скачать книгу бесплатно
Держи меня за руку
Долен Перкин-Вальдез
Вдохновленный реальными событиями, эмоциональный и глубоко трогательный роман о чернокожей медсестре, которая на американском Юге пытается добиться справедливости для своих пациенток. 1973 год, Алабама. У только что окончившей школу медсестер Сивил Таунсенд большие планы, она мечтает изменить мир к лучшему. В клинике контроля рождаемости она намерена помочь женщинам самим распоряжаться своим телом и своей жизнью. Сивил отправляется навестить своих первых пациенток, и пыльная проселочная дорога приводит ее в обшарпанную хижину, где живут Эрика и Индия. И Сивил с ужасом обнаруживает, что ее пациентки – дети, девочкам всего одиннадцать и тринадцать лет. Они еще даже ни разу не целовались с мальчиками, но они черные и бедные, а значит, с точки зрения белых чиновников из социальной службы, уже готовы плодиться, а потому нуждаются в превентивных мерах. Сивил решает, что будет бороться с такой несправедливостью, и ей, похоже, это удается. Она коренным образом меняет жизнь девочек, их отца и бабушки, но… Но трагедия все равно настигает их. Спустя десятилетия всеми уважаемая доктор Сивил Таунсенд готова уйти на пенсию, обрести покой и оставить прошлое в прошлом. Но есть люди и истории, которые отказываются быть забытыми. Которые нельзя забывать.
Долен Перкинс-Вальдез
Держи меня за руку
Елене и Эмилии
Бен, обязательно сыграй сегодня на собрании «Господь, держи меня за руку»[1 - Take My Hand, Precious Lord – американский госпел, написанный Томасом А. Дорси на мелодию гимна Maitland и впоследствии исполненный многими музыкантами, включая Арету Франклин, Нину Симон и Элвиса Пресли. – Здесь и далее примеч. перев.]. Сыграй как можно лучше.
Последние слова Мартина Лютера Кинга, 4 апреля 1968 г.
TAKE MY HAND by DOLEN PERKINS-VALDEZ
Copyright © 2022 by Dolen Perkins-Valdez
© Камилла Исмагилова, перевод, 2023
© «Фантом Пресс», издание, 2023
Часть I
1
Мемфис
2016
Ни один год не проходит без мыслей о них. Индия, Эрика – на изнанке каждого белого халата, который я надеваю, будто вышиты эти имена. Я рассказываю свою историю, чтобы и ты всюду носила их с собой как напоминание: «Никогда не забывай». Медицина научила меня, по-настоящему научила принимать все, что не можешь изменить. Молитва о душевном покое сродни горькому лекарству. Я не буду переписывать прошлое. Я поведаю о нем, чтобы призраки наконец обрели покой.
Ты рисуешь, как моя мама – самозабвенно, а упорством напоминаешь моего папу. Твои способности явно идут вразрез с законами генетики. Я смотрю на тебя: вернувшись домой после колледжа, ты теперь, как и все сверстники, либо найдешь свой путь, либо соскользнешь в неопределенность. Ты сидишь на веранде, зарывшись носом в серую шерсть пса, – помесь питбуля и дворняги, которого хотели усыпить за нападение на человека. Пес живет с нами шесть лет, и все это время он скорее суетлив, чем агрессивен, будто знает: один промах – и он обречен. Сейчас я понимаю, что такая уверенность в последствиях, пусть даже мрачных, это благословение.
Пес кряхтит; ты ищешь, где лучше его почесать. Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь почесал так меня. Усталость пронизывает до костей. В этом году мне стукнет шестьдесят семь, но время пришло. Я готова возиться в саду, перебирать влажную землю и вспоминать о былом – точно сорока, от старости еле поднимающая крылья. После пробуждения мне обычно хочется укутаться в одеяло и подремать еще часик. Да, время и правда пришло.
Две недели назад мне рассказали, что Индия тяжело больна. Я не знаю, какой недуг поразил ее, но вижу в этом знак: пора отправляться на Юг. Понимаю, как это выглядит. Нет, я не собираюсь ее спасать. Нет, я не тешу себя химерными мечтами о последней пациентке, которой станет та, что была первой. Хотя и молилась об этом. Господи, помоги мне разгадать мое сердце.
Я окликаю тебя, и ты смотришь через окошко в кухню. Ты привыкла к тому, что я всегда рядом, но с каждым годом нуждаешься во мне все меньше и меньше, и мне больно от этих перемен. Еще немного, и нас останется двое – пес и старушка, которая лопочет ему бессвязную ерунду, как все хозяева один на один с питомцами.
Но прежде, чем для нас обеих начнется этот новый этап, нам нужно кое о чем побеседовать. Мы с тобой всегда были откровенны друг с другом. Как только ты подросла и начала задавать вопросы, я открыла тебе все, что знала о твоих кровных родителях. Рассказала, как ты пришла в мою жизнь и принесла в нее счастье.
Поведав о твоем рождении, я умолчала о происхождении. О том, что предшествовало твоему появлению. О длинной цепочке событий, попирающей природные взаимосвязи. Твоя судьба, как я хочу показать тебе, переплетена с судьбой этих сестер. Нелегко объяснить, почему я впустила тебя в свою жизнь, решила не выходить замуж и не иметь детей. Прежде мне не хотелось обременять тебя этим, но теперь я начинаю думать, не навредила ли тебе, скрыв часть правды и позволив жить в неведении.
Вытаскиваю из кармана платья сложенный листок бумаги. Разворачивать его незачем, я запомнила адрес, вбила маршруты в телефон и продумала, как построю путь. Машина заправлена, в рюкзаке полно снеков. Несколько комплектов одежды аккуратно сложены в чемодан, стоящий у двери. Осталось одно дело – сказать тебе, куда и зачем я еду. Ты уже кое-что знаешь о сестрах и о суде, который всполошил всю страну, но еще не слышала историю целиком. Пора ее рассказать.
– Энн! – кричу я тебе и маню в дом.
2
Монтгомери
1973
Нас было восемь. Вспоминая те дни в клинике, я каждый раз спотыкаюсь об эту цифру. Могло ли все пойти иначе? Как бы сложилась тогда наша жизнь? Ни одной из нас уже не суждено это выяснить. Видимо, и в мире ином меня будут мучить те же вопросы. Но тогда, в начале, мы думали только о главной задаче. Совладать с нищетой. Втоптать ее в землю. Зажать рану, чтобы не вытекла вся кровь. Никто не предупредил, что когда мы наиграемся с чужими жизнями, нам придется столкнуться с последствиями.
В марте 1973 года, спустя девять месяцев после окончания колледжа медсестер, я впервые устроилась на работу – в Монтгомерскую клинику контроля рождаемости. В один день со мной поступили и две новенькие медсестры, Вэл и Алиша. В клинику мы явились, как солдаты на службу. Выпрямленные волосы. Отглаженная форма. Начищенные туфли. Расправленные чепчики. Словом, к нам невозможно было придраться.
Над нами начальствовала высокая женщина по имени Линда Сигер. Богом клянусь, у нее были глаза на спине. Ничто не ускользало от этого взгляда. Несмотря на каменное выражение ее лица, в глубине души я поневоле начала ею восхищаться. Как ни крути, она, белая, управляла клиникой, где принимали бедных чернокожих пациенток. Трудилась на благо общества. Такая работа требует немалой отдачи.
– Поздравляю. С сегодняшнего дня вы сотрудницы Монтгомерской клиники контроля рождаемости.
Этой фразой завершился наш курс подготовки. Неделя занятий. Ознакомительная инструкция на пятьдесят страниц, причем половина посвящена уборке кабинетов и туалета, а также поддержанию порядка в подсобке. Эта тема заняла целых три дня. Достаточно, чтобы задаться вопросом, кто мы – медсестры или уборщицы. На четвертый день наконец настала очередь клинического протокола и заполнения карточек пациентов. Увидев в комнате отдыха наши понурые лица, более опытные медсестры пообещали первые пару недель помогать. Мы здесь заодно.
Когда все стали расходиться, миссис Сигер ткнула пальцем в мою сторону:
– Сивил.
– Да, миссис Сигер?
Нахмурившись, она показала на мои ногти и удалилась в свой кабинет. Я подняла ладонь и убедилась: ногти и правда стоило подстричь. Я спрятала руки в карманы.
Втроем мы, медсестры-новички, нырнули в комнату отдыха, чтобы взять со стеллажа сумки. Одна из девушек – при знакомстве она назвалась Алишей Даунс – легонько толкнула меня локтем. Алиша была примерно моего возраста, родилась и выросла в маленьком городке недалеко от Хантсвилла. В Таскиги я уже встречала таких, как она, – круглолицых провинциалок, невинно хлопающих глазами, не то что я, горожанка до мозга костей.
– По-моему, это фальшивка, – сказала Алиша.
– Что?
Она показала на свою голову:
– Рыжая башня у нее на макушке. За пять дней ни один волосок не колыхнулся.
– Похоже на летающую тарелку, – шепнула я.
Алиша прикрыла рот ладонью, на лице ее промелькнуло новое выражение. Кажется, она все эти дни разыгрывала перед миссис Сигер спектакль. Может, Алиша и провинциалка, но далеко не из робких.
– Спорим, если ткнешь пальцем, останешься без руки, – сказала она.
Третья новенькая покосилась на нас, и я стерла улыбку с лица. Вэл Бринсон – так ее звали – была старше нас с Алишей как минимум лет на десять.
– Она наверняка тебя слышала, – сказала я, когда мы выходили из клиники. – Ты чокнутая!
– Уже прочла свои медкарты?
Я вытащила из сумки желтый конверт. Мне поручили выезд на дом к двум маленьким пациенткам. В карточках не было ничего особенного – кроме самого факта, что девочкам их возраста прописали контрацептивы. Судя по документам, первую инъекцию сестрам сделали три месяца назад, то есть как раз подошло время для следующей.
– Есть интересные случаи? – спросила Алиша.
Идиотский вопрос, чуть не ответила я. Мы не на шоу талантов. Алиша выучилась на медсестру в «Добром самаритянине» в Сельме. Она была красива незатейливой красотой, на лице ее всегда блуждала тень улыбки. Как-то миссис Сигер спросила: Я сказала что-то смешное, мисс Даунс? – и Алиша ответила: Нет, мэм, просто чихнуть захотелось. И лицо ее тут же сделалось непроницаемым. Миссис Сигер задержала на ней взгляд еще на мгновение, затем продолжила разъяснять, как следует мыть туалеты.
– Не сказала бы. – Я не знала, насколько детально нам позволено обсуждать пациентов. О врачебной тайне миссис Сигер толком и не говорила. – Две девочки школьного возраста, которым прописаны инъекции противозачаточного.
– А мне дали мать шестерых детей.
– Шестерых?
– Да-да, ты не ослышалась.
– Значит, надо спешить, пока их не стало семь.
– Точно. Ладно, увидимся. – Алиша помахала мне, и я ответила тем же.
Скажу тебе честно, в те времена я частенько смотрела на людей свысока. Папа привил мне чувство собственного достоинства. Мы жили в районе Сентенниал-Хилл, недалеко от Университета штата Алабама, и меня с детства окружали образованные люди. Высокомерие стало щитом от всех, кто презирал чернокожих настолько, что отказывал им в наличии интеллекта. За ужином мы обсуждали Фанона[2 - Франц Фанон (1925–1961) – франкоязычный революционер и социальный философ родом с Мартиники, один из теоретиков борьбы за деколонизацию стран третьего мира.] и Болдуина[3 - Джеймс Болдуин (1924–1987) – афроамериканский писатель, борец за права человека.], спорили о Дюбуа и Вашингтоне[4 - Уильям Эдуард Бёркхардт Дюбуа (1868–1963) – афроамериканский историк и социолог, один из основателей Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (NAACP). Букер Тальяферро Вашингтон (1856–1915) – оратор и просветитель, борец за права чернокожих и первый ректор Индустриального педагогического института в Таскиги (ныне – Университет Таскиги).], восторгались Анджелой Дэвис[5 - Анджела Дэвис (р. 1944) – афроамериканская правозащитница, профессор истории развития разума и феминистских исследований в Калифорнийском университете в Санта-Крузе.]. Когда по телевизору показывали чернокожих знаменитостей – например, Сэмми Дэвиса-младшего[6 - Сэмюел Джордж (Сэмми) Дэвис-младший (1925–1990) – афроамериканский эстрадный артист, чечеточник, певец и комик.], – посмотреть собиралась вся семья.
Но Алишу не обманула моя надменность: как только мы познакомились, она тут же сократила дистанцию. Глядя ей вслед, я уже знала, что мы быстро подружимся.
Машину я припарковала в полутора кварталах от клиники, на Холкомб-стрит, чтобы ее никто не увидел. На окончание колледжа папа подарил мне новенький «додж кольт», и неловко было появляться на нем у работы, когда большинство медсестер пользовались автобусом. Миссис Сигер поручила мне пациенток, живущих в глуши, потому что знала: у меня есть надежное средство передвижения.
– Сивил?
Боже правый, теперь-то что? Я обернулась к миссис Сигер.
– Можно вас на два слова?
– Да, мэм.
Она направилась обратно в клинику. Дверь захлопнулась, обдав меня теплым потоком воздуха. Я могла поклясться, что эта женщина умеет извергать пламя. Мне не впервые встречались драконы вроде нее, грозные преподаватели были и в колледже Таскиги. Профессор Бойд грозился снизить оценки всем, кто опоздает хотя бы на две минуты. Профессор Маккинни рассаживал девушек и парней по разным концам кабинета и запрещал даже думать о взгляде в противоположную сторону. Подобное меня не пугало. Но рядом с миссис Сигер появлялось стойкое чувство, что я, уж не знаю как, обязательно в чем-нибудь напортачу.
Внутри, за стойкой регистрации, никого не было. Я поправила чепец, пригладила платье и постучала к миссис Сигер. Она не только успела дойти до кабинета, не дожидаясь меня, но и закрыла за собой дверь.
– Входите.
Здание клиники прежде было жилым домом с тремя спальнями. Самую маленькую миссис Сигер переоборудовала в свой кабинет, в двух других располагались смотровые. Кухню превратили в комнату отдыха для сотрудниц, а гостиную вместе с обеденной зоной – в регистратуру и приемное отделение. За стеной в задней части здания рокотало недавно проложенное шоссе.
Вдоль одной стены в кабинете миссис Сигер стояли книжные стеллажи, вдоль другой – шкафы для документов. Над рабочим столом висела дюжина наград за заслуги перед обществом. Орден «Ради других» от Армии спасения. Пожизненное членство в Молодежной лиге[7 - Молодежная лига – закрытая некоммерческая организация для женщин, занимающаяся благотворительностью. Основана в США в 1901 году.]. Везде – идеальный порядок. Из стаканчика на столе торчали остро заточенные карандаши.
Миссис Сигер держала в руках какую-то папку.
– Садитесь.
– Да, миссис Сигер.
Я опустилась на стул. За открытым окном назойливо чирикал воробей.
– Насколько мне известно, у вашего отца врачебная практика в городе.
Разглядев, что в руках у нее мое личное дело, вместо ответа я закашлялась.
– Вы больны?
– Нет, мэм.
– В нашей профессии важно заботиться о своем здоровье. Мы обязаны высыпаться и следить за питанием, чтобы оказывать помощь другим.
– Да, мэм.
– Прекрасно. Значит, ваш отец доктор, – констатировала она.
Я знала, какими будут ее следующие слова. Те же нотации читали мне преподаватели из Таскиги, когда узнавали, что мой отец и дедушка врачи. Вы делаете большие успехи в учебе. Но женщина, разумеется, должна задумываться и о другом. Например, о замужестве и детях. Карьера медсестры – правильный выбор, мисс Таунсенд. Я понятия не имела, что отвечать на подобные отповеди. То, что начиналось как похвала, непременно превращалось в колкое оскорбление. Чаще всего я бубнила что-то бессвязное, задаваясь вопросом, не принимаю ли все чересчур близко к сердцу.
– Да, мэм.
– Правительство поручило нам важное дело. И мы должны относиться к нашей миссии предельно серьезно. Всякое колесо нуждается в спицах. Мы и есть спицы.
Алиша была права. Волосы у миссис Сигер ни разу не колыхнулись.
– Сивил, вы умная девушка, поэтому я вас и наняла. Я возлагаю на вас большие надежды, поскольку считаю, что вы станете хорошей медсестрой. Но мне не хочется, чтобы вам в голову прокрались напрасные мысли.
Она вроде бы сделала комплимент, но что-то в нем резало слух.
– Мысли о чем, мэм?
Миссис Сигер нахмурилась, и на мгновение я испугалась, что мой вопрос прозвучал дерзко.
– О вашей особой роли. Здесь вы должны работать заодно с остальными медсестрами. Наша миссия – помогать беднякам, которые не могут помочь себе сами.
– Да, мэм. – Я замолчала, переваривая услышанное.
Папа многое сделал, чтобы я не только выросла хорошо образованной, но и разобралась в тех правилах, которым подчинялась наша жизнь в Алабаме. Знала, когда держать язык за зубами. Знала, когда не стоит вступать в сражение. Не пыталась переубедить других – пусть остаются при своем мнении. Уроки дались мне непросто, но я усвоила их достаточно крепко и потому умела добиваться того, что мне нужно. Например, устройства на эту работу. Она просто тебя похвалила, Сивил. Прими похвалу с достоинством.
– Да, мэм. Я не разочарую вас.
Миссис Сигер кивнула.
– И еще, Сивил. Подстригите все-таки ногти.
– Да, мэм.
К медицине меня начало тянуть уже в средней школе. Хотя папа считал, что мне следует выучиться на врача, сама я всегда понимала: медсестры столь же важны для пациентов. В ландшафте медицинского мира, основанном на иерархии, они находятся ближе к земле. Работа в клинике казалась мне идеальным рычагом для продвижения черных людей к прогрессу. Миссис Сигер могла бы заниматься чем угодно, но выбрала помощь молодым цветным женщинам. Ее одобрение много для меня значило. Наш труд должен сделать мир лучше.
Я размышляла так: существуют разные виды служения. Духовная служба. Государственная. Служить – значит оказывать помощь. И здесь, в клинике, мы служили на благо молодых чернокожих женщин.
Мой чепец приподняло порывом ветра. Я поспешила к машине и, как только села в нее, сдернула невидимки и сняла чепец. Клянусь, в те первые дни я не сомневалась, что буду трудиться в клинике столько, сколько позволят. У меня были новая подруга, работа, диплом Таскиги. Мне все было нипочем.
Дома я первым делом предложила маме поменяться машинами. Мне не хотелось привлекать к себе еще больше внимания, а ее «пинто» выглядел явно потасканней моего «кольта». Я твердо решила, что не подведу миссис Сигер. Дракониха не успеет заметить, как станет есть у меня с руки.
3
До того как двигаться дальше, мне нужно кое в чем признаться. Я никогда не говорила тебе об этом и молюсь, чтобы ты сумела понять.
