скачать книгу бесплатно
– Странно… Неужели это я? – признал его Миша, – Привет, – помахал растопыренный ладошкой, – Меня зовут Пикачу, – произнёс, не то здороваясь, не то знакомясь, – Давай дружить.
Отражение, так же помахало в ответ, словно принимая предложение.
– Будет минуточка, заходи. Поиграем.
Странный образ ничего не ответил. Просто ушёл за рамку.
* * *
Мать неподвижно лежала в своей комнате на кровати, поверх рваного покрывала, одетая в затасканный домашний халат неопределенного, тёмного цвета. Застыв и выпрямившись, она устремила к пожелтевшему от времени белёному потолку длинный, острый нос и совершенно не отреагировала на включенный свет пропыленной потолочной люстры.
– Ой, Мамочка? Ты, дома?! – удивился Миша. – Я, тебя, не разбудил? Мамочка, – тронул её за холодную руку.
Но мать не откликнулась, как это обычно бывало. Она вообще не обратила на него никакого внимания. Словно окаменела. Даже цвет лица её стал таким же жёлтым, как потолок с глубокими, чёрными разводами вокруг плотно сомкнутых глаз.
Это полное безразличие к нему несколько озадачило Мишу.
Он настойчивее дернул её за рукав.
– Ты, меня, слышишь!? – требовательно взвизгнул надтреснутым фальцетом.
Но снова безрезультатно.
– Как крепко, ты, спишь… – удивился он, недоуменно хлопая белесыми глазками, – Давай, просыпайся. Деньги нужны. Трафик закончился.
Но опять не последовало никакой реакции. Обычно, после таких слов она тяжело вздыхала, доставала маленький, потрепанный кошелёчек из синей, хозяйственной сумки, и совала ему в руку какую-нибудь мелочушку – рублей сто. Он тут же бежал к платежному терминалу, возвращался к компьютеру, и снова погружался в игру. Иногда надолго. Настолько, насколько позволял счет, полностью теряя ощущение времени. А когда отрывался от игры, то чаще всего находил её дома. Ел, спал, брал денег, пополнял счет и опять уходил в привычную для себя среду, полную радостных переживаний.
Но сейчас что-то пошло не так. Мать не проснулась, не встала, не вздохнула, кошелёк не достала, денег не дала. Она словно его не слышала. Лежала себе на кровати и лежала, не шелохнувшись. И это в такой день!
В голову стали закрадываться недобрые предчувствия, поднимаясь откуда-то снизу, куда он только что плеснул холодных, постных щей.
– Мамочка, а, ты, знаешь, я выиграл! – воскликнул Миша, как можно бодрее, – Я их всех победил! Слышишь? Всех! Даже Смурфика! Ты, не рада?.. Я теперь лучший! Я Король! Я сильнее всех… Это теперь моя игра… Пойдём, покажу. Сама всё увидишь. Только… ты… это… ты… того… чего, спишь-то всё, а?..
Он хотел ещё что-то сказать, но не смог. Все слова куда-то, вдруг, запропастились. Живот громко забурчал от подкисшего супа. Сердце в груди сжалось.
Минуту он простоял молча. Странное мамино поведение озадачивало. Такой он её никогда раньше не видел. Не могла она так крепко спать, чтобы его не слышать. Не могла она не обращать на него внимание, когда он стоит рядом. Не могла она быть полностью безразличной к такой новости!
– Мамочка, просыпайся, – толкнул он пальцем в окаменевшее плечо, – Не пугай меня. Вставай скорее. Слышишь! – топнул ногой и ещё более настойчиво толкнул в бок.
Его это уже злило. Её молчание доводило до бешенства. Лучше бы она просто послала его и отвернулась лицом к стене.
– Ты, слышишь меня или нет! – истерично завопил он и со всего размаха шлепнул её ладонью по неподвижной груди.
Он даже не ожидал, что она окажется такой твёрдой. Как стол. Даже самому стало больно.
«Чего это с ней? – промелькнула в голове мысль, – Почему такая?.. Почему как мёртвая?.. – наконец, стало, доходить, – Как это?.. Зачем?.. Почему!?. Мамочка!»
– Не надо! Вставай! – крикнул, хватая мать за руку, – Хватит спать! – рванул на себя.
Она подалось вперёд и словно большая кукла опрокинулось с кровати на пол прямо ему под ноги.
– Во, чёрт! – отскочил Миша в сторону, – Мамочка! Зачем, ты, так!.. Почему?.. За что! – растерянно уставился на неподвижное тело.
Ему как-то в голову никогда не приходило, что она может, когда-нибудь, вот так запросто, взять, и его оставить. Бросить, можно сказать. Махнуть рукой и уйти. Навсегда. Куда-то туда, откуда, как он знал, больше не возвращаются. Внезапно. Ничего не сказав. Не предупредив… Такого, просто никогда не могло произойти ни при каких условиях. И, вдруг, на тебе!
Как же теперь быть?..
* * *
Ни друзей, ни родственников, с кем можно было бы посоветоваться, Миша не имел. Позвать кого-нибудь на помощь, не мог. Соседей своих не знал. Интернет не работал. На форум не выйти. Спросить совета не у кого. На мобильный телефон мать денег не давала. Да, он ему и требовался. Звонить всё равно некому. Впервые за многие годы он оказался лицом к лицу с неизвестной ему реальностью. Здесь всё было настроено против него. Действующие тут правила работали только на одно: лишить его возможности жить своей жизнью, то есть играть столько, сколько ему хочется. Навязчиво, агрессивно, безжалостно эта реальность вырывала его из того мира, в котором он существовал, сминала, давила, и заставляла делать крайне неприятные вещи, такие как: чистка зубов, уборка комнаты, стирка штанов, выполнение школьных, домашних заданий, покупка продуктов в магазине и многое тому подобное. На самом деле это всё не имело никакого отношения к тому главному, что наполняло его, и потому являлось, по его убеждению, совершенно лишним. Однако, другие люди, и главное мамочка, придавали всей этой ерунде большое значение. Понять их Миша не мог. Поэтому он убегал, прятался. Но внешняя реальность неотступно следовали за ним и вот, наконец, настигала. Теперь ему предстояло как-то самому решить, как дальше существовать, как находиться в условиях, когда нет возможности переходить. Запасной жизни здесь никто не имел.
Пустая квартира. Умолкший «Интернет». Дом, наполненный странными звуками. За стенами тьма. Глухой гул машин. Злобные твари снуют по тротуарам. Он различает их голоса, гулкие, каркающие, надтреснутые, как собачий лай. Он слышит, как они там ходят. Там их неисчислимо. Толпы. Они повсюду. Спасения от них нет. Стоит только выйти на улицу, как они тут же набросятся, унизят, ограбят, начнут издеваться. Заставят его что-нибудь делать. Потом, отберут компьютер, деньги, здоровье. Запинают ногами и бросят помирать возле помойки. Никто за него вступится. Никто не поможет. Никто не защитит. Потому, что некого рядом не осталось. Некому его накормить, одеть, обстирать, приласкать и утешить. Некому отогнать от него толпы снующих за стенкой монстров. Один он остался. Один в целом мире. Как дальше жить?..
Миша уперся спиной в косяк двери и медленно сполз по нему на пол. Коленки упёрлись в подбородок. Он обхватил их руками и тихо заплакал.
Куда только делась его удаль? Куда исчезли находчивость, смелость, решительность, сообразительность, отвага, стремительность, ловкость? Они все внезапно куда-то пропали вместе со световым мечом, магическими заклинаниями, запасными жизнями, броневой защитой, телепортом и шапкой-невидимкой. Ничего не осталось, что могло бы ему помочь, укрепить, усилить, поддержать, двинуть вперёд. Его словно раздели. Бросили голым посреди людной площади под столб яркого фонаря. Тысячи невидимых глаз уставились из темноты на его нежное тело. Тысячи язычков зацокали в предвкушении хорошей поживы. Окружили тёмным, плотным кольцом со всех сторон и, как волки, ждали только сигнала, чтобы наброситься.
Неужели всё кончено… И это тогда, когда, казалось, что всё только начинается…
Мише так сильно стало себя несчастного жалко, что он заревел громко во весь голос и рыдал около получаса. Затем слезы внутри кончились. Горе вышло. Пришла усталость и тупая злость.
Как могла она его бросить? Как посмела так подло предать? Сбежать, столь стремительно и безвозвратно!.. И это в такой день!.. Неужели он ничего для неё не значил все это время? Неужели она только притворялась, что его любит?
– Гадина! – пнул сын ногой бездыханное тело.
Была бы она нормальной, никогда бы так не поступила. Прежде чем уйти обязательно позаботилась бы о сыне. Накормила его, напоила, денег оставила. Как говориться: сделай, что должен, и поступай дальше, как хочешь. Так нет! Скопытилась. Да ещё дома. Прямо в кровати. Как будто не могла найти для этого более подходящее место. Хотя бы там, у себя на работе! Что, вот, теперь, с ней делать? Как находиться в одной квартире? Как её теперь хоронить? Начнёт тухнуть. Пойдёт запах. Поползут черви. Расползутся по всей квартире. В компьютер залезут. Испортят там что-нибудь. Метёлкой их оттуда не выметишь. Знает же, что ему из дома некуда деться. Нарочно так сделала. Подложила свинью напоследок. Вот, ведь, тварь какая!
* * *
Однако, плачь, не плачь, злись, не злись, а что-то решать надо. Мамочки больше нет. Кончилась Мамочка, никогда уже не вернётся. Остался один трупак под ногами. От мёртвого тела никакой пользы нет. Скорее наоборот. Одни неприятности. От них как-то нужно избавиться. Но как?..
Куда в этом случае надо идти и что говорить, Миша не знал. Но ему доподлинно было известно, что в этом отстойном мире всё делается исключительно за деньги. Соответственно, если нет денег, то отдавать надо вещи, которые стоят каких-то денег. Из всех вещей, что имели хоть какую-то ценность, в доме имелся только компьютер. И хотя он давно уже морально устарел, лишиться его Миша не согласился бы ни за что на свете. Для него этот бытовой, электронный прибор составлял основу его жизни. То, без чего невозможно дальше существовать. Потеря его означала для него смерть. Поэтому не могло быть и речи о том, чтобы какой-то чужой человек пришёл в дом и стал в нём хозяйничать. Понятно, что вместе с мёртвым телом он, за неимением денег, заберёт компьютер. Этого допустить Миша не мог. Значит, нельзя никому говорить, нельзя никого звать. Плохой план.
Следующее, что пришло Мише в голову, это выбросить труп из окна. Там, во дворе, его найдут, подберут и похоронят, как положено. Там, знают, что в таких случаях надо делать. Но, тут до него дошло, что здесь все её знают. Сразу определят, откуда она выпала. Значит, непременно придут в дом. Придут и спросят, почему мать под окном лежит? Что он им скажет? Типа, сама шлёпнулась? Полезла на подоконник окно мыть и упала? Низковато для смертельного прыжка будет. А, если ещё увидит кто-нибудь, как он её выталкивает?.. Что тогда?.. Вообще тогда проблем всяких не оберёшься… Полезут во все дыры, начнут напрягать. Деньги вытребовать. Что он им даст? Нечего им дать. Только компьютер остался. Заберут компьютер. Плохой план.
Тогда решил он, трупак самому в подвале закопать, по-тихому. Спустить ночью, и зарыть в песочке под трубами. Но и тут сразу выпучились две большие проблемы. Во-первых, как замок подвальной решётки открыть? Во-вторых, чем яму такую большую копать? Она у него хоть и маленькая, но копать много придётся. Лопаты нет. В доме только совок мусорный. И тот пластиковый. Сразу сломается. Не руками же ковыряться! Одному тяжело. Напряжно. И тащить по лестнице стрёмно. Увидят, сразу запалишься. Задолбают вопросами: почему? Откуда? Куда? Зачем? Сразу начнут бабло стряхивать. Что он им даст? Нечего им дать. Только компьютер остался. Его заберут. Плохой план.
«Вот, если бы, от дома оттащить подальше… Вот, если бы, бросить где-нибудь в глухом месте, чтобы нашли не сразу… Вот, это… тогда, да… – подумалось Мише, несколько позже, – Тогда бы и в доме никто не ползал, и на мозги бы никто не капал…». Но как это одному сделать? Она, вон какая, лежит тут, тяжелая. Тащить одному – далеко, напряжно. И палевно. Если застукают, враз накинутся: куда это, ты, её тащишь? Откуда? Зачем? Не откупишься. Да и нечем. Что он им даст? Нечего им дать. Один компьютер остался. Его и заберут. Плохой план.
Как не крутил Миша, как не думал, всё получалось, что если он мать из дома вытащит, то сразу на этом погорит. Лишится компьютера, и жизнь на этом закончится. Допустить этого он не мог. И потому выходило, что ничего из квартиры выносить не следует. Но как тогда поступить с трупаком, чтобы он не разлагался?
И тогда решил он засунуть его в холодильник. Всё равно ничего полезного в нём нет, и по размеру, вроде как, вполне для этого подходящий.
Поднапрягшись, он дотащил образовавшуюся проблему до кухни, вынул из холодильной камеры все полки вместе с ненужными лекарствами и стал пытаться впихнуть внутрь одеревеневшее тело. Но оно не влезало. Вернее, его можно было бы туда поместить, если слегка согнуть в спине и сложить пополам длинные конечности, прижав их к груди. Но для этого таким вопросом, видимо, следовало озаботиться несколько ранее. Когда оно ещё могло принимать требуемую форму. Теперь же оно упрямо растопыривалось и не желало занять весьма ограниченное пространство. Особенно досаждали ноги. Они ни в какую не хотели сгибаться. А если и сгибались, то стоило их только отпустить, как они тут же принимали исходное положение.
Это окончательно разозлило Мишу. Неудачи прямо так и сыпались одна за другой. Гадкий суп, бурливший в животе просыпающимся вулканом. Отсутствие денег и возможности вернуться в приятный ему мир. Противный, холодный трупак на полу тесной кухонки. Тощие ноги, палками торчащие из вонючего халата, всё время опрокидывающие табуретки. Всё это разом навалилось на его слабое сознание, взбаломутило, вывернуло наизнанку и он, не сильно соображая, что происходит, схватил со стола кухонный нож и накинулся на осточертевшее тело. С жутким остервенением он начал колоть им в области таза, пытаясь отделить упрямые ноги от туловища.
Крови почти не было. Мясо поддавалось легко. Изрядно потрудиться пришлось только с костью. Но с помощью ржавой отцовской ножовки, валявшейся на полке в туалете, и какой-то злобной матери ему удалось справиться с этой задачей. Обе ноги отсоединились от остального тела и даже поделились пополам в области колена.
Однако, даже будучи изрядно укороченным, трупак не влезал в заданное пространство. Мешала голова. Как бы он его не запихивал, она постоянно упиралась в потолок. Пришлось отрезать и её. Теперь всё помещалось. Складывалось, как фигурки тетриса. Даже место осталось для чего-нибудь ещё, не очень большого, чуть меньше кастрюли с прокисшим супом.
Захлопнув дверцу холодильника, Миша перевел дух, обозрел грязное пятно на полу под ногами, себя, всего вымазанного противной красноватой жидкостью и отправился в ванную, умываться. Там несколько привел себя в порядок, смочил водой половую тряпку и вытер пол в кухне. Тряпку полоскать не стал. Бросил за унитаз.
Обессиленный, он упал на кровать, не раздеваясь, и сразу уснул.
* * *
Проснулся Миша позже обычного, после трёх часов дня. Долго лежал и соображал, где он. Вспомнил. Поднялся и привычно отправился на кухню испить кофе. Около холодильника увидел на полу огромное грязное пятно в бурых разводах. Удивился такой небрежности, переступил, сунулся на полку навесного шкафчика к кофейной банке и обнаружил её пустой. Поднял крышечку заварочного чайничка и встретил комок белой плесени вместо чая. Куда всё делось?.. Отправился искать маму, чтобы поинтересоваться относительно еды. Но в комнате её не оказалось. Вернулся на кухню. Открыл холодильник…
Вид расчлененного, человеческого тела сначала напугал Мишу. Он даже вздрогнул от неожиданности. Но, тут вспомнил, как вчера сам запихивал его сюда, и сильно расстроился. Опять стало очень жаль мамочку. Бедная, милая мамочка. Даже поплакал минут десять, сидя за грязным обеденным столом. Закрыл холодильник. Ещё раз порыскал по кухне в поисках чего-нибудь съедобного. Безрезультатно. Нашёл только пачку какой-то крупы и три маленькие, пожухлые морковки. Как этим питаться?..
Правда на плите всё ещё стояла чёрная кастрюля со щами. Но за ночь они окончательно прокисли. Даже пошли большими белыми пузырями. От них исходил противный запах, совершенно не располагающий к трапезе. Миша закрыл крышку и, ничего не похлебавши, вернулся к компьютеру.
Холодная железяка приятно загудела. Но за ночь чуда не произошло. Проход в Интернет по-прежнему оставался заблокированным. Видимо, придётся выходить из дома, чтобы оплатить трафик провайдеру. И тут он вспомнил, что вчера так и не получил денег. Мамочка то умерла.
Накатил новый приступ расстройства. Минут тридцать Миша обильно поливал клавиатуру горючими слезами, оплакивая свою новую, несчастную, одинокую жизнь.
Устал. Прошёл в ванную. Умылся. Успокоился. Стал думать, откуда достать денег? И тут сообразил, что мама не могла никуда деть свою сумочку с заветным кошелёчком. Где-то она непременно должна лежать. Ей теперь всё равно она больше не понадобится. И, действительно, мамина сумка обнаружилась возле её кровати. На тумбочке. Но кошелечек оказался пустым. В нём даже копеечки не лежало.
Вот тут уже случился настоящий облом. Миша никак не ожидал такого поворота событий. Внезапная смерть мамочки так сильно его не расстроила, как данное обстоятельство. Тем более, что времени у него оставалось совсем мало – часов пять не больше. И дальше наступала полная катастрофа. Призовой Сертификат, если он его не получит, снова войдёт в игру. На что, тогда, он станет играть дальше?
Около часа Миша носился по всей квартире, ревя во весь голос и проклиная свою судьбу. Затем страх оказаться выброшенным на помойку толкнул его к решительным действиям. Для начала он перерыл все мамины носильные вещи, как на вешалке в коридоре, так и сложенные в платяном шкафу. Но денег ни в одном кармане не нашёл. Затем перекопал все её сумочки. Но обнаружил только маленькую коробочку с тонким обручальным колечком из самоварного золота. Правда, определить его стоимость он не мог. Но эта находка показалась ему удачной. В совокупности с её часиками на желтом металлическом браслете, это уже составляло кое-что, за что, по его понятию, вполне, можно было выручить какие-нибудь деньги.
В тумбочке его внимание привлёк большой, потрёпанный, семейный альбом. Денег среди фотографий так же не оказалось. Но невольно бросилось в глаза обилие его детских снимков. Особенно вместе с отцом, с круглолицым, щетинистым мужиком, выглядевшем несколько насуплено и излишне серьезно. Вот они стоят возле какого-то киоска. Тут едут на карусели верхом на ракете. Здесь переходят маленький бревенчатый мостик. Затем смотрят на гориллу в большой клетке. Далее – он кормит лебедей, плавающих в пруду, а отец стоит рядом. Кто их тогда фотографировал, Миша не помнил. Слишком маленьким он казался на этих картинках. Но в памяти хорошо отпечатались домашние, шумные ссоры, когда мать швыряла об стену суповые тарелки, а отец крыл её матерными словами.
Однако, пока он тщательно обыскивал своё наследственное имущество, стрелки часов подошли к шести вечера. Как быстро пролетел этот вагон времени, так и не приблизив к заветному ключу! Миша встрепенулся. Далее раздумывать не приходилось. Накинув на себя куртку, он решительно двинулся на промысел, совершенно не понимая, куда следует идти и как предлагать вещи покупателям.
* * *
Город встретил Мишу неприветливо. Моросил мелкий дождик, задувал пронизывающий ветер. Вечерело. Потоки раскрытых зонтов прижали его к стене дома. С оконных карнизов капало. Прямо на голову. Почему он не одел шапку?
Миша растерялся. Куда идти дальше? Как продавать? Что говорить?
Сжимая в кармане мамины часики и золотое колечко, он остановился у дверей салона красоты. Из него вышли две девушки. Весело переговариваясь между собой, раскрыли яркие зонты.
Миша не решился остановить их. Он просто не знал, как к ним обратиться. Они бросили на него недоуменный взгляд, чему-то рассмеялись и тут же растворились в потоке прохожих.
Миша попытался тормознуть какого-то красиво одетого парня. Протянул руку ему на встречу и даже что-то сказал, типа, извините. Но тот прошёл мимо, буркнув грубую фразу, похожую на: «Отвали, Чмо».
«Почему «Чмо»? – подумал про себя Миша, – Разве похож я на Чмо?»
Он даже обиделся на этого парня, но тут, вдруг, вспомнил, что возле Метро всегда кто-нибудь, что-нибудь продаёт. Там много народа. Там получится.
«Ну, конечно!», – пронеслось в голове, и он устремился туда.
Как следует предлагать купить у него вещи, Миша не знал. Он просто встал у входа на станцию, положил колечко с часиками на раскрытую ладошку, и стал ждать. Ему требовалось выручить всего четыреста рублей. Столько стоила месячная плата за Интернет. И ещё рублей сто, неплохо было бы получить сверху, на продукты питания. Однако, такой высокой цены никто не давал. Даже более того, никто вообще не обращал на него внимание. Все быстро проходили мимо, спеша по своим делам.
Время шло. Прохожие входили и выходили из Метро. Миша стоял.
Неожиданно возле него вырос высокий, плечистый парень в чёрной, кожаной куртке, изрезанной металлическими застёжками молниями.
– Чего стоишь? – поинтересовался, жуя жвачку.
– Да, вот – протянул ему продавец безделушки на ладошке.
– Продаёшь?
– Отдам за пятьсот.
Парень взял в руку колечко, повертел.
– Фуфло, – процедил сквозь зубы, вернул обратно, – С тебя триста.
– За что?!
– Место тут платное. Платить надо за место.
– У меня нет денег…
– Тогда, вали отсюда.
– Что же мне делать?.. Мне деньги нужны, – всхлипнул Миша.
– Да? Есть вариант. Ты мне отсосешь по полной. Я дам тебе двести. Это барахло возьму за сто. И мы будем в расчете. Годиться? – парень громко заржал.
Миша шестым чувством понял, что если он сейчас отсюда быстро не убежит, то у него возникнут большие неприятности.
– Нет. Нет! Я ничего не продаю! – взвизгнул во весь голос и ринулся в толпу.
Остановился он только возле какого-то магазина.
Запыхался. Его трясло. Не то от страха, не то от холода. Дождевая вода с мокрой головы просачивалась на спину. В желудке посасывало. Мамины часы показывали половину восьмого вечера. И тут ему, вдруг, до того стало себя жалко, что слезы снова сами собой потекли у него из глаз. Это же надо было такому случиться, чтобы великий победитель стоял на улице под дождём с непокрытой головой, голодный, замерзший, униженный каким-то поддонком, совершенно без денег! В то время как у него, там, в заветном сундуке, лежит годовой Сертификат на бесплатную игру, который он не может получить только потому, что кому-то сильно приспичило прижмуриться именно в тот день, когда он взошёл на высочайший пьедестал всех времён и народов! И для кого, спрашивается, он так старался и всё это делал!?.
Миша громко расплакался. Безвыходность положения накрыла его железным ведром, по днищу которого громко барабанили дождевые капли. Продать ничего не сумел. Время потрачено зря. Впереди – пустота.
– Ты, что, милый? – остановилась возле него какая-то маленькая старушка в потрёпанном пальтишке, – Ты, что плачешь?
– Денег нет. Мама умерла, – размазал он слёзы по щекам, – Есть нечего.
– Ишь, ты, несчастный, – сочувственно покачала она головой, – Голодный?
– Да.
– И что тут стоишь?
– Продаю, – протянул ей часы с колечком.
– Мамины?
