скачать книгу бесплатно
– От чего же?
– От страха, от ужаса, мистер Холмс.
При этих словах она подняла вуаль, и мы увидели взволнованное бледное лицо с беспокойными испуганными глазами, похожими на глаза животного, которого преследуют охотники. По лицу и фигуре ей было лет тридцать, но в волосах пробивалась седина, а вся она казалась усталой и изможденной. Холмс окинул ее своим проницательным взглядом.
– Не бойтесь, – проговорил он, наклоняясь и ласково потрепав ее по руке. – Мы поправим все дело, я уверен в этом. Вы приехали с утренним поездом.
– Разве вы знаете меня?
– Нет, но я вижу у вас обратный билет в левой перчатке. Вы рано выехали, и вам пришлось ехать до станции в тарантасе по тяжелой дороге.
Барышня вздрогнула и с изумлением взглянула на моего приятеля.
– Тут нет ничего таинственного, – улыбаясь, проговорил он. – На левом рукаве вашей кофточки, по крайней мере, семь пятен от грязи. Пятна совсем свежие. Так забрызгаться можно только сидя в тарантасе, и то по левую сторону кучера.
– Вы правы, – сказала барышня. – Я выехала из дома раньше шести часов, в Летерхеде была в двадцать минут седьмого и отправилась с первым поездом в Ватерлоо. Сэр, я не могу больше вынести этого, я с ума сойду. Мне не к кому обратиться… Есть один человек, который любит меня, но он, бедный, немногое может сделать для меня. Я слышала о вас от миссис Фаринтош, которой вы помогли в тяжком горе. Она дала мне ваш адрес. О, сэр! Не можете ли вы помочь мне или, по крайней мере, пролить хоть немного света в окружающий меня густой мрак? В настоящее время я ничем не могу вознаградить вас, но через месяц-полтора я выйду замуж, тогда я могу располагать своим состоянием, и вы увидите, что я не окажусь неблагодарной.
Холмс подошел к письменному столу, открыл его и вынул оттуда маленькую записную книжку.
– Фаринтош, – проговорил он. – Ах, да, помню этот случай; дело шло о диадеме из опалов. Кажется, это было раньше нашего знакомства, Ватсон. Что же касается вознаграждения, то сама моя деятельность служит мне вознаграждением; но вы можете возместить расходы, когда это будет удобно вам. А теперь прошу вас рассказать все, что может служить для выяснения дела.
– Увы, – ответила наша посетительница. – Весь ужас моего положения состоит именно в том, что мои страхи так неопределенны, а подозрения основаны на таких мелочах, которые кажутся ничтожными всем другим. Даже тот, от кого я могу ожидать помощи и совета, смотрит на то, что я рассказываю ему, как на фантазию нервной женщины. Он не говорит ничего, но я читаю это в его успокоительных ответах и во взгляде, которым он смотрит на меня во время моего рассказа. Но я слышала, мистер Холмс, что вы умеете заглянуть в глубину души всякого злого человека. Вы можете посоветовать, что делать мне среди окружающих меня опасностей.
– Я весь внимание, сударыня.
– Меня зовут Элен Стоунер. Я живу с отчимом, последним представителем одной из старейших саксонских фамилий в Англии – Ройлоттов из Сток Морана, на западной границе графства Суррей.
Холмс кивнул головой.
– Я слышал эту фамилию, – сказал он.
– В былое время Ройлотты были одними из богатейших людей Англии, имения их простирались до Беркшира на север и Хэмпшира на запад. Но в прошлом столетии четыре поколения вели расточительный, распутный образ жизни, а во время регентства фамилия окончательно разорилась благодаря страсти к игре одного из ее членов. Остались только несколько акров земли да старинный двухсотлетний дом, заложенный и перезаложенный. Последний владелец влачил там жалкую жизнь нищего аристократа. Его единственный сын, мой отчим, видя необходимость примениться к новым условиям, занял денег у одного из своих родственников, выдержал экзамен на доктора и уехал в Калькутту. Благодаря своему искусству и силе характера он составил себе там большую практику. В припадке гнева, вызванного какой-то кражей в доме, он избил до смерти своего слугу-туземца и едва избежал смертной казни за убийство. Ему долго пришлось сидеть в тюрьме. В Англию он возвратился угрюмым разочарованным человеком.
В Индии доктор Ройлотт женился на моей матери, миссис Стоунер, молодой вдове генерал-майора бенгальской артиллерии; сестра моя Джулия и я были близнецами. Нам было лишь по два года, когда мать вышла замуж во второй раз. У нее было значительное состояние, около тысячи фунтов дохода. Весь этот доход она отказала доктору Ройлотту с условием, что он будет получать его полностью, пока мы живем с ним; в случае же замужества которой-либо из нас он должен выдавать нам ежегодно известную сумму. Мать умерла вскоре после нашего возвращения в Англию: она погибла восемь лет тому назад при крушении поезда вблизи Кру. Доктор Ройлотт отказался от намерения составить себе практику в Лондоне и уехал с нами в свое родовое поместье – Сток Моран. Денег, оставленных матерью, хватало на все наши нужды, и, казалось, мы могли жить счастливо.
Но как раз в это время страшная перемена произошла в отчиме. Вместо того чтобы завести знакомство с соседями, которые в первое время были очень довольны возвращением последнего из Ройлоттов в его родовое имение, он заперся у себя в доме и редко выходил оттуда, а если и выезжал, то сейчас же затеивал крупную ссору с кем ни попадя. Вспыльчивость, доходившая почти до мании, была в характере всех Ройлоттов; в отчиме же, я думаю, она еще усилилась вследствие долговременного пребывания в тропическом климате. Произошло множество безобразных столкновений, два из которых закончились разбирательством в суде. Наконец он навел такой ужас на деревенских жителей, что все разбегались при его появлении, так как он – человек страшной силы и необузданной вспыльчивости.
На прошлой неделе он сбросил местного кузнеца с моста в реку, и мне едва удалось замять дело, отдав деньги, какие были у меня. Единственные его друзья – бродячие цыгане. Им он позволяет раскидывать шатры на своей земле, и иногда живет у них в шатрах и даже уходит с ними на несколько недель. Он очень любит индийских животных, которых присылают ему из Индии. В настоящее время у него есть павиан и пантера, которые бегают повсюду, наводя на поселян страх, какой наводит на них их хозяин.
Из моих слов вы можете заключить, что нам с Джулией жилось невесело. Прислуга не хотела жить у нас, и долгое время мы принуждены были делать все сами. Сестре было только тридцать лет, когда она умерла, но волосы у нее начинали седеть, как теперь у меня.
– Так ваша сестра умерла?
– Она умерла два года тому назад. Вот о ее смерти я и хочу поговорить с вами. Вы понимаете, что при том образе жизни, который мы вели, нам не приходилось встречаться с людьми наших лет и нашего положения. Но у нас есть тетка, незамужняя сестра моей матери, мисс Гонория Уэстфайл, и мы иногда гостили у нее. Она живет вблизи Харроу. Джулия была у нее два года тому назад на Рождество, познакомилась там с одним отставным морским офицером и обручилась с ним. Когда она вернулась, то сказала об этом отчиму; он не был против ее замужества; но за две недели до свадьбы случилось ужасное происшествие, лишившее меня моей единственной подруги.
Шерлок Холмс сидел в кресле, откинувшись назад и опустив глаза. Теперь он полу открыл их и взглянул на посетительницу.
– Пожалуйста, расскажите все подробности.
– Мне легко это сделать, так как все, что произошло в это ужасное время, запечатлелось в моей памяти. Дом, как я уже говорила вам, очень стар, и для житья годен только один флигель. Спальни находятся в нижнем этаже, остальные комнаты – в центре здания. Первая – спальня доктора Ройлотта, вторая – моей сестры, третья – моя. Между этими комнатами нет сообщения, но все они выходят в один коридор. Ясно ли я выражаюсь?
– Вполне.
– Окна всех трех комнат выходят на лужайку. В эту роковую ночь доктор Ройлотт рано ушел к себе, хотя мы знали, что он еще не ложился, так как до сестры доносился запах крепких индийских сигар, которые он обыкновенно курил. Она пришла ко мне и просидела несколько времени, болтая о предстоящей свадьбе. В одиннадцать часов она встала и пошла к двери, но вдруг остановилась и спросила меня:
– Элен, ты никогда ночью не слышишь свиста?
– Никогда, – ответила я.
– Не может быть, чтобы ты свистела во сне, не правда ли?
– Конечно, нет. Почему ты спрашиваешь это?
– Потому что вот уже несколько дней около трех часов утра я слышу тихий свист. Я сплю очень чутко и просыпаюсь от этого свиста. Не знаю, откуда он доносится – из соседней комнаты или с лужайки. Я хотела спросить тебя, не слышала ли и ты его?
– Нет. Должно быть, это свистят противные цыгане.
– Очень вероятно. Но удивляюсь, как это ты не слышала.
– Я сплю крепче тебя.
– Ну, во всяком случае, это пустяки, – с улыбкой проговорила она, заперла мою дверь, и вскоре я услышала, как щелкнул ключ в замке ее комнаты.
– Вы всегда запираетесь на ночь? – спросил Холмс.
– Всегда.
– Почему?
– Я, кажется, уже говорила вам, что доктор держит павиана и пантеру. Мы чувствовали себя в безопасности только тогда, когда запирались на ключ.
– Пожалуйста, продолжайте ваш рассказ.
– В эту ночь я не могла заснуть. Смутное предчувствие несчастия охватило мою душу. Сестра и я были близнецы, а вы знаете, какие тонкие нити связывают таких близких друг другу существ. Ночь была бурная. Ветер завывал в саду, а дождь хлестал в окна. Вдруг среди шума бури раздался отчаянный женский крик, полный ужаса. Я узнала голос сестры, вскочила с постели, закуталась в шаль и выбежала в коридор.
Когда я открыла дверь, я услышала тихий свист, про который говорила мне сестра, и затем звук как будто от падения какого-то металлического предмета. Я побежала по коридору. Дверь комнаты моей сестры была не заперта и медленно колыхалась на петлях. Я с ужасом смотрела на нее, не зная, что будет. При свете лампы я увидела на пороге сестру, с бледным от ужаса лицом, с протянутыми руками; она качалась, как пьяная. Я бросилась к ней и охватила ее руками, но в это мгновение у нее подкосились колени, и она упала на пол, корчась как бы от невыносимой боли. Сначала я подумала, что она не узнала меня, но когда я нагнулась над ней, она вскрикнула голосом, которого я никогда не забуду: «О, боже мой, Элен! Это была лента! Пестрая лента!» Она хотела еще что-то сказать, указывая но направлению к комнате доктора, но с ней сделались конвульсии, и она не могла проговорить ни слова. Я бросилась по коридору, стала звать отчима. Он уже поспешно выходил в халате из своей комнаты. Когда отчим подошел к сестре, она была уже в бессознательном состоянии. Он дал ей бренди, послал за доктором, но все было напрасно: она умерла, не приходя в сознание. Так скончалась моя дорогая сестра.
– Одно мгновение, – сказал Холмс, – вы уверены в том, что слышали свист и металлический звук? Можете поклясться в этом?
– То же самое спросил меня и следователь при допросе. У меня осталось сильное впечатление, что я слышала эти звуки, но, может быть, я и ошиблась, так как в то время была страшная буря.
– Ваша сестра была одета?
– Нет, на ней была ночная рубашка. В правой руке у нее была обуглившаяся спичка, а в левой коробочка спичек.
– Это показывает, что она зажгла огонь, когда услышала шум. Это очень важно. Ну, а что сказал следователь?
– Он внимательно исследовал это дело, так как характер и образ жизни доктора Ройлотта были хорошо известны во всем графстве, но не мог открыть причины смерти сестры. Я показала, что дверь была заперта изнутри, а окна закрыты старинными ставнями с болтами. Тщательно исследовали стены и пол, они оказались вполне прочными. Печная труба широка, но в ней есть решетка. Очевидно, сестра была совершенно одна, когда ее постигла смерть. К тому же на теле не оказалось никаких признаков насилия.
– А как насчет яда?
– Доктора осматривали ее, но ничего не нашли.
– От чего же, по-вашему, умерла несчастная?
– Я уверена, что она умерла от страха и нервного потрясения, но не могу представить себе, что так напугало ее.
– Были в то время цыгане вблизи дома?
– Да, они почти всегда бывают в окрестностях.
– А как вы думаете, что могли означать слова о «ленте», «пестрой ленте»?
– Иногда мне это кажется просто бредом, иногда я думаю, что это лично относится к шайке людей, может быть, тех же цыган. Не знаю только, чем объяснить странное прилагательное «пестрая», если это относилось к цыганам; разве тем, что их женщины носят пестрые платки на голове.
Холмс покачал головой с видом человека, далеко не согласного с заключением мисс Стоунер.
– Это дело очень темное, – проговорил он. – Продолжайте, пожалуйста.
– С тех пор прошло два года, и жизнь моя стала еще однообразнее и скучнее. Месяц тому назад один добрый друг, которого я знаю уже несколько лет, сделал мне предложение. Это Перси Армитаж, второй сын мистера Армитажа из Крейн Уотер, вблизи Рединга. Отчим ничего не имеет против моего замужества, и мы должны обвенчаться весной. Два дня тому назад в западном флигеле нашего дома началась перестройка; в моей спальне просверлили стену так, что мне пришлось перейти в ту комнату, где умерла сестра, и спать на ее кровати. Представьте же себе мой ужас, когда вчера ночью, в то время как я лежала на постели, размышляя об ужасной участи сестры, я вдруг услышала тот тихий свист, который был предвестником ее смерти. Я вскочила с кровати, зажгла лампу, но в комнате ничего не было. Я была слишком потрясена для того, чтобы лечь спать. Я оделась и, как только рассвело, тихонько сошла вниз, наняла себе тарантас в гостинице «Корона», которая находится напротив нас, и отправилась в Летерхед, откуда приехала сюда с единственной целью: повидать вас и посоветоваться с вами.
– И умно поступили, – сказал мой друг. – Но все ли вы рассказали мне?
– Да, все.
– Мисс Стоунер, вы рассказали не все. Вы щадите своего отчима.
– Что вы хотите сказать?
Вместо ответа он отвернул черные кружева, пришитые к рукаву платья мисс Стоунер. На белой руке виднелись пять синих пятен – следы пяти пальцев.
– С вами обращаются очень жестоко, – сказал Холмс.
Мисс Стоунер сильно покраснела и спустила кружева.
– Он жестокий человек, – сказала она, – и, может быть, сам не сознает своей силы.
Наступило долгое молчание. Холмс, опустив голову на руки, пристально смотрел в огонь.
– Это очень темное дело, – наконец проговорил он. – Мне нужно знать множество подробностей, прежде чем решить, что предпринять. А между тем, нельзя терять ни одной минуты. Если бы мы поехали сегодня в Сток Моран, можно ли нам осмотреть эти комнаты без ведома вашего отчима?
– Он говорил, что сегодня поедет в город по какому-то важному делу. По всей вероятности, его не будет дома целый день. Экономка у нас старая и глупая. Я легко могу удалить ее.
– Превосходно. Вы ничего не имеете против поездки, Ватсон?
– Ровно ничего.
– Так мы приедем оба. А вы что намерены делать?
– Я хочу воспользоваться тем, что приехала в город, и исполнить несколько дел. Но я возвращусь домой с двенадцатичасовым поездом, чтобы встретить вас.
– Ждите нас вскоре после полудня. У меня самого есть дела. Не останетесь ли вы позавтракать?
– Нет, мне надо идти. У меня на душе стало легче после того, как я все рассказала вам. Буду ожидать вас после полудня.
Она опустила свою густую черную вуаль и вышла из комнаты.
– Что вы думаете обо всем этом, Ватсон? – спросил Шерлок Холмс, откидываясь на спинку стула.
– По-моему, это темное, страшное дело.
– Да, достаточно темное и страшное.
– Но если мисс Стоунер не ошибается, говоря, что пол и стены крепкие, а через дверь, окно и печную трубу невозможно проникнуть в комнату, то, несомненно, ее сестра была одна, когда с ней случилось что-то таинственное, бывшее причиной ее смерти.
– Что же означают эти ночные свистки и странные слова умирающей?
– Представить себе не могу.
– Если сопоставить все: свист по ночам, присутствие табора цыган, пользовавшихся особым расположением старого доктора, тот факт, что доктор был заинтересован в том, чтоб его падчерица не выходила замуж, ее последние слова о «шайке» и, наконец, рассказ мисс Элен Стоунер о слышанном ею металлическом звуке (быть может, то был шум от болта, которым запирались ставни), – то есть большое основание предполагать, что тут именно надо искать разгадку тайны.
– Но что же сделали цыгане?
– Не могу себе представить.
– Многое можно возразить против этой теории.
– Я знаю. Поэтому-то мы и едем сегодня в Сток Моран. Я хочу узнать, насколько верны эти предположения. Что это, черт возьми?
Дверь нашей комнаты внезапно распахнулась, и на пороге показался человек огромного роста. Костюм его представлял собой какую-то странную смесь: черный цилиндр, длинный сюртук, высокие гамаши и хлыст в руках. Он был так высок ростом, что задел шляпой притолку, и так широк в плечах, что занял всю дверь. Его толстое лицо было все изборождено морщинам, загорело от горячего солнца Индии. Он смотрел то на одного, то на другого из нас своими впалыми, налитыми желчью глазами. Эти глаза и тонкий нос придавали ему вид старой хищной птицы.
– Который из вас Холмс? – спросил неожиданный посетитель.
– Я, сэр. Вы имеете преимущество предо мной, так как я не знаю вашей фамилии, – спокойно ответил мой приятель.
– Я – доктор Гримсби Ройлотт из Сток Морана.
– Ага! Садитесь, пожалуйста, доктор, – любезно сказал Холмс.
– И не подумаю. Здесь была моя падчерица. Я проследил ее. Что говорила она вам?
– Погода немного холодна для теперешнего времени года, – заметил Холмс.
– Что говорила она вам?! – бешено крикнул старик.
– Но я слышал, что крокусы уже начинают расцветать, – невозмутимо продолжал Холмс.
– А! Вы хотите отделаться от меня, да? – сказал посетитель, делая шаг вперед и размахивая хлыстом. – Я знаю вас, негодяй! Слышал много! Вы – Холмс-проныра.
