Энергия. Трансформации силы, метаморфозы понятия

В нашем случае определить ядро понятия еще труднее из‐за того, что терминология крайне запутана и неясна. Само понятие силы (force) и его эквиваленты в разных языках могли означать очень многое. Разумеется, мы не будем принимать во внимание его переносное значение, которое мы встречаем в таких выражениях, как «сила примера», «сила привычки», «полицейские силы», «экономические силы» и так далее. С другой стороны, выражения вроде «силы природы» могут использоваться и в научном значении, а значит, быть актуальными для нашего исследования.

Но даже в качестве научного термина «сила» в разных контекстах может означать разные вещи. Например, как показывает критический анализ, в следующем предложении, взятом из Герберта Спенсера, каждый раз значение понятия меняется: «Вступая в противодействие с материей, единая сила (a uniform force) частично переходит в силы, действующие в различных направлениях (forces differing in their directions), а частично – в силы, различающиеся по существу (forces differing in their kinds)»45. В декартовой механике, которая, как мы увидим, в сущности представляет собой теорию удара, третий закон движения гласит: если движущееся по прямой тело сталкивается с другим, наделенным меньшей силой (vis), то продолжает двигаться в том же направлении, но теряет ту часть движения, которую передает второму телу. Если же «сила» второго тела больше «силы» первого, то первое теряет направление движения, но не само движение46. Очевидно, что в этом контексте «сила» означает то, что мы называем «количеством движения» или «импульсом», то есть произведением массы и скорости. Конечно, Декарта нельзя порицать за такое несоответствие. Его исследование вело в неизвестные до того области мысли, к идеям, для которых еще не существовало слов. Что могло быть более естественным, чем заимствовать слово из повседневной латыни; заимствовать слово, у которого еще не было терминологического значения, и использовать его как технический термин (terminus technicus), особенно учитывая, что его привычное значение мало отличается от операциональной интерпретации этого понятия? Декарт совершенно оправданно называет «силой» (vis) «произведение массы и скорости» – пусть даже в дальнейшем научная терминология и пошла по иному пути.

Однако положение усложняется, когда сам же Декарт начинает применять тот же термин в других значениях. В письме Мерсенну от 15 ноября 1638 года он, например, пишет: «Наконец вы услышали слово „сила“ в том смысле, который я в него вкладываю, когда говорю, что требуется такая же сила, чтобы поднять груз в сто фунтов на высоту ступни, что и груз в пятьдесят фунтов на высоту двух ступней, то есть на это идет одинаковое движение или одинаковое усилие»47.

Из этого фрагмента ясно, что «сила» в данном контексте означает работу. В таком же значении термин «сила» Декарт употребляет в начале краткого трактата «Объяснение механизмов, с помощью которых можно малой силой поднять тяжелый груз» (Explication des engins par l’ ayde desquels on peut avec une petite force lever un fardeau fort pesant). Здесь он пишет: «Изобретение всех этих механизмов основано всего на одном принципе, а именно: та же самая сила, которая способна поднять, например, вес в сто фунтов на высоту двух ступней, может поднять вес в двести фунтов на высоту одной, или в четыреста – на высоту в полступни, и так далее, если применять к ним эту силу»48.

Еще в 1743 году д’ Аламбер, критикуя такое путаное и неразборчивое употребление термина, писал: «Когда говорят о силе движущихся тел, то или с произносимым словом вовсе не связывают никакой ясной идеи, или под ним понимают лишь свойство движущихся тел преодолевать встречаемые ими препятствия или сопротивляться этим препятствиям»49. В XIX веке номенклатура стала еще более двусмысленной: «силой» регулярно называли то, что мы сейчас определяем как «энергию» или «работу», под влиянием лейбницевского термина «vis viva» (то, что мы называем «кинетическая энергия»).

Насколько неудобна такая путаная терминология не только для историка науки, но и для современников автора, который ее использует, можно видеть на примере Юлиуса Роберта Майера и его работы о сохранении энергии – «О количественном и качественном определении сил»50. 16 июня 1841 года он отправил ее Иоганну Кристиану Поггендорфу для публикации в журнале Annalen der Physik und Chemie. Поггендорф как редактор отказался печатать это важное исследование, и в 1842 году его – под названием «Наблюдения за силами неживой природы» принял Либих в журнал Annalen der Chemie und Pharmazie51. Публикация осталась совершенно незамеченной. Как указывал Мах52, даже физик Ф. Жолли, посетив Майера в Гейдельберге, понял логику его работы лишь после долгой беседы и «значительных пояснений». В 1845 году вышла в свет знаменитая статья Майера «Органическое движение в его связи с обменом веществ», в которой он писал: «В действительности существует только одна-единственная сила. Эта сила в вечной смене циркулирует как в мертвой, так и в живой природе. Нигде нельзя найти ни одного процесса, где не было бы изменения силы со стороны ее формы!»53

Многозначность слова «сила» (Kraft) приводила к серьезной путанице, и свидетельство тому можно найти в классической работе Германа Гельмгольца «О сохранении силы» (Über die Erhaltung der Kraft)54. Двадцатишестилетний Гельмгольц прочитал ее на заседании Берлинского физического общества 23 июля 1847 года. Как и статью Майера, работу Гельмгольца посчитали экстравагантной. Поггендорф также не принял ее в свой журнал. Насколько двусмысленность понятия «силы» мешала понять статью, ясно видно из спора, который разгорелся между ее сторонниками – Э. Дюбуа-Реймоном и К. Г. Якоби – и противниками – Р. Клаузиусом и Е. Дюрингом. Неудивительно и то, что это туманное словоупотребление вышло за пределы собственно научного языка. В доказательство процитируем фрагмент из юмористической поэмы Вильгельма Буша (инженера по образованию), где пощечина описывается так:

К щеке, полной [жизненных] соков,Протянулась рука, полная силы,Силы, движимой возмущениемИ превращенной в импульс движения.Движение, быстрое, как молния,Пронеслось к щеке и высекло из нее жар.А жар, воспаляющийНервы, жжет ощущением боли,Пропекает душу до самого основания.Никто не захочет испытывать подобное чувство.Пощечиной зовется это действо,Но деятель науки назовет его преобразованием силы55.

Несколько напугав трудностями, с которыми может столкнуться тот, кто решит анализировать понятия с исторической точки зрения, теперь мы должны отметить, насколько важен наш предмет как для науки, так и для философии. «Сила» – одно из основных понятий физики. Это первое нематематическое понятие, которое встретится читателю в большинстве учебников. Изучающий физику будет постоянно возвращаться к нему, читая разделы о силе тяготения, электромагнитной силе, силах трения и вязкости, когезионных и адгезионных силах, силе упругости и химических силах, наконец, силах молекулярных и ядерных. Если не прояснить и не подвергнуть критическому анализу эти понятия, легко можно поверить, что в центре современной физической науки стоит что-то мистическое или даже оккультное. Это хорошо понимал Чарльз Сандерс Пирс, пытаясь объяснить понятие силы с прагматической точки зрения: «[Сила] – это замечательное понятие, которое, будучи выработано в первой половине семнадцатого века из примитивной идеи причины и постоянно совершенствуясь вплоть до настоящего времени, показало нам, как следует объяснять все изменения движения, испытываемые телами, и как следует осмыслять все физические феномены; оно дало начало современной науке и изменило лицо планеты; оно, помимо своих специфических применений, сыграло основополагающую роль в направлении хода современной мысли и в продвижении современного социального развития. Поэтому стоит потратить определенные усилия для того, чтобы постичь его»56.

Действительно, началом современной науки можно считать тот момент, когда приходит ясное понимание, что такое механическая сила, и это понятие сознательно включается в основы физики как науки. Наука по Аристотелю и Птолемею была прежде всего системой геометрических и кинематических понятий. «Новая наука», напротив, основывалась на динамике Ньютона. Таким образом, критически осмыслить, насколько понятие силы важно для современной науки, – значит сделать очень важный шаг к пониманию того, как эта наука развивалась.

Но и это еще не все. Среди всех возможных базовых понятий физической науки «сила» занимает уникальное положение, так как она одна напрямую связана с понятием причины. Многие мыслители, прежде всего кантианцы, считали «силу» точным физическим выражением «причины» и понятия каузальности. Согласно такому взгляду, естественные науки привязывают все феномены природы к некоторым основаниям, постигают феномены как следствия этих оснований. Если проводить эту мыслительную операцию последовательно, то научную структуру этих оснований надо формулировать так, чтобы постоянно задействовать в них каузальность. Понятие вещества, таким образом, выводится из эмпирического применения принципа каузальности. Из сформированного таким образом понятия вещества, в свою очередь, выводятся конкретные причинно-следственные связи. Каузальность в ее связи с вещественностью называется «силой», а вещество, к которому относится действие этой силы, можно считать ее «носителем».

Из-за этой уникальности понятие силы подверглось серьезным нападкам позитивистов. Они полагали, что, устранив понятие силы из физики, можно освободить науку в целом от оков каузальности – «одного из самых упорных пережитков донаучного фетишизма».

И наконец, критическое рассмотрение понятия силы в его развитии составляет важную главу в истории идей, поскольку в нем отражается постоянная трансформация интеллектуальных установок на протяжении многих веков.

Перевод с английского Владимира Макарова

Гюнтер Гёдде

Понятие силы у Фрейда. Применение в физиологии и психологии 57

Парадигма «силы» определяла для Фрейда базовую гипотезу, отразившись во всех его трудах, а многие из них пронизав насквозь. В настоящей статье я хотел бы остановиться на некоторых аспектах психоаналитической теории и практики, в которых дискурс силы нашел свое проявление. Сюда относятся:

1) изучение Фрейдом физиологии и его исследования в составе так называемой группы Гельмгольца;

2) такие его концепции, как «катарсис», «отреагирование», «вытеснение» и «конверсия», в контексте исследований истерии;

3) начала метапсихологии – от «Наброска психологии» (1895) до «Толкования сновидений» (1900);

4) место энергетического измерения в рамках психоаналитической теории влечений;

5) «экономический» ракурс метапсихологии и области его применения;

6) сравнение с использованием понятия силы у Ф. Ницше;

7) некоторые заключительные замечания о концепции силы и энергетических основах теории влечений у Фрейда.

1. Психология: учеба и исследовательская работа

Будучи абитуриентом, Фрейд прослушал научно-популярный доклад, посвященный – по ошибке приписывавшемуся Гёте – фрагменту «Природа», который в каком-то смысле содержит программу ранней немецкой натурфилософии. Этот гимн, возникающий из истоков романтической натурфилософии, ранее уже глубоко впечатлил таких великих естествоиспытателей, как Александр фон Гумбольдт, Карл Густав Карус, Рудольф Вирхов и Эрнст Геккель. Карус говорил о том, что исследователь в своей преданности природе чувствует себя «апостолом мирского евангелия»58.

Натурфилософский гимн так сильно тронул Фрейда, все еще колебавшегося с выбором специальности, что он принял решение в пользу «изучения естественных наук»59. Задним числом его встречу с этим гимном можно рассматривать как последний аккорд в истории концепции «жизненной силы»60, которая именно тогда была оттеснена на задний план более новыми естественно-научными достижениями, такими как закон сохранения энергии и клеточная теория61. Во всяком случае изучение Фрейдом медицины (1873–1881) приходится на то время, когда завершилось господство романтической натурфилософской картины мира и совершился переход к позитивистской естественно-научной картине.

Решающим моментом, повлиявшим на его обращение к новой «биофизической» парадигме62, стал, по-видимому, прием двадцатилетнего Фрейда в физиологический институт Эрнеста Брюкке, которого он однажды назвал «величайшим авторитетом», когда-либо оказывавшим на него воздействие63. Брюкке вместе с Гельмгольцем, Дюбуа-Реймоном и Карлом Людвигом основал тогда знаменитую группу физиологов, решительно выступившую против всякого витализма и финализма, влиятельного в естественных науках, и тем самым внесшую определяющий вклад в развенчание романтической натурфилософии и спекулятивной психологии. По замечанию А. Рабинбаха, эти физиологи обнаружили «в принципе силы ключ к законам органической и неорганической природы»64. Они, по программной формулировке Дюбуа-Реймона и Брюкке, последовательно стремились доказать, что «в организме не действует никаких иных сил, кроме общих физико-химических; что там, где объяснение с их помощью остается пока недостаточным, нужно посредством физико-математического метода либо отыскивать способ их действия в каждом конкретном случае, либо предполагать наличие новых сил, которые, будучи одного свойства с физико-химическими, присущи материи и всегда сводятся только к отталкивающим или притягивающим факторам»65.

Как излагает Брюкке в своих «Лекциях по психологии» (1874), организмы – в том числе человеческий организм – приводятся в движение силами, которые, в соответствии со сформулированным Гельмгольцем законом сохранения силы, остаются постоянными. При этом различие проводится между механическими, электрическими, магнитными силами, светом и теплом. Затем Брюкке собрал воедино все, что на тот момент было известно о превращении и взаимодействии физических сил в живом организме66. Такие новые концепции, как «единство наук», «естествознание» (Naturwissenschaft), «физико-химические силы», являлись не только «гипотезами, необходимыми для научных исследований; они превратились во что-то вроде предметов культа»67. Герман фон Гельмгольц со своими «популярными научными докладами» стал одним из «красноречивейших проповедников евангелия силы»68.

Молодой Фрейд относился к верным приверженцам физикалистской физиологии, составлявшей тогда центр «трансцендентального материализма»69. В институте Брюкке он в течение пяти лет занимался гистологическими исследованиями над низшими видами рыб и речными раками. Он бы охотно там и остался, чтобы сделать университетскую карьеру исследователя-физиолога. Однако из‐за отсутствия благоприятных возможностей продвижения в физиологическом институте и тяжелого материального положения ему пришлось отказаться от такого плана. Вместо этого с 1882 года он проходит медицинскую подготовку в Венской общей больнице, специализируясь на невропатологии.

В контексте физиологических изысканий Фрейда показательно, что с 1884 по 1887 год он занимался исследованием возможных областей терапевтического применения кокаина70. В первой работе на эту тему, «О коке» (1884), в которой речь идет о «неоднократных опытах на себе и других», он высказал убежденность в «замечательном стимулирующем воздействии коки». Психическое воздействие заключается в «улучшении настроения и продолжительной эйфории. <…> Ощущается повышение самообладания, ты ощущаешь себя энергичнее и работоспособнее». Более того – и даже прежде всего, – кокаин оказывает стимулирующее воздействие на физическую силу: «При совершении длительной интенсивной умственной или мышечной работы не наступает усталость. Потребность в пище или сне, обычно настоятельно заявляющая о себе в определенные часы, как рукой снимает. <…> Я около десятка раз испробовал на самом себе это воздействие коки, защищающее от голода, сна и усталости и закаляющее для умственной работы; случая для выполнения физического труда мне не представилось»71.

Во второй работе – «Сведения о воздействии коки» (1885) – Фрейд вышел за границы метода наблюдения за собой и окружающими. Субъективные симптомы воздействия кокаина у разных людей оказывались совершенно различными, поэтому теперь он попытался исследовать его объективными методами. «От объективного метода измерения я к тому же ожидал, что он проявит для меня бóльшую однородность воздействия кокаина»72. Для измерения «двигательной силы определенной группы мышц» он воспользовался динамометром. Этот прибор представлял собой металлическую пружину, которая при сжимании перемещает стрелку по делениям шкалы. «Вскоре я стал испытывать доверие к показаниям динамометра, так как установил, что результаты сжимания, особенно максимальные, в высокой мере независимы от воли совершающего сжимание, а способ приложения усилия может вызвать лишь немногие и незначительные изменения»73.

Фрейд представил свои динамометрические данные в форме таблиц и пришел к выводу, что существуют закономерные суточные колебания, при том что по дням имеются заметные различия. При всех условиях кокаин вызывал «весьма существенное повышение двигательной силы <…> которое сохранялось около пяти часов»74. Это исследование, нацеленное на объективацию физической силы с помощью динамометра – метод, широко распространенный в XIX веке75, – осталось единственным экспериментальным психофизиологическим изысканием Фрейда. В этой связи примечательно, что и Ницше в конце 1880‐х годов эксплицитно опирался на измерения динамометра76.

2. Исследования истерии

Когда Фрейд в 1885 году завершил свою клиническую подготовку с апробацией по невропатологии, а также получил приват-доцентуру в этой области, он все еще оставался типичным представителем органической медицины. Затем он получил стипендию на прохождение стажировки в Париже. Четырехмесячное пребывание (1885/86) у Шарко, знаменитого невролога из клиники Сальпетриер, ознаменовало поворот от неврологии к психологии и психотерапии: как на уровне предмета – изучения истерии и неврозов, так и на уровне методов – клинического описания и классификации, а также применения гипноза77. С момента открытия в 1886 году неврологической частной практики, в рамках которой Фрейд более пятидесяти лет занимался психотерапией, его каждодневной задачей стало лечение нервных заболеваний. Из-за неудовлетворительных результатов терапии в 1887 году он провел первые терапевтические опыты с «гипнотическим внушением», а в 1889 году переключился на метод, который его коллега и наставник Йозеф Брейер несколькими годами раньше применил в знаменитом случае Анны О. В оригинальной истории болезни, записанной Брейером в 1882 году, целительное воздействие терапии, которую сама пациентка охарактеризовала как «лечение разговорами» (talking cure), было описано78 в таких формулировках, как «выговориться» (wegerzählen)79, «снять все это разговором» (die Sachen heruntersprechen), «прочистка дымохода» (chimney sweeping) и «устранить психические раздражения»80. Когда Брейер и Фрейд в «Исследованиях истерии» вновь обратились к этому случаю и попытались осмыслить его в рамках первой теории истерии, они назвали этот лечебный фактор «катарсисом»81.

К набору симптомов истерии относятся истерические припадки, двигательные расстройства (параличи, абазия и астазия), нарушения чувствительности (расстройства зрения, анестезии) и восприятия. Исходный момент для возникновения истерических симптомов Брейер и Фрейд видели в «психической травме», под которой понималось переживание, вызывающее мучительные аффекты, такие как страх, стыд, отвращение, печаль и т. д.

Как вторую предпосылку они рассматривали недостаточное «отреагирование» (Abreaktion). Если травматически обусловленные аффекты оказываются сглажены облегчающим разговором, эмоциональной разрядкой вроде плача и смеха или актом мести, то значительная часть аффекта исчезает. Если же, напротив, реакция оказывается подавлена, то аффект сохраняет связь с воспоминанием. «Оскорбление, на которое удалось ответить, хотя бы и на словах, припоминается иначе, чем то, которое пришлось стерпеть. <…> реакция пострадавшего на травму имеет „катартическое“ воздействие лишь в том случае, если она является реакцией адекватной, подобно мести»82.

Это предположение Фрейд и Брейер обосновывали тем клиническим наблюдением, что истерические симптомы всегда оказывались устранимы в случаях, «когда удавалось со всей ясностью воскресить в памяти побудительное событие, вызывая тем самым и сопровождавший его аффект, и когда пациент по мере возможности подробно описывал это событие и выражал аффект словами»83. Здесь можно провести параллель с описанной Ницше динамикой ресентимента, в которой также отсутствует «подлинная реакция»84.

Третий фактор проиллюстрирован в «Исследованиях истерии» показательным примером. Пациентка Люси Р. страдала от мучительных субъективных обонятельных ощущений, непрерывно ее преследовавших. Во время терапии ощущение запаха подгоревшего пирога удалось связать с внутренним конфликтом: она хотела отказаться от места гувернантки, так как не в силах была дольше оставаться в доме своего хозяина, но испытывала сильную привязанность к очаровательным детям, которым хотела заменить умершую мать. И как раз в момент актуализации этого конфликта произошел досадный случай – у нее подгорел пирог. То, что вспомнилось пациентке в дальнейшем, позволило увидеть более глубинный конфликт. Люси влюбилась в своего хозяина, не имея шансов на исполнение своего желания, но и не обладая мужеством признаться себе в этом любовном желании и связанном с ним разочаровании. Она точно описала свою стратегию, бессознательно выбранную для разрешения этого внутреннего конфликта: «Я же об этом не знала или, лучше сказать, знать об этом не хотела, старалась выкинуть это из головы»85. Речь шла о типичном случае «вытеснения». Несовместимое с Я представление «не уничтожается, а попросту вытесняется в бессознательное». Таким образом «возникает ядро и центр кристаллизации отделенных от Я психических групп, вокруг которого в дальнейшем концентрируется все то, что можно было бы принять лишь ценой примирения с противоречащим представлением»86.

Позднее Фрейд выдвинул гипотезу, что вытесненное оказывает постоянное давление «в направлении сознания, в противовес которому должно поддерживаться непрерывное обратное давление», так что экономически снятие вытеснения означает «сбережение сил»87.

Наконец, исходный момент психической травмы, не «отреагированный» аффект и центральную динамику вытеснения Фрейд дополнил четвертым этиологическим фактором – преобразованием психического аффекта в соматику, которое он называл «конверсией»88. Согласно этому положению, истерический симптом формируется за счет того, что энергия душевного процесса не допускается до сознательной переработки и перенаправляется в телесную иннервацию. Излечение катартическим методом происходит тогда посредством припоминания и повторного переживания психической травмы с прекращением вытеснения, что со своей стороны делает возможным освобождение и отреагирование сдержанных и подавленных аффектов.

В клиническом контексте исследований истерии здесь существенно то, что Фрейд и Брейер тогда еще целиком оставались во власти нейрофизиологии. Это можно увидеть, например, по следующему высказыванию: «в психических функциях следует различать нечто (величина аффекта, сумма возбуждений), имеющее все свойства количества – хотя мы и не обладаем средствами для его измерения, – нечто, способное к увеличению, уменьшению, смещению (Verschiebung) и разрядке (Abfuhr) и распространяющееся через следы представлений в памяти, примерно как электрический заряд по поверхностям тел. Эту гипотезу, которая, между прочим, уже положена в основу нашей теории „отреагирования“ <…> можно применять в том же духе, как это делают физики с предположением о токе электрического флюида. Пока что оно оправдано как пригодное для обобщения и объяснения различных физических состояний»89.

3. Начала метапсихологии

Параллельно с клинико-терапевтическим изучением неврозов Фрейд работал над вторым проектом, позднее получившим название «метапсихологии» и нацеленным на построение общей теории психики90. Целью Фрейда было «проследить, как оформится функциональное учение о психике, если ввести в него квантитативное наблюдение, своего рода экономику нервной силы»91. Работа над этим проектом, который Фрейд называл своим «тираном», месяцами омрачалась для него неуверенностью в себе, но вот в 1895 году он пишет своему берлинскому другу Вильгельму Флиссу:

«В одну из полных усердия ночей <…> внезапно пали все преграды, опустились покровы, и стало видно все насквозь от деталей невроза до условий сознания. Все казалось сцепленным одно с другим, шестеренки подходили друг к другу, возникло впечатление, будто эта штука – и правда машина, которая скоро заработает сама по себе. Три системы нейронов, свободное и связанное состояние количества, первичный и вторичный процесс, пара биологических правил внимания и защиты, знаки качества, реальности и мышления, состояние психосексуальной группы – сексуальность как предпосылка вытеснения и, наконец, условия сознания как функции восприятия – все это соответствовало одно другому, соответствует и сейчас! Я, конечно, не могу опомниться от радости»92. Результатом этих теоретических усилий стал «Набросок психологии», в рукописи посланный Фрейдом Флиссу в октябре 1895 года, однако опубликованный лишь в 1950 году93.