скачать книгу бесплатно
– Вот, Григорий Мстиславович, прошу. Как мне известно, вам для практики совсем не обязательно видеть заключенного, поэтому вы уж извините, но окошечко я открывать не буду.
И он отошел от меня на пару шагов, словно чего-то опасаясь. Я повернулся лицом к стальной двери и уже поднял руку к груди, чтобы начать, как меня охватил мандраж. Вспомнилось, как по мне ударили эмоции Лидии при первом применении показанного навыка. Как тогда нахлынуло воспоминание из прошлого, а я на несколько мгновений выпал из ощущения окружающего пространства. А если сейчас все повторится? Или еще чего похуже произойдет?
Помотав головой, чтобы прогнать предательский страх, я решительно подал магию в указательный палец и начертил им по часовой стрелке круг, соединив получившуюся фигуру со своим источником. Из-за того, что я поторопился, получившийся канал оказался слишком большим и в меня бурным потоком хлынули чужие эмоции, выбив из головы все мысли.
Тоска… Черная тоска и безысходность, что рвет душу. Хочется выть. Слезы сами наворачиваются на глаза. Обида на всех. Бессильная злость. Даже злоба и ненависть. Миг оглушительной злобы схлынул, как смытый волной, и вновь накатила тоска. Нельзя. Ничего нельзя сделать…
– Как вы, Григорий Мстиславович? – встревоженно склонился надо мной Николай.
В затылке чувствую тупую боль. В нос шибает запах нашатыря, флакончик с которым держит в руках мой провожатый. Лицо его встревоженное и сочувствующее. Я лежу на полу коридора рядом с дверью в изолятор.
– Что произошло? – с трудом садясь прямо на полу и даже не пытаясь встать, спросил я у него.
– Вы побледнели сначала, потом покраснели, и на лице ярость появилась, а затем глазки закатили и – хлоп! – бухнулись. Я уж видал такое. Лаврентий Семенович, наш медик, говорит, что это шок от слишком большого количества чужих эмоций. Вроде как разум мага не выдерживает, и он отключается. Это еще ладно! Были случаи, когда во время вот такой тренировки не в обморок падали, а на стены кидались или даже на меня. Вот где жуть!
– Я еще раз попробую, – поднялся я на ноги я встал перед дверью, уставившись на нее исподлобья как на противника.
– Вы уверены? А вдруг снова хлопнетесь? Или кидаться начнете? Может, погодите? Завтра придете?
– Нет, – мотнул я головой. – Сейчас я знаю, к чему быть готовым. Справлюсь! Для того и тренировка, чтобы такого не допускать.
– Вам виднее, – с сомнением протянул Николай.
В этот раз я действовал медленнее. Да и круг начертил совсем крошечный, почти точку. Ну и когда соединял со своим источником, делал это аккуратно, готовый в любой момент разорвать созданный «прокол».
В меня опять полилась чужая тоска, но на этот раз она была в разы слабее. Словно откуда-то издалека. Сильная эмоция, но если впустить ее в себя совсем немного, можно отстраниться. Постояв перед дверью в изолятор минуты две, концентрируясь на том, чтобы не дать чужой эмоции стать моей собственной, я разорвал прокол.
– Уф, – выдохнул я облегченно и даже стер тыльной стороной ладони выступивший от напряжения пот со лба. – Аж голод накатил.
– Такое бывает, – согласно кивнул Николай, спокойно подходя ко мне поближе.
А то до этого он от меня еще на несколько шагов отошел, опасаясь, что я сорвусь и не справлюсь с чужими эмоциями.
А еще голод, зверский голод начал одолевать меня, как будто я не ел пару дней.
– Есть у вас, где поесть?
– Только баланда для заключенных. Мы из дома обед носим. Господин начальник с другими офицерами в ресторацию ходят.
– Да я бы сейчас и от баланды не отказался, – признался я.
Мне было плевать, лишь бы насытится и утолить разыгравшийся голод.
– Вы наверное ее просто никогда не ели, – заметил Николай. – Но я могу сходить в столовую и набрать вам. Только уж извиняйте, но вас туда не пущу. Только с разрешения старшего офицера, а они сейчас как раз на обед все должны были уйти.
Мы вернулись обратно к Ивану Игоревичу, после чего, предупредив его, Николай умчался за баландой для меня.
– Бледно выглядите, Григорий Мстиславович, – заметил мужчина. – Но по первой у многих разумников так. Выпить не желаете? Чтобы чувства успокоить? У меня есть.
– Нет, благодарю, – отказался я.
Уж не знаю почему, но к алкоголю меня совсем не тянуло. Ни разу не хотелось «принять на грудь» с момента своего появления здесь. Даже сейчас. Вскоре явился и Николай с металлической тарелкой и ложкой. Иван Игоревич любезно сдвинул свой журнал в сторону и предоставил свое место, пока я ем. Похоже городовым было просто скучно и им было интересно, как я отреагирую на еду для заключенных. В принесенной тарелке была разваренная гороховая каша. Какая-то вязкая, помешав ее ложкой, обнаружил кусочки лука. На вкус она была хоть и соленой, но и только. Набить брюхо таким блюдом можно, но о вкусовых изысках можно только мечтать. Правда, мне сейчас как раз это и нужно. Сначала медленно, но привыкнув к непривычному вкусу, все быстрее я выхлебал всю баланду, почувствовав приятную тяжесть в животе.
– Спасибо, – отдал я тарелку Николаю.
– Надо же, – покачал тот головой, – сам бы не увидел, не поверил, что дворянин и маг по своей воле такое съест.
– Случаи бывают разные, – заметил я. – Но ты прав, повторять этот опыт мне как-то не хочется.
Таганку я покидал с облегчением. Хоть коридоры там и широкие, света из окон падает достаточно, но серый цвет каменных полов и белая побелка стен как-то не вызывает радости. А уж про подвал с комнатами изолятора и говорить нечего. Баланда лишь закрепила чувство безнадеги и тоски. Я ее и доедал в конце уже больше не от голода, как сказал Николаю, а чтобы прочувствовать на себе быт арестантов. Как говорил на лекции Алексеев – чтобы понять кого-то, надо на какое-то время «побывать в его шкуре». А кто ведает, где мне может пригодиться знание, как и чем живут заключенные.
Сейчас же, выйдя на свежий воздух, я решил прогуляться и впитать в себя «запах свободы», чтобы скинуть сгустившуюся в душе атмосферу мрачности и безысходности.
Медленно шагая вдоль улиц Москвы, я смотрел на людей вокруг. Как когда-то в Твери. Только здесь их было больше в разы, что создавало шум, суету и то неуловимое ощущение быстрого ритма характерного только для этого города.
Ресторацию, про которую говорил Николай, я увидел через двадцать минут неспешной ходьбы. Красивое здание с колоннами около входа и важным лакеем в ливрее на входе. Он с гордостью и достоинством распахивал двери перед господами и дамами, выходящими из подъезжающих карет и автомобилей. И зорко следил, чтобы пятерка чумазых мальчишек в грязных курточках с рваными на коленках штанами не подходили близко. Вот он в очередной раз шикнул на них, когда они, из озорства играя в собственно выдуманную игру «подкрадись к лакею как можно ближе и не будь замеченным», оказались всего в пяти метрах от входа в ресторацию.
А уже через секунду, словно имея глаза на затылке, уже подскочил к дверям и распахнул их перед выходящими наружу двумя богато одетыми молодыми людьми в изрядном подпитии. Явно дворяне и из богатых родов. Громко смеясь и толкая друг друга локтями, явно довольные жизнью, они прошли до дороги и перед ними тут же остановился извозчик, даже не дожидаясь, пока его позовут. Те, приняв его расторопность как должное, завалились в карету, и та тут же тронулась, освобождая место перед входом для других посетителей. Пятерка мальчишек проводила карету завистливыми и голодными взглядами. После чего они потеряли интерес к прошлой забаве и двинулись вдоль дороги, шаря глазами по витринам лавок и магазинов, расположенных вдоль улицы.
Почему-то этот контраст – двое богачей и пятеро мальчишек голодранцев резанул меня. Это показалось дико не правильным. Так быть не должно. И захотелось как-то помочь пацанятам. Не иначе сказались эмоции заключенного, на котором я тренировался, и атмосфера самой Таганки.
Я шел за ними, пока они не остановились возле кондитерской, уткнувшись носами в витрину.
– … ватрушку бы выбрал, – делился рыжий и конопатый десятилетний пацан с остальными.
– Не, мне больше ту, с кремом хочется, – возразил ему тощий и выше на целую голову лопоухий приятель.
– Выбирайте, заплачу, – подошел я к ним.
Те тут же настороженно уставились на меня, отлипнув от витрины и сбившись в кучку.
– Чего вам, господин? – спросил крепыш с самыми широкими плечами из всей пятерки.
– Говорю же – выбирайте, я заплачу.
– Зачем это вам?
– Да чего ты, Борян, – толкнул его в бок рыжий. – Раз готов платить – пущай!
Тот упрямо мотнул головой. Битый жизнью, знает, что обычно бесплатно ничего не бывает. Но не в этом случае. Так и не дождавшись от них ответа, я молча вытащил из кармана рубль и отдал в руки крепышу.
– На, сами купите. Радость у меня вот и решил ей с вами поделиться, – слукавил я мальчишкам. – Бывайте.
Эти пятеро напомнили мне о Сашке. А заодно навели на мысли, откуда всякие революционеры набирают себе пополнение. Да в том числе вот из таких пацанят! И как бы это крамольно не звучало, в том, что у них это получается, виноваты как раз сами дворяне и власть. Вот насмотрятся они на богачей, как те двое из ресторации, потом посмотрят на недоступные им пироженки и ватрушки, а еще если и обидят их где – и готов новый революционер, который хочет свергнуть власть. И это я еще не знаю, как тут работают социальные лифты. Может так статься, что будь среди них хоть трижды гении, а наверх не заберешься выше определенного уровня!
Зайдя по пути в бакалею, я купил заварки, леденцов для Сашки и табак для мужиков. Все равно собирался с ними сегодня встретиться, так хоть не с пустыми руками. Будет для Акинфея и остальных еще один повод лучше ко мне относиться.
Сашку я нашел около вокзала, как и ожидал. Подросток лузгал семечки, притулившись у стенки здания, и зорко следил не только за приезжими, но и за тем, где ходит патрульный городовой. Поэтому меня он заметил сразу. Поманив его рукой, я сам присел на лавочку, что стояла на небольшой площади перед вокзалом.
– Здравствуйте, Григорий Мстиславович, – улыбнулся Сашка и после моего кивка на лавку плюхнулся рядом. – Как ваше здоровье? Ух и кровищи из вас вытекло тогда! Я уж испужался, что не дотянете вы до лекаря!
– Как видишь, уже все зажило.
– Магия? – тут же деловито и со скрытой завистью уточнил подросток.
– Она самая. Держи, – передал я ему сетчатую сумку, купленную в той же бакалее, с «подарками». – Леденцы тебе, табак мужикам отдашь, а заварку – ну тут уж сами разберетесь.
– Вот за это спасибо огромное, – расплылись губы Сашки до ушей, и он тут же цапнул авоську.
Достав один петушок на палочке, тут же засунул его в рот и, причмокивая, расплылся в блаженной улыбке. Мне было приятно видеть его таким. Не озлобленно-настороженным, а обычным ребенком, который любит сладкое. Дав ему пару минут понаслаждаться угощением, перешел к расспросу.
– Как к тебе-то отнеслись, что ты ко мне за помощью пошел?
– Да кто как, – пожал плечами Сашка. – Обычно головой лишь качали, мол я какую-то глупость совершил, но глупость полезную. Но есть и такие, для которых губернатор ничем не отличается от других дворян. Вот они – ругали.
– Назовешь мне их имена? – тут же уцепился я. И тут же пояснил насторожившемуся Сашке свой интерес. – А то ведь из-за них не только губернатора, но и других хороших дворян поубивают и останутся среди них только те, кому на рабочих плевать. Тогда до большой крови недалеко. А большая кровь – она такая, правых иль виноватых не разбирает. Все под одну гребенку идут. И твоего брата может кто случайно тогда пристрелить. Или под взрыв попадет, не дай боже.
Сашка с серьезным лицом кивнул и тут же, загибая пальцы, назвал мне шесть имен, которым не понравилось, что бомбистов схватили.
– Ну, бывай, – встал я со скамейки. – Передашь Акинфею с Василием и Сергеем, чтобы вечером ко мне зашли? Разговор до них есть.
– Хорошо. До свидания, Григорий Мстиславович.
Вернувшись в дом, я тут же, пока не забыл, записал названные Сашкой имена, сделав пометку уточнить на их счет уже у мужиков, когда те придут.
Сашка не подвел, и к девяти вечера в коридор уже постучали. Пришли все трое, отчего в моей комнате, куда я их проводил, стало резко мало места. Поздоровавшись, я уже хотел начать спрашивать о названных подростком людях, когда Акинфей упал передо мной на колени.
– Ваше благородие, вы помощь обещали, – я тут же закрыл рот и поощрительно кивнул. – Есть у обчества до вас одна просьба!
Глава 5
– Так, давай по порядку, – когда Акинфей по моей просьбе поднялся с колен и изложил, что у них случилось, начал я. – Значит, ваш Серафим Кузьмич, приглядывающий за порядком в работном доме, пока вы на фабриках, слег от боли в сердце, так? И не может встать, парализованный?
– Да, – как болванчик кивнул Акинфей.
– А медик, который на заводе лечит, отказал в помощи, потому что Серафим Кузьмич там не работает?
– Да. А тот, что согласился нам помочь, лишь руками разводил и приговаривал: лекарств дорогих у нас нет, от того простой человек если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет, – с обидой в голосе процедил Акинфей и повторил свою просьбу. – Ему бы к магу на прием. А вы сами вчерась о помощи упоминали.
– И я от своих слов не отказываюсь, – согласился я и задумался, что могу сделать.
Старика я помнил и зла на него, что он меня прогнал в последнюю нашу встречу, не держал. Но к кому я могу обратиться за помощью? На ум приходил только Догомыш. Вот уж кто точно не откажется помочь простому рабочему, но тут другая проблема. У него и других страждущих вереница за дверью стоит. В прошлый раз он пошел мне на встречу неохотно, только потому, что я из жандармерии и пришел по рекомендации от его однокашника. Сейчас может и в позу встать. Да и вид он тогда имел самый замученный, как бы уже он сам не слег от своего усердия. Но других кандидатур на ум не приходило, придется идти к нему. На крайний случай – обратиться к врачам, практикующим частную практику. Только нужно узнать их расценки. Вот эти мысли я и изложил мужикам.
– Сергей пусть по частникам пробежится, – начал я давать указания. – Цены узнает, кто в принципе согласен из них за плату к рабочему прийти. Василий сходит к Владимиру Ивановичу, который его недуг излечил. Он его знает, сможет пробиться и хотя бы спросить. Если что, скажи, что и оплатить за срочность готовы, – посмотрел я на детину.
– Сделаю все, – комкая в руках кепку, кивнул Василий.
– А мне что делать? – спросил Акинфей, когда я закончил раздавать указания и задумался, можно ли еще что-то сделать.
– А на тебе будет общее руководство, – решил я. – Следишь, как уход устроили за Серафимом Кузьмичом, когда тебе Сергей с Василием с ответами придут или сам или через того же Сашку мне весточку передашь. Я же не всегда дома, по службе много мотаться приходится.
Когда с этим разобрались, я перешел к именам, что мне Сашка назвал. Уточнил полное имя каждого, чем занимаются, какие взгляды высказывали. Пусть и с неохотой, но мужики рассказали о шестерке недовольных задержанием бомбистов. После этого покинули меня, дав слово, что завтра все узнают и все мне расскажут.
Когда ложился спать, думал, что долго не смогу заснуть. День был уж очень богат на впечатления. Однако «помогла» погода. Через полчаса после ухода мужиков по крыше застучали капли дождя, под чей мерный стук мое сознание успокоилось, и я как в омут провалился в сон.
На лекцию по филерскому делу я добирался на извозчике, хотя изначально планировал встать пораньше и прогуляться. Увы, начавшийся поздно вечером дождь под утро не закончился и продолжал моросить. Зонта или плаща у меня не было и, чтобы не промокнуть, пришлось тратиться на частника. Улицы города из-за дождя не сильно опустели. Люди все также спешили по своим делам, чертыхаясь, если наступали в лужи или кого-то окатывали водой проезжающие мимо автомобили.
Добрался я в итоге одним из первых и стал ждать преподавателя, облокотившись спиной на стену коридора. Вскоре подтянулись и остальные. Когда почти вся группа собралась в коридор зашел подпоручик Озерский и, увидев меня, расплылся в улыбке и на весь коридор заголосил:
– Здравствуйте, Григорий Мстиславович. Я тут случайно узнал, что вам досрочно восстановили звание. Поздравляю корнетом! Все же наше руководство по достоинству оценило ваше мужество, что безмерно радует.
– Какое мужество? – недовольно вскинулся Селиверстов. – Григорий действовал в высшей степени необдуманно, и мы все вчера разбирали его действия. Вы сами в том числе высказывались, как ему должно было поступить!
– Вы, Аркадий Сергеевич, человек гражданский и в бою не бывали, – примирительно начал Озерский. – А там всегда действуешь по ситуации. После конечно обязательно идет разбор допущенных ошибок, чтобы их потом не повторять, что мы и сделали. Но осуждать Григория я вчера и не думал. Сам не знаю, как бы поступил на его месте. Это в классе, в тепле и безопасности легко о таком говорить.
– Соглашусь с Анатолием, – со своим непередаваемым акцентом сказал Ибрагим. – Перед боем голова по-другому работает, не каждый может сообразить. Мы можем просто не знать, в каких условиях тогда был Григорий. Даже после того, что он рассказал, он мог сам забыть какие-то мелочи, что повлияли на его решение.
– Но терять разум не стоит никогда, – прогудел в поддержку профессора Лебедев.
– А он его и не терял, – отмахнулся Озерский, который уже подошел ко мне и протянул руку. – Еще раз поздравляю!
– Благодарю, – ответил я на рукопожатие.
– И все равно, я считаю, что вы, Григорий, поступили необдуманно, – смотря мне в глаза, заявил Селиверстов.
– Поживем и увидим, как вы поступите в схожей ситуации. Может, растеряетесь, а может и вовсе… – хмыкнул я со скрытой издевкой.
– Вы считаете меня трусом? – завелся профессор.
От дальнейшего накала внезапно вспыхнувшего спора, нас уберегло появление Савелия Лукича.
– Господа! И дамы, – чинно раскланялся он с Кузнецовой и Ласточкиной. – Прошу вас не устраивать свар. Мы все на службе у Его Величества императора и нашего отечества и негоже еще и между собой собачиться. Нам и без внутренних ссор врагов хватит. Прошу в класс.
Селиверстов неприязненно покосился на меня и первым прошел вслед за преподавателем. Дальше и остальные потянулись. Я пропустил перед собой наших девушек и вместе с Озерским и Мирзояновым зашел следом.
– Итак, все готовы? – когда все расселись, обвел нас взглядом Савелий Лукич. – Тогда начнем. Кто такие филеры и чем занимается наша служба? Главная задача филера – незаметная слежка за гражданами, которые по тем или иным причинам попали в поле зрения жандармерии и нужно незаметно для них установить – честные это граждане империи, что просто живут и никак не угрожают стабильности нашего государства, или скрытый враг, что готовится напасть и подорвать устои общества. Как правило, работа филера начинается после записок наших оперативных сотрудников. Когда через агентов или иным способом жандарм оперативной службы узнает о подозрительном человеке, который к примеру негативно отзывался о власти, высказывал мысли о бунте или подстрекал на незаконную стачку. Первым делом конечно оперативник обязан проверить подозреваемого по картотеке. Возможно, он уже попадал в поле зрения как неблагонадежный, но был по каким-либо причинам признан не опасным. Бывает, что такие люди со временем становятся более радикальными в своих взглядах и, если раньше не представляли угрозы, то теперь решили активно работать против власти и стабильности в обществе. Но очень часто в картотеке нет нужной информации, всех поголовно туда не запишешь, а проверить человека надо. Просто подойти к нему и спросить: не замышляешь ли ты против императора и устоев нашего общества, как вы понимаете не разумно, – улыбнулся Прохоров.
В классе раздались смешки. Я и сам понимающе улыбнулся.
– Через завербованных людей такое тоже не всегда можно провести. Вот тогда-то к работе подключается служба филеров. Мы получаем имя и примерное описание подозреваемого, его место наиболее частого появления и причины, почему к человеку был проявлен интерес. А дальше находим заинтересовавшую оперативника личность и буквально ходим по пятам, цепко отслеживая и запоминая – с кем подозреваемый общается, чем занимается в свободное время, какие мысли высказывает при различных обстоятельствах. И все это нужно сделать так, чтобы филера никто не заметил. Идеальный филер – это тот, кто видит все, а его не видит никто!
Прохоров замолчал, подчеркивая важность сказанного. Убедившись, что все внимательно слушают и осознали озвученный тезис, он продолжил.
– Как вы понимаете, достичь такого идеала очень не просто. И о том, как этого добиться, и пойдет речь. Первое, что вы должны знать, работа филера начинается еще До того, как он придет и увидит подозреваемого. Для начала филер должен точно узнать у оперативника – к какому сословию принадлежит подозреваемый. Где проводит основное время. Затем, собрать о местах посещения подозреваемым всю возможную информацию. Где это находится, есть ли ограничения на вход и для кого они действуют. Как их можно обойти. Следом филер обязан замаскироваться. Простейший способ – переодеться в то, что носит сам подозреваемый и его круг общения. Эту информацию можно узнать или у оперативника, или просто надеть то, что характерно для сословия, к которому принадлежит подозреваемый. И уже после этого можно идти на слежку.
Дальше Савелий Лукич коротко рассказал об основных сословиях, что проживают в Москве, характерных для них отличиях – как в одежде, так и в поведении по отношению к окружающим. После этого как-то плавно перешел на описание основных запрещенных партий и кружков, перед этим перечислив вообще все партии, какие существуют, и описав декларируемые ими цели и задачи.
– Публика в этих партиях собралась самая разная. Будет ошибкой думать, что там лишь безграмотные крестьяне, да в край обедневшие мещане состоят. Нет, – покачал огорченно головой Прохоров. – Верхушка там сплошь из людей умных и образованных. Многие и за границей обучались или даже в наших университетах. Имеют не только знания, но и связи. Вхожи в дворянские дома, и даже в Кремле есть их сторонники! Последние обычно не идейные, а считающие, что могут использовать эти партии и кружки в своих личных интересах. Опасное заблуждение, из-за которого уже происходили волнения. Вы должны их помнить, – тут он скользнул взглядом по мне, – или как минимум знать о них. Волнения тысяча девятьсот пятого года из тени его подначивали дворяне, продвигая свои интересы! И цель тогда была одна – ограничить власть нашего императора, передав часть его полномочий им через введение нового органа власти. В итоге им частично это удалось. Государственная дума стала не просто совещательным органом власти, получив и урезанные функции законодательной. И если вы думаете, что этого им хватило – вынужден вас разочаровать. Подначивание крестьянского и мещанского сословия с их стороны только усилилось. Одной рукой они зажимают рабочих и крестьян, а другой – подстрекают их на бунт против Государя-императора!
