скачать книгу бесплатно
Г-н Петров (Поглядывая на Кляпова, громко). Свершено не понимаю, как могут занимать подобные нелепости, когда девочки… совершенно невинные… цветки жизни… Когда их – какие-то работорговцы!…
– – —
Г-жа Дробышевская. …И если я вас сколько-нибудь заинтересовала теософскими идеями госпожи Блавацкой…
Г-н Кляпов. Г-м…
Г-жа Дробышевская. Но однако – куда же вы, Павел Игнатьевич?
Г-н Кляпов. Sortir. (Стремительно удалился.)
Г-жа Дробышевкая(aparte[6 - Про себя (итал.)]). Хам!
– – —
Г-н Львовский. Позволено ли мне будет спросить у вас, очаровательная Ми?.. Ваше странное имя… не происходит ли оно из рассказа покойного писателя Чехова, где имеется столь же очаровательная Мисюсь?
Ми. Я же просила тут всех: просто Ми! Коротко и просто!
(Очень прямо держа свою прелестную фарфоровую головку, она чуть удалилась и понюхала какой-то белый порошок с тыльной стороны своей ручки. Ах, не трудно было догадаться, что это за порошок! Не столь давно я в поэтическом салоне Петербурга видел, как то же самое проделывал кумир нынешней молодежи, поэт Александр Блок. Что тут скажешь, кроме как: o tempоre, o moris![7 - О времена, о нравы! (Лат.)])
– – —
Г-н Васюков. …Да, да, весьма интересно. Говорите – у берегов Красного моря?
Г-жа Дробышевская. Дважды! Видела там скиты первых христиан, это просто потрясает воображение! Я как раз буду делать доклад на заседании Лондонского общества… И еще кое-что весьма любопытное… Помните, я говорила? Купила как-то в Индии.
Г-н Васюков. О, да, ваша географус (отчего-то он выразился именно так)… Это крайне, крайне любопытно…
– – —
Дуня(стряхнув с себя руку господина Петрова). Но-но, без глупостев, Сергей Сергеевич! Вот замуж возьмете – тогда…
– – —
Г-жа Ахвледиани(ко мне). И что же вы все-таки думаете, господин прокурор, касательно смерти господина Сипяги?
Ваш пок. сл. Ах, ничего не думаю, княгиня, пускай полиция думает; право же, я – не полицейский и не судебный следователь.
– – —
…Тут, однако, я, пожалуй, все-таки несколько слукавил: судебный следователь, каковым я был пятнадцать лет тому назад, уже начинал пробуждаться во мне. Хочу здесь добавить, что в качестве начинающего следователя стажировку я проходил у знаменитого судебного следователя по фамилии Лежебоко[8 - О дальнейшей судьбе следователя Лежебоко см. в книге В. Сухачевского «Злой Октябрь» («Из архивов Тайного Суда»).], раскрывшего множество самых запутанных дел и многому меня научившего, а уж его-то загадка смерти ротмистра Охранки наверняка крайне бы заинтересовала, и никогда бы он не позволил ни себе, ни мне пройти мимо нее стороной.
Как бы поступил сейчас Савелий Игнатьевич Лежебоко, окажись он на моем месте?..
Но мои раздумья на сей счет прервали гномы, явно уже готовые приступить к очередной пытке. Предупредив их намерение спасительной пилюлей, я поднялся в свою комнату, дабы прилечь, – после приема этих пилюль полагалось пару часов соблюдать покой, – и, улегшись, раскрыл прихваченный с собою в дорогу французский роман-фельетон Гастона Леру – хотя и не самой высокой пробы, но весьма занятное чтиво. Особенно меня привлекала в этом авторе тема убийств в запертой изнутри комнате; на сей счет он был мастером весьма хитроумных построений. Я старался читать как можно медленнее, поскольку то была единственная книга, которую я взял с собою в дорогу – полагал, что на водах куплю еще что-нибудь эдакое.
Увы, теперь это было несбыточно, и когда через два часа я дочитал сию книженцию до последней страницы, осознал, что теперь дней десять как минимум мне останется лишь предаваться смертной тоске.
«Впрочем… (тот юный судебный следователь снова пробудился во мне) …впрочем, при учете сложившихся обстоятельств, возможно, будет и не до скуки», – подумал я, и как раз в этот самый момент услышал тихие голоса в коридоре.
На цыпочках я приблизился к двери, – она была весьма тонкой, – и прислушался.
Голоса я сразу узнал – то были господа Кляпов и Кокандов.
– Ради Бога, уж заберите у меня наконец эту штуковину! – хоть и вполголоса, но весьма страстно произнес Кляпов. – И вообще! после открывшегося мне – я решительно. Слышите, решительно не желаю более!..
– Да успокойтесь же вы, лично для вас нет ничего сколь-нибудь опасного.
– Опасностей, как вам известно, я не боялся и не боюсь! А теперь – в особенности!… И коль не опасно, – зачем же в таком случае прятать это у меня в нумере?
– Я же вам, кажется, объяснял – этот человек явно шпик, он все время терся возле моей комнаты. Если он обнаружит – это может быть совершенно превратно им истолковано. Поверьте, это устройство вовсе не мое, меня лишь просили передать, и я как честный человек не могу не выполнить.
– Да наплевать, наплевать мне теперь, о чем вас таком просили! Та жизнь, которой я жил, – теперь она совершенно кончена!
– Ах, да полно. Да, согласен – произошла трагедия; но в жизни имеются и другие вещи…
– Это в чьей жизни?! В моей жизни – уже не осталось ничего! В особенности – для вас!
– Полно, полно. Ну в последний, в самый последний разочек. Более – никогда, клянусь.
– О, уж эти ваши клятвы!.. Ложь, сплошная ложь! Заберите от меня это немедленно!
– Что ж, заберу, заберу. Непременно. Вечером. А покуда – успокойтесь же вы наконец.
– Успокоиться?! Это вы мне говорите?! При данных обстоятельствах?!..
– Ну будьте же наконец, право, мужчиной, держите себя в руках.
– Извольте-ка, я как-нибудь – без ваших советов!..
– Пардон, пардон… Но все-таки…
Их голоса стали стихать, они, продолжая разговор, спускались по лестнице. Весьма заинтригованный, я тихо вышел в коридор.
Нумер господина Кляпова располагался рядом с моим. Скорее машинально нежели на что-то рассчитывая, я примерил свой ключ к замку его двери, и – о ужас! – он там застрял.
Кляня себя за неуклюжесть, я сделал несколько судорожных движений; тут вдруг замок щелкнул, и дверь открылась, ключ же наконец мне удалось вытащить. Теперь все тот же юнец, судебный следователь, снова толкал меня на подвиги. Впрочем, полагаю, и многомудрый Савелий Игнатьевич Лежебоко в данную минуту поступил бы так же.
Я вошел в этот нумер, в точности такой же, как мой, и огляделся. Где-то здесь должна была быть спрятана эта штуковина. После непродолжительных поисков я обнаружил перевязанную бечевкой коробку, лежавшую в шкафу, аккуратно развязал узлы и тут увидел…
Да, сомнений быть не могло! Это была так называемая «адская машина» с часовым механизмом, устройство, позволяющее взорвать бомбу в определенный момент, однажды я уже видел подобную штуку, когда занимался расследованием дела о покушении на нашего губернатора. Правда, в данном случае, к счастью, самой бомбы в коробке не было.
Увы, я не представлял себе, как теперь со всем этим быть.
Пока что я стал снова аккуратно перевязывать коробку, не переставая прислушиваться, не идет ли кто по коридору, при этом на дверь позади себя, ведущую в туалетную комнату, не обращал внимания, ибо не ждал с той стороны никакой опасности…
Напрасно! Ведь учил, учил меня Савелий Игнатьевич, что наибольшая опасность – она всегда прячется сзади…
В доказательство этого, я вдруг сзади получил сильный удар по голове, мир рассыпался на осколки и тут же померк…
Вечер первый
Пети-жё.
Рай с сюрпризами
Из беспамятства меня вырвал женский голос, звеневший в коридоре:
– Господа, господа! Прошу всех спуститься в залу! Тут возникла великолепная идея! Господа!..
С трудом я из каких-то околупков восстановил в памяти то, что со мной произошло, лишь затем с превеликим трудом открыл глаза, но было совсем темно, только из-под двери пробивалась полоска света. Как это ни странно, рука моя почти сразу ухватила шнурок электрического выключателя.
Когда зажегся свет, я с удивлением обнаружил, что лежу на кровати в собственном нумере, стало быть, кто-то перетащил меня сюда и даже, уложив, заботливо снял с меня пиджак и штиблеты. Я взглянул на часы. Время приближалось к одиннадцати вечера, значит, я находился в беспамятстве не менее семи часов. Голова гудела страшно. На затылке я нащупал основательную шишку.
Тут раздался стук в мою дверь, и теперь я узнал голос госпожи Евгеньевой:
– Петр Аристархович, ну спускайтесь же, спускайтесь вниз! Ей-богу, не пожалеете!..
…………………………………………………………………<…> на нетвердых ногах спустившись по лестнице в гостиную. Здесь уже собрались все остальные постояльцы, присутствовала и хозяйка пансионата, княгиня Ахвледиани.
– Петр Аристархович, наконец-то! – воскликнула госпожа Евгеньева (декольте ее вечернего платья было много глубже, чем то, что я видел утром). – Теперь, когда все наконец в сборе…
– А я звала вас и на five o'clock, и на ужин, – сказала мне княгиня Ахвледиани, – но отчего-то вы не отзывались.
– Да, да, устал, признаться, с дороги, – пробормотал я.
Госпожа Евгеньева нетерпеливо продолжала свое:
– Послушайте, что мы тут с княгиней и с Оленькой Дробышевской придумали, чтобы нам всем не околеть от скуки, пока нас там раскапывают! Предлагается принять участие в забавной игре… Как вы, Ольга Михайловна, это назвали?
– Пети жё[9 - От франц. petit-jeux («маленькие игры») – нечто наподобие игры в фанты. Описано, например, в романе Ф.М. Достоевского «Идиот». .], – подсказала госпожа Дробышевская.
– Да, да, именно так!
– Это что же, – поморщился профессор Финикуиди, – каждому всякие гадости про себя рассказывать, как, помнится, в романе у господина Достоевского?
– Ах, ну зачем же непременно гадости?! Просто забавные истории из своей жизни. Только, ради Бога, не про покойников и не про пальцы всякие оторванные, – игриво погрозила Евгеньева генералу.
– Скорее – как в «Декамероне» у Боккаччо, – вставила Дробышевская.
– Как же-с! Читали. – Генерал хмыкнул в усы. – Дьявола в ад, и все такое… М-да, презабавная, презабавная книженция.
Евгеньева снова погрозила ему пальчиком:
– Ну-ну, ваше превосходительство, уж не до такой, конечно, степени, как в той новелле про дьявола. Но главное вы уловили верно: в каждой истории непременно должна быть l'amour, обязательно l’amour, без этого история не принимается. Всякий вечер собираемся в этой зале, и тот, кому выпадет фант, рассказывает свою историю, непременно из собственной жизни!..
– И как же прикажете вот так вот разоблачаться, когда тут и дамы, и вон даже – почти что дитя? – он кивнул в сторону юной Ми.
– Я не дитя! – вскинулась та. – Поверьте, я уже многое видела в этой жизни.
Прозвучало настолько забавно, что мало кто смог удержаться от улыбки.
– Вот видите, никто из дам не возражает, – сказала княгиня Ахвледиани.
– И потом, – добавила Дробышевская, – мы все в скором времени (надеюсь) отсюда разъедемся и мало вероятности, что когда-либо еще в жизни пересечемся. Мне кажется, это может способствовать большей раскованности.
– Хм, пожалуй что… – согласился с ней господин Васюков. – Только сразу так и не сообразишь, что рассказывать…
– Зачем же сразу? Тот, кому выпадет фант, получит сутки на размышления. Амалия Фридриховна, нужен какой-нибудь картуз.
– Да-да… Абдуллайка! – позвала княгиня. – Неси сюда свой картуз.
– А я пока, позвольте, приготовлю фанты, – сказала Евгеньева.
Она отошла к окну и принялась разрезать маникюрными ножничками лист бумаги на квадратики.
Я вглядывался в лица присутствующих в зале. Кто-то из них не столь давно саданул меня чем-то увесистым по голове; кроме того, этот «кто-то» знал, что я учинил обыск в чужом нумере, и я пытался угадать, кто же это из собравшихся тут…
Нет, понять это было решительно невозможно!..
И еще я думал: зачем господину Кокандову понадобилась «адская машина», кто он вообще такой?..
Кокандов стоял с невозмутимым видом – по крайней мере, едва ли он знал об учиненном мною обыске.
И снова чудилось, что змея где-то рядом притаенно шуршит…
– Ну вот, все готово, – сказала Евгеньева, насыпая свернутые фанты в Абдуллайкин картуз. – Прошу, господа, тяните по очереди!
Первым, позадержав дыхание, вытащил фант Петров.
– Пусто! – развернув фант, с преизрядным облегчением выдохнул он.
Далее последовала моя очередь. Я с опаской взял фант. Пока что это пети-жё казалось мне затеей довольно сомнительной.
По счастью, фант мне выпал тоже пустой.
– Недолет… Недолет… – комментировал все это генерал Белозерцев.
Третьим тянул фант господин Васюков.
– А вот это – вилка! – сказал генерал, заглянув ему через плечо.
– Да… – смущенно проговорил Васюков. – Я, стало быть, первый… Но я… право же… Совершенно не представляю…
– Вот и подумайте хорошенько, – сказала ему Евгеньева, – до завтрашнего вечера у вас достаточно времени. Не бывает, чтобы в жизни у солидного мужчины не нашлось чего-нибудь такого.
– Хорошо, я подумаю, сударыня, – пообещал Васюков.
