скачать книгу бесплатно
Тогда у двух друзей состоялась совершенно уникальная рок-карьера – и не хотелось бы, чтобы имя Криса Кельми в контексте этой карьеры и вне её оказалось забыто.
И это незабвение, уж простите за пафос – долг нашего поколения. Долг, теперь уже связанный и с трудом переизданий. Прощай, Музыкант.
Всеволод Баронин
РАЗДЕЛ НОМЕР РАЗ
Здесь собраны беседы с КК. Мои ТВ + радио диалоги и те интервью, которые я заказывал авторам (см. Библиографию) для своих изданий – «Нового взгляда» и «Музыкальной правды».
КРИС КЕЛЬМИ В ПРОЕКТЕ «МЕДИАМЕТРИКС»
Последнее время Крис редко давал интервью. Одна из таких бесед состоялась в прямом радиоэфире «МедиаМетрикс», программа «Мимо нот» с Евгением Додолевым и Олегом Дружбинским.
NB (2019) Мероприятие, которое мы в том эфире анонсировали, так и не состоялось, как и многие другие, сорванные тяжким недугом КК,,,
«У МЕНЯ КРОВЬ ШЛА ПЯТЬ ЧАСОВ»
ЕВГЕНИЙ ДОДОЛЕВ: Ты совершенно поразил меня, когда мы обсуждали «Усталое такси», которое для меня ассоциируется с Кормухиной. Ты начал рассказывать историю, что Кормухина из-за этой песни присылала к тебе бандитов. Для меня это открытие на самом деле, хотя, казалось бы, всё знаю про тебя.
КРИС КЕЛЬМИ: Да, это удивительная история. Ольга пела в группе «Рок-Ателье»… Е.Д.: В твоей группе.
К.К..: Да. Соответственно, мне удалось в те нелегкие для рок-музыки годы выпустить на «Мелодии» миньон, где было «Усталое такси» в её исполнении (на чём, в общем-то, она поднялась и раскрутилась). Но через неделю мне позвонили «люберецкие» и сказали: «А что это ты поёшь Олину песню по первому каналу, по второму?». Я говорю: «Почему Олину? Это моя песня, на самом деле. Я её сочинил. Я дал спеть, выпустил альбом, подарил ей песню. Почему я не могу петь свою?». Они: «Мы сейчас с тобой поговорим по-своему. Подходи к Театру кукол, мы как раз только что отжались». Это было забавно. Я подошёл к Театру кукол. Е.Д.: Прямо на улице?
К.К..: Да, на улице. Их было человек пять, такие «качки», в общем, конкретные такие ребята.
Я говорю: «Молодые люди» – увидел, что они значительно моложе меня: «Так в чём, собственно, заключается вопрос? Вот свидетельство из РАО, что я автор песни и её первый исполнитель».
Они говорят: «Правда, что ли?».
Я отвечаю: «Да, а Ольге я сделал просто подарок, выпустил песню на „Мелодии“, она её поёт на своих концертах».
Е.Д.: Так объясни мне, это была их собственная инициатива или Кормухина надоумила (не похоже на неё)?
К.К..: Мне сложно сказать. Собственная? Нет. Я думаю, конечно, что она сказала.
Е.Д.: Однако! Ты с ней не выяснял расклад?
К.К..: Я не стал выяснять, потому что в этот момент она перешла в другой коллектив. Это, кстати, было хорошее время для «Рок-Ателье». Даже наш общий друг Женя Фёдоров (он ходил на концерт) говорит: «Мне очень понравилась и вся их программа, и как Ольга поёт».
Е.Д.: А как часто рок-музыканты в своей среде (мне казалось, что это история про поп-музыку – все эти бандиты, все эти «стрелки»), выясняли отношения друг с другом таким образом? Я говорю «выясняли», потому что я понимаю, что всё это в прошедшем времени, этот формат взаимоотношений больше не практикуется…
К.К.: Это в прошедшем. У меня был только один раз. Один раз такой был звонок, но когда я объяснился, по полочкам разложил, они так спокойно:
«Ну, тогда всё понятно».
И просто уехали.
Е.Д.: Это потому что ты работал без продюсера всю жизнь.
К.К.: Я совершил с точки зрения продюсирования одну большую ошибку в своей жизни – я у Юрия Михайловича подписал… Е.Д.: Юрий Михайлович Лужков, да?
К.К.: Лужков, да. Подписал бумагу на создание продюсерского центра. Мне дали помещение, кстати, хорошее, в очень хорошем доме – половина первого этажа, такой кирпичный дом, как на Волконском (ты же был у меня). Ставка была, по-моему, 23.70.
Когда президент Медведев сказал (он провел большую пресс-конференцию в 2012 году), что он потерял доверие к мэру, и назначил Собянина, решением Московского правительства сделали ставку 119.20.
ОЛЕГ ДРУЖБИНСКИЙ: То есть арендная плата. выросла раз в пять, я правильно понял?
К.К.: Совершенно верно. Мягко говоря, практически на сто рублей. Письмо я получил в апреле. На приём я попал в мае, потому что там запись.
То есть я сразу потерял практически полмиллиона. Потом мне сказали: «Всё, вопрос решится, в октябре будет межведомственная комиссия, вы же уважаемый человек». Никакой комиссии, конечно, не было. Они просто тянули резину до последнего. В общем, по финалу – минус миллион сто, учитывая ремонт в 200 тысяч, которые мы вложили, потому что приняли помещение в жутком виде (оно было с каким-то мусором, всё надо было вывозить, ремонтировать, ставить танцкласс). Занимались мы некоммерческой деятельностью. Мы действительно помогали ставить спектакли. Е.Д.: Когда ты говоришь «мы», ты кого имеешь в виду?
К.К.: Я и, по случайному совпадению, семья Медведевых работает со мной. Мама была бухгалтером, папа и сын помогали мне.
Е.Д.: Градскому удалось построить свой театр за счет города. У кого-то из твоих коллег тоже получилось?
К.К.: Я больше не знаю никого.
Е.Д.: Звонил тебе, снял телефон твой помощник, говорит: «Крис у дознавателя». Что дознают-то?
К.К.: А дознают… Вот в чем проблема: с первого июня 2015 года вступил указ, что отказ от медосвидетельствования – это уже серьезное… Е.Д.: При задержании.
К.К.: Да, даже не при нарушении, а в принципе. Вот ты ехал, а ДПС просто остановила: «Пройдите медосвидетельствование». Е.Д.: И ты отказался?
К.К.: Да. Я отказался, потому что я был трезвый.
Е.Д.: Зачем отказался, если трезвый?
К.К.: Я просто не знал, что этот закон принят, потому что я все лето был на гастролях. Потом я был на «Новой волне», которая первый раз, слава Богу, проводилась в России. Кстати очень хорошо, что она проводится в Сочи – там отличная атмосфера, и нет этих прибалтийских проблем (там же националисты).
Е.Д.: Не уходи от темы! Итак, ты отказался проходить это освидетельствование. И что, это легло в основу какого-то уголовного дела?
К.К.: Да, в принципе, до меня было 15 случаев, но поскольку никто не пострадал (ни машина, ни люди, не было ДТП), то про эти случаи, как и в моем, мне дознаватели сказали (их было два), что будут просто штрафные санкции.
Е.Д.: Заметил, что ты приехал с водителем? Я все время помнил, что ты за рулём.
К.К.: Я не вожу сейчас по абсолютно другой причине – после 15 приступов эпилепсии…
Е.Д.: Эпилепсии?! У тебя?
К.К.: Да, у меня было 15 приступов, причём 5 из них с тяжелыми последствиями.
Е.Д.: С каких это пор? Я первый раз слышу об этом.
К.К.: За год было 15 приступов. Да, судороги, закатывались глаза, надкусанный язык, изо рта…
Это началось год назад и не из-за алкоголя – это просто нервная обстановка в доме. Е.Д.: То есть эпилепсия может возникнуть на почве стресса?
К.К.: Стрессов, нервных расстройств. Такие случаи в практике наблюдались. Я сейчас прохожу достаточно серьезный курс. У меня три типа лекарств, каждый месяц. Курс длится четыре месяца: два – подряд и два – через паузу. Е.Д.: И не пьешь?
К.К.: Это вообще категорически.
Е.Д.: Только ты не рассказывай, что ты никогда не пьешь. Когда ты пришёл ко мне на телевизионный эфир (это твои 60-лет), ты пришёл с двумя бутылками: в одном кармане и в другом.
К.К.: Тогда я выпил у тебя, по-моему.
А с октября я всё.
А езжу с водителем, потому что при этом заболевании человек может потерять сознание за рулём, и последствия неизвестны (можно сбить человека, всё что угодно). Ещё уколы «Мексидола» каждый день обязательно, но не каждый день, а в первый месяц 15 дней.
Е.Д.: Понятно. Я рад, что ты взялся за себя. А что за шрам у тебя над правой бровью?
К.К.: Это при падении: я потерял сознание и рассек бровь. У меня кровь шла пять часов.
Е.Д.: Это на даче произошло?
К.К.: Это уже произошло на Смоленке. На даче я со второго этажа вылетел, ударился об острый край лестницы. Е.Д.: В связи с чем?
К.К.: Потерял сознание.
Тогда я потерял полтора литра крови, была просто целая лужа. А когда ударился о край стола (вот этот шрам), кровь не останавливалась пять часов – ни пластырь, ничего не помогало.
Е.Д.: А скорая приехала?
К.К.: Да, скорая приезжала.
Е.Д.: А что они сделали? Зашили?
К.К.: Они не зашили, а просто проклеили, сделали три укола. При приступах всегда вызывалась скорая помощь, чтобы снивелировать процесс. А сейчас, по окончанию четырехмесячного курса, я сделаю электроэнцефалограмму, причем у одного из лучших неврологов (жена моего близкого друга отвела меня к нему). Это достаточно болезненная вещь, потому что она настоящая. Она длится два часа, и первые 0,5—1,5 часа это достаточно болезненные ощущения – такая тупая боль в голове.
Е.Д.: Может быть, надо завязывать и со спортом тоже? Я не думаю, что спортивные нагрузки в таком состоянии…
К.К.: Нет. Они сказали, если по самочувствию, то, наоборот, даже полезно – обмен веществ, кровообращение. Я же не надрываюсь, извини меня, я играю.
Е.Д.: Не знаю. Я помню, когда ты надрывался с семи утра с ракеткой.
К.К.: Сейчас все в разумных пределах. Какое-то время нельзя было в сауну ходить, сейчас можно уже.
Е.Д.: А музыку писать можно?
К.К.: Скоро буду уже в замечательном настроении.
Е.Д.: А когда ты в последний раз сочинял?
К.К.: Кстати, недавно. В принципе, у меня готов альбом – он уже написан, он просто не записан.
Е.Д.: То есть новый материал?
К.К.: Да, есть новый материал на целый альбом. Я сочинил такое длинное произведение. Вообще, песни про спорт очень сложно писать – там нужен правильный текст. У меня есть хорошая песня про футбол – «Футбол, как первая любовь».
Аранжировка и студия – это очень важно, потому что я пишусь на лучших студиях.
«МНЕ ИГОРЬ НИКОЛАЕВ ЖАЛОВАЛСЯ»
О.Д.: Крис, меня давно интересует вопрос по поводу песни «Замыкая круг». Вы собрали огромное количество популярных на тот момент исполнителей (Никольский, Градский, Варшавский, Кутиков, Макаревич и так далее), и все спели «Замыкая круг». Я знаю, что музыканты не очень друг друга любят, ревнуют, конкурируют и так далее. Как они все собрались и вдруг решили спеть по одной строчке из куплета? Это навсегда осталось.
К.К.: Вы знаете, на самом деле удивительная история, потому что это писалось на первой студии «Останкино», и приезжали все в разное время, записывали, а потом мы сводили это. То есть артист приезжал просто, чтобы одну строчку спеть и потом все это сводилось, причем на восьмиканальном (по нынешним меркам это 24 или 48 каналов, с тюнингом, с обработками).
Кстати, новая версия так сделана. Есть две новые версии – в первой я пел на «Авторадио», и вместе со мной поют дети: дети и потом хор, а во второй, которая была в большой программе на НТВ, немножко другие исполнители спели.
Но есть самая главная версия, где на гитаре играет Барыкин в конце. На саксофоне – Мазай. Это очень хорошая версия. Мы всегда поем на концертах живьем. Есть ещё съемка проекта «TB6» в Красноярске, на День города проводили – там вообще человек 40 пело.
О.Д.: У меня еще вопрос по этой песне. А вы лично отбирали, кому петь, а кому не петь? Как это происходило?
К.К.: У меня появилось ощущение, что кто-то из рок-музыкантов уехал в другую страну жить, кто-то перестал этим заниматься. Нужен был аккорд финальный. Многие говорили, что это проекция песни «We are the world».
Я абсолютно с этим не согласен по одной простой причине, что в спектакле «Юнона и Авось» финальная песня «Аллилуйя» о возлюбленной паре… Я, кстати, безумно люблю этот спектакль. Все-таки в аранжировке и в создании спектакля мы принимали прямое участие.
До этого я написал музыку к спектаклю «Люди и птицы». Спектакль вроде бы про БАМ, но Захаров Марк Анатольевич умеет так ставить, что он не про БАМ, а про любовь. Поэтому это был очень посещаемый спектакль, и песни там, в общем, достаточно правильные. Там пели все актеры театра (Абдулов, Караченцов, Шанин), все актеры, которые принимали участие, пел Академический хор, пел Паша Смеян, который играл роль главного сочинителя, все музыканты.
Е.Д.: Это всё-таки немножко не то, Крис, согласись. Это музыканты из одного коллектива, все-таки это общая песня. Я с Олегом здесь согласен. К.К.: Я не считаю проекцию…
Е.Д.: А что в этом плохого?
К.К.: Хорошее заключается в том, что в проекте «Peace Foundation for the world», когда мы прилетели в Чикаго, весь самолет и наши дети были в белом, и нас встречали дети Чикаго тоже все в белом и с цветами. Они спели эту песню «let me hold your hand, let music never end, let me always call your name and we will be the same». К сожалению, съемки у меня не сохранились. Об этом я жалею. Я бы в фильм включил.
Е.Д.: В досетевую эпоху все эти вещи, к сожалению, растворились, и не осталось от очень многого следа.
К.К.: Какие-то растворились. Например, выступление на рок-фестивале «Lazy», где мы играли перед группой «Duran Duran».
Е.Д.: Это какой год?
К.К.: Это, по-моему, когда я в Театре песни Пугачёвой работал – 1989. В 1990 году я работал в «АРСе» у Крутого целый год.
Но музыканты не захотели дальше работать. Алла Борисовна меня очень многому научила: как создавать песни, как писать. Я ей очень благодарен. Е.Д.: Действительно, она тебя научила?
К.К.: Да, она научила. Она отбирала программу при мне: «Так, это песня, это шлягер, это пойдет. Это, конечно, говно, но петь надо, народу понравится». Тогда к ней домой приходил такой мальчик Филипп Киркоров, болгарский друг, который говорил: «Крис Арьевич, мне очень нравятся песни. Можно я какие-нибудь буду петь?». Я говорю:
«Филипп, конечно».
Е.Д.: Так Киркоров уже что-то пел из твоего репертуара?
К.К.: Нет, он так сказал.
Е.Д.: Это просто была фигура речи, понятно… То есть ты считаешь, что у Пугачёвой была чуйка?
К.К.: Да, она просто потрясающе чувствует. Она отбирала программу. Потом, когда она послушала нашу программу («Рок-Ателье»), она сказала: «А почему про это не знает народ?». Я говорю: «Алла Борисовна, всё в ваших руках».
Дело в том, что мы пришли в театр уже раскрученным коллективом с песней «Ночное рандеву», с песней «Замыкая круг», то есть это не та история, как с Кузьминым. Она же сделала Кузьмина, я считаю.
