скачать книгу бесплатно
К утру из двадцати с лишним солдат умерло десятеро. Еще до того, как это стало свершившимся фактом, Дезет приказал запереть в риге всех женщин и детей. К рассвету второго дня оставшиеся в живых солдаты пришли в себя.
– Проблевались, парни? Пошли.
Стриж оглядел свой отряд и невесело усмехнулся. Двенадцать человек, излучатели с полным боекомплектом, в изобилии есть запасные.
Иллирианцы собрались на площади. Ригу открыли, женщин и детей выгнали на площадь. Четыре каленусийки под присмотром Хауни и Каннингема долго рыли две ямы: поменьше, для мертвых солдат, и побольше, для других целей. Сарай, где держали мужчин, сначала открывать не стали. Дезет говорил не очень долго, зато громко, на своем идеально чистом каленусийском языке. Он не сомневался, что его прекрасно поняли: полчаса на то, чтобы выдать диверсантов. Потом, каждые полчаса расстреливают по одному человеку: сначала всех боеспособных мужчин, потом остальных по жребию и так до тех пор, пока оставшиеся не выдадут отравителя.
Стриж знал, что никто из мужчин не мог притронуться к котлу – они провели ночь в сарае. Но он помнил окровавленные губы Фисби, и это знание его не беспокоило.
Ждали ровно полчаса – первым к ребристой стене сарая прислонили старосту, ненависть которого была слишком заметна. Через три часа расстреляли еще шестерых. Через пять часов дрожащие несмотря на палящее солнце женщины вытолкнули из своих рядов немую девушку в порванной юбке. Девушка молча, упорно отбивалась. Стриж равнодушно махнул рукой. Он не знал в точности, причастна ли девушка к отраве, однако, дальше задерживаться становилось опасным. Запах горькой полыни стлался в воздухе, трещали цикады…
Девушку расстреляли наспех. Как потом оказалось – только ранили. Отсутствие речи не помешало ей стать главным свидетелем на его, Дезета, процессе в каленусийком трибунале.
Через неделю после диверсии в безвестном каленусийском поселке, император Иллиры отдал приказ о тотальной зачистке «наших пограничных территорий» от «подрывных каленусийских элементов».
* * *
Каленусия. Тюрьма строгого режима Форт-Харай
– Хотите правду? Три года назад, перед судом, я просто хотел выжить и говорил то, что подсказывал мне адвокат. Сейчас я подумал и понял, что да – сожалею. Не как специалист, просто как человек.
– Хотите искупить?
– А зачем? Что я натворил, за то я и сижу. И буду сидеть еще двадцать два года – я и сбежать-то ни разу не пытался.
– А могли бы сбежать из такого места?
Стриж улыбнулся уголком рта.
– Вы же сами знаете ответ.
– Значит, сбежать смогли бы, но почему-то предпочитаете гнить в тюрьме?
– Спасибо, ничего, я привык.
– Не надо бравады.
– Я серьезен. Со мною здесь обращаются вполне сносно, а вашей экспедиция гарантировано пойдет умирать.
– Я вас не узнаю. Совершенно выдохлись. Камера в Форт-Харай и лопата в руках. И что – ничего больше не хотите?
– А что вы можете предложить такому, как я?
– Полную амнистию. Свободу. Если захотите – гражданство Каленусии. Возможность начать жизнь заново.
Пластиковый стул оказался не привинченным, он покачнулся. Дезет резко, будто его ударили наотмашь, дернулся назад, потом повернул голову так, чтобы Хиллориан потерял возможность следить за его глазами.
– Да вы циник, колонель. Вижу, игра пошла по крупному. Только зачем мне гражданство Каленусии? Я иллирианец, им и умру.
Полковник Хиллориан не торопясь открыл кожаную папку – сухо щелкнула пружина замка.
– Это, я имею в виду вашу смерть, может случиться гораздо раньше, чем вам кажется. Вот. Берите бумаги, читайте. Это копия официального запроса Иллирианской Империи на предмет вашей выдачи. Понимаете, что для вас значит такая выдача?
Дезет не отвечал, цепко просматривая документ. Дочитал до конца страницу, перевернул, снова вернулся к началу.
– Можете не сомневаться, бумаги подлинные, – сухо заметил Хиллориан. – А теперь подумайте немного, а я порассуждаю. Вы, офицер корпуса сардаров, попали в плен к каленусийцам. Далее, вы не только не умерли – вас по неясным причинам вытаскивают из заслуженной вами петли. В Калинус-Холле становятся известными некоторые сведения, которых там знать не должны – да, вы нечувствительны ко всем известным разновидностям «сыворотки правды», и к гипнозу тоже, но болевой порог у вас самый обычный. И вот…
– Подонки…
– Полно ругаться. Я знаю, вы сопротивлялись нам как только могли и очень упорно, но для императора это не важно. У вашего правителя проблемы утраты имиджа. Показательная казнь десятка-другого изменников, и вас в том числе, должна помочь.
– Катитесь отсюда, оставьте меня…
– Неужели так хотите на родину?
– Издеваетесь?
– Нет, сожалею. Досидеть спокойно еще двадцать два года на содержании у милосердной Каленусии вам не дадут – вышлют вон. А как только вы пересечете границу – сами понимаете, что вас ждет, Стриж. У нас преступника пожалел Сенат. Тиран Иллиры не страдает столь пошлой сентиментальностью.
Дезет с заметным трудом разжал сцепленные – костяшки побелели – пальцы.
– Ну что ж. Раз у меня есть выбор – я выбираю смерть на родине. Спасибо за правду. У меня будет время приготовиться. Прощайте, полковник Хиллориан, я был рад увидеть вас еще один раз – последний.
Бывший сардар встал и, не спрашивая разрешения, мягким, кошачьим шагом двинулся прочь, к дверям.
– Сидеть! На место, заключенный!
Дезет уже тянулся к причудливо изогнутой ручке двери.
– …Да сядьте же вы, идиот! Куда лезете? В коридоре солдаты с приказом, если что, открывать огонь.
Стриж остановился почти на пороге, замер на секунду и вернулся к столу.
– Месяцем раньше, месяцем позже – какая, холера, разница?
– Если так сильно не дорожите жизнью, зачем вообще сдавались – могли застрелиться, да и дело с концом.
– Да я уже и не помню толком, зачем. Должно быть, доконала жара. Иногда начинаешь творить странные вещи, потом и сам не рад.
Хиллориан бросил папку на крышку стола, подошел к окну – широкая панорама сквозь небьющееся стекло показала череду однообразных крыш Форт-Харая, облако пыли над песчаным карьером, череду грузовиков на пыльным плато. «Как я устал возиться с тобой, чертов бесстрашный мерзавец».
– Скажите, Алекс, вы еще помните свою дочь?
Он помнил.
* * *
Четыре года назад. «Присоединенные территории Иллиры». Долина Ахара
Стриж вынырнул из вязкого водоворота сна – сам сон он не запомнил, остался лишь соленый привкус опасности. Край неба за окном уже светлел, источая призрачное, зеленоватое сияние. Нина спала. Свет ночной лампы бросал тень длинных, загнутых ресниц на нежную кожу детской щеки.
Стриж поискал в сонном личике девочки сходство с ее матерью, но не нашел и отвернулся. Что ж, придется принять тот факт, что Марго его бросила. До столицы Маргарита Дезет должны была добраться еще вчера. Интересно, что она сейчас поделывает в Порт-Иллири? Скорее всего, мчится на машине в свой клуб или проводит время в компании прежних друзей. Для Стрижа ее больше нет, а, может, настоящей Марго никогда и не было.
Дезет отошел от детской кроватки. Через месяц, самое большее через два – после того, как вступит в силу бракоразводный ордер, Нину у него заберут. Может быть, это к лучшему. Ребенку не место на границе с Каленусией. Отдать суровые земли Ахара ветеранам третьего пограничного конфликта? – пожалуй, императору Оттону не откажешь в мрачном чувстве юмора.
Стриж еще раз посмотрел на лениво светлеющий проем окна. Его собственный дом в лучшем пригороде Ахаратауна нагонял на него неприятные воспоминания: запах горькой полыни забивал аромат бархатистых цветов на газоне.
В первые недели жизни здесь Дезет тщательно выкосил всю полынь, которую смог найти, запах стал слабее, но совсем не проходил. Стриж знал, что не безумен. Был уверен, что это не «ментальная наводка», но ничего не мог поделать с ассоциациями, оставалось только смириться.
Сейчас натянул свою рубашку сардара и вышел за порог. Муаровое сияние рассвета охватило треть неба. На самой кромке западного горизонта безмолвно полыхало. На пороге соседнего дома застыл полуодетый Хауни.
– Ты видишь это, Стриж?
Запах полыни накатывал тугой, пряной, почти осязаемой волной. Стриж уже понял все – слова больше не имели смысла.
Прошло неполных три дня. Ахара пылала. Отряд бывших сардаров уходил, оставив пригород каленусийским «отрядам зачистки и безопасности приграничных территорий». Шли на восток ночами, днем отсиживались в оврагах, под прикрытием природных менгиров или среди полос придавленного зноем редкого леса. Ночной ветер долины прогонял дневную жару и нес с гор леденящий холод. Стриж нес Нину на руках, пока мог. На четвертый день, после того, как снайпер из засады подстрелил Каннигема, Дезет выбросил содержимое заплечного мешка и посадил туда ребенка – в руки он взял излучатель. Рыжее, мохнатое, такое знакомое солнце каждое утро выныривало из-за ломаной линии восточного хребта, однако, горы, казалось, совсем не приблизились.
На пятый день кончилась вода.
Колодец нашли на шестой день. Возле этого колодца, в ложбине, их и окружил отряд, высаженный накануне с каленусийских вертолетов…
– …Эй, командир! Что будем делать?
Дезет отнял от глаз окуляры бинокля.
– Они привезли тяжелые излучатели. Ждут. Думаю, предложат нам сдачу. Сколько осталось зарядных комплектов?
– По половине на человека. Нас всего семеро, командир…
– Хочешь сдаться, Фисби? – спросил Дезет и с ужасом понял, что по ошибке назвал Хауни именем мертвого солдата.
Хауни все понял, но сделал вид, что не заметил.
– Я бы, может, и сдался, командир, – нехотя отозвался он, – но ведь будет только хуже. Гореть под излучателем больно, но быстро. Если сдадимся – умирать придется месяц или два, каленусийцы это умеют.
Стриж на минуту закрыл глаза. Потом посмотрел на завернутую в походное одеяло Нину.
– Давай свое полотенце.
Он пристроил тряпку к стволу, выставил за край ложбины и помахал импровизированным белым флагом.
– Эй! Подойдите для переговоров.
…Парламентер-каленусиец показался далеко не сразу. Это был майор с худым равнодушным лицом, который молча ждал. Стриж облизал пересохшие губы, потом произнес, пытаясь придать голосу спокойствие, которого вовсе не ощущал.
– С нами гражданские.
– Ну и?
– Они (она! – подумал Стриж) тут не причем. Разрешите гражданским выйти в безопасное место. Потом начнем нашу с вами разборку.
Майор с худым лицом задумался всего на миг.
– Нет, на годится. Я не стану класть своих солдат, выбивая вашу нечисть из укрытий. Мои условия: сдаетесь все – даю на сборы пять минут. Не уложитесь – открываем огонь на поражение, и мне все равно, кто там с вами.
Стриж в бессильной ярости смотрел на долговязый силуэт уходящего.
– Постойте!
Каленусиец не оглянулся, а Стриж в два прыжка достиг края ложбины и сполз на дно – хорошо хоть вслед не стреляли. Сардары подняли на него глаза – белки ярко блестели на закопченных, припорошенных серой пылью лицах.
– Мы сдаемся, парни.
– Ка-какого черта, командир?!
Лицо Хауни перекосила гримаса.
– Заткнись. Так надо.
– Надо?!
Стриж почувствовал опасность спиной и развернулся, принимая на предплечье удар приклада. Полыхнуло болью, рука мгновенно повисла, излучатель покатился на землю.
– Он предатель. Кончай его, ребята!
Дезет увернулся, пропуская мимо второй удар, в следующий миг близкий выстрел опалил ему бровь.
– Бей сзади!
Стриж упал ничком, сбитый подсечкой, прямо в глаза смотрело вороненое дуло излучателя Хауни. Дезет нащупал прижатый бедром пистолет. Глаза стандарт-медика в это момент показались ему совсем безумными. Стриж увидел, как под скрюченным пальцем бывшего товарища медленно подается спусковой крючок – выстрелил первым.
Через пару минут все было безнадежно кончено – пять трупов.
Еще через две минуты в котловину посыпались разъяренные каленусийские солдаты…
– Брось оружие! Мордой в песок.
Стриж медленно опустился на колени, потом лег ничком – ему тут же надели наручники, на сломанную руку тоже.
– Еще живые остались?
– Никого, майор. Погодите… тут ребенок.
– Санитар, заберите ребенка. Пленному закатайте рукав.
– Сделано. У него татуировка корпуса «Сардар».
– Отлично. Теперь померьте индекс пси-активности.
