скачать книгу бесплатно
«Надо во что бы то ни стало попасть к Юрьевне. Сделать грустные глаза. Поплакаться. Ангелина – женщина сердобольная, глядишь, и пристроит на прежнее место. Но как попасть на служебную часть без пропуска? Впрочем, что там думать – надо делать».
Аглая направилась ко входу в Эрмитаж. Народищу было как-то уж слишком много. «Третий четверг месяца, бесплатный вход, – вспомнила она и обрадовалась. – Что ж, очень кстати». Проскочила вместе с другими – маленькая, щупленькая – это даже не составило труда – и прямиком на лестницу, в противоположную от толпы сторону.
– Эй, куда! – возмутилась дежурная. – Пал Варфоломеич, ну помогите! Что вы руками-то разводите?!
«Видно, из новеньких. А бусики какие чудные, – успела подумать Аглая. – Сколько помню здешних пенсионерок, они все носят жемчуг, – размышляла она, уже поднимаясь на верхний этаж, – натуральный, искусственный. Аккуратная ниточка на шее. Может, без бусинок сейчас не берут на работу? Тьфу, глупость какая».
Дойдя до третьего, Аглая остановилась. Дальше прохода не было. Только пропускная электронная система для сотрудников. Снизу, кряхтя, за ней топал Варфоломеич. «Уж этот-то должен узнать – всю жизнь здесь работает. Объяснюсь, пусть ведет к Ангелине».
Тут, о счастье, дверь открылась, и кто бы вы думали – сама Ангелина Юрьевна появилась в проеме. Ахнула, покачала головой и посторонилась:
– Аглаюшка, ты к нам? Заходи давай! Какими судьбами?
«Совсем старенькая стала, но спину держит все так же ровно и с ужасной красной помадой никак не расстанется. Вот всегда хотела ей сказать – ну не вяжется этот цвет ни с пучком, ни с ее интеллигентным лицом».
Зашли в кабинет.
– Степа уж давно к нам не забегает, – посетовала ее бывшая начальница. – На вот тебе печеньица, угощайся, – Ангелина Юрьевна стала куда-то звонить. – Здравствуй, Степушка…
«О нет, только не ему!» – Аглая аж крекером подавилась.
– Мама-то что, здорова? А сам? У меня гостья тут: Аглая, собственной персоной.
Ангелина замолчала. Степан начал что-то объяснять ей в трубку.
– Ах, вон как… – женщина с беспокойством глянула в сторону Аглаи. – Так заедешь?
Он примчался через полчаса. Ворвался в кабинет, принеся с собой целый букет знакомых запахов: парфюма, кофе, кухни, своей рубашки… Аглая смотрела на блестящие пуговки и млела. Растекалась по старенькому диванчику. Пульсировала каждой жилкой. Вселенная сотнями светил разлеталась вокруг нее. Обволакивала теплом. Кружилась яркими звездами. Он здесь.
– Аглая, моя хорошая, я ж весь Невский обегал. Чуть с ума не сошел, – Степан присел рядом с ней, погладил по спинке, притянул к себе. – Ну что ты себе надумала?! С Кристиной не сошлись? Все, уехала она – хозяин ее забрал. Теперь только ты и я.
Аглая взглянула на него бездонными глазами, хотела было замурлыкать, но потом передумала. Вместо этого чуть дернула кончиком хвоста и, отвернувшись, стала горделиво рассматривать оконную раму.
Примечание: Эрмитажные коты – кошки, официально содержащиеся на территории петербургского Зимнего дворца со времени его постройки в целях предотвращения интенсивного размножения крыс и мышей в Государственном Эрмитаже.
Коты могут свободно передвигаться по территории Эрмитажа, но вход в музейные залы им воспрещен. Сама сеть подвалов (почти двадцать километров), где живут и охотятся коты, называется «большой кошачий подвал». Летом коты проводят больше времени снаружи, на газонах, во дворах. У каждого Эрмитажного кота есть свой паспорт, с отметками ветеринаров и фотографией.
В год 250-летия Эрмитажа директор музея Михаил Пиотровский сообщил об установленном лимите в 50 котов, поэтому «излишки» музей отдал в хорошие руки. Чтобы контролировать «лимит» котов, их регулярно пристраивают на акциях «Хочу домой». Новый хозяин получает сертификат «Владелец Эрмитажного кота», дающий право пожизненного бесплатного посещения выставочных залов.
«В Эрмитажных котах самое главное – это душа, своя особенная душа Петербурга… Это не порода, а особый род – Эрмитажные коты». (Анна Кондратьева).
Информация взята из Википедии.
Короткая болезнь
Ксения Орлова
Надо же было такому произойти! Прямо перед прилетом Любимого она заболела. Заболела ветрянкой, детской болезнью, и это в тридцать-то лет! Вот что значит не ходить, как положено всем малышам, в садик.
Теперь поднялась высокая температура, и, лежа в постели, она с ужасом ощущала, что ее лицо и тело все больше и больше покрываются гадкими пупырышками.
«Превращаюсь в жабу», – в отчаянии подумала она. Почти без сил намазала зеленкой все, что уже появилось, и решила выспаться – сон всегда помогает.
Наутро она чувствовала себя гораздо лучше, но предательские зеленые пятнышки все еще были на месте. Эх…
Она так ждала этого момента! Считала дни, часы, минуты. И вот, наконец, она здесь, в аэропорту – приехала на машине встречать Его!
Как назло, рейс задерживался. Пока стояла на парковке и ждала прибытия самолета – перебирала в памяти отдельные моменты истории их любви.
Между ними с самого начала полетели искры и молнии. Раньше она и представить себе не могла, что так бывает. Просто встали рядом в одну очередь, посмеялись забавному происшествию – и вот уже познакомились, а в разговоре обнаружилось, что живут в соседних номерах.
Дальше налетела такая круговерть, что сложно выделить детали. Остались только ощущения – кружится голова, бешено стучит сердце, от одного Его взгляда кровь приливает к щекам, и кажется, что ты куда-то несешься, летишь… Куда? Некогда было остановиться и разобраться в себе. Состояние сродни болезни – голова соображает плохо, ты будто сама не своя… Не своя, а вся до последней клеточки принадлежишь Ему.
Они много гуляли. Он, как профессионал, постоянно снимал ее на камеру, любуясь ее точеной фигуркой. Вот она на ступеньках древнего монастыря, вот сидит в парке на скамеечке, а вот выходит из моря – вся в капельках воды.
– Ты прекраснее Афродиты, – говорил Он, и она верила, знала – это именно так. Чувствовала себя красивой, неповторимой и, главное, любимой. Никогда еще ее сердце не стучало так громко, никогда еще не задыхалась она от одного легкого касания руки. Он научил ее смаковать макиато, запивая его ледяной водой. От кофе у нее всегда была тахикардия, а в эти дни сердце колотилось и от кофе, и от присутствия любимого рядом.
Дни летели стремительно, торопя друг друга. Ей пора было возвращаться домой. Как расстаться, как оторвать себя от Него – она не понимала. Когда шла на посадку, казалось, что нет сил подняться по трапу, а глаза распухли от слез.
Уже в самолете, пытаясь отвлечься, она взяла томик Кундеры. Слова о том, что случайности слетаются на плечи влюбленных, запали в душу. И тут же стали пророческими.
В красочном журнале авиакомпании обнаружила рекламные фотографии курорта. Автором снимков был ее Любимый. Как это здорово, Он словно бы на миг оказался рядом: ведь эти фотографии – Его взгляд, Его точка зрения, Его мироощущение. И все-таки это больно! Осознавать, что совсем недавно Он держал тебя в своих руках, а сейчас – с каждой секундой расстояние между ними неумолимо увеличивается…
А дальше потянулись долгие месяцы, наполненные ожиданием, перепиской, созвонами по каждому поводу и без. Все мысли, все впечатления она теперь разделяла с Ним. С Любимым.
Они вместе мечтали о встрече и строили планы. Он готовил проект по Петербургу для очередного глянцевого журнала, и редакция на неделю отправила его в Россию.
Ура, он прилетает в ее город, в ее Питер! Она не просто снова будет рядом с ним, она покажет Ему то, что служило для нее опорой все эти месяцы. Ей было известно, как многие относятся к городу – холодный, равнодушный, имперский – куча эпитетов. Но для нее он выглядел по-другому. Она чувствовала его душу, знала и любила все закоулочки, перекрестки каналов, скверики.
Когда увидела, наконец, на выходе из здания аэропорта знакомую долговязую фигуру, ноги предательски подкосились. Всегда такая легкая, она шла навстречу ему медленно, как во сне. Вдруг волшебства больше не будет? Но нет, все по-прежнему. Он обнял ее, захватил в плен своими большими руками, закружил, горячо и пронзительно ошпарив взглядом, да так, что сердце сразу сжалось – как же остро! Он посмеялся по-доброму над зелеными пятнышками на ее лице и теле: «Ты у меня леопард, да? Тебя даже ветрянка не портит, моя красавица!»
И поехали, понеслись по улицам. Хотелось рассказать и показать все, что накопилось за долгие месяцы разлуки. Казалось, не было тех разговоров по телефону, видео по скайпу – вживую все получалось важнее, интереснее.
На следующий день отправились гулять по городу. Ее маленькая ладошка в его руке. Любимый рядом. Что может быть лучше?! Он много снимал, выполняя заказ издательства. Она помогала – заранее прорабатывала маршруты, подсказывала, какие сделать акценты.
Но вдруг в какой-то момент поймала Его скептический взгляд, направленный на Исаакиевский собор. Наверное, показалось.
– Милый, тебе не нравится?
– Нравится, да… Но… как-то уж слишком вычурно, и зачем столько золота?
Потом, разглядывая город с колоннады, Он высказался уже более явно:
– Дааа, не Барселона.
Каждое из ее любимых мест встретило если не критику, то равнодушие.
Сидя в машине, она размышляла: «Что не так? Почему все важное для меня, все, что так сильно мне нравится, не находит отклика в Его душе?»
Дни опять летели в сумасшедшем темпе.
Вечера проходили как прежде. Они были вдвоем, и не нуждались в словах. А вот днем… Колкие замечания в адрес очередной слишком золотой церковной маковки, усмешки, подсчет трат на украшения парадных залов во дворцах.
– Вы, русские, слишком любите китч. Это безвкусно. Да и ты, я смотрю, здесь, в Петербурге, порой одеваешься слишком вызывающе.
Она задумалась. Да, каблуки высокие, но она привыкла на них летать. Пожалуй, и платье чуть коротковато, но на ее стройной фигурке оно смотрелось так стильно…
В последний день, перед тем, как выехать в аэропорт, она стояла перед зеркалом. Он подошел сзади, нежно обнял и, разглядывая ее отражение, сказал:
– Смотри, какая короткая болезнь – пятнышки уже совсем прошли, и ты теперь не леопард.
– Да, не леопард, – почему-то грустно повторила она.
У лестницы в аэропорту они попрощались. Он поехал вниз по эскалатору, а она осталась. Стояла и смотрела, как его долговязая фигура с каждой секундой удаляется от нее, становясь все меньше и меньше. Она поймала себя на мысли, что наблюдает за происходящим как-то отстраненно, словно за сценой из фильма. Он растворялся постепенно. Сначала скрылись из виду его ноги. Затем исчез свитер, который они вместе выбирали. А вот уже не видно и головы. Ничего не осталось…
Она стояла одна, слез не было. Стояла и думала: «И правда, какая короткая болезнь».
Кресло
Татьяна Парамонова
В ее жизни откуда-то взялось море свободного времени. Нет, она, конечно, знала откуда. Успешная защита кандидатской дала ей, наконец, возможность выдохнуть. Если бы она протянула еще немного, скорее всего, ничего бы не состоялось, ведь через месяц после защиты диссертационный совет в институте был распущен.
От самого института тоже мало что осталось: денег в 1991 году совсем не платили и многие разбрелись кто куда. Ей повезло, сработала актуальность темы и она перешла в коммерческую структуру. Не пришлось менять даже направление. Все та же ядерная геофизика, только зарплата большая, и работать можно дома, не отвлекаясь на болтовню коллег, посторонние звонки и непродуктивные планерки. Рабочий график можно строить как нравится. И вот оно – свободное время.
Июль. Тепло и безветренно. Поработав до полудня, она решила прогуляться. Пусть сегодня это будет Петропавловская крепость. От дома до Заячьего острова ровно час обычным шагом, но туда она решила добраться на метро, а уж обратно вернуться пешком.
Торопиться домой было ни к чему. Ее никто не ждал. Так уж получилось, что одновременно с защитой и переходом на другую работу она еще и развелась. Семейная жизнь исчерпала себя, не оставив даже сожаления. А может быть, просто растворилась в череде перемен.
На Иоанновском мосту она глянула на Малый пляж, весь заполненный телами загорающих, и прошла дальше, в крепость. Ей хотелось посмотреть новый памятник Петру, который установили месяц назад. Столько о нем сказано, но лучше увидеть своими глазами.
И правда, впечатление от работы Шемякина оказалось сложным. Неожиданные пропорции, бритая голова, длинные пальцы… Но главное было не в этом. Напряженная поза Петра, прямые углы, господствующие в образе, о чем-то напоминали.
«А ведь мое рабочее кресло совсем как у императора! Нет, попроще, конечно, но такое же некомфортное и с громоздкими квадратными подлокотниками, из-за которых не получается удобно придвинуться к столу». Она смотрела на памятник и думала, что ей теперь тоже придется много работать дома. Что ж, настало время купить новое кресло! Хотя бы такое, как было у нее на работе – на колесиках. И чтоб позволяло мягко откинуться на высокую спинку с подголовником. Будет, конечно, смахивать на офис, но зато сидеть удобно.
Она заглянула в сумку. В кармане под молнией лежала зарплата, выданная вчера: несколько упаковок трехрублевых купюр, по сто штук в каждой. Было бы прекрасно расстаться с ними по такому поводу. Нестерпимо захотелось сделать это прямо сейчас. Но она что-то не могла припомнить мебельного магазина поблизости, поэтому решила вернуться домой и посмотреть в справочнике.
Перейдя через Троицкий мост, она отправилась не домой, а по Садовой – до Апраксина двора, чтобы заглянуть в комиссионный, где продавалась электроника: настольная лампа ей тоже нужна. Но первое, что бросилось в глаза, когда она вошла в магазин, было кресло.
Казалось, оно попало сюда с другой планеты. Из черной кожи, круглое, но вытянутое, вращающееся на блестящей стальной крестовине. Что это: поп-арт, хай-тек? Было ясно: нельзя уйти без него, ведь это комиссионка. Как появилось случайно, так и исчезнет навсегда.
– Заинтересовало? Дания, Арне Якобсен, «Яйцо», сегодня сдали, – продавец заметил ее взволнованность. – Берите! Оригинал – в художественных музеях мира! Цена такая, потому что вот здесь, слева, чуть потерто.
– А как я его повезу? У меня машины нет.
– Вообще-то мы доставку не делаем, но вы Вадика попросите. Он здесь часто халтурит, – продавец указал на молодого человека в джинсах, который уже направлялся к ним.
– Классная штуковина, в мою машину влезет, не волнуйтесь, – голос Вадима звучал уверенно и спокойно. – Четвертая Советская? Это рядом. Я пойду вещи из багажника переложу в салон.
Расплачиваясь в кассе пачками трехрублевок, она оглянулась и только сейчас заметила торшер, стоящий рядом с креслом. Ей понравилось, как все это смотрится вместе:
«Раз уж платить за доставку, почему бы не прикупить и светильник тоже?»
Однако оказалось, что в «семерку» Вадима мог поместиться только торшер. И то, если разложить заднее сиденье. Арне Якобсон не влезал в багажник, потому что крестовина не откручивалась.
– Что же делать? Вы же сказали…
– Ну если бы одно кресло, то можно было бы как-то закрепить и везти в открытом багажнике. – Вадим безуспешно пытался задвинуть поглубже выпирающие круглые боковины. – Я не ожидал, что вы еще и торшер купите.
Он поднял голову и перехватил ее взгляд:
– Погодите, рано плакать! Вас как зовут?
– Сандра. И я не плачу, – она заметила, что Вадим слишком долго не отводит от нее глаз, при этом стоит, неудобно согнувшись.
– Слушайте, я сказал доставлю, значит доставлю, – он вытащил кресло, поставил на асфальт, захлопнул багажник и запер ключом машину.
Сандра поняла, что они никуда не едут, и снова постаралась сдержать подступившие слезы.
– Значит так. Вы понесете торшер, он нетяжелый. А я понесу кресло.
– Куда понесу?
– На Четвертую Советскую. Вы же там живете? Три километра примерно, погода хорошая, с остановками донесем!
Выхода не было. Сандра перекинула через плечо ручку сумки, как почтальон, и взялась за стойку торшера. Вадим обхватил кресло руками, чуть сместил его вбок, для обзора, и они двинулись в сторону набережной Фонтанки.
Пройти удалось немного, лишь пару домов. Сандра видела, как постепенно до дрожи напрягаются мышцы молодого человека, старавшегося поначалу идти быстро и непринужденно. Видела, с каким трудом ему приходится держать громоздкий округлый предмет. Понимала, что он вообще не знает, что там, у него под ногами, потому что смотреть может только вперед. Ее уже перестал смущать собственный странный вид: вид девушки, идущей с торшером по центру Ленинграда. Она так прониклась состоянием Вадима, что лишь старалась не пропустить момент, если понадобится его подстраховать.
Вадим опустил кресло, встряхнул руки и перевел дыхание. Сандре показалось, что он уже сам не верит в эту странную затею и старается не смотреть ей в глаза, поэтому она предложила:
– А давайте я возьмусь за ножки, а вы за спинку, потащим вместе. Вам, правда, придется взять торшер в левую руку, но он легкий.
– Я же сказал, что сам донесу. Значит, так и будет!
Вадим постоял еще пару минут, потом неожиданно подхватил кресло и положил его сиденьем себе на голову, придерживая руками с боков. Нагрузка распределилась равномернее. Теперь он мог смотреть не только вперед, но и под ноги.
– Ну вот, сейчас нормально. Как это я сразу не догадался. Погнали! Так и разговаривать можно… Вот интересно, откуда у вас такое имя?
– Имя обычное – Александра. Просто мой бывший муж тоже был Сашка. С тех пор я себя так и называю.
– Бывший? Это хорошо.
Они понемногу приближались к Фонтанке, разговаривая о разном.
– Давайте еще отдохнем, – Сандра не очень устала, но беспокоилась за Вадима. – Вон хорошее место – у памятника Ломоносову.
В сквере они посидели на лавочке, поставив предметы интерьера рядом.
