Вспомнить всё… Сборник рассказов лейтенанта о своей службе в Чечне 2003—2005 гг.

скачать книгу бесплатно


В тот момент ты находишься между своей и чужой реальностью. И пока ты не освоился на новом месте, естественно, испытываешь скованность и чуть тормозишь. Теперь, много лет изучая практическую психологию и поведение человека, я понимаю, что это лишь защитная реакция нашего мозга, который не свыкся с окружающей действительностью.

В вышеописанном состоянии я завис возле небольшого плаца и ждал, пока построится взвод. Ротный Серёга прошёл в расположение заставы, по пути успев нескольким бойцам сделать какие-то замечания. Выгнал подразделение на плац, построились, представились…

Перед тем, как начать командовать в своём будущем подразделении, командир взвода должен быть представлен начальством личному составу взвода. В этот момент я получу свою определённость и станет немного легче, а личный состав взвода и каждый солдат в отдельности получит свою долю неопределённости на ближайшее время.

Молодым станет грустно, что нарушится привычный порядок дел, старослужащим станет интересно, что за гусь появился в их песочнице – и проснутся амбиции: показать, кто здесь настоящий хозяин. Скорее всего, пытливый дембельский ум решит проверить на вшивость новоиспечённого командира.

Мозг лейтенанта шепчет: «Ну что ж, об этом нас предупреждали, пора пройти и этот экзамен».

И вот так стоишь ты перед своим первым в жизни взводом, смотришь на бойцов, уже прикидываешь в уме, кто тут самый офигевший, кто борзый, кто выглядит порядочным бродягой и так далее. А зоркие многонациональные глазёнки бойцов из российских глубинок с любопытством оглядывают будущего командира – и некоторые озорным взглядом, как раз те, которых я приметил как борзых. Жизнь начинает стабилизироваться, но ещё столько всего непонятного и неизвестного – можно растеряться, если много думать.

Построение заняло не более пяти минут, а дальше все разошлись по своим делам.

«Старший лейтенант С.», – представился мой ещё действующий предшественник, штатный командир взвода, которого я менял на должности. У него подошел двухлетний срок службы в Чечне и предстояла замена.

Собственно говоря, сменщик приехал. С. был в предвкушении свободы. Мне же предстояло принять у старшего лейтенанта его взвод, личный состав, вооружение и военную технику – или, по-военному, ВВТ, – по списку, номерам и в комплектности. Разобраться со всем этим хозяйством, вникнуть, а где-то доучить то, что пропустил в училище. Ибо, как говорится, теория вузов так или иначе отличается от действительности. И в первый раз рушится множество теоретических знаний об армии, когда курсантский вышколенный мозг сталкивается с армейской действительностью. В общем, хреново, когда нет опыта, но не боги горшки обжигают, и с чего-то всегда надо начинать!

С. стал вводить меня в курс дела. Честно, я ни хрена не понимал – где мы на местности, где полк, где деревня, где другие заставы… он показывал рукой то в одну, то в другую сторону, отвечая на мои вопросы, но я запутывался всё больше. Назывались какие-то неизвестные мне аббревиатуры, я кивал, поддакивал, и подумал про себя – «Щас всё приму, потом разберусь, у меня же будет время».

Взводный смотрел в мои глаза, усмехался и подбадривал: «Солдаты выдрочены, каждый знает свой маневр. Мне делать нечего в последнее время было, я развлекался тем, что в течение двух месяцев только и делал, что тренировал бойцов по боевому расчёту». Заменяемых особо не трогали и не нагружали задачами. Я был ему благодарен: он мне передал действительно боеспособную заставу, и первые месяцы службы я лишь наблюдал, как должно работать слаженное подразделение, получая свой новый опыт.

Приёмка техники, а у меня был первый взвод пятой роты, и это подразумевало наличие четырёх бронетранспортеров – три моих и один командира роты, – проходила быстро.

Конечно, нас всячески напугали в училище, что надо принимать всё как положено, составлять ведомости некомплекта, докладывать командиру роты о выявленных недостатках и, в общем, не подписывать акты приёма-передачи, пока не устранят выявленные недостатки.

На деле принимать приходится так или иначе, с недостатками или без, потому что нет времени жевать сопли: впереди выполнение боевых задач, потому что их никто не снимал с подразделения. Время поджимает.

Командир роты в войсках – материально ответственное лицо. Но моего командира роты, по-моему, не очень-то волновало, что там у меня с наличием имущества во взводе. Видимо, уже знал, как выкрутиться, поэтому особо не парился.

Когда я сам в такой вот обстановке занял место командира роты и начал принимать имущество и вооружение роты как положено, то выявил недостачу имущества на миллион рублей с лишним. Это и сейчас-то не малые деньги, а в 2003-м когда зарплата врача высшей категории была 3500 рублей а средняя по стране – 2—3 тысячи… В общем, утерянного имущества на роте висело ого-го сколько.

Только отгремела вторая чеченская кампания, подразделения больше занимались боевыми задачами и реальной боевой подготовкой, на хозяйственные вопросы обращали мало внимания. Личный состав в подразделениях часто менялся и поэтому бардака хватало, чего уж там.

Жарило августовское солнце, ни ветерка, ни облачка. Пот предательски струился под камуфляжем по спине прямо в трусы. С. отдал распоряжение подготовить технику и оружие к осмотру. Водилы, как сонные мухи, лениво выползали к своим бэтээрам из блиндажа и выкладывали на плащ-палатки содержимое своих боевых машин – коробки с боеприпасами, шанцевый инструмент, всевозможные ключи, – и заодно наводили порядок внутри.

Моё дело было всё осмотреть и уточнить у водителей, что исправно, что нет. Проверить по спискам наличие инструментов, посчитать боеприпасы… Также я пересчитал стрелковое оружие в оружейной комнате заставы и боеприпасы в оружейном погребке.

Стрелкотня была в наличии, но из четырёх БТР на заставе стояло только три. «А где четвёртый?!» – спросил я, на что получил ответ, что это «гроб» – стоит в ремзоне, если хочешь, сходи посмотри, но смотреть там особо нечего. Также выяснилось что БТР второго отделения – в предсмертном состоянии: реально грязный, отовсюду течёт масло, и он сильно коптит, когда заведён. Мда-а, два живых БТР из четырёх, хорошо живём.

Интересно, какая ситуация в других взводах. «Не дрейфь, – похлопал меня по плечу С. – Ротный всё равно скоро роту сдавать будет, сам во всём разберётся. Принимай как есть, докладывай про всё, что обнаружил, и давай поскорее – мои документы из дивизии, по слухам, пришли, мне домой пора ехать!»

На докладе командиру роты я, стараясь не забыть детали, всё доложил как есть. Серёга и так знал о проблемах своего подразделения. Поэтому сказал: «Я понял, иди занимайся по распорядку, вникай в службу». Он знал, что не сможет особо ничего взыскать с командира взвода – тот не мытьём, так катаньем всё равно уедет к новому месту службы. Спрос будет с Серёги как с командира роты. На этом и порешили.

Смоленский собрал свои личные вещи в сумку, пожал мне руку, пожелал удачи и отвалил в полк. Груз ответственности лёг на мои плечи, и мне вместе теперь уже с моим взводом предстояло выполнять боевые задачи! Ну что ж, вроде неопределённости стало меньше. А это уже маленькая, да победа.

Настал момент истины. Первым делом я решил проверить действия личного состава по тревоге, знание и выполнение боевого расчёта – и обязательно ночью, чтобы создать обстановку, приближенную к боевой. Очень уж хотелось мне поднять заставу в ружьё и посмотреть, как действуют подчинённые.

Весь вечер я предвкушал азарт учебной тревоги, поглядывал на часы и на небо, ждал, пока зайдёт солнце. Стемнело, произвели отбой, первые смены наблюдателей выдвинулись по своим направлениям. Я терпел, чтобы не сорваться и не поднимать тревогу раньше времени, ждал, чтоб покрепче заснули. Я хотел по-боевому… и дождался 3.00 ночи, когда спать было охота не только солдатам, но и всей чеченской земле, лесам, полям и весям.

Я выбрал нужную минуту и наконец-то скомандовал: «Застава в ружьё! Нападение с фронта!», и даже самому стало немного страшно – а вдруг реально напали, воображение, знаете ли…

Началась неподдельная круговерть! Сердце моё застучало, виски запульсировали от напряжения, дрёму как рукой сняло. Дежурный и дневальный дублировали команду, дневальный убежал на командно-наблюдательный пункт и начал хреначить железякой по гильзе, звон и топот стоял непередаваемый – сопение, стук солдатских сапог, приглушённые маты и пендали товарищей по оружию подтормаживающим сослуживцам.

Солдаты сгребли бронежилеты, висящие на специальной подставке, похватали свои автоматы и растворились в ночи. Минут через четыре-пять всё стихло. Мой замкомандира взвода с папкой боевого расчёта подошёл ко мне и сказал: «Все на местах, товарищ лейтенант, пойдёмте проверять?»

Варсанофьев, мой заместитель, тоже Серёга, был дембелем: через пару месяцев ему предстояло уехать домой. С ним, я считаю, мне повезло. Он был земляком ротного – так получилось, что они оказались из одной чувашской деревни и оба по национальности чуваши. Их родители хорошо друг друга знали. Младший Серёга боялся подвести старшего, чтобы в деревне не опозориться – служил исправно и был для односельчанина опорой.

Ростом бог не обидел, сильный и очень дисциплинированный сержант. Спуску не давал даже своим дружкам-дембелям, своим однокашникам и своему призыву. Опять же не хотел подводить командира, и друзья не могли пользоваться его привилегированным положением. В общем, не давал никаких поводов думать, что служба в подразделении у земляка – мёд. Никогда не пользовался своим преимуществом и старался этот факт не афишировать. Я и сам всё это случайно выяснил спустя месяц-другой службы.

Взяв красную папку с боевым расчётом и подсвечивая себе путь фонарём, мы пошли осматривать позиции: кто где, на своих ли местах. Сначала поднялись на командно-наблюдательный пункт. КНП взвода был выполнен в виде квадратного укрепления, сложенного из железнодорожных шпал, с бойницами во все четыре стороны, обеспечивающими круговой обзор за местностью. Данное сооружение возвышалось над заставой – ровно настолько, чтобы в бойницы из-за бруствера было удобно наблюдать за подходами к заставе. Это был так называемый первый пост.

Поднявшись, я разглядел в темноте пару человек: один с пулемётом Калашникова – модернизированным ПКМ, второй с автоматом, оснащённым прибором ночного видения. По боевому расчёту в случае нападения на заставу на КНП взвода должно было находиться управление взвода, пулеметчик, замкомвзода (в просторечии «замок»), стрелок-санитар, санинструктор и ваш покорный слуга – непосредственно командир взвода.

«Санинструктор Иванова», – прочёл я в боевом расчёте. «А где… э-э… вроде женщин тут нет?» – «Она дежурит в санчасти, живёт в гарнизоне», – сообщил мне сержант. Вне учений и боевой работы женщины-санинструкторы, которые по штату находились в мотострелковых ротах, несли свою службу в гарнизонной санчасти, выполняя там свои медицинские обязанности. Когда рота в полном составе выдвигалась на учения или на боевую задачу, санинструктор занимала своё место в подразделении и работала непосредственно с ним, переходя, как и положено, в подчинение командиру роты.

Остальные ребята по боевому расчёту на КНП находились правильно. Я посмотрел в ночь через бойницы, пытаясь определить, где остальные позиции, но тут замкомвзвода выступил вперёд и сказал: «Идёмте, товарищ лейтенант, я сейчас покажу». «Ага, как же, так я и позволю меня вести», – пронеслось в голове. «Я сам первым пойду», – и мы направились ко входу в УС.

В основании бруствера между внутренней территорией заставы и рвом, окружавшим заставу, было вкопано инженерное сооружение в виде стальной трубы диаметром метра полтора-два с большой бронированной крышкой, которая закрывалась и закручивалась, как переборка на подводной лодке. Крышки у лаза были с двух сторон. В противоположной стенке рва начинался ход сообщения и окопы – УС. Таких конструкций, соответственно, было по четыре на каждую из сторон горизонта.

Мы открутили запорное устройство, и со стоном отворился бронированный люк. Пригнувшись, прошли в него и вышли с другой стороны бруствера. Темень невероятная. Серёга ещё раз попросил пустить его вперёд, но я отмахнулся и энергично двинулся по ходу сообщения. Когда я сделал два или три шага, что-то острое ударило мне в лицо, отбрасывая назад, а из глаз покатились искры. «Ы-ы-ыс-с, аккуратнее, товарищ лейтенант», – сморщился Серёга.

Дело в том, что я забыл о двух рядах колючей проволоки, окружавших заставу, а нижняя струна проходила как раз на уровне глаз над окопом. В неё-то я и врезался со всего размаха.

Чертыхнувшись, я начал выбираться из хода сообщения, чтобы идти по брустверу – во избежания столкновения головы с очередным неопознанным препятствием. Но сделав пару шагов, оступился и рухнул в окоп, за малым не сломав себе ногу, – при этом ударился примерно так же, как бы ударился человек, неожиданно упавший в полутораметровую яму с разгона. Вылетело из головы, что ход сообщения по всем правилам инженерной мысли нужен, чтобы соединять стрелковые окопы, отходящие в стороны от него.

Сзади я услышал, как прыснул от смеха сержант. «Ёптвоюжмать!» – выматерился я для порядка, отряхиваясь от земли и потирая ушибленную конечность. «Товарищ лейтенант, вы как, живы?!» – с ехидцей спросил Серёга. «Чо ты ржёшь, млять, давай веди!», – грубо одёрнул я. Хочешь выглядеть круто – налажаешь, и надо доверять опытному проводнику – сделал я для себя пару мудрых выводов, тут же подтвердившихся на деле.

Оставшееся время, пока мы проверяли боевой расчёт, прошло без травм и как-то скомкано. Я переживал о том, как выглядел в глазах сержанта. Только с утра, оглядывая в зеркале свои «боевые» раны, понял, что чуть не лишился зрения: колючки проволоки в аккурат попали по бокам левого глаза и в переносицу. Обдумывая своё нелепое ночное приключение, я решил, что такие тренировки нужно делать в светлое время суток, когда всё на виду, и можно невооружённым взглядом увидеть действия солдат. Реально оценить всю картину происходящего, указать на ошибки и довести до полного автоматизма действия взвода.

На деле же я, в силу неопытности, юношеского максимализма и лейтенантского задора, не только не дал выспаться личному составу, но толком и не разобрался, кто куда и зачем бежит по боевому расчёту: если не сориентировался днём, ночью это сделать в разы сложнее. Кроме того, пострадал мой фейс, моя нога и, конечно же, была несколько подмочена лейтенантская репутация. А по-простому говоря, с вероятностью 120% данный случай был разобран активными членами коллектива в курилке и надо мной хорошенько постебались. Думаете, это меня остановило?! Хе-хе, плохо, дорогой читатель, ты меня знаешь. Ведь это были только первые вехи моей боевой службы.

Рабочие будни

Время шло, я каждый божий день готовился к нападению бандитов и думал, что затишье это, как обычно, перед бурей. Гонял солдат по тревоге, днём и ночью, оттачивая действия взвода, и сам для себя вникал в боевые задачи, порядок взаимодействия с гарнизоном и соседними подразделениями. Огромное поле перекрывали четыре заставы – три мотострелковых и одна артиллерийская.

На мотострелковых в полном составе несла боевое дежурство наша пятая рота. Артиллеристы несли свою службу на четвёртой – делая плановые обстрелы местности, в основном по утрам.

Орудия выплёвывали снаряды вдаль, несколько минут стоял грохот артиллерийской канонады, пороховые газы наполняли атмосферу. Как-то раз командир артиллерийского взвода, ошибившись в расчётах, выполняя (слава богу, учебную) стрельбу, послал учебный снаряд-болванку вместо поля прямо в сарай к местному жителю, коим и развалил его наполовину. Были неприятные разборки старейшин села с нашим руководством, в результате которых лейтенант и пара бойцов купили цемент, кирпич и поехали устранять неисправность сарая.

С течением времени инциденты с местным населением усиливались пропорционально утеплению политических отношений между Москвой и Чечней. Войскам подрезали права и крылья, а местные пользовались своей безнаказанностью, чтобы самоутвердиться за наш счёт, как бы я сказал сейчас, а раньше бы я сказал – выёживаться по поводу и без, стараясь досадить нам всеми возможными способами. Об этих моментах я напишу позже, хотя всё это не очень приятно.

Работа на заставе напоминала караульную службу, с той лишь разницей, что дежурство у нас было ночное, а не круглосуточное. В дневное время личный состав взвода отдыхал часов до одиннадцати – после проводились учебные занятия, затем бойцы чистили оружие и готовились к очередному ночному дежурству. Также за местностью вёл наблюдение дневной пост, который находился на КНП заставы.

Так как местность хорошо просматривалась и простреливалась, ожидать нападения со стороны степи днём не приходилось – это нарушало все законы тактики, а боевики не дураки. Поэтому задачей поста было своевременно заметить отъезжающий от полка командирский УАЗик и предупредить начальника заставы или соседнюю заставу.

Дело в том, что в штабе полка назначались ответственные по полку из числа заместителей командира, которые следили за правильным выполнением элементов распорядка дня и боевого дежурства, а также несением службы караулами. Поэтому каждый день по несколько раз к нам прибывал офицер штаба полка или штаба батальона для осуществления контроля.

Вообще, как только собиралась такая проверка, нам с полкового узла связи поступал звонок с предупреждением. Дежурный успевал разбудить начальника заставы, если тот вдруг случайно уснул в неположенное время, окинуть взором территорию и быстренько прибрать что недоглядели.

Проверяющие контролировали наличие личного состава, оружия, имущества и так далее. Начальник каждой службы полка проверял своё. Начальник РАВ (ракетно-артиллерийского вооружения) – состояние вооружения и военной техники. Начальник инженерной службы – наличие и качество хранения инженерного имущества. Начальник РХБЗ (радиационной химической биологической защиты, в народе химдым) – наличие и исправность средств индивидуальной защиты – противогазов и ОЗК (общевойсковой защитный комплект, в народе резина). Начальник тылового обеспечения осматривал котелки, термосы и прочую утварь. Вещевики – вещевое имущество, очень всё логично и понятно, прям как в армии. Медслужба следила за здоровьем, чистотой и гигиеной военнослужащих.

Каждую ночь мы заступали на боевое дежурство. Как и положено, с 19.00 после развода, который проводил я как командир заставы на небольшом плацу возле казармы. Распределял смены, зачитывал боевой приказ, отправлял наблюдателей по направлениям.

Ночью также каждые два часа приезжали проверяющие, а дважды за ночь я лично проверял посты. Идти приходилось в потёмках – естественно, без фонаря, так сказать, на ощупь. Путь был известен, пролегал по полевой дороге, выходившей на гравийку, по ней нужно было дойти до склада РАВ, где находился дальний наблюдательный пост – самый ближний к станице Калиновской, самый удалённый и опасный.

В ночное время чувства обостряются, наверное, у любого человека. Мои органы чувств работали сверхмощно, уровень адреналина подскакивал, глаза видели лучше, слух обострялся. У меня и до сих пор в минуты напряжения возникает ощущение, что за головой разворачивается невидимый локатор, который улавливает малейшие изменения окружающего эфирного поля. Это, наверное, и есть – чувствовать шкурой.

Ходить я всегда старался бесшумно, не торопясь, всматриваясь расфокусированным зрением в темноту, улавливая очертания предметов местности, слушая тишину. Бывали и светлые, лунные ночи, тогда казалось, что ты шагаешь по освещенному бродвею. Всё очень четко видно, но и сам находишься на виду у вероятного противника. Так что, когда совсем темно, мне нравилось больше.

Иду я, значит, по гравийке, до поста полпути, вдруг слышу слева впереди метров в двадцати шорох, очень похожий на человеческий шаг, прыжком сваливаюсь на обочину. Залёг. Автомат на изготовку, предохранитель вниз, один щелчок, затворную раму потянул, но не стал досылать патрон в патронник, отпустил. Жду. Тишина. В висках пульсирует кровь.

Напрягаю зрение, никого не вижу, слева трава по пояс не меньше. Тот кто шел, тоже затих. Напряженно жду дальнейшего развития событий. Через минуту, снова шорох, то ли кто-то идет, то ли ползет, такое ощущение, что волокут что-то. Затаил дыхание наблюдаю. Ствол смотрит в сторону предполагаемого врага. В голове проносится десяток мыслей, то ли стрелять, то ли подождать и захватить противника в плен. Если открою пальбу, свои же могут жахнуть из крупнокалиберного с перепугу в мою сторону. Я между постом и заставой, можно устроить скоротечный бой между своими подразделениями (такие шутки, кстати иногда проделывали боевики с нашими, забравшись посередине между заставами, открывали огонь в обе стороны и уматывали, а наши начинали бой между собой).

Принимаю решение ждать, наблюдать. Тем временем шорох усилился и вот вот враг появится на дороге впереди меня. Напряжение внутри аж звенит.» Что это?! Сука! Фууууу! " – выдыхаю. Из зарослей травы выходит на дорогу гигантский ёж, какой – то очень крупный, спокойно переползает дорогу и зашуршал себе дальше. Гребаное животное, ну надо же, за малым, не начал я третью чеченскую кампанию близ моей заставы, курам на смех. Я поднялся, облегченно вздохнул, отряхнулся от пыли и пошел дальше проверять посты, озираясь по сторонам, матерясь и радуясь одновременно встрече с этим чудовищем.

По-первам, мне все было интересно, приходя на посты для проверки, я задерживался с бойцами минут по 20—30 вместе наблюдая за местностью, слушая их доклады о замеченном, обсуждая действия в случае появления опасности или нападения, подбадривал их.

Так я постепенно знакомился с личным составом вверенного мне взвода и со своей боевой работой. Интересно было узнать кто из каких мест, давно ли писали родителям. Солдаты в то время были срочники, поэтому я как командир старался вникать в их жизнь, чтобы лучше узнать свое подразделение, характер бойцов, их способности, ну и не проворонить неуставные взаимоотношения между старшим и младшим призывом, вовремя угомонить дембелей, если что не так.

Поимка беглого солдата внутренних войск

Отличился боец из республики Тыва моего взвода. В одну из ночей на заставу поступил звонок с 1 УСа, как я рассказывал выше это один из четырех ходов сообщения уходящий от заставы метров на 150—200. В самой дальней точке находился один из ночных наблюдательных пунктов. Ночь была темная, часа в два ночи поступает сигнал с поста о том, что задержали человека который двигался со стороны станицы мимо нашей заставы.

Мы с резервной группой выдвинулись к посту, соблюдая меры предосторожности, я опасался, что у задержанного могли быть запросто соратники где – нибудь в кустах неподалеку, поэтому двигались быстро, но осторожно.

Прибыв на наблюдательный пост, я увидел невысокого молодого парня, внешностью напоминающей нечто среднее между азиатским и кавказским типом лица. Одет был в байковую рубаху белого цвета с какими то узорами, в армейских ботинках и камуфлированных армейских штанах. Вел себя смирно, плохо говорил по русски. Я приказал усилить наблюдение за местностью, и запросил по связи дежурного по части. Доложил о задержанном. Минут через двадцать из части прибыл УАЗик с командиром разведроты и несколькими разведчиками.

Ребята в разведроте полка были все крепкие, рослые и взрослые, много было сверхсрочников. Я знал, что в развед. подразделения и подразделения специалистов отбирают самых лучших, спортивных, образованных. Остальных иванов направляют по пехотным ротам. Поэтому мне всегда было немного завидно смотреть на солдат- разведчиков, хотелось таких же молодцев иметь в своем строю.

Прибывшие разведчики, действовали слаженно, сразу профессионально провели досмотр нашего пленника, я про себя отметил, что даже не подумал сделать личный досмотр, да и не знал я, что с ним делать. Все время ожидаешь нападения на заставу какой то группы противника, а здесь непонятно что за человек. Сказалось отсутствие рабочего военного опыта.

С задержанного сняли рубашку, а под ней оказался военный китель. На рукаве была эмблема внутренних войск, в карманах была какая то мелочевка. СОЧинец (СОЧ-самовольное оставление части), сразу понял я и ужаснулся.

К тому моменту, бедолагу разговорили, а говорил он по русски очень плохо, неразборчиво. Оказалось, что он сбежал из своей части которая находилась в Наурском районе и отправился домой к родителям. Непонятны были причины такого поступка, чего то не выдержал по всей видимости, может быть неуставных взаимоотношений или командиры лютовали, не ясно, но сам факт, того, что находясь на враждебной территории, покинуть свою часть и пробираться по Чечне, толком не зная направления, ночуя у местных, это кстати они дали ему рубаху, для меня было непостижимо.

Думаю, что ему повезло и он не попал в руки бандитов или в рабство, а попал именно к нам. Скитался он на момент поимки целых две недели. Нам было некогда вникать в подробности, разведчики его увезли в часть до выяснения личности, думаю, его передали обратно в свою часть. Но этот случай человеческой глупости или может быть безысходности мне запомнился надолго.

Первые потери

Спустя несколько дней после нашего приезда в полк, 1 августа 2003 года, по части разлетелась печальная новость о взрыве моздокского госпиталя.

Камаз начиненный взрывчаткой протаранил здание госпиталя, и взлетел на воздух обрушив строение, в результате теракта погибло 52 человека, в том числе и военнослужащие нашей части находившиеся на излечении. Мы, лейтенанты, еще ни с кем из полка не были знакомы, и не прониклись никакими чувствами, кроме ненависти к ублюдкам, которые задумали и претворили в жизнь этот злодейский план.

Между тем, несколько военнослужащих нашего полка погибли и получили ранения, точно помню погибли офицер начальник службы КЭС и боец, старожилы с ужасом об этом говорили, так как хорошо их знали.

Помню, как родители переживали, смотря новости и не имея возможности оперативно со мной связаться, узнать жив ли я. Дело в том, что адрес части был РСО Алания г. Моздок в/ч 42839, хотя мы находились в Чечне. Сибирь далеко и эта разница была непонятной, поэтому родители считали, что я обязательно находился в эпицентре кровавых событий. Вообще два года нахождения в Чечне добавили седых волос моим, и не только моим родителям, но мы с ними никогда это не обсуждали, они мне ничего такого не говорили, просто это чувствовалось, большая поддержка, любовь и постоянная обеспокоенность.

Солдатская баланда которую нам доставляли на заставу, мне уже встала поперек горла, кормили личный состав отвратительно. Старослужащие, принципиально не ели эти помои, где-то находили деньги, заказывали себе с оказией еду из военторга, это были сосиски, кетчуп, майонез, хлеб и сладкие рулеты на десерт. Скорее всего они, да и мы все, посадили себе желудки за время этой службы.

В один из дней, я решил побаловать себя нормальной пищей, сделать это можно было в офицерской столовой части, готовили там для офицеров, по слухам сносно, но идти надо было на свой страх и риск. Дело в том, что начальник заставы не должен отлучаться с заставы и оставлять личный состав, все-таки боевое дежурство. Но наведя справки, узнал, что в дневное время, ненадолго, в полк сходить можно, главное придумать повод по убедительнее, если тебя вдруг в полку опознают, как начальника заставы. В общем желание выбраться в гарнизон перемешанное со зверским аппетитом, молодого растущего организма взяли верх над муками совести и я свинтил с заставы на обед.