Из «Свистка»

скачать книгу бесплатно

Так мысли семена пусть вырастут проворно
На ниве нравственной России молодой
И просвещения дадут нам плод благой.

Пускай увидим мы, пока еще мы вживе,
На невещественной, духовной нашей ниве
Духовный хлеб любви, и правды, и добра,
И радостно тогда воскликнем все: «ура!»…

Наш демон (Будущее стихотворение)

В те дни, когда нам было ново
Значенье правды и добра
И обличительное слово
Лилось из каждого пера;
Когда Россия с умиленьем
Внимала звукам Щедрина[18 - Ирония Добролюбова относится к кратковременному успеху поверхностной «обличительной литературы», хлынувшей на страницы русской печати вслед за «Губернскими очерками» (1856–1857) М. Е. Салтыкова-Щедрина (об отношении к ним критика см. в примеч. к его статье «Губернские очерки» – наст. изд., т. 1).]
И рассуждала с увлеченьем.
Полезна палка иль вредна;[19 - Отношение Добролюбова к этому вопросу и к полемике вокруг него выражено в статьях «Литературные мелочи прошлого года» (вторая часть которой, где об этом шла речь, печаталась в том же номере «Современника») и «Всероссийские иллюзии, разрушаемые розгами».]
Когда возгласы раздавались,
Чтоб за людей считать жидов[20 - Так, в обширной статье «Об образовании евреев» Е. Карнович высказывался за то, чтобы «сделать просвещение общим достоянием без родовых различий», а также за «предоставление… евреям, кончившим курс в средних учебных заведениях, хотя некоторых служебных прав» (Русский педагогический вестник, 1857, т. 2, с. 30), имея в виду право поступления на государственную службу. Годом позже в «Современнике» тот же Карнович писал: «Мы твердо верим, что при разумном понимании прав каждого человека… личность еврея займет непременно среди гражданских обществ ту ступень, которая назначена каждому разумному существу…» (1858, № 6, с. 256). В том же 1858 г. Иван Кретович в заметке «Кое-что о евреях» предлагал «дозволить… евреям свободное переселение в пространстве всей России и дать им право свободной торговли наравне с русским купечеством», хотя и оговаривался, что о гражданских же их правах пока говорить неуместно» (Экономический указатель, 1858, № 103, вып. 51, с. 1183, 1184).],
И мужики освобождались[21 - С 1857 г. началась работа Главного комитета по крестьянскому делу – подготовка к отмене крепостного права.],
И вред был сознан откупов;[22 - В «Литературных мелочах прошлого года», затрагивая этот вопрос, Добролюбов ссылался на статью Л. Панкратьева (Н. Г. Чернышевского) «Откупная система» (Совр, 1858, № 10), где отмечалось, что «с половины нынешнего лета» откупа подверглись «тому же самому эпидемическому нападению, как взятки» (Чернышевский, V, 318–319). Такое единодушие Добролюбов объяснял тем, что самим правительством «в начале прошлого год» уже решено было падение нынешней откупной системы» (Наст. изд., т. 2, с. 91).]
Когда Громека с силой адской
Все о полиции писал;[23 - С. С. Громека поместил в «Русском вестнике» (1857, июнь, кн. 1; 1858, май, кн. 1; июль, кн. 1; октябрь, кн. 2; 1859, апрель, кн. 2) цикл темпераментно написанных статей о полиции, выдержанных в либерально-критическом духе.]
Когда в газетах Вышнеградский
Нас бескорыстьем восхищал;[24 - В фельетоне «Русские в доблестях своих» (Свисток, № 1) было перепечатано как не нуждающееся в комментариях объявление Н. А. Вышнеградского, где, в частности, говорилось: «Начальник училищ для приходящих девиц в Санкт-Петербурге, безуспешно испытав неоднократные устные убеждения относительно бесполезности и беззаконности разного рода приношений, которые делаются просителями мест при училищах, родителями и попечителями детей как начальнику училищ, так и лицам женского пола, при них состоящим, прибегает, наконец, к печатному объявлению покорнейшей своей просьбы – ни в каком случае и ни под каким видом не обращаться ни к начальнику, ии к надзирательницам ни с какими вещественными знаками так называемой благодарности» (СПб Вед, 1858, № 281, 23 декабря). В условиях широкого похода против взяточничества, развернутого официальной и либеральной прессой, подобная демонстрация бескорыстия приобрела оттенок саморекламы. В качестве профессора педагогики Главного педагогического института Вышнеградский снискал активную неприязнь Добролюбова-студента. Негативные отзывы о нем и об издаваемом им журнале «Русский педагогический вестник» неоднократно встречаются в дневнике, письмах и статьях Добролюбова.]
Когда мы гласностью карали
Злодеев, скрыв их имена[25 - См. фельетон «Письмо из провинции» в том же номере «Свистка».],
И гордо миру возвещали,
Что мы восстали ото сна;[26 - Одна из типичных формул тогдашнего либерального оптимизма. Например, первый номер «Русской беседы» за 1858 г. открывался стихотворением И. С. Аксакова «На 1858 год», где были такие строки:С сонных вежд стряхнув дремоту,Бодрой свежести полна.Вышла с богом на работуПробужденная страна.Почти в тех же выражениях славил «пробуждение» М. П. Розенгейм:Благотворной теплотоюОбогретая странаВстрепенулась от застоя,Пробудилася от сна.(«Весна» – в его сб. «Стихотворения», ч. 1. СПб., 1864, с. 191.)]
Когда для Руси в школе Сэя
Открылся счастья идеал[27 - Французский экономист первой четверти XIX в. Ж.-Б. Сей (Сай) представлял буржуазное общество как гармоническое взаимодействие труда, капитала и природы, отрицал неизбежность экономических кризисов и эксплуатации рабочих при капитализме, выступал за свободу торговли, чем и было обусловлено возрождение интереса к нему в предреформенной России, когда и экономической науке сложилось сильное буржуазно-либеральное направление (И. К. Бабст, В. П. Безобразов, И. В. Вернадский), представители которого не раз критиковались Добролюбовым (напр., в рецензии на «От Москвы до Лейпцига» И. Бабста – наст. изд., т. 2) и Чернышевским за идеализацию буржуазного прогресса. Главный труд Сея дважды (под разными заглавиями) издавался к этому времени в России: «Начальные основания политической экономии» (СПб., 1828) и «Катехизис политической экономии» (СПб., 1833).]
И лишь издатель «Атенея»
Искусства светоч возжигал;[28 - «Атеней» – еженедельный (в 1859 г. – двухнедельный) «журнал критики, современной истории и литературы»; издавался: в Москве в 1858–1859 гг. под редакцией Е. Ф. Корша. Хотя в журнале была помещена статья Чернышевского «Русский человек на rendezvous» (1858, № 5), в целом он носил умеренно-либеральный характер, порой, например в статье Е. Корша «Взгляд на задачи современной критики» (1858, № 1), отдавал дань теории «чистого искусства». Критическое отношение Добролюбова к «Атенею» выразилось, в частности, в фельетоне «Атенейные стихотворения» (Искра, 1859, № 6, 6 февраля).]

В те дни, исполнен скептицизма,
Злой дух какой-то нам предстал
И новым именем трюизма
Святыню нашу запятнал.
Не знал он ничего святого:
Громекой не был увлечен,
Не оценил комедий Львова,[29 - См. рецензию Добролюбова на «Предубеждение» Н. М. Львова (наст. изд., т. 1). Отрицательными были и отзывы И. И. Панаева в связи с постановками комедий Львова на сцене (см.: Совр., 1857, № 12, с. 269; 1858, № 6, с. 222).]
Не верил Кокореву он[30 - Нажившийся на откупах крупный промышленник В. А. Кокорев с 50-х гг. выступавший как либеральный публицист, неоднократно подвергался сатирической критике в «Свистке» (см. памфлет «Опыт отучения людей от пищи»).].
Не верил он экономистам,
Проценты ростом называл
И мефистофелевским свистом
Статьи Вернадского встречал[31 - В полемике со статьями проф. И. В. Вернадского, помещенными в издаваемом им журнале «Экономический указатель» (1857, № 22, 25, 27, 29), Чернышевский (Совр. 1857, № 9, 11; 1858, № 3) критиковал разделяемый автором тезис буржуазной политэкономии о преимуществе частной собственности на землю перед общинным землевладением. Острой критике подвергались в «Современнике» и некоторые другие буржуазно-апологетические выступления И. В. Вернадского.].
Не верил он, что нужен гений,
Чтобы разумный дать ответ,
Среди серьезных наших прений —
Нужна ли грамотность иль нет…[32 - В «Письме к издателю А. И. Кошелеву» (РБ, 1856, т. 3) и последующих статьях (ОЗ, 1857, № 2; СПб Вед, 1857, № 245, 10 ноября) В. И. Даль высказывал сомнение в пользе и своевременности грамотности для крестьян. Статьи эти вызвали многочисленные полемические отклики, в том числе в «Современнике»:, Карнович Е. П. Нужно ли распространять грамотность в русском народе? (1857, № 10); его же: Ответ г. Далю на заметку «О грамотности»… (1857, № 12). Отклики Добролюбова на эту дискуссию – в «Современном обозрении» (Совр., 1858, № 1), где дана библиографическая справка об основных выступлениях по данному вопросу, а затем в статье «Литературные мелочи прошлого года», где критик иронизирует над либеральной публицистикой, упивающейся «повторением новой, с таким трудом, с бою взятой истины, что от образования крестьян нельзя ждать большого вреда» (наст. изд., т. 2, с. 108).]
Он хохотал, как мы решали,
Чтоб мужика не барии сек[33 - См. примеч. 2. «Вопрос о телесном наказании… решился как-то странно. <…> Дело шло ни больше ни меньше, как о том, кому сечь – помещику или сельскому управлению» («Литературные мелочи прошлого года» – наст. изд., т. 2. с. 108). Такое предложение высказывал, в частности, К. Л. Рощаковский (Журнал землевладельцев, 1858, № б, с. 53).].
И как гуманно утверждали,
Что жид есть тоже человек.
Сонм благородных протестантов
Он умиленно не почтил
И даже братьев Милеантов
Своей насмешкой оскорбил[34 - В «Письме из провинции» (Свисток, № 1) Добролюбов критически отнесся к протестам большой группы литераторов (РВ, 1858, № 21, 22; СПб Вед, 1858, № 258, 25 ноября), подписанным, наряду с видными деятелями культуры (П. В. Анненковым, К. Д. Кавелиным, Н. И. Костомаровым, Л. И. Майковым, М. П. Погодиным, И. С. Тургеневым, Н. Г. Чернышевским, Т. Г. Шевченко, М. С. Щепкиным и др.), многими малоизвестными лицами, в том числе В. и Е. Милеантами. Суть дела состояла в следующем. В редактировавшемся В. Р. Зотовым еженедельнике «Иллюстрация» (1858, № 35, 4 сентября), под рубрикой «Дневник знакомого человека» (как установлено Б. Ф. Егоровым, ее вел П. М. Шпилевский – см.: Ученые записки Тартуского университета, № 78, 1959, с. 120), появилась статья «Западно-русские жиды и их современное положение (Ответ «Русскому инвалиду»)». С протестом против яро-антисемитского характера статьи выступили: Чацкин И. А. «Иллюстрация» и вопрос о расширении гражданских прав евреев (РВ, 1858, № 18); Горвиц М. Русские евреи. По поводу статьи о них в «Иллюстрации» (Атеней, 1858, № 42). В ответ «Иллюстрации» в статье (по-видимому, В. Р. Зотова) «Русский вестник» и вопрос о приличном тоне в журнальных отзывах» (1858, № 42, 23 октября) пыталась защищать свою линию, продолжала ее в «Западнорусских очерках» того же Шпилевского (№ 43, 44, 46, 49), а в очередных выпусках «Дневника знакомого человека», повторяя, в усиленном виде, юдофобские выпады, объявила И. А. Чацкина и М. И. Горвица «агентами знаменитого жида N, который не жалеет золота для славы своего имени» (1858, № 43, 30 октября; см. также № 44, 6 ноября). Вышеупомянутые коллективные протесты осуждали это заявление как клеветническое и превращающее печать «из органа мысли и гласности» в «презренное орудие личных оскорблений» (СПб Вед, № 258). Перед лицом всеобщего осуждения В. Р. Зотову пришлось лавировать и оправдываться: см. его «Письмо к редактору «Московских ведомостей» (Иллюстрация, 1858, № 47, 27 ноября), «Ответ на литературный протест» (СПб Вед, 1858, № 262, 29 ноября) и «Последнее слово «Русскому вестнику» о евреях» (Иллюстрация, 1858, № 49, 11 декабря). Особая позиция Добролюбова в данном вопросе определялась, во-первых, тем, что, разделяя возмущение поведением «Иллюстрации», он, однако, полагал, что «неловко и совестно» с азартом рассуждать «о негуманности людоедства или о нечестности клеветы. Одно из двух: или сам рассуждающий находится еще на такой степени нравственного развития, которая допускает возможность рассуждений и споров о подобных предметах, или он вас считает так мало развитыми, что полагает нужным внушить вам истинные понятия о людоедстве и клевете» (VII, 326). Во-вторых, его, неуклонно проводившего идею четкого политического размежевания даже внутри оппозиционного лагеря, не могло не отвращать «общее дело», базирующееся на понятиях, в принятии которых «сходятся люди всех партий и направлений: г. Кавелин с… С. Шевыревым…. г. Чернышевский с Ф. Булгариным… и пр. и пр.» (VII, 333).].
Не оценил он Розенгейма,
Растопчину он осмеял[35 - «Обличительные» мотивы ряда произведений М. П. Розенгейма и Е. П. Ростопчиной давали повод многим читателям видеть в них акты гражданской смелости. В критическом фельетоне «Стихотворения Михаила Розенгейма» (наст. изд., т. 1) Добролюбов показал сугубо «благонамеренный» смысл подобного обличительства, произрастающего «под сенью могучего трона». Салонный, светский характер творчества Ростопчиной подчеркивался в рецензиях Чернышевского на два тома ее «Стихотворений» (Совр., 1856, № 3, 10) и Добролюбова на ее роман «У пристани» (Совр, 1857, № 10).],
На все возвышенное клейма
Какой-то пошлости он клал.
Весь наш прогресс, всю нашу гласность.
Гром обличительных статей,
И публицистов наших страстность,
И даже самый «Атеней» —
Все жертвой грубого глумленья
Соделал желчный этот бес,
Бес отрицанья, бес сомненья[36 - Перефразировка стиха «Дух отрицанья, дух сомненья» из стихотворения Пушкина «Ангел» (1827).],
Бес, отвергающий прогресс.

    Конрад Лилиеншвагер

Письмо из провинции

Чей шепот в душу проникает?

Кто говорит мне: «веселись!»?

Так спрашиваю я себя с некоторого времени чуть не каждый день – и вот по какому случаю.

С каждой почтой получаю я из столиц (преимущественно из Москвы) газеты и журналы, и в каждом их нумере меня поражает какой-то таинственный голос, рассказывающий какую-нибудь из мелких житейских неприятностей и с видимым удовольствием прибавляющий, что «пришла наконец благодатная, радостная, желанная и т. д. пора, когда подобные неприятности можно рассказывать во всеуслышание». Под рассказом обыкновенно подписан какой-нибудь зет или икс, а чаще и ничего не подписано; местность не обозначена; к кому голос относится, неизвестно. Я долго ломал себе голову, чтобы узнать, о чем хлопочут восторженные рассказчики, и наконец остановился на предположении, которое на первый раз может вам показаться странным, но которое не лишено своей доли правдоподобия. Я полагаю, что все безыменные известия в ваших газетах сочиняет один какой-нибудь шалун, желающий подурачить вас, господ редакторов. Вы все ведь, разумеется, – народ кабинетный; вы насквозь пропитаны идеальными понятиями о жизни; вам все в мире представляется необыкновенно связным, разумным, чистым и пр. В своем умозрительстве вы по неведению действительной жизни решительно уподобляетесь тому профессору, который у Гейне «затыкает своим колпаком все прорехи мироздания»[37 - Неточная цитата из стихотворения Г. Гейне «Фрагментарность вселенной мне что-то не нравится» (из цикла «Опять на родине», 1826).]. Вы еще недавно стали соглашаться, что жизнь имеет некоторые права, что литератор тоже есть до некоторой степени смертный, что толпа достойна отчасти вашего внимания и пр. Мы, разумеется, тотчас же приметили начало вашего обращения и дружно рукоплескали благому начинанию. Но для вашей же пользы позвольте нам иногда сообщать свои замечания о некоторых странностях, нередко проявляющихся в ваших суждениях о действительной жизни, с которою вы начинаете знакомиться. На этот раз я намерен сообщить вам несколько практических замечаний о тех голосах, которые теперь так часто раздаются в журналах и газетах. Имея о русской жизни и русском обществе понятие, как видно, самое неопределенное, вы постоянно приходите в изумление, поднимаете шум и начинаете горячиться из-за таких вещей, к которым мы все давно уже привыкли и которые вообще не принадлежат к числу явлений чрезвычайных. Вам, например, скажут, что кто-то и где-то взятку взял; вы сейчас думаете: «ужасное, чудовищное, сверхъестественное событие! надо о нем объявить во всеобщее сведение!» – и немедленно печатаете, что вот, дескать, какое событие произошло: один чиновник с одного просителя взятку взял! – Услышите вы где-нибудь, что цыган лошадь украл; поднимается шум, пишутся грозные обличения на неизвестного цыгана, укравшего лошадь. Пришлет вам кто-нибудь известие о том, что один сапожник плохо сапоги шьет; вы сейчас же и тиснете известие о сапожнике с видимым удовольствием, что можете сообщить такую новость. Вы, конечно, предполагаете, что чиновник, взявший взятку, цыган-конокрад и плохой сапожник – такие редкие исключения в России, что на них будут все сбегаться смотреть, как на г-жу Пастрану[38 - Юлия Пастрана – «бородатая женщина», мексиканка, гастролировавшая в России в 1850-х гг.]. Но смею вас уверить, что вы ошибаетесь, просвещенные литераторы и журналисты! Я, конечно, не могу еще назваться человеком старым, не могу похвалиться и тем, чтобы я видал слишком много; но все же я, должно быть, опытнее вас, и потому вы мне можете поверить. И я вам скажу, что у нас, собственно говоря, – что ни цыган, то и конокрад; что ни сапожная вывеска, то и плохой сапожник; что ни присутственное место, то и чиновников такая толпа, в которой никого не распознаешь по тому признаку, что один берет взятки, а другой нет… Это верно; спросите кого хотите, если мне не верите. Мы, читатели, даже удивляемся все, как вы этого до сих пор не знаете! Конечно, вы жизнь по книжкам изучали; да неужели же нет таких книжек, в которых бы это было рассказано как следует? Знаете что: нам кажется иногда, что вы и книжки-то плохо читали; вы как будто читаете только текущую литературу, то есть свои журналы. Этим только и можно объяснить азарт, с которым вы кидаетесь на всякое известие о взятке, грубости, несправедливости и всякой другой дряни. Тут у вас в журналах действительно было время, когда ни о чем подобном не писалось; но «не писалось» не значит, что и не делалось и не расходилось в публике. Вы ничего не писали, а взятки и кражи учинялись по-прежнему, и мы о них знали очень хорошо, так что для нас они вовсе не были новостью, когда вы внезапно закричали о них в своих журналах. А вот вы-то сами как будто и действительно новость узнали: так вы погружены были в свои журналы, так пропитались их розовым запахом и так отвлеклись от всего живого!.. Мы вас и не винили в начале-то, думая, что вы, как люди умные, тотчас же оглядитесь вокруг себя, смекнете, в чем дело, да потом еще и нас поучите, куда нам идти и что делать. Но, видно, знание жизни дается не так легко, как изучение какого-нибудь немецкого курса эстетики! Вы как стали на одной точке, так и не двигаетесь с нее… А все оттого, что жизни не знаете! Три года тому назад вы стали печатать обличительные повести; в некоторых из них был талант, в других просто рассказывались любопытные факты. И те и другие были приняты публикою благосклонно. Почему? Очевидно, потому, что публика признала действительность фактов, сообщаемых в повестях, и читала их не как вымышленные повести, а как рассказы об истинных происшествиях. Но и тогда уже публика поправляла недомолвку литературы, называя истинными именами тех, которые скрывались под псевдонимами в повестях. И нужно признаться, что первые ваши обличительные повести давали читателю возможность отыскивать обличаемых. У г. Щедрина описан, например, Порфирий Петрович: я знал двоих Порфирьев Петровичей, и весь город у нас знал их; есть у него городничий Фейер: и Фейеров видал я несколько…[39 - Персонажи «Губернских очерков» М. Е. Салтыкова-Щедрина («Порфирий Петрович», «Второй рассказ подьячего»).] Разумеется, еще чаще видали мы Чичиковых, Хлестаковых, Сквозников-Дмухановских, Держиморд и пр. Но об этом я уж и не говорю. У Гоголя такая уж сила таланта была, что до сих пор, куда ни обернешься, так все и кажется, что перед тобой стоит или Чичиков, или Хлестаков, а если ни тот, ни другой, то, уж наверное, Земляника… В этом отношении, я должен признаться, большая часть щедринских рассказов составляет шаг назад от Гоголя. Но все-таки они не так далеко от него убежали, как нынешние рассказы, беспрерывно печатаемые в газетах. По рассказу Щедрина я еще мог узнавать обличаемых, хотя не в той степени, как по рассказу Гоголя; но теперешние повести (которые вы почему-то называете гласностью!) совершенно лишают меня этой возможности. Ну, скажите на милость, куда мне годится, например, такое обличение:

Одному моему знакомому случилось заказать себе сапоги из петербургского товара здешнему цеховому сапожнику. Что же оказалось? Он, желая выдать поставленный им товар за петербургский, сам вывел клеймо фабриканта на коже чернилами, и довольно искусно, так что с первого раза трудно догадаться о подделке. Но сапоги недели через две перелопались, фальш оказался несомненным, тем очевиднее, что на петербургской коже клеймо фабриканта печатное (см. «Русский дневник», 1859, № 22)[40 - Выдержка из газеты «Русский дневник» (1859, № 22, 28 января) приведена с незначительными изменениями.].

Известие это прислано в «Русский дневник» из Нижнего Новгорода, с подписью: «Корреспондент». Я сам, как вам известно, обитатель Нижнего и потому легче другого мог бы сообразить, кто тут обличается; но хоть убейте меня, я до сих пор никак не могу указать вам гнусного сапожника, о котором извещает Корреспондент. Если бы он подписал хоть свою собственную фамилию, то до сапожника уж мы бы добрались как-нибудь: узнали бы, кто у Корреспондента знакомые, потом справились бы, какие сапожники шьют на них сапоги, и таким образом понемножку добились бы сведений, по крайней мере вероятных, если не совершенно непогрешимых. Но обличитель скрыл даже и свою фамилию и тем лишил нас всякой возможности напасть хоть на след негодного сапожника. Если бы он представил типические особенности сапожника, как делалось прежде, в щедринских рассказах, тогда была бы польза: можно бы узнать по указанным признакам почти всякого надувалу-сапожника. Но Корреспондент говорит просто: «одному цеховому сапожнику» – как тут искать его? И какую пользу для общества может принести сведение, что один сапожник дурной товар на сапоги ставит? Если вы полагаете, что есть люди, которые не знают о существовании таких сапожников, то вы очень ошибаетесь. Всякий из читателей подивится только, каким образом вы могли этого не знать. Разве не оттого ли ваше незнание, что вы постоянно котурн надеваете и не имеете понятия о сапогах? Но ведь мы все думали, что вы в котурне-то являетесь перед нами только печатным образом; а как же вы по улицам-то ходите? Разве тоже в котурне? Впрочем, действительно в котурне, нечего и спрашивать: это по сочинениям вашим видно. Ну в чем же иначе может ходить, например, г. Жемчужников, напечатавший в 1 № «Московских ведомостей» нынешнего года статейку «Еще придирка»[41 - Алексей Жемчужников. Еще придирка (МВед, 1859, № 1, 1 января).]. Статейка написана горячо, благородно, остроумно; а по какому поводу? Читайте.

Некто (кто?) приезжает в некоторый (какой?) город и отправляется в гостиницу (какую?), куда приказывает и своему слуге (как его зовут?) явиться с чемоданами. Слуга нанимает извозчика (имя? нумер?) и едет… С ним встречаются блюстители порядка и общественной безопасности – все равно: казаки ли они или какие-либо другие полицейские служители (далеко не все равно для гласности!). Едущий слуга почему-то им кажется человеком подозрительным. Они его останавливают и спрашивают: кто он и куда едет? Он отвечает им, что он такой-то, и называет гостиницу, куда ему приказано ехать. Блюстители замечают, что он едет не в ту сторону, где находится гостиница, и еще более утверждаются в своем мнении, что он человек подозрительный; вследствие чего они его задерживают и представляют в полицию. Слуга ехал действительно не в ту сторону, где гостиница; извозчик, вероятно, не знал дороги или не понял, куда везти. Что же делает полиция с задержанным человеком? Она (кто же, однако, эта она?) спрашивает его; кто он и куда ехал? Он отвечает, что он такой-то; называет гостиницу, куда приказано ему ехать; объясняет, что сам он дороги не знает, будучи в городе в первый раз; немедленно предъявляет свой вид; называет лицо, у которого находится в услужении, и просит проводника для сопровождения его в гостиницу и для удостоверения в истине своего показания. Но полицейский чиновник (как его имя?) не соглашается на это предложение и принимает следующую мору, чтобы убедиться в достоверности слов слуги и в подлинности предъявленного им вида: он открывает чемоданы и осматривает находящиеся в них вещи. Обревизовав таким образом и белье, и платье, и все, что было там спрятано и заперто именно с тою целию, чтобы никто не смел ни до чего касаться без разрешения или приказания хозяина, и продержав слугу в полиции два часа, чиновник наконец соглашается на его первоначальную просьбу и отправляет его в гостиницу с проводником.