скачать книгу бесплатно
– Сорока на хвосте принесла, – тут же отозвалась лисица, – ты что не знаешь, сорока на хвосте всегда приносит новость, а мы ее ждем!
– Не знаю, – удивилась мышь, шевеля ушами, – и в самом деле, не знаю. Мимо меня как-то прошло. Да и не видела я новости у нее на хвосте.
– Как так не видела? – удивленно и даже обрадованно как-то воскликнул заяц.
– Ну так, – отозвалась мышь, – летела, смотрела и не видела. Гадость у нее какая-то к хвосту прилипла, но на новость совсем не похожа.
– К-какая такая гадость? – расстроенно произнесла сорока.
– Белая, – уверенно сказала летучая мышь, задумалась и добавила, – и липкая.
– Какой кошмар! – воскликнула сорока и взлетела, шумно хлопая крыльями. – Я не перенесу этого позора!
– Я говорил, – пробормотал заяц, – я всегда это знал. Сороки новости на хвосте не носят. На спине, может быть, но на хвосте – точно нет.
– А я вот думаю, мышь не права, – медленно произнес медведь, задумчиво глядя вслед растворяющемуся в темноте силуэту сороки, – и это была новость.
– Новость-новость, – поддакнула лисица и облизнулась, глядя на мышь.
– Ага, – хмыкнул волк, поднимаясь, – верить не запретишь. Мышь, ты со мной?
– Я сама по себе! – пискнула летучая мышь.
Волк пожал плечами и удалился.
– И все-таки это была новость, – задумчиво проговорил медведь.
Милосердие
Была зима. Снежный наст хрустел под тяжелыми лапами. После оттепели сразу ударил мороз, и следы были не видны. Волку очень хотелось есть. Не ел он давно, и не то, чтобы умирал с голоду. Пожалуй, пару дней он еще продержался. Только ведь, согласитесь, если есть возможность что-нибудь слопать, лучше слопать, чем дожидаться, пока такой возможности не станет.
Волк остановился и понюхал снег. Пахло оленем. Вкусным, жирным, а даже если и невкусным и нежирным, но оленем, а значит, едой.
Волк трусцой побежал вперед, то и дело принюхиваясь. И вот он и в самом деле увидел оленя. Тот лежал на боку возле голого куста шиповника, дышал. Сразу было видно, что у оленя сломана задняя нога.
Волк был очень вежливым, и он уже никуда не торопился, а потому он подошел к оленю, сел рядом с ним, обернув хвостом лапы и произнес:
– Здравствуй, приятель.
Олень открыл глаза, вздрогнул, забился. Потом, хотя и с трудом, но смог перевернуться и лечь, опираясь на передние ноги.
– Пощади, – простонал олень.
– Зачем? – спросил волк.
Олень озадачился, но спустя пару минут смог придумать ответ.
– Я вожак, – сказал он гордо, – меня ждет мое стадо.
– И что? – поинтересовался волк.
– Скоро придет весна, и мы будем скакать по зеленой травке, вольные и прекрасные! – ответил олень, мечтательно закатив глаза. Теперь настала очередь волка озадачиваться.
– Красиво, конечно. Только я здесь причем? – спросил он, наконец.
– Я вожак, – повторил олень, – у меня много женщин. Я покрою их, и родится множество пятнистых грациозных оленят.
– И?
– Ты же волк! – рассердился олень. – Тебя должно интересовать пополнение нашей популяции!
Волк задумался и медленно проговорил:
– Ты предлагаешь мне съесть твоих детей?
– Природа жестока! – горячась, воскликнул олень, – Таково устройство мира!
Волк пожал плечами и признался:
– Я берегу своих волчат, и на устройство мира мне плевать.
– Но ты же так рационален, – настаивал олень, – и даже если, как ты высказался, тебе плевать на устройство мира, ты должен понимать, что еда тебе и твоим собратьям нужна. А отпустив меня сейчас, ты делаешь вклад в свое будущее и будущее своих детей.
Волк улыбнулся и ответил:
– Я понимаю. Пойми и ты. Допустим, я тебя отпущу, и ты как-то доковыляешь до своего стада, что уже сомнительно. Предположим даже, что твои соплеменники помогут тебе выжить, и кости у тебя на ноге срастутся. Но ты же останешься калекой. И твои женщины уйдут от тебя к молодым и здоровым. И уже от тех родятся грациозные пятнистые оленята. Не от тебя. А ты будешь никому не нужен. Станешь плестись поодаль, собирая подачки.
Олень опустил голову и простонал:
– Ты слишком жесток. Ну прояви же милосердие.
Волк поднялся на лапы, подошел к оленю и быстро перегрыз ему горло, потом облизнулся и проговорил:
– У нас разное понимание милосердия, дружок.
Непонимание
Когда волк был еще волчонком, однажды на болоте он увидел цаплю. Цапля была прекрасна. Волчонок сел на кочку, раскинув толстые неуклюжие лапы, и долго ею любовался – такой белой, такой стройной и такой изящной.
Цапля тоже любовалась собой. Она, поджав одну ногу, смотрела на свое отражение в воде, то приближаясь к нему так, что почти касалась воды клювом, то отдаляясь как можно дальше.
Рядом с цаплей издевательски квакали лягушки. Волчонок не понимал, о чем они квакали, он был еще глуп и неопытен.
Наконец, цапля заметила зрителя, чуть повернула к волчонку свою красивую голову и томно проговорила:
– Мир так ужасен.
Волчонок только вздохнул. Ведь цапля была так красива. Стало быть, она была умна и сказала сейчас умную вещь. Нет, в глубине души волчонок знал, что мир удивителен и справедлив, но сейчас в его большой лохматой голове зародилось сомнение.
– Мир не ценит красоту, – продолжила цапля, одним глазом наблюдая за собственным отражением, – такие, как мы, вынуждены оставаться одинокими.
Волчонок вздохнул. Ему вдруг стало жаль цаплю. Себя волчонок красивым не считал. Собственно говоря, до последнего времени ему было как-то наплевать на красоту. Его больше интересовали действенность и целесообразность. Иными словами, его заботило лишь то, что нужно выполнить для того, чтобы достичь результата, скажем, поймать лягушку, если ты голоден.
Волчонок снова вздохнул и подумал о том, что же ему сделать такого, чтобы прекрасная цапля перестала грустить. Но что он мог, он – маленький некрасивый глупый волчонок? Он посмотрел на лягушек, чье непонимающее кваканье уже начинало его раздражать. Лягушкам явно не было дела до красоты цапли. И тогда волчонок прыгнул и тут же поймал одну из лягушек. На подгибающихся от волнения толстых лапах волчонок подошел к прекрасной цапле и положил у ее ног полузадушенную лягушку. Птица посмотрела на подношение, опять одним глазом, а потом вдруг быстро схватила лягушку клювом и стала медленно, явно получая от этого удовольствие, глотать жертву. Волчонок завороженно следил за тем, как раздувается прекрасная шея цапли, как по ней вниз скатывается комок живой еще лягушачьей плоти.
Наконец, шея цапли вновь стала ровной и прекрасной.
– Ах, мир так ужасен, – проговорила птица, глядя на свое отражение, – и никто меня не понимает.
Волчонок задумался. Ему казалось, что его поступок должен был вызвать несколько иную реакцию. Ему в голову пришла мысль, что, должно быть, лягушка была слишком маленькой, и цапля ее практически не заметила. Тогда он изловчился и поймал еще одну лягушку и вновь положил ее у прекрасной ноги белой цапли. И опять это чудесное существо схватило подарок и съело его.
– Жизнь кошмарна, – удовлетворенно рыгнув, произнесла цапля. На волчонка в этот раз она даже не посмотрела. Только ее отражение в воде волновало птицу.
Волчонок, уже из чистого любопытства, поймал третью лягушку. На сей раз это было нелегко. Лягушки попрятались, поняв, что рядом объявился настоящий охотник.
– Это невыносимо, – произнесла цапля, едва только лягушка оказалась в ее желудке.
Так волчонок понял, что рядом творится что-то неправильное. Он, конечно, был еще ребенком, но это не помешало ему осознать, что иногда доказывать что-либо бесполезно. И потому он просто ушел, прыгая с кочки на кочку.
Уходя, он заметил лисенка. Рыжий смотрел на цаплю, прижав уши. В его больших карих глазах светились восторг и недоумение.
Полная луна
Полная луна заливала лес холодным синим светом.
Волк сидел на пригорке и смотрел на нее. Она была яркой, большой, белой. Волк смотрел на нее и думал:
«Ну что луна? Что мне эта луна? Раньше я думал, что она прекрасна. А сейчас меня это даже не волнует. Зачем мне эта луна? Повыть на нее? И что с того? Разве я узнаю что-то новое, заставив звучать свою песню?».
Волк был взрослым, мудрым и сильным. Нет, до старости ему оставалось много еще лун. Но он был очень мудр и очень силен и очень опытен. Достаточно опытен для того, чтобы считать, будто он повидал жизнь. И он смотрел на луну, а душу постепенно заполняла тоска.
«Отчего я больше не чувствую красоты мира? – думал волк. – Почему мое сердце больше не бьется взволнованно при виде прекрасного? Неужели я стал настолько примитивен, что не способен уже радоваться сложности мироустройства?».
Он насторожил чуткое серое ухо. В норе неподалеку кто-то зашевелился. Но тут все стихло. Волк продолжал смотреть на луну и размышлять:
«Раньше мне эти серые пятна казались чудесным рисунком волка. Небесный волк смотрел на меня и говорил со мной. А вот сейчас я гляжу и вижу только пятна».
Волк вздохнул. Шевеление в норе повторилось. Он привстал, ожидая продолжения, но спустя минуту вновь сел и горестным взглядом уставился в небо.
«Я был моло…»
– Дорогой, – услышал волк и подскочил на месте, прислушиваясь.
– Дорогой! – повторилось из норы.
Волк метнулся на звук, остановился, встревоженный, у лаза, увидел желтые спокойные глаза своей волчицы и только после этого посмел выдохнуть.
– Дорогой, – сказала она, – у черненького открылись глазки.
Волк не сразу понял, что он широко, совершенно по-дурацки улыбается.
– Принеси нам мяса, – продолжила волчица.
Волк кивнул и ушел в лес.
Он шел, бесшумно ступая, и думал о том, что у черненького, самого крупного волчонка, открылись глазки. Как прекрасно, что у него открылись глазки. Скоро он начнет выползать из норы, и тогда он, волк, будет учить его охоте. И других его братьев тоже будет учить. Будет оберегать их, играть с ними, ворчать на них. Как это все замечательно.
Полная луна все так же заливала лес холодным синим светом.
Волк шел по лесу и улыбался, показывая луне крупные белые клыки. Ему совершенно не было дела до небесного волка, ведь у черненького открылись глазки.
Измена
Как-то волк шел по своему лесу и вдруг увидел двух зайцев на лужайке. Волк шагнул было к ним – поздороваться, но замер. Первое, что смутило волка – зайцы на полянке занимались тем, что сам волк считал возможным делать только в уединении. Второе – это были не его зайцы. Нет, зайчиха-то та самая, местная, лесная. А вот самец… Он был крупнее здешнего зайца, у него были черные уши, а главное, громадный, неприличных прямо-таки размеров пушистый хвост. Волк думал недолго, а уж воплощал задумку и того быстрее. Он прыгнул, и спустя несколько минут мясо чужого зайца приятно грело волчий желудок, а пушистый хвост незваного гостя украшал куст шиповника.
Спустя примерно час, когда волк лежал неподалеку, подставив солнцу пушистое пузо, пришел заяц. Свой заяц. Волк считал этот лес своим и давно уже объяснил местным обитателям, что трогать их не собирается. А они и свыклись как-то с этой мыслью. Этот заяц был местным.
– Эй, волк! – сказал заяц.
Волк не отреагировал.
– На меня смотри, животное! – выкрикнул заяц, и даже лапой топнул. Во всяком случае, волку так показалось.
Волк открыл один глаз и лениво спросил:
– Тебе что надо?
– Поговорить я пришел!
– Ну говори, – согласился волк и закрыл глаза. Ему было очень хорошо сейчас. Тепло, сытно.
Заяц обиженно зафыркал, и тогда волку стало совестно, он перевернулся на бок, а после и вовсе сел.
– Я тебя слушаю, – сказал он, наклонив голову.
Заяц запыхтел, явно пытаясь собраться с мыслями, насупился даже, после чего проговорил:
– Ты не должен был убивать того зайца.
– С чего это вдруг? – удивился волк.
– Ты обидел зайчиху, – пояснил заяц.
Волк задумался. Вот мысль об оскорблении зайчихи в его умную голову сегодня точно не забегала, а потому он решил не мучиться и просто спросил:
– Чем же?
– Как чем?! – воскликнул заяц и даже подпрыгнул на месте, – она пережила стресс! Ты убил ее друга у нее на глазах!
