скачать книгу бесплатно
– Позывной такой. Пойдемте. Запускают уже, – она недовольно кивнула в строну входа в театр. Ну Мотька, ну зараза, подруга называется! Вот, не могла промолчать, коза!
Старый капельдинер на входе их узнал:
– Светлана Иосифовна, Марфа Максимовна, Серго Лаврентьевич, – Берия-младший кинул быстрый взгляд на подружек Светланы. Девушки не обратили внимания на приветствие, восторженно рассматривая внутреннее убранство театра, – Рад снова приветствовать Вас, – капельдинер с аристократическим достоинством поклонился посетительницам, – Сегодня у нас премьера. Ирина Викторовна танцует восхитительно! Вы получите истинное наслаждение!
– Спасибо, Матвей Леопольдович, – благодарно кивнули девушки пожилому человеку, отдавшему Большому всю свою жизнь. А Света продолжила: – Как Ваше здоровье, супруга?
– Какое у нас здоровье? – покачал головой мужчина, – Война. Даже Вас не обошла, – он кивнул на шинель Светланы. – Скорей бы уже закончилась, проклятая.
– Закончится. Скоро закончится, – утешила его Света, – еще немного.
– Дай то Бог, дай то Бог, – покивал старый капельдинер. Света бы с удовольствием еще поговорила с ним, расспросила, про театральных знакомых, про жизнь в эвакуации, но позади уже слышалось возмущенное покашливание, и она не стала задерживаться. А еще пришлось буквально за руки вести Машу и Мотю. Да и Зоя, хоть и пыталась казаться опытной театралкой, было хорошо заметно, что именно в Большом она впервые. А театр буквально подавлял роскошью. Белоснежные лестницы с ярко-красными ковровыми дорожками, барельефы, позолота, ослепительно сверкающие люстры. Девушки буквально замерли, открыв рот. Света услышала тихое, презрительное хмыканье Марфы и резко повернулась к подруге:
– Четыреста пятьдесят и шестьсот, – сквозь зубы прошипела она.
– Что четыреста пятьдесят и шестьсот? – не поняла Марфа.
– Столько боевых вылетов они подготовили. Тонны бомб и снарядов. Ночью, на морозе. А ты знаешь, что если голой рукой ухватиться за промороженное железо, можно оставить на нем кожу? – ладони Светы непроизвольно сжались. Случалось с ней такое. Да, наверное, со всеми девочками техниками и вооруженцами случалось. Потому что, торопясь, забываешь надеть рукавицы. Думаешь, что вот, сейчас по-быстрому, еще на один вылет пополнить БК, и все. А глаза уже слипаются, и руки трясутся от напряжения. Ты хватаешься за промерзший металл и, чувствуя, что прилипла, машинально дергаешь рукой, и ладонь обжигает болью. А экипаж ждет. И на передке ждут вертушки. И приходится, закусив губу от саднящей в ладонях боли, продолжать свою работу. А потом, когда вертолет взлетел, тихо поскуливая, чтоб никто не услышал, мазать бардовые ладони, чудом раздобытым где-то Софьей Ивановной, гусиным жиром. – Так что не хмыкай, Марфа, поругаемся, – Света неприязненно прищурила взгляд.
– Опять ругаетесь? – примирительно вмешался Серго, – Свет, Марфа ничего такого и не думала.
– Вот и хорошо, что не думала, – Светлана дернула головой и вдруг осознала, она только что потеряла лучшую подругу, которую знала с детства. Даже когда Серго выбрал Марфу, они оставались подругами. Хоть и легла между ними трещина, и появился холодок в некогда теплых, почти интимных отношениях[iv]. А сейчас все! Слишком разными они стали. И не вина в этом Марфы. Просто слишком изменилась Светлана за эти полгода на фронте. С легким напряжением они прошли к гардеробу. А когда девушки скинули шинели, Марфа с Серго удивленно выдохнули.
– Светка, так ты и правда воевала? – Марфа уставилась на Светланин орден. – За что наградили?
– Да так, – махнула рукой Светлана. И не потому, что захотела пококетничать. Просто, не время и не место. Да и как рассказать об огороженном несколькими рядами колючей проволоки с вышками охраны куске земли под Симферополем в бывшем совхозе Красный? И сотнях, едва передвигающихся, голодных, завшивленных, простуженных людей? О том, как их брили, мыли, переодевали. И сортировали, на тех, кому надо оказать быструю медицинскую помощь, а кому нет… Потому что бесполезно… Потому что и так умрет. А кого-то еще можно спасти, если не тратить время на этого, умирающего. И глаза человека, который все понимает и все равно хочет жить. Во что бы то ни стало. А еще ямы. Одна, две, три… семь. Огромные ямы, заваленные пересыпанными известью трупами голых людей. Оскалившиеся лица, глядящие в небо пустыми глазницами. И запах. Она добровольно вызвалась помогать санитаркам, пока следственная группа, к которой она была прикомандирована, фильтровала пленных и фиксировала злодеяния охраны лагеря. Она до сих пор просыпается по ночам от собственного крика. Потому что сняться эти страшные оскаленные лица, шевелящие безгубыми ртами, словно пытаясь что-то ей рассказать. О том, что она видела в этом лагере, Света не рассказала даже отцу. Зачем? И так доложили. А вспоминать лишний раз не хочется…
– Вы Космодемьянская?! – раздался голос Серго, увидевшего награды Зои. Ну да. А кто еще может быть? Она пока первая и единственная женщина – дважды Герой Советского Союза. Внимание Марфы к Светланиной радости переключилось на смущенную Зою. Да и Маше с Мотей было чем похвастаться. После капитуляции немцев, их корпус наградами не обошли. Так в обсуждении наград девушек и расспросах о службе дождались первого звонка. К счастью сидели порознь. Светлана почему-то стала тяготиться общества Марфы и Серго. И даже после спектакля разошлись не попрощавшись. Видимо и Марфе не очень-то хотелось видеть изменившуюся до неузнаваемости подругу.
Балет произвел впечатление. Красивая музыка, декорации, сама история, романтическая и трогательная. И, конечно же, несравненное исполнение танцорами! Даже искушенная Светлана была восхищена, что уж говорить о девушках. Так и шли они до Васиной квартиры, переговариваясь, обсуждая перипетии сюжета и особенно понравившиеся партии. Один раз их остановил патруль, но проверив документы, извинившись, отпустили, предупредив о скором начале комендантского часа.
А вечером Светлана впервые в жизни напилась. Так было надо. Сегодня она окончательно распрощалась со своим прошлым изнеженной принцессы, потеряла лучшую подругу и забыла первую любовь. А еще помирилась с отцом. Надо же, какой насыщенный день.
– А ты Зойка, не улыбайся! – Света пьяно кивнула головой, – Еще родственницей будешь! Ага! Васька он такой, своего добьется! Ты не думай, – она смотрела мутными, косыми глазами на полупустой бокал с вином и не замечала, как горят огнем щеки Космодемьянской, – они со своей Галкой не живут давно, – она отрицательно помотала головой и икнула, – А Васька тебя любит. Только боится, – Света хихикнула, – Все, я спать! – она поднялась из-за стола, перевернув бокал. Красное пятно растеклось по белоснежной скатерти. – Не убирайте тут, – Светлана махнула рукой, – у Васьки убирают. Потом постояла, помолчала и добавила, – Хотя нет, сама уберу. А то скажете, что Светка – прынцесска!
Пришлось в приказном порядке уторкивать ее спать на широченную кровать. И тут же укладываться самим. Потому что рано утром надо будет возвращаться в часть, увольнительная заканчивалась. И никто из девушек не подумал осудить Светлану. Просто, в отличие от знавшей Свету с детства Марфы, понимали, что творится на душе и подруги. Понимали и принимали.
[i] Марфа Пешкова, внучка А.М. Горького, была подругой Светланы Сталиной, что, впрочем, не помешало Марфе, по утверждению самой Светланы, отбить у нее Серго Берию. Вот такая она – женская дружба.
[ii]Серге?й Ната?нович Бернште?йн (22 февраля (5 марта) 1880, Одесса – 26 октября 1968, Москва) – советский математик, профессор Харьковского и Московского университетов, академик АН СССР. Никола?й Никола?евич Лу?зин (9 декабря 1883, Иркутск – 28 февраля 1950, Москва) – советский математик, член-корреспондент (1927), академик АН СССР (1929).
Профессор Московского университета (1917). Иностранный член Польской АН (1928), почётный член математических обществ Польши, Индии, Бельгии, Франции, Италии. И?горь Васи?льевич Курча?тов (30 декабря 1902 (12 января 1903)[6], Симский Завод, Уфимская губерния, Российская империя – 7 февраля 1960, Москва, СССР) – советский физик, «отец» советской атомной бомбы. Трижды Герой Социалистического Труда (1949, 1951, 1954). Академик АН СССР (1943) и АН Узбекской ССР (1959), доктор физико-математических наук (1933), профессор (1935). Основатель и первый директор Института атомной энергии (1943—1960). Главный научный руководитель атомного проекта в СССР, один из основоположников использования ядерной энергии в мирных целях. Лауреат Ленинской премии и четырёх Сталинских премий. Зинаида Васильевна Ершова (23 октября 1904 год – 25 апреля 1995 год) – крупный советский радиохимик, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, трижды лауреат Сталинской премии, лауреат премии им. В. Г. Хлопина АН СССР. От коллег, специалистов атомной промышленности, получила неофициальное прозвище «русская мадам Кюри». Борис Алексеевич Введе?нский (7 [19] апреля 1893, Москва – 1 июня 1969, там же) – советский учёный в области радиофизики, основал (совместно с А. И. Бергом и др.) Институт радиотехники и электроники им. В. А. Котельникова РАН, академик АН СССР, Герой Социалистического Труда (1963), лауреат Сталинской премии, был главным редактором 2-го издания Большой советской энциклопедии и 3-го издания Малой советской энциклопедии. А?ксель Ива?нович Берг (29 октября (10 ноября) 1893, Оренбург – 9 июля 1979, Москва) – советский учёный-радиотехник и кибернетик, основоположник отечественной школы биологической кибернетики и биотехнических систем и технологий, адмирал-инженер (08.08.1955), заместитель министра обороны СССР (1953—1957). Академик АН СССР (1946, член-корреспондент с 1943). Доктор технических наук (1936), профессор (1930). Герой Социалистического Труда (1963). Влади?мир Константи?нович Арка?дьев (9 (21) апреля 1884, Москва – 1 декабря 1953, там же) – российский, затем советский физик. Член-корреспондент Академии наук СССР (с 1927 года).
[iii]Ири?на Ви?кторовна Тихоми?рнова (18 (31) июля 1917, Москва – 29 октября 1984, там же) – советская артистка балета и педагог, солистка Большого театра, заслуженная артистка РСФСР (1951), лауреат Сталинской премии I степени (1947). Организатор вместе с Игорем Моисеевым ансамбля «Молодой балет» (1966, ныне – «Театр классического балета Н. Касаткиной и В. Василёва»). Влади?мир Алексе?евич Преображе?нский (1912—1981) – советский солист балета и балетный педагог. Заслуженный артист Украинской ССР (1941). Заслуженный артист РСФСР (1951). Лауреат Сталинской премии первой степени (1946). Аса?ф Миха?йлович Мессере?р (Мешойрер) (6 [19] ноября 1903, Вильно – 7 марта 1992, Москва) – советский и российский артист балета, балетмейстер, хореограф, публицист. Лауреат двух Сталинских премий (1941, 1947). Народный артист СССР (1976). Представитель артистической династии Мессерер – Плисецких.
[iv] Здесь просто очень близкие, доверительные отношения. Они очень долго такими и были в РИ. А Марфа Максимовна до самой смерти считала Светлану подругой.
II
Стаин ехал в Кремль с чувством тревоги и в то же время предвкушением. Так просто Верховный командира корпуса дергать не стал бы, а значит, предстоит дело. А вот то, что не все его части пока вернулись с юга, это плохо. Как бы не ограбили. Могут, как пить дать могут. Потом конечно возместят. Но ведь они все сработались, своевались, понимают друг друга с полуслова. Отдать любой полк, любую эскадрилью, это как по живому отрезать. А ведь только-только стали нормальным слаженным боевым соединением. Все, что было до Крыма, было так себе. Лишь пройдя яростные, беспощадные бои на юге, сначала оборонительные, а потом и наступательные, победные, Александр понял, как далеки были они даже весной сорок второго, от нормального, обученного и слаженного боевого соединения. И какой авансище им всем, и ему, в первую очередь, выдало командование своим доверием.
А сейчас, скорее всего, их ждет новое назначение. Вопрос только – куда. На юге, наши войска освободили Курск и Белгород. А взяв Харьков, пожалуй, до лета остановятся и встанут в крепкую оборону. Еще чуть-чуть и в тех местах начнется такая распутица, что ни о каких вразумительных боевых действиях не может быть и речи. На севере и так прекрасно справляются, освобождены Мга, Тосно, Гатчина. Фронт застыл на линии Чудово-Вырица-Волосово-Копорье. Для группы армий «Север» создалась катастрофическая ситуация. Под угрозой полного окружения оказалась вся Новгородская группировка. А южнее назревал еще один котел – Демянский. Вот туда-то вполне могут кинуть. Значит или Северо-Западный или Калининский фронт. Ну, если только командование не придумало еще что-нибудь. Но это вряд ли. До весны времени осталось всего ничего, и начинать еще одну крупную наступательную операцию смысла нет. Или все-таки Брянск и Орел, с выходом во фланг Смоленской группировки противника? Да что гадать, еще немного и все и так будет ясно.
В приемной у Поскребышева, к своему удивлению, застал Маргелова. Поздоровавшись с вечно занятым и замотанным секретарем Сталина плюхнулся на стул рядом с десантником:
– Здорово, Филиппыч, и тебя вызвали? – они еще в Крыму перешли на «ты», а после совместного построения и вручения гвардейских знамен с последующим отмечанием этого дела Стаин стал называть Маргелова Филиппычем, а тот в свою очередь Стаина Саней. Был еще третий, командир 11-ой отдельной гвардейской бригады морской пехоты гвардии полковник Леонтьев, который стал Палычем, но куда занесли его фронтовые пути-дорожки неизвестно, может еще и сведут их где-нибудь в Берлине или Вене, а может и Париже, чем черт не шутит. А может и того раньше. Вон с Маргеловым думали надолго прощаются, а не прошло и трех месяцев, как свиделись. И судя по всему совместное дело предстоит.
– Здорово, Саня, – кивнул Маргелов, – Вызвали. Знать бы еще зачем? – он вопросительно глянул на Стаина. Тот лишь отрицательно махнул головой:
– Без понятия, – и добавил о наболевшем, – я еще не все свои части с юга вывел, а уже похоже что-то новое предстоит.
– Не дергайся, – он кивнул на массивную дверь кабинета Верховного, – там в курсе, значит и задача будет поставлена исходя из того что есть у нас в наличии. Кстати, будем теперь соседями, – он усмехнулся, – нам место постоянной дислокации в Люберцах определили. Вы же тоже где-то там?
– Там. А вас куда именно?
– Полигон Училища инструкторов воздушно десантной службы знаешь? Там неподалеку казармы 37-ой гвардейской…, – Стаин кивнул:
– Недалеко от нас. Что в гости не заехал?
– Заедешь к тебе? – усмехнулся Маргелов, – у вас там охраны больше чем личного состава.
– Есть такое дело, – улыбнулся в ответ Сашка, – но разве может такая мелочь остановить гвардейца-десантника?
– Некогда, Сань. У меня, как у тебя, только неделю назад последний батальон с фронта прибыл. Пополнение, размещение, учеба, сам понимаешь. Забыл когда спал нормально. Порой, кажется, что на фронте легче.
– Это точно, – криво усмехнувшись, кивнул Стаин.
– Товарищи командиры, – прервал их Поскребышев, – проходите, вас ждут.
– Товарищ Сталин, гвардии полковник Маргелов, по Вашему приказанию явился!
– Гвардии полковник Стаин, по Вашему приказанию явился!
Сталин смотрел на гвардейцев с веселым хитроватым прищуром.
– Видал, Наум, какие герои? – обернулся он к сидящему на диванчике в углу рядом со столиком, на котором по-домашнему уютно стояли стаканы с чаем, вазочка с вареньем и баранки, комиссару госбезопасности третьего ранга. – Проходите, товарищи, присаживайтесь, – Сталин гостеприимно показал рукой, на стоящие там же рядом со столиком стулья для посетителей. Полковники синхронно шагнули к столу и так же синхронно уселись за стол, что вызвало еще одну усмешку Сталина. – Наливайте чай, товарищи, – махнул он рукой, а сам, бесшумно ступая, стал расхаживать за спиной прибывших командиров. С напряженными ровными спинами полковники налили себе чай и поставили стаканы в серебряных подстаканниках с серпом и молотом перед собой. – Пейте, пейте, товарищи, – раздалось из-за спины. Пришлось швыркать крутой кипяток. Стаин, пользуясь тем, что Сталин не видит его лицо, вопросительно задрал брови, посмотрев на Эйтингона. А комиссаром госбезопасности оказался именно он, старый знакомый по операции по пленению Штрауха. Наум Исаакович, сверкнув глазами, в глубине которых плескалась нахальная смешинка, слегка опустил веки, показывая, что все, мол, нормально. Наконец, Сталин, находившись, тяжело опустился на диванчик.
– Времени у нас мало, поэтому, Наум, давай, вводи товарищей гвардии полковников в курс дела, а потом вместе с ними обсудим, что мы с тобой тут напридумывали.
– Помогите, – скомандовал комиссар госбезопасности, убирая со стола чайные принадлежности. На освободившееся место тут же расстелил карту. – Значит так. По донесениям партизан и нашей разведки вот здесь, в Жлобине, – он ткнул толстым пальцем с потрескавшимся желтым ногтем в карту, – немцы открыли госпиталь для раненых офицеров. А вот здесь, в двадцати километрах от Жлобина, в деревне Красный берег, создан временный пересыльный лагерь и донорский пункт для раненых господ офицеров – Эйтингон выплюнул «господ офицеров» как что-то отвратительно мерзкое. – А донорами там являются дети от 8 до 14 лет согнанные со всей Беларуссии и Брянской области, в основном дети из семей красноармейцев и командиров, советских и партийных работников не успевших эвакуироваться и евреев. Детей постарше угоняют сразу в Германию у тех, что помладше берут кровь. Часть детей планируется к отправке в Саласпилс или, как его называют немцы лагерь Куртенхоф. Место мерзкое, до которого руки чешутся добраться. Но пока это невозможно. А вот с Красным берегом разобраться надо.
Сталин задумчиво кивал головой, слушая Эйтингона. И по линии Службы внешней разведки и по каналам НКИД стали поступать тревожные сведения, что в финансовых кругах США, напуганных успехами РККА стали искать выходы на руководство Абвера и Вермахта для проведения сепаратных переговоров. Целью которых является свержение Гитлера, формирование лояльного США и Британии правительства с последующим заключением мира с Великобританией и совместным крестовым походом на Советский Союз. Первый тур переговоров с высокопоставленными офицерами армейской разведки и рядом представителей финансово-промышленных кругов Германии, так сказать, прощупывание почвы, уже был проведен. Факт переговоров и его участников, решено было сдать Гиммлеру. Но сделать это надо так, чтоб у рейхсфюрера не возникло ни малейшего подозрения, что информация ему предоставлена со стороны советской разведки. Фитин с Судоплатовым над этим работают. А вот что делать с «союзниками»?
И тут, как нельзя кстати, возник Эйтингон со своим предложением освободить детей в Красном береге. То, что у Наума там свои интересы, Сталин не просто догадывался, знал точно. Связи с сионистскими организациями довели его до ареста в мире «Ковчега». А здесь, пока эти интересы не идут в разрез интересам страны, работать Эйтингон будет. А потом… А потом, пусть строит государство Израиль, раз у него идея фикс такая. Например, на месте Польши, вернее ее части, под протекторатом СССР.
Но это пока только наметки. А сейчас надо вытаскивать детей. И чтобы весь мир узнал и увидел весь ужас, всю бесчеловечность нацистов. А то что-то забываться стали на западе документы плана «Ост», опубликованные в начале сорок второго. Вернее не забываться, а основательно замыливаться в западной прессе. Надо напомнить. А значит, нужны журналисты. И не только наши. Жаль Колдуэлл[i] вернулся в Америку, человек, разделяющий коммунистические взгляды, он не стал бы умалчивать или перетасовывать факты в угоду политической конъюнктуре, чего не скажешь об остальных американцах. Значит, пусть летит кто-то из британцев. Тот же Верт[ii]. А из наших Симонов с Синявским, они уже работали со Стаиным, справятся. И из кинооператоров Сухова[iii], она работает с Штабом партизанского движения, ей и карты в руки. Опять Александр пыхтеть будет. Не любит он, когда ему обузу навешивают. Сталин посмотрел на молодого полковника. Возмужал, заматерел за год. Уже не тот неуверенный в себе мальчишка, прибывший к нему осенью сорок первого. Самый молодой комкор в армии. Когда его ставили на эту должность, думали сыграть в игру с разведками немцев и союзников. Да и сам корпус возник в первую очередь, как дезинформация, призванная ввести в заблуждение Абвер на Ленинградском фронте. Это уже потом было принято решение, что соединению фактически быть. Уже после оценок действий Стаина и его вертолетчиков. И немалую роль, в этом решении сам не зная того сыграл Жуков, буквально потребовав оставить ему авиакорпус. И ведь не ошиблись! Конечно, и окружение парню подобрали не слабое и максимально возможное содействие оказали. Но ведь воспользовался. Не профукал, как некоторые. И не успокаивается. Совершенствуется, учится постоянно. А самое главное – верный.
Стаин слушал Эйтингона, описывающего суть операции, морща лоб, что-то подсчитывая в уме. Маргелов, тоже кривился, склонившись над картой. А комиссар госбезопасности перешел к сути операции:
– Предлагаю, провести совместную с партизанами операцию по освобождению детей. В общих чертах, выглядит это так. Силами авиакорпуса НКВД и воздушно-десантной бригады предлагается осуществить десантирование и захват временного лагеря для детей с последующей их эвакуацией. Пока вертолетчики вывозят детей, десантники совместно с партизанами Могилевской военно-оперативной группы сдерживают немцев, давая время на эвакуацию. Бойцы товарища Маргелова обеспечивают захват лагеря и его охрану на время проведения операции. Партизаны выставляют заслоны на дорогах из Жлобина, Шатилок, Рогачева и Бобруйска, сдерживая немецкие подкрепления. Затем десантники эвакуируются вертолетами, а партизаны рассеиваются по лесам.
– Не получается, – возразил Стаин, – по дальности не достаю. Туда с дополнительными баками от Курска достану, обратно, даже взлететь не остнется.
– Мы учитывали это при планировании операции, – кивнул Эйтингон, – операция начнется отсюда, он ткнул пальцем в место на карте на западе Брянской области. – Урочище Накот. Здесь база партизанской бригады и большой аэродром. На аэродроме, вернее неподалеку, запасено около 100 тонн немецкого авиационного бензина…
– Откуда?! – не удержавшись, удивленно воскликнул Стаин.
– Украли у немцев три цистерны. Вообще угнали состав, – самодовольно усмехнулся Эйтингон, будто он лично осуществил экспроприацию, – но все что было, уже пошло в дело, а вот с бензином… В общем сжечь было жалко, отогнали на заброшенную тупиковую леспромхозовскую ветку. Брали там помаленьку для своих нужд, техники у партизан хватает, там целый район, куда немцы стараются не соваться. В общем если будет решение, что операции быть, горючее перетащат на аэродром. Это все непросто, но справимся. Нужно только знать, ваши потребности, – комиссар госбезопасности вопросительно посмотрел на Стаина, который, как и Маргелов восхищенно качал головой. Шутка ли, угнать у немцев целый эшелон!
– Считать надо, – задумчиво произнес Александр, – сколько детей, какими силами десантироваться, сколько вылетов, как лететь. Такого масштаба вертолетный десант еще никто не осуществлял.
– А как же Крым? – вмешался в разговор Сталин, – Там же было нечто похожее?
– Там не было такого отрыва от своих, товарищ Сталин, – посмотрел на Верховного Александр, – и то накладки случались.
– Значит, сейчас надо просто тщательней подготовиться, – отрезал Сталин, – товарищ Маргелов, – обратился он к десантнику, – при планировании операции учитывайте, что некоторых сотрудников лагеря необходимо взять живыми и доставить к нам для военного трибунала. Это касается руководства лагеря и работников медицинской секции. Так же, для освещения преступлений нацистов, с вами полетят представители прессы. Кто-то от союзников и товарищи Синявский, Симонов и Сухова. Их безопасность тоже на вас. Все, товарищи. Дальше планируйте без меня. Командует операцией в Москве товарищ Эйтингон, на местах сами решите. Наум, – Сталин, прищурившись, посмотрел на разведчика, – не забывай про основную цель операции, не заиграйся, – и бесшабашно смелый авантюрист, не боящийся ни черта, ни бога вдруг побледнел, а над переносицей выступили бисеринки пота. Наум Исаакович понял, что Верховный знает о его связях с Всемирным еврейским конгрессом, если не все, то многое. И ему позволяют жить и работать, пока эти связи приносят пользу.
Спустя двое суток тихие сумерки аэродрома под Курском разорвал рев множества моторов и шум рассекающих воздух вертолетных лопастей. А за час до этого с аэродрома из-под Калуги взлетели дальние бомбардировщики авиакорпуса НКВД, задачей которых является нанесение бомбового удара по железнодорожной станции в Новозыбкове, призванного замаскировать проход трех вертолетных эскадрилий в немецкий тыл. Правда и маршрут составляли так, чтобы минимизировать возможность обнаружения постами ВНОС с немецкой стороны. Вместе с транспортниками шли и две штурмовые вертолетные эскадрильи под общим командованием гвардии капитана Весельской, им предстоит отработать по ближним вражеским тылам и тоже с целью вести в заблуждение немецкие службы оповещения. Сводные десантно-транспортные эскадрильи, две от своего полка и одна гвардии старшего лейтенанта Никулиной от полка Бершанской повел гвардии майор Никифоров. В эскадрильи Никулиной в экипаже гвардии младшего лейтенанта Крутовой бортстрелком летела добившаяся своего Света Сталина. А среди штурмовиков впервые вылетела командиром экипажа Герой Советского Союза гвардии лейтенант Федоренко, летчиком оператором у которой оказалась Зина Короткова.
Смолк шум винтов, растаяли, скрывшись в потемневшем ночном февральском небе, точки улетающих машин, а на аэродроме, молча вглядываясь в небо, остались стоять трое мужчин. Наконец один из них нарушил тишину:
– Пойдемте что ли. Холодно. Оттого что мы здесь стоим, там ничего не изменится.
– Пошли, – махнул рукой, второй. И Коротков со Стаиным потянулись вслед за Василием к узлу связи аэродрома. Им предстояло самое сложное в начавшейся операции – слушать и ждать.
Александр Верт, родившийся в Санкт-Петербурге и с детства отлично знавший русский язык сын прибалтийского немца Адольфа Верта и англичанки Камиллы Шмидт, уехавших в 1917-ом году от революции в Шотландию, был безмерно удивлен приглашению в Кремль к господину Сталину. Дядюшка Джо, как называли Сталина американцы, не особо жаловал капиталистических журналистов. Но видать сыграли свою роль русские корни Александра и его любовь к России, а иначе, почему именно его выбрал для беседы Сталин.
Хоть Верт и симпатизировал советам, но все же являлся подданным британской короны, поэтому о вызове в первую очередь он уведомил посла Великобритании в СССР Керра, а во вторую, конечно же, главных редакторов Reuters и ВВС, на которых в данный момент работал. Когда Сталин предложил ему поучаствовать в качестве единственного представителя западной прессы в боевой десантной операции по освобождению узников немецкого концлагеря, Александр ни минуты не сомневался. Было ли ему страшно? Конечно! На войне всем страшно, тем более он не солдат, он обычный корреспондент, хоть и военный. Но то, что он может, со слов Сталина, увидеть, внесет его имя в историю мировой журналистики. А от такого не отказываются. Тем более с ним летит его старый знакомый по работе в Крыму советский журналист Симонов, второго корреспондента, представившегося Вадимом Синявским, Верт тоже видел в Крыму, но лично до этого знаком не был. А еще с ними летел кинооператор, к удивлению Александра оказавшийся симпатичной улыбчивой женщиной.
Симонов с Синявским, оказывается, отлично знали командира авиакорпуса, чьи вертолеты должны были их доставить к месту боя. Совсем молодой парень, оказавшийся тезкой Верта, с полностью седой головой и жестким взглядом, который стал еще жестче, когда он узнал, что Александр британец.
– Вы не любите британцев, Александр? – поинтересовался Верт такой реакцией русского командира. Тот криво усмехнулся и ответил:
– Я не люблю грабителей и лжецов. Являются ли британцы таковыми решать Вам, Вы человек наверняка образованный, историю знаете лучше меня, – и больше к этой теме не возвращался, как бы Верт не пытался его вытянуть на разговор, он просто отмалчивался.
Но, несмотря на это, Александр был доволен. К знаменитым вертолетчицам, «сестренкам», как с легкой руки Симонова их стали называть в русской армии, пытались попасть многие из его журналисткой братии, но всегда получали вежливый отказ, а тут наоборот полное содействие со стороны командования советов. И условие только одно, освещать только правду. Можно было его не озвучивать, это один из основных принципов журналистики, и тех, кто ему не следует, Александр презирал, относясь к ним, как к падшим женщинам.
Несмотря на холодность полковника Стаина, приняли его хорошо, практически дав полный карт-бланш на разговоры с личным составом, как десантников, так и летчиков. Правда, в присутствии офицера из политуправления армии, но такие уж порядки у русских, Верт к ним привык.
Он с удивлением узнал, что в одном из экипажей служит бортстрелком дочь самого Сталина, и мало того, летит вместе с ними на боевой вылет. Причем, как оказалось, ей не впервой участвовать в боях, судя по рассказам десантников, Светлана уже успела повоевать в Крыму и даже под огнем выносила раненых солдат с поля боя, за что имеет награды. Эти суровые немногословные русские парни готовы были носить ее на руках. Верт сам видел, как разительно меняется выражение их лиц, с жесткого, даже свирепого, на трогательно-нежное, когда упоминают Светлану Сталину. Впрочем, это отношение распространялось у десантников ко всем вертолетчицам. А ведь в штабах, где в основном бывал британский журналист, к ним наоборот имело место быть презрительное пренебрежение. Разве что генералы Жуков и Рокоссовский высоко оценивали вклад женщин-летчиц в разгром немцев на юге и под Ленинградом. Хотя Георгий Константинович и кривился при этом.
Перед вылетом на Александра надели комбинезон, такой же, как у бойцов воздушно-десантной бригады единственное отличие, это нашивка «Пресса» на спине. Вряд ли немцы обратят на нее внимание, но такой дотошный подход к мелочам со стороны русских Верту импонировал. Летели долго, около трех часов. Сели на большой аэродром окруженный лесом. Александр с восхищением и удивлением смотрел, как споро разъезжаются, казалось тяжелые, неповоротливые машины по отведенным для них местам и едва останавливаются винты, экипажи тут же натягивают сверху белые маскировочные сетки. Над кромкой деревьев стал едва-едва пробиваться рассвет, подкрашивая небо бледно-розовым цветом, а все 52 машины, участвующие в операции, уже были укрыты, а взлетно-посадочная полоса, перерытая шасси, присыпана снегом. Над бараком, расположенным под кромкой леса, развевалось красное знамя. Там и тут сновали бойцы. При чем, не десантники, которых сразу по приземлению развели на отдых, а местные. Они, весело переговариваясь, тащили куда-то какие-то ящики, катили бочки. Вот откуда-то появился немецкий бензовоз и направился к одному из вертолетов. Обычная суета прифронтового аэродрома. Вот только находится он в глубоком тылу немцев. Рядом раздался характерный стрекот, Мария – женщина-кинооператор начала съемку.
– Алекс, – подошел к Верту Симонов, – пойдем, поедим и отсыпаться. Еще успеешь материала набрать. После операции нам тут несколько дней еще отсиживаться предстоит. А ночью в бой пойдем.
– Да, Константин, пойдем, – согласился Верт, – Мария, вы с нами? – женщина кивнула и выключила камеру.
Ближе к вечеру на лесном аэродроме началась суета, а в воздухе повисло тяжелое, тягучее, почти осязаемое напряжение. Журналистов заставили надеть странные, довольно тяжелые жилеты, называемые тут «брониками». В британской армии таких не было точно. Да и в русской ничего подобного он не встречал. К корреспондентам прикрепили десяток бойцов, одетых в такие же жилеты, командовала которыми совсем юная девушка младший лейтенант с миловидным скуластым лицом. Немногословный инструктаж о том, что нужно слушать ее команды и команды приданных им десантников, первыми никуда не лезть, отнестись к ее словам предельно серьезно и вот они уже сидят в вертолете.
– Зойка, привет, привет, ребята. С нами сегодня? – мимо них проскользнула юная девушка, почти девочка, махнув рукой десантникам и, не дожидаясь ответа, рыбкой нырнула куда-то вниз, откуда послышался оружейный металлический лязг.
– Светлана Сталина, – шепнул, склонившийся к Верту Синявский. Поразительно! Какой внутренней силой, каким духом надо обладать, чтобы всех своих детей отправить на фронт, при этом потеряв самого старшего сына в первые же дни войны. Правда, ходят слухи, что Яков попал в плен, но Александр не очень-то им верил. Был бы сын Сталина у немцев, Геббельс трубил бы об этом, не переставая. А тут промелькнуло что-то и все. Да и даже если он в плену, это ничего не меняет.
Из размышлений Верта выдернул гул раскручивающихся винтов. Сердце екнуло от страха, который сменился охотничьим журналистским азартом. Легкий толчок и покачивание оповестили о том, что они взлетели. Лететь пришлось около часа. А потом ночь за небольшим иллюминатором рядом с Александром вспыхнула огнем, а со стороны отсека, в котором скрылась Света Сталина послышалось покашливание авиационной пушки. Когда они сели на укатанную колесами грузовиков дорогу, ведущую к проступающим в ночи в зареве пожара силуэтам огороженных колючей проволокой бараков и вышек, все было кончено. Там и тут на снегу чернели пятна трупов. На дороге чуть дальше, рядком стояло еще пять вертолетов, несколько силуэтов виднелись у бараков, остальные, видимо, сели с другой стороны.
– Не разбредаемся, ждем команды, – скомандовала Зоя. И корреспонденты послушно замерли у вертолета. Глаза Синявского горели азартом, Симонов аккуратно, по фронтовой привычке курил в кулак, Мария стрекотала своей камерой. То там, то тут слышалась стрельба и всполохи гранатных разрывов.
– Товарищ майор, рядом с вертолетом не курите, – попросила выглянувшая в люк Светлана.
– Не буду, – улыбнулся Симонов и покорно затушил папиросу об снег.
– Товарищ младший лейтенант, можно, – вынырнул откуда-то один из десантников.
– Товарищи корреспонденты, – Космодемьянская обернулась на журналистов и запнувшись взглядом об Верта, скривившись добавила – и господин Верт, пойдемте со мной. И она направилась к баракам. А навстречу им уже вели детей. Александр знал, что лагерь детский, но от этого было не менее страшно и мерзко. Ребятишки испуганно бежали к вертолетам, подгоняемые криками десантников. Те, что постарше несли на руках малышей. Совсем малышей! Лет четырех-пяти. Это, какими же зверьми надо быть, чтобы отнять таких маленьких у матерей. У многих на куцых пальтишках и телогрейках нашиты белые тряпки со Звездой Давида небрежно накарябанной химическим карандашом. Верт заметил, как у младшего лейтенанта Зои из прокушенной губы потекла тоненька струйка крови.
Их провели по баракам. Длинные кое-как сколоченные нары с каким-то тряпьем, вонь от стоящей тут же у двери параши, металлическая печка посреди барака, совершенно не дающая тепла. А младший лейтенант поясняла:
– Лагерь не концентрационный, а пересыльный, не рассчитанный на долгое пребывание. Сколько времени здесь провели дети на самом деле, предстоит выяснить следствию, – Симонов в это время щелкал фотоаппаратом, Верт пожалел, что не захватил свой, обычно он работал с фотографом, но тут было только одно место.
– Константин, поделишься снимками? – спросил Александр.
– Не вопрос, Алекс, – кивнул головой русский. Все-таки они другие, совершенно другие. Любой из британцев ни за что не отдал материал просто так, только за деньги. А тут, не вопрос, и все.
– Спасибо, – Александр записывал то, что видел. Пока ничего необычного, кроме того, что узниками являлись дети, не было. Из некоторых бараков узников еще не вывели, и ребятишки жались по нарам, сверкая глазенками при тусклом свете ламп. Бледные, худые, с черными кругами под глазами. А потом они пришли в лазарет. Так он здесь назывался. Отдельно стоящее помещение. Стены в нем оштукатурены и тщательно побелены. Чистенькая прихожая. Шаг в процедурную, и Верт чудом сдержал рвоту, едва не споткнувшись об таз, наполненный человеческими внутренностями, плавающими в крови[i]. Сквозь приоткрытую дверь в соседнюю комнату было видно, что на полу лежат обнаженные трупы. Еще одно помещение. Чистое. Стерильное. Яркий свет. На голой кушетке девочка. Бледная, почти белая. Рот страшно приоткрыт. Мертвые глаза. И вдруг она медленно-медленно моргает.
– Расступитесь, – раздалась команда и в комнату ворвалась женщина с медицинской сумкой, – Сейчас, сейчас деточка, потерпи миленькая, – запричитала она, ухватив тоненькое запястье. – Кровь, нужна. Выкачали всю, сволочи, – с ненавистью произнесла она.
– Так вон же, Анна Александровна, – кивнул на стеклянный холодильник боец прибежавший вместе с врачом.
– Я не знаю что там, и какая у нее группа, – покачала головой женщина.
– Так мы же этих, захватили тут. Давайте их притащим, пока не отправили.
Женщина задумалась и кивнула:
– Веди!
Боец моментально исчез.
– Тетенька, я умру да? – прошептала чуть слышным голосом девочка.
– Что ты, солнышко, – тепло улыбнулась женщина, погладив ее по голове и тут же отвернулась, смахнув слезу, – нет, конечно. Мы тебя обязательно спасем! Тебя как зовут, маленькая?
– Наина, – прошептала девочка.
– Потерпи, Наиночка, еще немножко. Потерпишь? – шушукалась с ней военврач сдерживая слезы.
– Я постараюсь, – девочка устало прикрыла глаза. Тут в помещение буквально влетел что-то верещащий по-немецки мужчина. Глаза девочки распахнулись, и она испуганно вздрогнула.
