скачать книгу бесплатно
Число отпущенных дней сократилось до двадцати, потом до пятнадцати, до десяти, а уехавший друг не подавал о себе никаких вестей. Дни утекали, как вода, но от Хоупа не было ни слуху ни духу. Каждый раз, когда на дороге раздавался цокот копыт или возница покрикивал на своих лошадей, фермер бросался к воротам в тщетной надежде на то, что наконец-то пришла помощь. Но когда цифра пять сменилась цифрой четыре, а затем три, Феррье пал духом и безвозвратно утратил надежду на спасение. Он понимал, что без посторонней помощи, плохо ориентируясь в окрестных горах, будет беспомощен. Все проезжие дороги тщательно охранялись, с них не спускали глаз, проехать по ним без письменного разрешения Совета было невозможно. В какую бы сторону он ни направился, избежать нависшей над ним опасности не удалось бы. Однако старик оставался неколебим в своем решении скорее расстаться с жизнью, чем согласиться на то, что считал бесчестьем для дочери.
Как-то вечером он сидел в одиночестве, размышляя над своими бедами и тщетно пытаясь найти выход. Утром на стене дома появилась цифра два, оставался последний день назначенного срока. И что потом? В воображении Феррье роились неясные, но пугающие фантазии. А дочь? Что будет с ней, когда его не станет? Неужели нет спасения от невидимой паутины, опутавшей их? Он опустил голову на стол и разрыдался от сознания собственной беспомощности.
Но что это? В тишине Феррье уловил едва слышный скребущий звук – осторожный, но отчетливо различимый в ночной тишине. Звук исходил от входной двери. Феррье прокрался по коридору и прислушался. На несколько секунд наступила пауза, потом осторожное, но настойчивое царапанье возобновилось. Снаружи кто-то явно скреб ногтем по дверному косяку. Быть может, это полуночный убийца, явившийся привести в исполнение смертный приговор тайного трибунала? Или посланник, делающий пометку о том, что наступил последний день отсрочки? Решив, что мгновенная смерть несравненно милосерднее тягостного ожидания, от которого натянулись его нервы и холодело в груди, Джон Феррье сделал молниеносный прыжок, рванул задвижку и распахнул дверь.
Снаружи все было тихо и неподвижно. Стояла дивная ночь, над головой ярко мерцали звезды. Прямо от порога начинался небольшой сад, окруженный изгородью, но ни в нем, ни на дороге не было видно ни одного живого существа. Со вздохом облегчения Феррье взглянул направо, налево, а потом – почти случайно – себе под ноги. Каково же было его изумление, когда он увидел распростертого на земле мужчину с раскинутыми в стороны руками и ногами.
Это зрелище так ошеломило Феррье, что он невольно отпрянул к стене, сжав руками горло, чтобы не закричать. Сначала Феррье подумал, что распростертый человек – это тяжело раненный или даже умирающий, но, присмотревшись, он увидел, что человек этот, извиваясь быстро и бесшумно, как змея, ползет в дом. Оказавшись внутри, мужчина вскочил на ноги, закрыл дверь, и перед потрясенным фермером предстало волевое и решительное лицо Джефферсона Хоупа.
– Боже праведный! – с трудом переведя дыхание, воскликнул Джон Феррье. – Как ты меня напугал! Какого черта ты ползаешь?
– Позвольте мне сначала поесть, – попросил Хоуп охрипшим голосом. – Я двое суток не спал и не ел. – С этими словами он жадно набросился на холодное мясо и хлеб, остававшиеся на столе после хозяйского ужина. – Как Люси? – спросил он, едва утолив голод.
– Хорошо. Она ничего не знает об опасности, – ответил отец девушки.
– Это правильно. За домом наблюдают со всех сторон. Вот почему мне пришлось ползти. Они, конечно, чертовски бдительны и хитры, но не настолько, чтобы поймать охотника с гор Уошу.
Теперь, когда рядом с ним был преданный союзник, Джон Феррье чувствовал себя совсем иначе. Он схватил обветренную руку молодого человека и от души пожал ее.
– Тобой можно гордиться, – сказал он. – Не много сыщется людей, которые добровольно решились бы разделить с нами несчастье и опасность.
– Не преувеличивайте, приятель, – прервал его восторги молодой охотник. – Я очень уважаю вас, но, признаться, дважды подумал бы, стоит ли совать голову в такое осиное гнездо ради вас одного. Я здесь из-за Люси и клянусь, прежде чем хоть один волос упадет с ее головы, в Юте станет на одного Хоупа меньше.
– Что будем делать?
– Завтра последний день, поэтому, если мы ничего не предпримем нынешней ночью, вы пропали. В Орлином ущелье я оставил мула и двух лошадей. Сколько у вас денег?
– Две тысячи долларов золотом и пять – в банкнотах.
– Этого хватит. У меня приблизительно столько же. Мы должны пробиться через горы в Карсон-Сити[37 - Немормонский город в штате Невада, неподалеку от границы с Калифорнией.]. Разбудите Люси. Хорошо, что слуги не спят в доме.
Пока Феррье отсутствовал, подготавливая дочь к предстоящему путешествию, Джефферсон Хоуп сложил все съестное в небольшой пакет и наполнил водой глиняный кувшин, зная по опыту, что источников в здешних горах мало и находятся они далеко друг от друга. Он как раз закончил сборы, когда вернулся фермер с дочерью, одетой для долгой дороги и готовой немедленно отправиться в путь. Встреча влюбленных была горячей, но краткой, ибо предстояло еще многое сделать и дорога была каждая минута.
– Мы должны выступить немедленно, – сказал Джефферсон Хоуп тихо, но решительно, как человек, трезво сознающий масштаб опасности, однако намеренный бороться до конца. – Парадный и черный ходы под наблюдением, но, соблюдая осторожность, мы вылезем через боковое окно и проберемся полями. Как только окажемся на дороге, до ущелья, где ждут лошади, останется всего две мили. К рассвету мы должны проделать половину пути через горы.
– А что, если нас остановят? – спросил Феррье.
Хоуп похлопал по рукоятке заткнутого за пояс револьвера, который выпирал спереди из-под кожаной блузы.
– Если их окажется слишком много, мы по крайней мере прихватим двоих-троих с собой, – ответил он с мрачной усмешкой.
Они потушили огонь, и, выглянув через боковое окно, Феррье всмотрелся в поля, его поля, которые ему предстояло покинуть навсегда. Впрочем, он давно подготовил себя к этой жертве; честь и счастье дочери были для него несравненно дороже, чем состояние. Вид, открывавшийся из окна – пышные деревья и широкая полоса мирной нивы, – казался абсолютно безмятежным. Не верилось, что все вокруг пронизано смертельной угрозой. Тем не менее озабоченное выражение бледного лица молодого охотника безошибочно свидетельствовало о том, что на подступах к дому он заметил предостаточно опасностей.
Феррье взвалил на плечо мешок с золотом и банкнотами. Джефферсон Хоуп нес их скудный запас провизии и кувшин с водой, Люси – небольшой узелок с немногими дорогими ей пожитками. Они очень медленно и осторожно открыли окно, дождались, когда черная туча заволокла небо, сделав ночную тьму кромешной, после чего один за другим вылезли в сад. Затаив дыхание, согнувшись в три погибели, они быстро пересекли его и, укрываясь под сенью изгороди, стали продвигаться вдоль нее, пока не достигли бреши, ведущей в поле. Но в этот момент молодой охотник схватил своих спутников за руки и молча оттащил назад, в тень, где они залегли на землю, дрожа и стараясь не дышать.
Хорошо, что жизнь в прериях развила у Джефферсона Хоупа острый, как у рыси, слух. Едва они спрятались, как в нескольких ярдах от них послышалось тоскливое уханье горной совы, ей тотчас ответила другая, находившаяся где-то неподалеку. И в тот же миг в проеме, через который они только что собирались пролезть, появилась едва различимая во тьме фигура мужчины. Он снова издал условный звук, на который откликнулся другой человек, почти одновременно с ним выступивший из тьмы.
– В полночь, – сказал первый и, видимо, главный. – После троекратного крика козодоя.
– Хорошо, – ответил второй. – Предупредить брата Дреббера?
– Да, передай ему, а он пусть передаст дальше по цепочке. Девять к семи!
– Семь к девяти! – ответил второй, и фигуры разошлись в разные стороны.
Их последние реплики были скорее всего паролем и отзывом. Как только шаги замерли вдали, Джефферсон Хоуп вскочил и помог своим спутникам пролезть сквозь брешь в изгороди. Потом он очень быстро повел их через поле, поддерживая, а порой почти неся на себе выбивавшуюся из сил девушку.
– Скорее! Скорее! – подгонял он спутников время от времени. – Линию дозора мы уже миновали, теперь все зависит от нашей проворности. Торопитесь!
Выбравшись наконец на дорогу, они зашагали гораздо бодрее. Только раз кто-то повстречался им на пути, но они успели юркнуть в пшеницу и остаться незамеченными. Не доходя до города, охотник свернул на узкую бугристую тропу, ведущую к горам. Два островерхих пика смутно вырисовывались на фоне темного неба, просвет между ними и был Орлиным ущельем, где ждали лошади. Руководствуясь безошибочным чутьем, Джефферсон Хоуп прокладывал путь между огромными валунами, разбросанными вдоль русла высохшей речки, пока они не достигли скрытого от глаз скалами уголка, где верные животные мирно стояли, привязанные к колышкам. Девушку посадили на мула, старик Феррье, держа мешок с деньгами, сел на лошадь, а Джефферсон Хоуп, взяв свою под уздцы, с предельной осторожностью повел ее по опасной горной тропе.
Любого, кто не привык действовать в условиях дикой природы, этот путь изрядно напугал бы. С одной стороны возвышался почти отвесный скалистый склон высотой не менее тысячи футов, черный, неприступный и грозный, с длинными базальтовыми наростами, как ребра окаменевшего ископаемого, торчавшими из его изрезанной глубокими трещинами поверхности. С другой – вся земля была завалена острыми обломками скал и гигантскими валунами, так что по ней нельзя было ступить и шагу. А посередине петляла порой вовсе исчезавшая тропа, такая узкая, что приходилось идти гуськом, и такая неровная, что одолеть ее мог лишь очень искусный наездник. Но, несмотря на все трудности и опасности, беглецы находились в приподнятом настроении, ибо каждый шаг удалял их от цитадели деспотизма, которую они мечтали покинуть навсегда.
Вскоре, однако, они получили доказательство того, что все еще находятся на территории, подвластной «святым». Они подъехали к самому дикому и глухому участку дороги, когда девушка, тревожно вскрикнув, указала куда-то вверх. На выступе скалы, нависавшей над тропой, четко вырисовываясь на фоне неба, стоял одинокий часовой. Они увидели друг друга одновременно, и в тишине ущелья прозвучало и многократно отдалось гулким эхом его: «Стой, кто идет?»
Не снимая руки с ружья, лежавшего перед ним поперек седла, Джефферсон Хоуп ответил:
– Путники. Едем в Неваду.
Они заметили, как одинокий страж, вглядываясь в них, положил палец на курок, видимо, ответ не удовлетворил его.
– Кто дал разрешение? – спросил он.
– Священная четверка, – ответил Феррье. Прожив среди мормонов не один год, он знал, что для них это высший авторитет.
– Девять к семи, – крикнул часовой.
– Семь к девяти, – без запинки произнес Джефферсон Хоуп отзыв, подслушанный в саду.
– Проезжайте и да хранит вас Господь, – напутствовал их голос сверху. Начиная с этого места, дорога становилась шире, и они пустили лошадей рысью. Оглянувшись, они увидели одинокого стража, который стоял, спокойно опершись на ружье, и поняли, что миновали последний сторожевой редут Страны избранных. Впереди их ждала свобода.
5. Ангелы мщения
Всю ночь они ехали по заваленным камнями, то и дело исчезающим тропам, петлявшим по дну извилистых ущелий. Не раз сбивались с пути, но доскональное знание местных гор позволяло Хоупу снова и снова находить верную дорогу. Когда рассвело, их взорам открылась картина восхитительной, хотя и дикой природы. Со всех сторон их окружали высокие снежные вершины, которые, выглядывая одна из-за другой, тянулись до самого горизонта. Их каменные склоны были такими крутыми, что росшие на них лиственницы и сосны казались подвешенными в воздухе. Невольно думалось, что достаточно одного порыва ветра – и они сорвутся путникам на головы. Они опасались не напрасно: замкнутая горами котловина была сплошь завалена деревьями и обломками скал, сорвавшимися с гор. Как раз в тот момент, когда путники пересекали долину, огромный валун скатился вниз с треском и грохотом, разбудившим дремавшее в ущелье эхо, и оно так напугало лошадей, что они припустили галопом.
По мере того как на востоке над горизонтом всходило солнце, вершины огромных гор расцвечивались одна за другой, словно праздничная гирлянда, пока не засияли огнями все разом. Эта волшебная картина приободрила беглецов и придала им сил. На берегу бурного горного ручья, стремившегося через ущелье, они устроили короткий привал, напоили лошадей и сами позавтракали на скорую руку. Люси и ее отцу хотелось отдохнуть подольше, но Джефферсон Хоуп был неумолим.
– Они наверняка уже отрядили за нами погоню, – сказал он. – Наше спасение – в быстроте. Вот доберемся до Карсона целыми и невредимыми – будем отдыхать хоть всю оставшуюся жизнь.
Весь этот день путники ехали ущельями и к вечеру, по их подсчетам, находились более чем в тридцати милях от своих врагов. Для ночевки они выбрали место под скалистым уступом, кое-как защищенное от пронизывающего ветра, и, прижавшись друг к другу, чтобы согреться, несколько часов поспали. Однако еще до рассвета снова пустились в путь. Не замечая никаких признаков погони, Джефферсон Хоуп подумал, что они уже вне пределов досягаемости той страшной организации, чью вражду имели несчастье навлечь на себя. Но он не знал, сколь далеко простирается ее тяжелая длань и как скоро беглецы почувствуют на себе железную хватку, которая сокрушит их.
К середине второго дня начал иссякать скудный запас провизии. Это не слишком обеспокоило охотника, ибо он знал, что в горах полно дичи, ему и прежде случалось обеспечивать себя едой, полагаясь лишь на собственное ружье. Найдя небольшую ровную площадку, укромно защищенную со всех сторон скалами, Хоуп набрал сухих веток и разжег костер, чтобы его спутники согрелись, ведь теперь они находились на высоте пять тысяч футов над уровнем моря, и воздух здесь был такой ледяной и колючий, что их пробирало до мозга костей. Привязав лошадей и помахав Люси на прощание, охотник закинул за спину ружье и отправился на поиски добычи. Отойдя на несколько шагов, он оглянулся и увидел, что старик и девушка сидят, придвинувшись к костру, а трое животных неподвижно стоят чуть поодаль. Но вскоре скалы скрыли от него эту трогательную картину.
Хоуп прошел мили две, перебираясь из одной узкой теснины в другую, но не встретил ни зверя, ни птицы, хотя по ободранной коре на деревьях и по другим признакам мог с уверенностью сказать, что в этой местности водится немало медведей. Наконец, после двух или трех часов бесплодных блужданий, он, отчаявшись, решил было возвращаться, но, случайно посмотрев вверх, заметил то, от чего у него радостно забилось сердце: на краю остроконечно выступающей скалы, на высоте футов трехсот – четырехсот, застыло существо, внешне напоминавшее овцу, но снабженное парой гигантских рогов. Снежный баран – именно так называлось это существо, – вероятно, исполнял обязанности дозорного в стаде, скрытом сейчас от глаз охотника. К счастью, баран смотрел в другую сторону и не заметил человека. Распластавшись на земле, Хоуп положил дуло ружья на камень для упора и долго целился, прежде чем спустить курок. Животное высоко подскочило, на миг задержалось на краю скалы, суча ногами, и рухнуло вниз.
Туша оказалась слишком тяжелой, чтобы тащить ее на себе целиком, поэтому охотник отрезал лишь заднюю часть и кусок грудины. Взвалив свой трофей на плечо, он поспешил назад, так как начинало смеркаться. Однако вскоре Хоуп обнаружил, что, увлекшись поисками добычи, очутился в незнакомом ему месте, и теперь не мог сообразить, куда идти. Долина, где он находился, имела множество выходов в большие и маленькие ущелья, так похожие одно на другое, что было почти невозможно различить их. Хоуп углубился в одно из ущелий, но, пройдя чуть больше мили, уткнулся в горный поток, которого прежде не видел. Поняв, что ошибся, Хоуп вернулся и пошел по другому ущелью – с тем же успехом. В горах темнеет быстро, и к тому времени, когда он отыскал нужную тропу, на землю опустилась ночь. Теперь, даже зная дорогу, охотник продвигался с огромным трудом: луна еще не взошла, а громоздящиеся с обеих сторон скалы делали тьму непроглядной. Обремененный добычей, усталый от долгих скитаний, Хоуп приободрял себя лишь мыслью о том, что каждый шаг приближает его к Люси и он несет столько мяса, что обеспечит едой своих спутников и себя до конца путешествия.
Наконец Хоуп подошел ко входу в ущелье, где оставил Люси и ее отца. Даже в темноте он узнал очертания скал, окаймлявших его. Должно быть, Феррье с дочерью уже волнуются, ведь он отсутствовал почти пять часов. В радостном предвкушении встречи охотник сложил ладони лодочкой и, поднеся их к губам, издал громкий клич, оповещая о своем прибытии. Клич гулким эхом разнесся между скал. Охотник подождал, прислушиваясь, но, кроме эха собственного голоса, прокатившегося по ущелью и вернувшегося к нему затухающими повторами, ничего не услышал. Он крикнул снова, громче, но никакого ответа от друзей не было. Смутный страх закрался в его душу, хотя пока Хоуп не мог бы сказать, чего именно боится. Он стремительно кинулся вперед, в панике бросив драгоценную добычу.
Обогнув скалу, он очутился на той самой площадке, где еще недавно горел костер. Теперь на его месте тлела лишь кучка золы – было очевидно, что после ухода Хоупа никто огня не поддерживал. Вокруг по-прежнему царила мертвая тишина. Его смутные опасения переросли в уверенность, он поспешно огляделся и не обнаружил вблизи догоревшего костра ни живой души – ни старика, ни девушки, ни лошадей. Хоуп понял, что во время его отсутствия здесь произошла катастрофа, унесшая их всех и не оставившая после себя никаких следов.
Сраженный этим чудовищным ударом, Джефферсон Хоуп почувствовал, как у него закружилась голова. Чтобы не упасть, он оперся на ружье. Однако, как человек действия, Хоуп быстро оправился от слабости. Выхватив из пепелища тлеющую головешку, он раздул огонь и с этим факелом пошел осматривать свой маленький бивуак. Вся земля была истоптана конскими копытами – значит, на беглецов напал большой отряд всадников, который, судя по направлению следов, отправился назад в Солт-Лейк-Сити. Скорее всего отряд и увез с собой его спутников. Джефферсон Хоуп почти убедил себя в том, что так оно и было, но в этот момент взгляд его различил смутный силуэт, при виде которого нервы охотника напряглись до предела. Чуть в стороне от площадки, где располагалась их стоянка, возвышался небольшой холмик из красноватой земли, которого – он это точно помнил – прежде там не было. Принять его ни за что, кроме свежей могилы, было невозможно. Подойдя поближе, охотник увидел воткнутую в холмик палку, в расщепленный конец которой был вставлен лист бумаги. Надпись оказалась краткой, но исчерпывающей:
ДЖОН ФЕРРЬЕ,
житель Солт-Лейк-Сити.
Скончался 4 августа 1860 года
Значит, отважный старик, которого он несколько часов назад оставил на этом месте, мертв, и этот жалкий листок – единственная эпитафия, коей он удостоился. Джефферсон Хоуп стал дико озираться по сторонам в поисках второй могилы, но ее не было. Значит, Люси увезли ее жестокие преследователи. Судьба все же настигла девушку: быть ей теперь одной из жен в гареме сына старейшины. Осознав бесповоротность случившегося и свое бессилие что-либо изменить, Хоуп пожалел о том, что не может найти упокоения здесь же, рядом со старым фермером, в его могиле.
Но врожденная активность натуры возобладала над отчаянием, и он преодолел оцепенение. Раз ничего другого не остается, нужно посвятить жизнь тому, чтобы отомстить. Безграничное терпение и упорство позволяли Джефферсону Хоупу долго и неотступно вынашивать свою месть – видимо, эти качества он перенял у индейцев, среди которых вырос. Стоя у покинутого костра, он думал о том, что облегчить его беспредельное горе может только одно – неминуемое возмездие, которое постигнет его врагов. И он покарает их собственной рукой. Отныне Хоуп решил направить только на это всю свою железную волю и неиссякаемую энергию. С побелевшим, искаженным страданием лицом он вернулся туда, где бросил свою добычу, и, раздув тлеющий костер, нажарил мяса на несколько дней пути. Увязав еду в узелок, Хоуп, невзирая на усталость, отправился через горы туда, куда указывали следы Ангелов мщения.
Пять дней, в кровь стирая ноги, выбиваясь из сил, он шел назад по той же дороге, по которой недавно ехал верхом. После наступления ночи Хоуп падал от усталости между скал, чтобы пару часов вздремнуть, но еще до рассвета поднимался на ноги. На шестой день он достиг Орлиного ущелья, откуда они начали свое роковое путешествие. Отсюда открывался вид на прибежище Святых. Измученный и истощенный, опершись на ружье, Хоуп яростно погрозил раскинувшемуся внизу молчаливому городу своим загрубелым кулаком. Потом, приглядевшись, увидел флаги, развешанные на улицах, и другие признаки торжества. Не успел он подумать о том, чему оно посвящено, как услышал цокот лошадиных копыт и увидел приближающегося к нему всадника. Когда тот подъехал поближе, Хоуп узнал в нем мормона по имени Купер, которому иногда оказывал услуги, поэтому счел возможным разузнать у него о судьбе Люси Феррье.
– Я Джефферсон Хоуп, – сказал он. – Вы помните меня?
Мормон удивленно посмотрел на него. В этом косматом оборванце с бескровно-белым лицом и дико горящими глазами трудно было узнать некогда щеголеватого молодого охотника. Удивление, однако, сменилось страхом, когда мормон убедился в том, что это действительно Хоуп.
– Какое безумие – зачем вы вернулись?! – воскликнул он. – Если кто-нибудь увидит, что я разговариваю с вами, это может стоить мне жизни. Священная четверка выдала ордер на ваш арест за то, что вы помогли бежать Феррье и его дочери.
– Не боюсь я ни их, ни их ордеров, – ответил Хоуп. – Купер, вы должны что-нибудь знать о ней. Заклинаю вас всем святым, ответьте мне на несколько вопросов. Мы же были друзьями. Ради Бога!
– Ну, что у вас за вопросы? – сжалился мормон, которому явно было не по себе. – Только быстро. У скал и деревьев тоже есть глаза и уши.
– Что сталось с Люси Феррье?
– Вчера ее выдали замуж за молодого Дреббера. Спокойно, парень, спокойно – вы же едва на ногах держитесь.
– Не обо мне речь, – отмахнулся Хоуп. Он побледнел еще больше и сполз на землю по скале, к которой прислонялся. – Вы сказали «выдали замуж»?
– Да, вчера – потому и флаги на улицах вывесили. Молодой Дреббер и молодой Стэнджерсон договорились между собой, кому она достанется. Они оба были в отряде, отправленном в погоню, и Стэнджерсон убил отца девушки, что вроде бы давало ему преимущество, но, когда они оспаривали свои права перед Священным советом, аргументы Дреббера оказались сильнее, поэтому Пророк отдал ее ему. Впрочем, долго она никому принадлежать не будет: поверьте, вчера я видел смерть у нее в глазах. Она больше похожа на призрак, чем на женщину. Надеюсь, это все, что вы хотели узнать?
– Все, – ответил Джефферсон Хоуп, с трудом вставая. Его суровое лицо казалось теперь высеченным из мрамора – лишь глаза полыхали недобрым пламенем.
– И куда же вы теперь?
– Не важно, – ответил Хоуп и, закинув винтовку на плечо, зашагал прочь по узкому ущелью в глубину гор, туда, где обитали лишь дикие звери. Но не было сейчас среди них никого свирепей и опасней Хоупа.
Предсказание мормона сбылось. То ли из-за ужасной смерти отца, случившейся на ее глазах, то ли из-за принудительного замужества бедняжка Люси так и не оправилась от горя. Она зачахла и умерла, не прожив после свадьбы и месяца. Отупевший от пьянства Дреббер, женившийся на ней только ради наследства, недолго горевал из-за своей утраты; а вот другие его жены оплакивали Люси и, по мормонскому обычаю, всю ночь накануне похорон провели у ее одра. На следующий день рано утром, когда они собрались вокруг гроба для последнего прощания, дверь внезапно распахнулась и, к их невыразимому ужасу и изумлению, в комнату вошел свирепого вида мужчина в истрепанной одежде. Не произнеся ни слова и даже не взглянув в сторону перепуганных женщин, он приблизился к бездыханному телу, в котором еще недавно жила чистая душа Люси Феррье. Склонившись, он благоговейно коснулся губами ее холодного белого лба, потом взял руку покойной и снял с ее пальца обручальное кольцо.
– С этим она не уйдет в могилу, – гневно бросил он и, прежде чем поднялась тревога, скрылся. Все случилось так быстро и казалось столь неправдоподобным, что очевидцы не то что не могли никого убедить в том, что случилось, да и сами не поверили бы тому, чему стали свидетелями, если бы не один неоспоримый факт: золотое обручальное кольцо, исчезнувшее с пальца покойной.
Несколько месяцев Джефферсон Хоуп провел в горах, ведя странную жизнь, напоминающую жизнь дикого зверя. Одержимый своей идеей, он вынашивал в душе план страшной мести. Среди мормонов ходили слухи о диковинном существе, обитавшем в самых глухих ущельях и порой рыскавшем вблизи города. Однажды в окно дома Стэнджерсона влетела пуля и, просвистев в футе от его головы, вонзилась в стену. В другой раз, когда Дреббер проходил под скалистым уступом, огромный камень сорвался сверху, и он едва избежал ужасной смерти, успев отскочить в сторону и плашмя броситься на землю. Два молодых мормона недолго гадали, кто покушается на них, и снаряжали в горы одну экспедицию за другой в надежде захватить или убить своего врага, но все попытки были тщетны. Тогда, в целях предосторожности, они решили никогда и нигде не появляться поодиночке, не выходить на улицу после наступления темноты и выставить охрану вокруг своих домов. Однако по прошествии некоторого времени они ослабили бдительность, поскольку их недруг больше не давал о себе знать: никто не видел его и ничего о нем не слышал. Они решили, что мстительность его поутихла.
Напротив, Хоуп распалялся все сильнее. Человек упорный, он не привык отступать от намеченной цели, а всепоглощающая жажда мести так безраздельно завладела им, что не оставила места для иных чувств. Вместе с тем практический ум подсказывал Хоупу, что даже его железный организм не выдержит постоянного напряжения. Он не имел ни крова над головой, ни полноценной пищи, и силы его быстро убывали. Кто же покарает мерзавцев, если он околеет, как пес, здесь, в горах? А коли он будет вести такую жизнь, смерть неминуема. И это на руку лишь его врагам. Поразмыслив, Джефферсон Хоуп вернулся в Неваду, на старые рудники, чтобы поправить здоровье и скопить денег. Это позволило бы ему в дальнейшем добиваться своей цели без особых лишений.
Он намеревался провести в Неваде не более года, но непредвиденные обстоятельства задержали его на рудниках почти на пять. Но и по истечении этого срока память о чудовищном злодеянии у него не притупилась и не утихла жажда мести. Эти чувства были так же остры, как в тот вечер, когда он стоял у могилы Джона Феррье. Изменив внешность и имя, Хоуп отправился в Солт-Лейк-Сити, ничуть не заботясь о собственной судьбе и готовый ко всему, – лишь бы восторжествовала справедливость. Там его ждали дурные вести. За несколько месяцев до возвращения Хоупа в стане Избранных произошел раскол: часть молодых мормонов взбунтовалась против власти старейшин и, отколовшись от церкви, покинула Юту. Среди них были Дреббер и Стэнджерсон; никто не знал, где их теперь искать. По слухам, Дреббер продал большую часть своей собственности, так что стал человеком весьма состоятельным, тогда как его приятель Стэнджерсон остался сравнительно беден. Так или иначе, где они, никто не знал.
Многие на месте Хоупа, как ни одолевала бы их жажда мщения, в подобных обстоятельствах сдались бы, но он не ведал сомнений. Не располагая сведениями, перебиваясь случайными заработками, Хоуп переезжал из города в город в поисках своих врагов и так пересек чуть ли не всю территорию Соединенных Штатов. Год проходил за годом, в его черных волосах пробивалась седина, но он, словно гончая, продолжал преследовать врагов, отрешившись от всего, что не было связано с единственной целью его жизни. Наконец упорство Хоупа было вознаграждено. Он лишь мимолетно увидел лицо в окне, но этого было достаточно: Хоуп убедился, что люди, которых он ищет, находятся в Кливленде, штат Огайо. Вернувшись в свое убогое жилище, Хоуп уже имел детальный план мести. К несчастью, случилось так, что Дреббер, выглянув из окна в тот момент, тоже заметил на улице бродягу и прочел в его взгляде свой смертный приговор. Вместе со Стэнджерсоном, ставшим теперь его личным секретарем, он немедля отправился к мировому судье и заявил, что им угрожает опасность со стороны одержимого ревностью и ненавистью давнего соперника. В тот же вечер Джефферсона Хоупа препроводили в тюрьму. Не найдя поручителей, он провел в ней несколько недель. Когда же его наконец освободили, Хоуп обнаружил, что дом Дреббера опустел. Ему сказали, что тот со своим секретарем отправился в Европу.
Мститель снова потерпел неудачу, но лютая ненависть погнала его по следу врага. Не располагая деньгами, Хоуп устроился на работу и, экономя каждый доллар, накопил денег на предстоящее путешествие. Собрав ровно столько, сколько было нужно, чтобы обеспечить себя самым необходимым, он отплыл в Европу и уже там продолжил преследование. Хоуп переезжал из города в город, делал все, что в человеческих силах, но настичь беглецов ему так и не удалось. Приехав в Санкт-Петербург, он выяснил, что они только что отбыли в Копенгаген. В датскую столицу Хоуп опоздал на несколько дней: Дреббер и Стэнджерсон перебрались в Лондон, и вот тут Хоуп наконец настиг их, а что случилось после этого, известно из признаний самого старого охотника, добросовестно воспроизведенных в дневниковых записях доктора Уотсона, коим мы уже столь многим обязаны.
6. Продолжение воспоминаний Джона Х. Уотсона, доктора медицины
Яростное сопротивление нашего пленника, судя по всему, не было вызвано злобой по отношению к нам. Лишившись возможности бороться дальше, он приветливо улыбнулся и выразил надежду на то, что никому в этой свалке не нанес увечий.
– Наверное, вы собираетесь отвезти меня в полицейский участок, – обратился он к Шерлоку Холмсу. – Мой кеб стоит у подъезда. Если вы развяжете мне ноги, я сам спущусь к нему. Теперь я уже не так легок, как прежде, так что нести меня будет тяжеловато.
Грегсон и Лестрейд, переглянувшись, видимо, сочли это слишком рискованным, но Шерлок Холмс поверил пленнику на слово и развязал полотенце, которым стянули его щиколотки. Тот встал и немного размял ноги, словно хотел убедиться, что они действительно свободны. Помню, я подумал, глядя на него, что не часто случалось мне видеть столь крепко сбитого мужчину; выражение его лица, загорелого до черноты, было таким решительным и энергичным, что производило не менее сильное впечатление, чем физическая сила пленника.
– Если бы место начальника полиции было сейчас вакантно, полагаю, кандидатуры лучше вас на него не найти, – добавил арестованный, с нескрываемым восхищением глядя на моего компаньона. – То, как вы меня выследили, просто невероятно.
– Вам тоже хорошо было бы поехать с нами, – обратился Холмс к полицейским.
– Я могу сойти за извозчика, – предложил Лестрейд.
– Отлично, а Грегсон поместится с нами в кебе. И вы, доктор. Вы ведь принимали живое участие в деле, так что имеете полное право присутствовать при его завершении.
Я охотно согласился, и мы все спустились вниз. Наш пленник не делал ни малейших попыток бежать. Он спокойно поднялся по ступенькам в кабину собственного кеба, а я последовал за ним. Лестрейд взгромоздился на козлы, щелкнул кнутом и вскоре доставил нас к месту назначения. Там нас препроводили в небольшую комнату, где инспектор записал фамилии арестованного и людей, в убийстве которых его обвиняли. Этот полицейский с бесстрастным бледным лицом исполнил свои обязанности уныло-механически.
– В течение недели задержанный предстанет перед судом для предварительного допроса, – сказал он. – А пока, мистер Джефферсон Хоуп, не хотите ли сделать заявление? Должен предупредить, однако, что ваши слова будут запротоколированы и могут быть использованы против вас.
– У меня есть много что сказать, – спокойно ответил арестованный. – И я, джентльмены, очень хочу поведать вам все.
– Приберегите лучше это для судей, – посоветовал инспектор.
– Перед судом я могу и не предстать, – возразил Хоуп. – Не пугайтесь. Я не собираюсь покончить с собой. Вы ведь врач? – Этот вопрос он задал, глядя на меня своим жестким проницательным взглядом.
– Да, – подтвердил я.
– Тогда приложите ладонь вот сюда. – Он с улыбкой указал на свою грудь скованными наручниками руками.
Я сразу же ощутил натужное неровное биение сердца. Казалось, грудь его ходит ходуном и дребезжит, как кожух, внутри которого работает мощный мотор. В наступившей тишине слышались хриплые шумы, сопровождавшие глухие удары сердца.
– Боже мой! – вскричал я. – Да ведь у вас аневризма аорты!
– Да, именно так это и называется, – невозмутимо подтвердил он. – На прошлой неделе я был у врача, и он сообщил мне, что сердце мое может разорваться в любой момент. Я страдаю этим уже много лет, и состояние мое стремительно ухудшается. Причина в том, что в горах близ Соленого озера мне пришлось долго жить под открытым небом и недоедать. Теперь, когда цель достигнута, мне безразлично, сколько я еще протяну, но хотелось бы напоследок честно рассказать обо всем. Жаль, если обо мне останется память как об обычном головорезе.
Инспектор и два сыщика кратко обсудили, целесообразно ли выполнить просьбу арестованного.
– Доктор, как вы считаете, велика ли вероятность внезапной смерти? – спросил инспектор.
– Скорее всего весьма велика, – ответил я.
– В таком случае наш долг в интересах правосудия выслушать его заявление, – подвел итог инспектор. – Сэр, вы можете сделать свое сообщение, но предупреждаю еще раз: все, что вы скажете, будет запротоколировано.
– Я присяду, с вашего позволения, – сказал арестованный и, не дожидаясь разрешения, опустился на стул. – Из-за этой болезни я быстро устаю, а потасовка, в которой мы с вами участвовали час назад, не улучшила моего самочувствия. Я стою на краю могилы, джентльмены, поэтому мне незачем лгать вам. Каждое мое слово будет чистой правдой, а что за этим последует, для меня уже не имеет никакого значения.
