Советская дипломатия на четырехсторонних переговорах по Западному Берлину (26 марта 1970-3 сентября 1971)

скачать книгу бесплатно


Более того, Раш сказал, что Берлин мог бы быть захвачен только войсками западных держав, причем без потерь, «если бы они приняли предложение немцев о капитуляции. К началу марта 1945 г., задолго до советского наступления на Берлин, предложения о капитуляции со стороны высшего германского военного командования приобретали настойчивый характер. Если бы мы приняли эти предложения, Германия была бы открыта для войск западных держав».[78 - Там же, л. 108–109.]

Раш активно оспаривал высказывание Абрасимова о том, что «три державы пришли сюда (в Берлин. – Р. Д.) в начале июля 1945 г. по соглашениям с СССР и для вполне определенных целей, нашедших наиболее полное отражение в Потсдамских решениях». Назвав это высказывание неточным, американский дипломат сказал: «Как Вы заметили, три державы вошли в Берлин в первых числах июля 1945 г. Как известно, Потсдамская конференция начала свою работу лишь 17 июля, а последний протокол не был подписан до 2 августа. Этот протокол не касается вопросов, имеющих отношение к Берлину, которые мы сейчас обсуждаем. Возникновение нашей позиции в Берлине предшествовало Потсдамской конференции».[79 - Там же, л. 109.]

Раш еще раз повторил известный тезис о том, что войска трех держав вошли в Берлин также и потому, что они были выведены с территории приблизительно в 50 тыс. квадратных километров, которая входила в советскую зону оккупации, но была занята весной 1945 г. англо-американскими войсками.

Подытожил Раш этот экскурс в историю вопроса и его международно – правовую плоскость словами: «Мое правительство считает…, что оно оккупирует свой сектор в Берлине по законному праву, вытекающему из поражения и капитуляции Германии и обретенному в официальных соглашениях между главными союзниками. Я суммирую: права США, Франции и Соединенного Королевства в отношении их пребывания в Берлине вытекают из того же источника, что и права Советского Союза».[80 - Там же, л. 110.]

Не вызывало сомнений, что достичь единства взглядов по вопросам происхождения прав четырех держав в Берлине и статуса города было невозможно. В сложившихся условиях лучший способ решения проблемы заключался в том, чтобы вынести эти вопросы за скобки переговоров.

Для СССР одним из важнейших на переговорах был вопрос о «противоправных действиях» ФРГ в Западном Берлине. На заседании 9 июня 1970 г. П. А. Абрасимов подробно изложил взгляды советской стороны на различные аспекты этого вопроса.

Основной причиной возникающих здесь осложнений, подчеркнул посол СССР в ГДР, является «несовместимая с особым статусом Западного Берлина деятельность известных кругов ФРГ. Она не могла бы иметь место, если бы эти круги не встречали терпимого отношения и покровительства со стороны военных властей трех западных держав».[81 - Там же, л. 101.]Абрасимов напомнил, что правительство ФРГ «десятки раз публично утверждало, что, с его точки зрения, Западный Берлин – это часть ФРГ, земля ФРГ. Представители Западного Берлина председательствуют в бундесрате как представители земли, входящей в состав ФРГ. Запад-

ногерманское власти и на практике ведут себя так, будто Западный Берлин принадлежит ФРГ. Заседания парламентских, правительственных, судебных органов ФРГ в Западном Берлине, выборы президента являются ничем иным, как попыткой осуществления актов государственного верховенства в отношении Западного Берлина».[82 - Там же, л. 102–103.]

Абрасимов отметил также, что городская палата депутатов на каждой своей сессии «штампует решения о распространении на Западный Берлин законов, постановлений и международных соглашений ФРГ». Все это свидетельствует о том, что Федеративная Республика «хотела бы добиться максимально широкого включения Западного Берлина в свою государственную систему, аннексировать этот город».[83 - Там же, л. 103–104.]

Особенно недопустимыми советский посол назвал следующие действия ФРГ:

«– Попытки… не признавать особое положение Западного Берлина и распространять не него свою власть, в какую бы форму они не облекались;

– демонстрация политических притязаний ФРГ на Западный Берлин будь то сессии бундестага, бундесрата или иных органов, заседания кабинета, визиты официальных лиц ФРГ для отправления здесь государственных функций или иные действия аналогичного характера;

– присутствие в Западном Берлине филиалов министерств и других правительственных органов и ведомств ФРГ;

– действия западноберлинских властей, а также органов ФРГ, направленные на нарушение союзнических постановлений и решений о демилитаризации;

– деятельность в Западном Берлине неонацистских и реваншистских организаций в любой форме и под любой вывеской;

– враждебная пропаганда с территории Западного Берлина против Советского Союза и дружественных ему государств».[84 - Там же, л. 105–106.]

Абрасимов подчеркнул, что устранение этих явлений создавало бы необходимые условия, в контексте которых могли бы быть рассмотрены и другие вопросы. Оно не предполагало ломки существовавшего экономического и социального уклада жизни населения Западного Берлина и не наносило ущерба жизнеспособности города.

Принципиальное значение имели слова Абрасимова о том, что ГДР не выдвигает притязаний на Западный Берлин. Он особо подчеркнул, что в договоре 1964 г. между ГДР и СССР «содержится обязательство рассматривать Западный Берлин как самостоятельную политическую единицу». Это обстоятельств, по мнению Абрасимова, «в совокупности с признанием непринадлежности Западного Берлина к ФРГ и при соблюдении четырехсторонних соглашений и решений давало бы все необходимое для достижения взаимопонимания по обсуждаемым вопросам».[85 - Там же, л. 106–107.]

Показательно, что тезис о самостоятельной политической единице Западный Берлин здесь не акцентировался, а просто вписывался в контекст наряду с другими формулировками.

Раш, выступивший на встрече послов 9 июня 1970 г. сразу же после Абрасимова, выразил категорическое несогласование с его основными тезисами. Это прежде всего касалось деятельности ФРГ в Западном Берлине. Посол США в ФРГ сказал: «Я снова заявляю, что мое правительство, а также правительства Соединенного Королевства и Франции никогда не разрешали действий или деятельности в наших секторах, которые противоречили бы статусу города. Я подчеркиваю этот момент, поскольку советская сторона на настоящих переговорах сочла необходимым представить различные перечни видов деятельности Федеративной Республики в городе, которые она считает “недопустимыми” и рассматривает их как “причины, порождающие осложнения на коммуникациях”».[86 - Там же, л. 113.]

В то же время Раш заявил, что «на настоящих переговорах мы (т. е. западные державы. – Р. Д.) готовы рассмотреть некоторые из жалоб Советского правительства относительно деятельности ФРГ в Берлине».[87 - Там же, л. 116]В каких именно аспектах этого вопроса США могли бы пойти навстречу Советскому Союзу, Раш не уточнял, но подчеркнул, что «мы четверо не сможем прийти к какому-либо удовлетворительному решению по Берлину, пока участие ФРГ в обеспечении социальной и экономической жизнеспособности города не будет признано в качестве факта и полностью принято во внимание».[88 - Там же.]

Эти высказывания Раша активно поддержали Р. Джеклинг и Ж.-В. Сованьярг, сменивший Ф. Сейду на посту посла Франции в ФРГ и ее представителя на четырехсторонних переговорах.

Сованьярг, в частности, сказал: присутствие федеральных властей в Берлине «ни в коей мере не навязано извне и способствует устранению чувства изоляции у населения города. Никто не может серьезно усматривать в этом акт реваншистской провокации. Ничего из того, что сложилось (в отношениях. – Р. Д.)… между Берлином и Федеративной Республикой, не противоречит четырехсторонним соглашениям. Мы полагаем, что существующие связи между Федеративной Республикой и Берлином. соответствуют интересам существования города в условиях, в которые он поставлен в настоящее время».[89 - Там же, л. 121–122.]

Заслуживает внимания заявление Джеклинга о том, что вопрос о деятельности федерального правительства в Западном Берлине «явно представляет собой большую важность для советской стороны». От имени трех держав он выразил готовность подтвердить, что ситуация в западных секторах остается твердо основанной на принципе, согласно которому Берлин не может управляться федерацией. При этом английский дипломат добавил, что западной стороне «необходимо знать более точно характер беспокойства, испытываемого Советским Союзом».[90 - Там же, л. 129–130.]

Анализируя выступление П. А. Абрасимова на встрече послов 14 мая 1970 г., Р. Джеклинг 9 июня заявил: «Посол Абрасимов предложил две возможные модели соглашения. Он сказал, что первая модель представляет собой “широкую формальную договоренность, которая фиксировала бы статус Западного Берлина как самостоятельной политической единицы. для радикального оздоровления обстановки.” Идея о придании Западному Берлину нового статуса независимой политической единицы не кажется особо приемлемой моим американскому и французскому коллегам и мне». В качестве второй модели, продолжал английский дипломат, Абрасимов предложил «договоренность в более общей форме», которая способствовала бы «достижению взаимопонимания по некоторым существенным аспектам обсуждаемого вопроса». Такой подход, отметил Джеклинг, на первый взгляд «представляется более приемлемым».[91 - Там же, л. 131.]

Особенно глубокими казались противоречия между сторонами в вопросе о доступе в Западный Берлин. На встрече послов 9 июня 1970 г. Джеклинг заявил, что этот вопрос можно решить, приняв принцип, согласно которому «транзитные перевозки могут подвергаться процедурам контроля лишь в целях идентификации». Он также снова повторил предложение западной стороны о создании постоянного четырехстороннего механизма по контролю за доступом в Западный Берлин. «Это, – подчеркнул Джеклиннг, – не затронуло бы ничьих законных интересов».[92 - Там же, л. 128.] С этим предложением советская сторона не могла согласиться прежде всего потому, что оно серьезно задевало законные права и интересы ГДР.

Таким образом, если западные державы главную причину трудностей вокруг Западного Берлина видели в нарушениях «свободного доступа» в этот город, то Советский Союз видео ее в расширении «политического присутствия» ФРГ в Западном Берлине и в «подрывной деятельности», которая велась с его территории против СССР, ГДР и других социалистических стран. Казалось, будто ход дискуссии на переговорах в конце марта-июле 1970 г. подтверждал, что найти компромисс здесь невозможно. Не внушало оптимизма и то, что дискуссия время от времени уходила в сторону чисто юридических аспектов статуса Западного Берлина и даже вопроса о том, какой вклад те или иные державы внесли во взятие Берлина весной 1945 г. Но были и некоторые позитивные моменты, позволявшие надеяться на успех переговоров.

26 июля 1970 г. МИД направил в ЦК КПСС документ, подписанный А. А. Громыко и содержавший развернутую информацию о положении дел на переговорах четырех послов. В документе отмечалось, что представители трех держав в ходе переговоров выразили заинтересованность в известной нормализации обстановки в Западном Берлине и нежелательности трений и осложнений в этом районе. Они подтвердили, в частности, что исходят из непринадлежности Западного Берлина к ФРГ. Заслуживало внимания и их заявление о готовности рассматривать соответствующие четырехсторонние соглашения с учетом обстановки 70-х годов в качестве отправного пункта для возможной договоренности.[93 - Там же, ф. 0742, оп. 15, п. 97, д. 34, л. 72.]

МИД отмечал также, что ради обеспечения своих интересов три державы готовы несколько сократить возможности ФРГ организовывать в Западном Берлине демонстрации, ведущие к прямой конфронтации с СССР, и пойти на некоторое ограничение политического присутствия ФРГ в городе.[94 - Там же, л. 73–74.]

Эти позитивные моменты, несмотря на существенные разногласия по ряду принципиальных вопросов, давали некоторые шансы на достижение компромисса. Реализация этих шансов требовала от советской дипломатии сложной и напряженной работы. Прежде всего нужно было внести определенные коррективы в позицию СССР на четырехсторонних переговорах.

Глава II

Ход дискуссии на четырехсторонних переговорах (конец июля – конец ноября 1970 г.)

2.1. Уточнение позиций сторон

Документ, направленный советским внешнеполитическим ведомством в ЦК КПСС 26 июля 1970 г., имел большое значение для уточнения позиции СССР на четырехсторонних переговорах. Принципиальные оценки реальной ситуации, сложившейся вокруг Западного Берлина, а также позиций западных держав позволяли выделить наиболее перспективные направления в стратегии и тактике советской дипломатии на этих переговорах.

МИД сделал вывод, согласно которому обмен мнениями с западными державами свидетельствовал об их нежелании идти на долговременное решение западноберлинского вопроса. Они опасались, что любое широкое решение ослабило бы их «первоначальные права», выводимые тремя державами не из соглашений, заключенных с Советским Союзом, а из факта поражения и капитуляции гитлеровской Германии. Кроме того, неурегулированность международно-правового статуса Западного Берлина рассматривалась ими как важный элемент поддержания претензий на осуществление «прав и ответственности за Берлин и Германию в целом», что лежало в основе «особых прав» США, Англии и Франции в отношении ФРГ и давало им эффективный рычаг воздействия на боннскую политику.[95 - Там же, л. 72.]

В руководящих кругах НАТО, отмечал МИД СССР, Западный Берлин относят к числу районов, где особенно вероятен крупный конфликт между великими державами. США, Англия и Франция активно поддерживают в западноевропейской общественности представления о том, будто меры, предпринимаемые СССР и ГДР в защиту своих интересов в ответ на нарушения статуса Западного Берлина, направлены на подрыв жизнеспособности города и в конечном счете на включение его в состав ГДР. По мнению МИД, «в какой-то мере этому способствовала недостаточная гибкость, проявляемая временами немецкими друзьями в вопросах, затрагивающих широкие слои западноберлинского населения, а также их заявления о том, что Западный Берлин “расположен на территории ГДР”».[96 - Там же, л. 73.]

МИД обращал внимание также на то обстоятельство, что в отличие от граждан ФРГ и других иностранцев западноберлинцы доступа в столицу ГДР практически лишены, несмотря на то, что между жителями обеих частей города существовали обширные родственные связи. До 70 % жителей Восточного Берлина, т. е. более 800 тыс. человек, имели родственников в Западном Берлине.[97 - Там же, л. 76.]

По мнению МИД СССР, «нынешняя линия в данном вопросе, которая ставит западных немцев в более благоприятное положение по сравнению с западноберлинцами, является нелогичной и дает поводы к недовольству среди населения ГДР. Восстановление в дозированном объеме внутригородских связей, в том числе доступа западноберлинцев в столицу ГДР, не шло бы вразрез с интересами ГДР, но могло бы быть представлено в качестве крупной уступки нашей стороны в интересах достижения договоренности по Западному Берлину. Более того, этот шаг объективно закреплял бы права ГДР на Восточный Берлин, легализуя существующий режим на границе с Западным Берлином».[98 - Там же.]

Отмечалось также, что три державы добиваются права ФРГ осуществлять внешнеполитическое представительство Западного Берлина, но это неприемлемо для СССР и ГДР. Принципиальное значение, однако, имел вывод, согласно которому «западные державы, если будет намечаться возможность удовлетворительного для них решения по гражданскому доступу и внутригородским связям, не будут настаивать на решении в данный момент вопросов внешнеполитического представительства Западного Берлина, но и не откажутся от своей нынешней практики».[99 - Там же, л. 77.] Этот вывод расширял поле для маневров советской дипломатии, давал возможность добиваться уступок трех держав в ответ на уступки со стороны СССР.