скачать книгу бесплатно
Желваки Теллера ходили так, что казалось, сейчас прорвут туго натянутую и до синевы выбритую кожу. Продолжая игнорировать меня, он кивнул:
– Понял.
– Иди, – приказал Елисеев.
Теллер шагнул в сторону, но хозяин снова остановил его:
– Стой! Поди сюда. Наклонись.
Миллионер что-то прошептал на ухо охраннику. Тот, наконец, покосился на меня, а потом кивнул. Я расслышал лишь имя «Любаша», но сделал вид, что занят расстегаем. Елисеев отстранился.
– И что, – спросил он уже громче, – ждут?
– Так точно, – ответил Теллер.
Елисеев кивнул, повернулся ко мне:
– Ты в привидения веришь?
– Григорий Григорьевич… – укоризненно начал Теллер, но Елисеев не обратил на него внимания.
– А я не верю, – сказал он, хлопнув ладонью по столу так, что серебряные приборы звякнули. – Не верю! А ты?
– И я не верю, – ответил я, недоумевая, почему разговор вдруг пошел о привидениях – теме модной, но для меня совершенно неинтересной.
Елисеев покивал, а потом поднял брови, как бы расстроенно:
– Вот, видишь! – Он снова обернулся к Теллеру: – Ну, и что мне делать?
– Григорий Григорьевич!
– Да брось! Каждый продавец – проверенный-перепроверенный. – Он погрозил пальцем в сторону официантов, стоявших с каменными лицами. – Мы пьянь подзаборную не берем! Но! – Тут он снова обернулся ко мне: – Ведь Христом Богом клянутся – видели!
– Кого? – спросил я.
– Привидение! Красное!
– Красное?
– Чушь! – Елисеев снова ударил по столу, уронив соусницу. Красный соус медленно потек на белоснежную скатерть. – Ты, Володя, охоту любишь?
– Да. – Меня уже не удивляли крутые повороты разговора.
– Прекрасно! Значит, жду тебя завтра. Устроим с тобой охоту на это «привидение».
Григорий Григорьевич потянулся ко мне, хлопнул по плечу и махнул рюмку водки. Немного помолчал, откинувшись на спинку кресла, а потом схватил край скатерти и потянул на себя. Тут же подскочили половые, ловя падающие приборы. Не обращая на них внимания, Елисеев вытер рот углом белоснежной скатерти и встал, держась за локоть охранника.
– Так, Володя, – сказал он, – мне надо срочно уехать. Дела, понимаешь ли.
Он широко махнул свободной рукой.
– Ешь, пей, заказывай, чего душа пожелает. Все оплачено до полуночи. Весь ресторан твой! – он повернулся к Кузьме Павловичу: – Слышал?
Кузьма Павлович согнулся в полупоклоне.
– Пошли, – скомандовал Григорий Григорьевич Теллеру.
Тот, подхватив фрак хозяина, повел Елисеева к выходу, но не преминул, обернувшись, грозно посмотреть на меня.
Когда они скрылись за высокими дверями, я поднял бровь и посмотрел на Кузьму.
– Ну и нарезались уважаемый Григорий Григорьевич! – уважительно сказал белобородый старший официант.
Я кивнул и вытащил из кармана свою табакерку.
– Владимир Алексеевич, отец родной, – взмолился Кузьма. – Дозвольте ресторан открыть для остальных господ. А то же нас потом съедят! И так скандал на всю Москву!
– Ты слышал, что Елисеев сказал? – спросил я, сделав строгое лицо. – До полуночи все выкуплено. А я могу пить и есть сколько угодно!
– Владимир Алексеевич! – услышал я из-за спины.
Обернувшись, я увидел управляющего ресторана по фамилии Решетников.
– А вы где прятались все это время? – спросил я с любопытством.
– Истинно, прятался, – сознался Решетников, – у себя в кабинете. Что мне тут под ногами путаться? У нас Кузьма Павлович и сам справится – опыт-то какой!
Кузьма Павлович кивнул. Всякое подобострастие, которое он выказывал перед Елисеевым, теперь испарилось, и он снова предстал тем самым старшим официантом тестовского ресторана, которого Коровин пытался заставить позировать в образе пророка Моисея.
– Мы вас, Владимир Алексеевич, целый месяц бесплатно кормить и поить будем. Хоть каждый день, – сказал Решетников. – Только позвольте ресторан открыть-с.
– Ладно, – кивнул я. – Давайте! Вот принесите мне котлет бараньих и открывайте!
– Сей же час! – отозвался Решетников.
– Постойте, – приказал я. – Услуга за услугу! Вы случаем не знаете, чего это Елисеев так нарезался?
Решетников пригнулся к моему уху, и я услышал запах дорогого французского одеколона – лучше, чем у меня.
– Не могу сказать точно, но кучер их говорит – мол, отмечают высочайшее разрешение принять французский орден.
Так-так, подумал я, вспоминая, что год назад на Парижской выставке Елисеев был удостоен французского ордена Почетного легиона. Да еще за что! За привезенные французские же вина! После кошмарной эпидемии филлоксеры французы остались, почитай, без виноградников. Многие знаменитые марки вин просто перестали существовать – всегда пополняемые запасы на этот раз были выпиты без возможности восстановления. И вдруг Елисеев привозит из своих бездонных подвалов под Васильевским островом сотни бутылок редких французских вин, которые начал собирать и хранить еще его дед. Изумлению и восхищению французов не было предела. Ведь это было настоящее чудо – налить в бокал и попробовать знаменитые вина, считавшиеся утраченными. Но по нашим правилам подданные Российской империи не имели права получать иностранные награды – только с согласия царя. Похоже, что Елисеев слишком долго ждал разрешения. Елисеевы относились к тем коммерсантам, которые свои капиталы создавали не первое поколение. Подобно купцам-старообрядцам, они вкладывали в работу не только привычную сметку, но и ум, бережливость, прилежание. Но эти потомственные миллионеры попали в очень неудачное время – на протяжении десятков лет аристократия считала купцов людьми второго сорта, недостойными вращаться в высшем свете. А к моменту, когда обедневшая аристократия начала сдавать свои позиции и деньги стали значить в свете больше, чем древность рода, появилась огромная армия «новых богачей», быстро разбогатевших «королей» чая, селедки, готовой одежды. Секрет их обогащения был прост: купить за полушку – продать за алтын. Это были мастера самому гнилому продукту придавать вид вполне употребимый. Их империи строились на тысячах лавочек, набитых неказистым, дурно пахнущим, расползающимся по шву товаром. Зато дешевым и никогда не кончающимся. Некоторые завели даже круглосуточную торговлю – чтобы собирать прибыль из карманов ночных гуляк, проституток и разного рода воровского элемента. Не имея патента на торговлю водкой, лавочники все же продавали ее из-под полы, причем и покупатель, и продавец знали, что иная бутылка может содержать в себе не столько водку, сколько смертельную отраву.
Вечером, когда жара немного спала, а улицы начали пустеть, поскольку вся московская служивая толпа устремилась на вокзалы к пригородным поездам, чтобы пораньше вернуться на дачи, я вернулся в Столешников, домой. Семья моя также пребывала на нашей даче в Малеевке под Старой Рузой, со мной остался только Коля Морозов – смышленый паренек, которого я взял из посудомоек в секретари. Лет ему было пятнадцать, однако в своей деревне он не только научился читать, но и пристрастился к книгам, проводя с ними все свободное время. Вот и сейчас на мой зов из прихожей он пришел с раскрытой книжкой в руках.
– На, поешь. – Я протянул ему бумажный сверток.
– Что это, Владимир Алексеевич?
– А так, всякая всячина. Полфунта окорока, немного осетринки и пара апельсинов. Я – то сам у Тестова сидел, хочу только чаю. Ты мне кипятка организуй, а сам пока поужинай.
– Многовато это для меня одного, – возразил Коля, прикидывая в руке увесистый сверток.
– Ничего, управишься. А то смотри, уже года два как у меня, а все такой же худой, как раньше. Непорядок это, брат, – сказал я весело, вешая на крючок свой летний белый картуз.
Коля кивнул и ушел ставить на плиту чайник. Я прошел в кабинет, который после отъезда на дачу Маши и прислуги наконец стал выглядеть как настоящее логово журналиста и писателя. Заваленный газетами, бумагами с набросками статей и рассказов, листками самого разного цвета, размера и состояния, с пометками. Я сорвал с себя галстук и пиджак, бросил их на топчан поверх подшивки моего «Русского спорта» за прошлый год, расстегнул рубашку чуть не до пояса, чтобы остудить грудь, и сел в любимое широкое кресло, которое категорически запретил выбрасывать, несмотря на то что оно действительно было, кажется, старше всего дома. Достав из кармана пиджака отцовскую табакерку, я захватил немного табака, который покупал у старого одноногого сержанта, торговавшего за Страстным монастырем, и заправил щепоть в ноздрю – чтобы немного прояснить голову. Удивительно, как все-таки тихо дома, когда все твои домочадцы уехали дышать чистым природным воздухом!
Вошел Коля, неся мою любимую большую кружку с рисунком старого прусского замка.
– Ну что, перекусил?
– Нет еще, Владимир Алексеевич, – ответил мой юный секретарь. – Давайте я тут окошко открою, а то душно.
– Открой, – разрешил я, принимая чашку. – Только гляди, чтобы бумаги в коридор не сдуло. А знаешь, Коля, куда я завтра иду?
– Куда?
– Смотреть на стройку елисеевского магазина. Представляешь?
– Это тот, который в ящике? – спросил Коля, отворяя окно. Сразу же появился легкий летний сквознячок, сдобренный воробьиным чириканием и сладковатым запахом с далекой кондитерской фабрики.
– Тот самый! Интересно?
– Ну… Ежели с собой возьмете, то да.
– Уж прости, но, боюсь, меня туда одного позвали.
Коля пожал плечами.
– Тогда я здесь посижу, почитаю.
C этими словами он вышел, а я схватил с конторки относительно чистый блокнот и начал заносить в него заметки о сегодняшней встрече с Елисеевым.
Глава 2. Красный призрак
На следующий день я пешком дошел вверх по Тверской до огромного, обшитого досками куба, внутри которого Елисеев и спрятал свою стройку. Конечно, уже не раз находились проныры, которые выковыривали из досок сучки, и подсматривали через дырки – что же именно строит архитектор Барановский, которого Елисеев нанял за огромные деньги, причем обещая не вмешиваться в творческий архитектурный процесс. Эти самые проныры утверждали, что на месте особняка княгини Белосельской-Белозерской теперь высится настоящий восточный храм, пагода Бахуса, или же дворец Великих Моголов.
Свернув с шумной Тверской в Козицкий переулок, я пошел вдоль дощатой стены, пока не наткнулся на дверь, справа от которой находилась большая медная кнопка электрического звонка. Ниже по трафарету было написано: «Вызов охраны». Я постоял немного в тени переулка, наслаждаясь прохладой. А потом, переложив трость в левую руку, нажал кнопку. Где-то вдали послышалось резкое дребезжание. Никаких звуков стройки я не слышал. Не визжали двуручные пилы, не стучали молотки и киянки, не слышалось даже голосов рабочих на лесах. Похоже, что строительство закончилось. Вероятно, сейчас велись отделочные работы внутри здания, что и объясняло отсутствие характерного строительного шума.
Наконец изнутри щелкнула щеколда, и дверь немного приоткрылась. Однако чье-то грузное тело закрывало обзор – вероятно, на вход поставили самого объемного охранника, главной задачей которого было именно застить свет.
– По какому делу? – спросил этот «святой Петр» строгим голосом.
– У меня назначена встреча с Григорием Григорьевичем Елисеевым, – ответил я, совершенно не покривив душой…
Вероятно, я был далеко не первым, кто использовал эту наивную формулу для того, чтобы проникнуть внутрь.
Охранник прислонил к щели лицо и воззрился на меня недовольным серым глазом.
– Чего?
– Позови-ка господина Теллера, любезнейший, – попросил я.
Охранник поморщился – похоже, я оторвал его от важного и любимого занятия – в густых усах этого одноглавого Цербера застряла шелуха от тыквенного семечка.
– Проходи мимо, нету его, – пробурчал охранник. – Нету. Понял?
И тут же попытался закрыть дверь, но я крепко схватился за нее и потянул на себя. Вот еще! Раз уж я решил войти, то остановить меня будет трудновато! Охранник, не ожидавший такой прыти, чуть не разжал пальцы, но раскусил мой маневр – лицо его перекосилось, потом побагровело, и он крепко вцепился в дверь со своей стороны.
– Ты что! Пусти! – прохрипел он. – Не положено!
– Положено-положено, – ответил я с усилием. – Вот ужо узнает Федор Иванович, он тебе подробно пропишет, кому положено, а кому нет!
– Паскуда, – выругался охранник. – Ну, погоди!
Он неожиданно разжал пальцы. Распахнувшись, дверь чуть не ударила меня по лбу, однако я и сам отшатнулся назад, чуть не опрокинувшись на спину. Если бы не постоянные занятия в Гимнастическом клубе и не моя верная трость – сувенир со времен дела об украденных голосах, – валяться бы мне сейчас на пыльных булыжниках Козицкого переулка.
Пока я пытался устоять на ногах, охранник метнулся влево и снова явился в дверном проеме, но уже перехватывая обеими руками толстую палку.
– Ага, – весело закричал я, – решил фехтовать?! Вот славно! Ну, давай! Туше!
Выставив вперед трость, я встал в фехтовальную позицию. Пара мастеровых, проходивших мимо, с деревянными рундуками, из которых торчал столярный инструмент, остановились и начали глазеть. Один даже достал из кармана пиджака короткую черную трубку и спокойно сунул себе в рот. Охранник нервно взглянул на них. Я тут же воспользовался моментом и ткнул ему в солнечное сплетение концом трости, окованным стальной полоской – чтобы не сбивался о камни.
Мой противник гулко хекнул и согнулся. Коротким ударом сверху по загривку я уложил его на землю, предварительно отскочив в сторону, чтобы он, падая, не сбил меня с ног.
– Вот так! – крякнул один из мастеровых. – Видать, ты, барин, из военных? А?
– Наддай ишшо! – предложил тот, который держал в зубах трубку. – Гляди, какой лось! Гляди, как встанет…
Охранник закряхтел, поднимаясь.
– Да что вы, ребята, – сказал я, доставая платок, чтобы вытереть вспотевшее лицо. – Сам я с Волги, бурлаком расшивы с ватагой тянул. А это так, баловство.
– Ага, – согласился мастеровой с трубкой. – Оно и видно. Баловаться ты мастак!
– Ага, – поддакнул с уважением его более молодой приятель.
Я хотел было помочь охраннику подняться, но тот с матерной руганью оттолкнул мою руку, встал, поднял с земли оброненную палку и, вероятно, решил дать мне сдачи – если, конечно, удастся. Но в этот момент раздалось негромкое: «А-а–тставить!»
Теллер вышел из-за спины своего архаровца, как будто все время там и стоял. Одет он был ровно так же, как и вчера – в английский клетчатый пиджак, вот только на голове у него теперь прямо сидела серая кепка с клапанами – ни дать ни взять – британский сержант в отставке. Хотя он старался держать себя в руках, но нервно бьющаяся жилка на виске выдавала, что Теллер взбешен моим нападением на его человека.
– Так-так-так, – сухо сказал он, знаком показывая мастеровым, чтобы те шли по своим делам. – Если не ошибаюсь, господин Гиляровский?
Охранник, моментально притихший, попытался оправдаться.
– Федор Иванович! Я это… согласно вашей инструкции… а они палкой…
Теллер сухо кашлянул, не глядя на охранника, и тот сконфуженно замолчал. После паузы глава московской охраны Елисеева снова обратился ко мне:
