опасные пакеты пациенты тоже не стремились: из Центра их не выпускали. Такое «вежливый» порядок вещей на этот раз вышел боком. «Таккет» исчез из Клиники через несколько часов после получения пакета, но еще до момента срабатывания дезинтегратора: по-видимому просто прошел через автоматические пси-турникеты как нож сквозь масло: техника не отметила никаких внешних следов ментальной активности. Больше беглый Бигиан ничем не отличился – в гражданских архивах Порт-Калинуса это имя не значилось.

Хиллориан взялся за голову и выругался насчет коррупции в клинике. По столице сейчас вольно разгуливал человек с нулевой пси-активностью. Которая, в общем-то, подразумевает отнюдь не кретинизм, а как раз напротив – жесткий сознательный или бессознательный самоконтроль и неуловимость для всевозможных следящих пси-устройств, столь любимых Департаментом Обзора. Приборы-«ментальники» (в просторечии «дебильники») пасовали перед безымянным агентом Иллиры…

Позже он обрел имя. Это был, конечно, псевдоним – Стриж.

Шансы поймать агента приближались к нулю, но Хиллориан верил, что когда-нибудь встретится с таинственным противником. Это и впрямь случилось всего-то через четыре года, в разгар третьего пограничного конфликта, когда отчаявшийся император Иллиры бросил в мясорубку войны офицеров спецподразделений.

В 6997-м году, стоя возле бурно вспенившегося остова калассиановского Центра, полковник еще не знал, что будет держать на мушке висок иллирианца…

* * *

7005 год. Каленусия. Тюрьма строгого режима Форт-Харай

– Рад видеть вас, колонель… Или уже женераль?

– Полковник.

– Вас мало ценит родина.

– Вас еще меньше. Садитесь на стул. Вон на тот – на пластиковый.

Полковник не без интереса рассматривал теперешнего Дезета. На лицо сардар почти не изменился – пожалуй, запали щеки, резче обозначились морщинки вокруг глаз. Стриж был одет в синюю рубашку и такие же брюки, то и другое потертое, но аккуратное. Руки напряженно лежали на коленях.

– Хотите сигарету?

– А я не курю – берегу здоровье.

– Ну-ка, покажите руки.

Бывший сардар нехотя расцепил пальцы, открыв стертые до ссадин ладони.

– Чем занимаетесь, Страж?

– На этой неделе – копаю ямы под столбы.

– Ну и как?

– Достиг поразительных результатов. А вам, что, собственно, надо? Достопримечательность в моем лице приехали посмотреть?

– Какой-то вы сегодня необщительный.

– Практика – критерий истины. Я по опыту знаю, чем оборачивается общение с вами, колонель. Сначала вы объявляете человеку о близкой смерти, потом описываете ее интересные детали. Доводите дураков до грани безумия, а потом как бы нехотя предлагаете выход: пойди сделай вот это, расскажи про кое-что. При этом считаете, что оболваненная жертва должна еще и благодарность испытывать. Со мною любовную прелюдию можно пропустить: я не обижусь. Итак, пугать будете потом. Вываливайте, чего от меня нужно каленусийскому Департаменту Обзора?

Хиллориан искренне восхитился – иллирианец, несмотря на плачевное положение, сохранял еще изрядную долю стиля.

– Я никак не могу понять, Дезет – есть у вас акцент Иллиры или нет? Вроде бы и нет никакого акцента, однако, что-то странное в речи все же чувствуется.

Дезет задумался.

– Не знаю, мне самому трудно судить. А вы как думаете?

– Вы говорите слишком правильно. Идеально выговариваете каждое слово, даже бранное. Вот это и странно.

– Меня всегда подводила лишняя старательность.

– Склонен согласиться.

Стриж, кажется, понял скрытый смысл ответа, но никак не отреагировал.

– Итак? – спросил он.

– Я хочу знать ваше мнение по одному вопросу. Взгляните сюда.

Хиллориан подал иллирианцу заранее приготовленную стопку документов. Тот встал, чтобы принять ее, опустился снова на черный пластиковый стул и расположил бумаги на коленях.

– Мне нужно время, чтобы разобраться.

– Читайте прямо сейчас. Я подожду.

Некоторое время Дезет сосредоточенно шуршал страницами.

– Ну что ж, я понял. Мое мнение – это дело связано с общементальной проблемой. Однако для того, чтобы получить такой вывод, не стоило сюда ехать.

– И что бы вы стали делать на моем месте?

– Отправил бы туда группу из самостоятельных, толковых людей, готовых пойти на риск. Сенса, аналитика, еще пару-тройку полезных личностей. Пускай разберутся на месте.

– Я рад, что наши мнения совпали. Вот я и хочу предложить вам поучаствовать в такой экспедиции.

– Шутите? – Стриж собрал бумаги в пачку и сейчас, осторожно постукивая, подравнивал ее края.

– Нисколько.

– Вас не останавливает, что в общементальную проблему на территории Каленусии придется посвятить иностранца, к тому же – иллирианца, да еще и преступника?

– Нет.

– Вы свихнулись, колонель.

– Вовсе нет. У вас есть одно ценное качество, Дезет. Нулевой пси-показатель. А попросту: негипнабелен, не внушаем, пси-неконтактен, не подвержен ментальной наводке. Полный ноль по всем паранормальным параметрам. Вы автономны, Дезет.

– Эта автономность едва не убила меня.

– Да, знаю. Суд первой инстанции признал вас подлежащим полной ответственности, как неподверженного внушению.

– Попросту отправил меня на виселицу.

– А вы ее не заслужили?

– Я не стану обсуждать этот вопрос.

– «Не стану обсуждать» – ваша традиционная увертка. Потому что вам попросту нечего сказать в ответ. Ваш след – вполне реальные трупы: мужчины, женщины, дети…

– Детей я бы отпустил.

– Чтобы они сами погибли без еды и крова?

– Я к этому не стремился.

– А к чему тогда стремились вообще?

– Я служил Иллире, подавляя враждебную активность на спорных территориях. Знаете, хватит! Я не хочу слушать ваши примитивные проповеди. И вам, и вашему руководству плевать на каленусийцев, которых мы расстреляли за попытки партизанской войны. Ваша сторона занимались тем же самым. Знаете, за что со мною посчитались на самом деле? За уничтожение Центра Калассиана.

– Мне начинает казаться – вас наказали недостаточно сурово.

– Вот как? Вы имели возможность меня повесить. Вы этого не сделали. Примите мои соболезнования – я жив. Все.

– Скажите, уже не для протокола, не для того, чтобы спасти себе жизнь – вы когда-нибудь раскаивались в том, что натворили?..

* * *

Шесть лет назад. Граница Каленусии и Иллиры. Долина Ахара

Стриж опустил излучатель и, прищурившись, посмотрел в сторону солнца. Рыжий мохнатый диск чуть сдвинулся влево.

– Локс, Фисби – за мной. Остальные остаются на месте.

Троица поднялась из кустов и перебежками двинулась к темнеющим неподалеку обветшалым стенам домов. Слепые выбитые окна неприветливо чернели. Дезет навел ствол на ближайший проем, осторожно высунулся из-за косяка. После яркого солнца перед глазами плавали бурые круги.

– Все чисто. Никого.

– Эй, капитан. У нас тут «гости».

– Кто?

Фисби стволом подтолкнул прикладом девушку-подростка. Рядом стояли мальчишки-близнецы, не старше пяти лет.

– Где их родители? Сбежали? Эй, ты видела здесь солдат?

Девушка молчала, на враз побледневшем некрасивом лице резче выступили веснушки.

– Ты понимаешь мою речь? Видела солдат?

Она кивнула и указала на заржавших Локса и Фисби.

– Это немая идиотка. Пошли, командир. Здесь нет каленусийских солдат. Остановимся на ночь – их родители вернутся завтра.

Дезет проследил, как след сигнальной ракеты тает в зените. Было жарко, пахло горькой полынью.

Подошедший отряд Канингема занимал пустые постройки. На тридцать домов обнаружилось полсотни оставшихся жителей: в основном подростки и и младенцы. Десяток мужчин: обожженные солнцем фермеры из окрестных местечек. Каленусианские женщины-крестьянки с глазами терпеливых коров. Стриж пожал плечами и отвернулся.

– Обыскать. С оружием налево, без оружия направо. Проверить дома.

Обыск затянулся. Излучателей не нашли нигде: ни в коттеджах, ни в полуразвалившейся риге, ни в крошечном здании школы. Локс грязно ругался: его светлая кожа сильно обгорела на солнце.

– Что делать с этими?

– Мужчин – закрыть в сарай. Женщин и мелкоту – по домам. Продукты нашли?

Найденный запас оказался более чем скромен и тут же пошел в ход. Понемногу темнело, на небе появились звезды. Фисби сидел на корточках перед походным котлом и помешивал варево чисто оструганной палочкой. Неподалеку, поджав ноги, сидела все та же немая девчонка – глаза из-под спутанных волос голодно следили за котелком.

– Ты о чем думаешь, Фисби?

Стриж сообразил, что задал нелепый вопрос. Сержант, казалось, воспринял его как должное.

– Мне нравится запах полыни. У моей матери ферма на восточном побережье.

Надсадно звенели цикады. Дезет повернулся и вошел в дом. Голый земляной пол сплошь усеивали тела спящих – иллирианцы предпочли держаться вместе. Надо бы проверить часовых, подумал Стриж. Новички, черт их возьми. Он заставил себя встать, выглянул наружу и не увидел Фисби. Дезет поднял излучатель, настороженно всматриваясь в бархатную темноту, потом фыркнул – сержант был здесь, он энтузиазмом тискал немую девчонку. Стриж равнодушно обошел парочку, мягкими шагами повернул за угол: часовой оказался на месте, прошел к сараю – двое солдат у подпертых дверей не спали. Когда он вернулся назад, на земле не было ни Фисби, ни девушки. Костер уже догорел, котелок медленно остывал…

Ночь прошла спокойно. Стриж вышел из духоты коттеджа и с наслаждением вдохнул чистый воздух, на кустах полыни прохладно блестели крупные капли росы. Солдаты выбирались наружу, кто-то подбросил дров и разогревал вчерашнее варево, остальные готовили походные миски. Дезет попытался настроиться на еду и понял, что не голоден – тошнило. Черт возьми, подумал он, это опять местная лихорадка. Он отвернулся, чтобы не видеть разварившийся в кашу гуляш.

Фисби ел жадно, Локс почти не отставал от него. Еще с десяток людей наполнили миски и сейчас недоверчиво пробовали результат.

– Ну и дерьмо ты сварил, Фисби!

Наиболее неприхотливые ели, другие опрокинули чашки в кусты. Бывший фермер восточного побережья бурно оправдывался…

Фисби умер к вечеру. Локс пережил его на два часа.

Перед смертью его рвало кровью.

Хауни, отрядный стандарт-медик, едва глянул на индикатор: отравление уже не вызывало сомнений. Стриж прислонился спиной к ребристой стене коттеджа – его, офицера корпуса «Сардар», от похожей смерти отгородил лишь приступ степной лихорадки.

К утру из двадцати с лишним солдат умерло десятеро. Еще до того, как это стало свершившимся фактом, Дезет приказал запереть в риге всех женщин и детей. К рассвету второго дня оставшиеся в живых солдаты пришли в себя.

– Проблевались, парни? Пошли.

Стриж оглядел свой отряд и невесело усмехнулся. Двенадцать человек, излучатели с полным боекомплектом, в изобилии есть запасные.

Иллирианцы собрались на площади. Ригу открыли, женщин и детей выгнали на площадь. Четыре каленусийки под присмотром Хауни и Каннингема долго рыли две ямы: поменьше, для мертвых солдат, и побольше, для других целей. Сарай, где держали мужчин, сначала открывать не стали. Дезет говорил не очень долго, зато громко, на своем идеально чистом каленусийском языке. Он не сомневался, что его прекрасно поняли: полчаса на то, чтобы выдать диверсантов. Потом, каждые полчаса расстреливают по одному человеку: сначала всех боеспособных мужчин, потом остальных по жребию и так до тех пор, пока оставшиеся не выдадут отравителя.

Стриж знал, что никто из мужчин не мог притронуться к котлу – они провели ночь в сарае. Но он помнил окровавленные губы Фисби, и это знание его не беспокоило.