скачать книгу бесплатно
– М-м-м… Кажется, нет.
– Не хотите прокатиться по морю?
– Это приглашение?
– Да.
– Принимаю.
Мы выбрали сорокаминутный маршрут вдоль побережья.
Играла музыка. Море было спокойным, и даже вдали от берега воздух казался безнадёжно раскалённым дневной жарой. Только движение нашего катера создавало иллюзию лёгкого ветерка.
В городе всюду шло веселье. То тут, то там вспыхивали фейерверки. А в полночь огненное представление переместилось на центральную набережную, и в течение десяти минут море переливалось всеми цветами радуги.
От пирса было рукой подать до места нашего обитания, и мы – снова не сговариваясь – направились туда.
Я наконец-то ощутила усталость и подумала, что за всю проведённую здесь неделю у меня ещё не было такого длинного дня. И ещё: за всю мою сознательную жизнь у меня не было такого романа. Собственно, у меня и был-то всего один роман – с моим мужем. Но он был очень коротким и быстро закончился замужеством и рождением Ленки. А замужество – это уже не роман…
Стоп. Как раз обратное утверждает моя дочь: брак – если он заключён в любви и осознанности – это самый увлекательный роман.
* * *
В конце прошедшей зимы я подхватила страшную ангину и сидела на больничном. У учителей не очень-то принято болеть, но мой предмет – не математика, и даже не словесность. Считается, что для полноценного образования в области истории искусств подрастающему поколению достаточно двух академических часов в месяц. Да и то – начиная с девятого класса.
Я сидела дома и готовила лекцию по истории скульптуры для технического колледжа. Не столько для дополнительного заработка, сколько для поддержания формы.
Хлопнула соседняя дверь – это вернулись дочь с мужем. Они жили рядом – в двухкомнатной квартире, принадлежавшей когда-то бабушке моего мужа, Ленкиной прабабушке, стало быть.
Когда наша дочь вышла замуж на первом курсе, поставив нас перед фактом, пришлось попросить жильцов, снимавших квартиру, освободить её до оговоренного срока. Не отправлять же молодожёнов в общежитие, даже если у Ленкиного мужа – отпрыска одной из древнейших ветвей Индийских императоров, принца белой кости – была отдельная, полностью благоустроенная, комната.
Я помню день нашего знакомства с неожиданно свалившимся на голову, как снег… Забавный каламбур, если учесть, что Радж чёрный, как африканец – есть, оказывается, индусы светлокожие, а есть не очень…
Так вот, вошла наша Ленка и объявила:
– Ма, па, я вышла замуж.
И втащила за руку высоченного тёмного парня.
Как и любого нормального советского человека, этот факт не должен был бы нас смутить. Как-никак, мы воспитывались в духе интернационализма. Но, одно дело – идеология и теория, а другое – родная дочь.
Шок длился недолго. Мы вскоре забыли даже о том, что дочери нашей едва исполнилось восемнадцать, и вся учёба у неё впереди.
Радж был – воплощённое благоразумие и благородство манер. А русским владел едва ли не лучше некоторых, для кого этот язык является родным.
Сказать, что он был красив – значит, не сказать ничего. Высокий, атлетически сложённый, с длинными, до лопаток, густыми сияющими волосами, белозубый и с глазами, словно срисованными с древних индийских миниатюр.
На удивление, наша хиппующая дочь, не признающая иной одежды и иных манер, кроме джинсовых, выглядела вполне гармонично рядом с прекрасным сказочным принцем.
Мой муж тут же извлёк все возможные и невозможные плюсы из этого брака – он всегда умел подчинить своим интересам любые обстоятельства.
И вот им остался год до защиты диссертаций по педагогике. А после они отправятся на родину Раджа, в Бомбей, на другой край материка, и будут там учить учителей Индии. Индии очень нужны учителя.
Изредка я принималась грустить по этому поводу – по поводу скорого расставания. Но Ленкино лёгкое к жизни отношение – не легкомысленное, а именно лёгкое, открытое принятие её как данности – заражало и меня. Я училась принимать жизнь такой, какова она есть, и понимать, что такой я делаю её сама, стало быть – смиряйся или меняй, только не ной. А наш последний разговор…
Впрочем, вот тут-то он и завязался.
Хлопнула дверь. Я знала, что дочь со своим мужем вернулась из университета, пообедав где-нибудь в ведическом ресторане – они занимались пищей самостоятельно довольно редко. И что сегодня вечером они ужинают у нас по причине пятницы – традиция, заведённая и поддерживаемая на протяжении вот уже семи лет главой нашего семейства.
Мне понадобилась энциклопедия, и я пошла в кабинет мужа. На пороге я замерла от непонятных звуков: с интервалом в несколько секунд кто-то сдавленно вскрикивал.
Когда я сообразила, наконец, что звуки раздаются из-за стены, где расположена спальня наших детей, я страшно смутилась. Разумеется, я знала, что вот уж семь лет наша дочь… занимается… со своим законным мужем тем же, чем и все взрослые граждане… Но я никогда так вплотную не сталкивалась с этой стороной её супружества и, тем более, над этим не задумывалась.
Я вообще на эту тему предпочитала не думать, даже в отношении себя. Во мне – не знаю уж, откуда – гнездились пуританские комплексы, которые, впрочем, не очень меня беспокоили и вполне устраивали моего мужа.
Неимоверно расширившееся за последние пару десятков лет информационное пространство сделало доступным то, о чём многие – в том числе и я – раньше и не подозревали. Но меня по-прежнему смущали слишком откровенные сцены в фильмах, и я по-прежнему считала, что в реальной жизни так не бывает.
И вот… Моя дочь столь бурно предаётся тому, чем я предпочитала заниматься не концентрируясь на этом действе, мимоходом, только в ответ на желание мужа и, уж конечно, не выказывая эмоций. Впрочем, никаких таких эмоций и не было.
Я застыла в дверях, хотя понимала, что нужно немедленно уйти.
Раздавшийся внезапно мужской вопль отрезвил меня.
Забыв, зачем шла, я вернулась в свою комнату и села в кресло. В ушах стояли стоны дочери и рёв её благородных кровей супруга.
Я пыталась представить себе их лица… точнее, сопоставить слышанное с образом Раджа и Ленки. У меня ничего не получалось: перед глазами вставала какая-то невразумительная картина, не имеющая ничего общего с нежным обликом одного и другой…
Раздался звонок в дверь. На пороге стояла дочь.
Её длинные светлые волосы по обыкновению распущены, просторная майка до колен, тапки на босу ногу – моя маленькая худышка с детской грудкой, не знавшей ни одного бюстгальтера в жизни… И это хрупкое тельце десять минут тому назад было терзаемо чёрным громилой… пусть и принцем… пусть и красавцем…
– Ма, у тебя зелёный чай есть? У нас закончился… – Она осеклась. – Что с тобой? Ма? Я тебя разбудила?
– Нет… Чай? Да… Есть, пойдём…
От дочери, как всегда, пахло благовониями – вся их квартира пропиталась ароматными дымами Индии прекрасной… Впрочем, как и вся наша лестничная клетка.
Я протянула ей пачку чая. Она взяла её, но продолжала озабоченно на меня смотреть.
Чтобы отвлечься, я сказала:
– Ты не простынешь?.. И вообще, может быть, неприлично ходить в таком виде перед мужем?
– Ма… ты что… да мы дома голые ходим.
– Как – голые?..
– Так. Голые.
– Совсем?
– Голее не бывает.
– Зачем?..
– Нравится.
– Что нравится? – Я искренне недоумевала.
– Нравится смотреть друг на друга.
Похоже, этот короткий диалог добавил выражению моего лица новую порцию растерянности.
Ленка рассмеялась:
– Ма! Что тебя так удивляет?
Я села за стол. Я была окончательно обескуражена.
– Ма, да что с тобой? Говори! Я не уйду, пока не скажешь, что случилось.
Как уж у меня повернулся язык…
– Я зашла в папину комнату несколько минут назад…
– Ой… – Она опустила лицо. – Мы, наверное, сильно шумели? Ну извини…
– Ну что ты! Мне просто неловко стало, вот я и…
– А вы с папой что, не шумите разве?
– Лена!..
– Ма… Я сказала что-то неприличное?
– Как ты можешь об этом так…
– Мам! Но ведь это – жизнь.
– Что значит – это жизнь? Это всего лишь маленькая часть жизни, предназначенная к тому же исключительно для продолжения рода…
Ленка раскрыла рот.
Дочь с детства была очень непосредственным ребёнком. Отцовские попытки привить ей строгие манеры не оставили ни малейшего следа на Ленкиной вольной натуре. Я всегда удивлялась и немного завидовала ей – так открыто смотреть и реагировать на жизнь, на мир, на людей, не выглядя при этом «невоспитанной»… Даже напротив – в её повадках было столько очарования, даже шарма.
Я же с детства была застёгнута на все пуговицы – и буквально, и фигурально.
– Девочка должна быть аккуратной, – говорила мама, и я не смела выйти из дому с невыглаженными лентами в косе.
– Не сутулься! – Шлёпала она меня по лопаткам, и я держала спину в напряжении, словно аршин проглотила.
– Умей владеть своими чувствами! – И я научилась сдерживать и смех, и слёзы, и все промежуточные эмоции.
Мой муж был таким же полноценным результатом строгого воспитания. В продолжение совместной жизни он довёл дело, начатое нашими родителями до совершенства. Совершенные манеры – поведения, общения. Совершенство стиля – в одежде, в оформлении жилища. Никаких излишеств. Тем более – вольностей. Всё строго и отточено. Он любил отточенные фразы, жесты. Он набирался этого из книг и фильмов, реже – от окружающих: он предпочитал, чтобы окружающие перенимали у него то, что для него отточили благородные герои, признанные всем цивилизованным миром. Он вставлял отточенное ими в нашу жизнь, словно клише в форму.
– Милая, как скоро ты вернёшься?.. Милая, я хотел бы предложить…
Милая – это из Папы Хэма.
Симфонические концерты мировых знаменитостей, премьеры спектаклей, о которых «говорят», вернисажи, бомонды – это из жизни цивилизованных людей.
– Мы – цивилизованные люди, – напоминал он по любому удобному поводу.
Мне не претила такая жизнь. Она была созвучна моим запросам – и этическим, и эстетическим, и прочим… Во всём должен быть порядок, логика… Так проще делать выбор между нужным и ненужным, правильным и неправильным, хорошим и плохим…
– Нет хорошего и плохого, правильного и неправильного! – Говорит наша дочь. – Всё относительно в этом относительном мире, каждый делает свой выбор, и каждый имеет право быть правым.
Мы не спорили с ней, хоть и не соглашались.
– Это возраст и время, – говорил муж. – Пройдёт! В конце концов, и из хиппи вышло немало приличных людей. Ты согласна, милая?
Но оно не проходило, а напротив – укоренялось и развивалось.
И вот – наша дочь словно и не наша. Так далеко укатиться от яблоньки…
У неё буквально отвалилась челюсть.
– Ма, ты что… серьёзно… или это в педагогических целях?
– Серьёзно. Вполне.
– Подожди… ещё раз… Ты серьёзно думаешь, что сексом занимаются только для продолжения рода? – На её живом лице застыла гримаса напряжённого вдумчивого внимания.
Как нынче легко произносят это слово, которого до некоторых пор у нас действительно просто не было… Слова, во всяком случае.
– Н-ну… – Я чувствовала себя двоечницей, выкручивающейся из тупика на экзамене. – В основном, да…
– Ты хочешь сказать, что после того, как вы с папой зачали меня, вы больше не занимались… этим?
Я представила себе возможность подобной беседы со своими собственными родителями… То есть, полную невозможность чего-либо подобного.
Я взяла себя в руки – я была современной мамой.
– Ну почему же… бывает…
Ленкино лицо всё ещё было вытянуто по вертикали.
– Что значит – бывает? Вы хотите ещё одного ребёнка?
