скачать книгу бесплатно
Оборотень послушно зачеркал когтем по песку, но вышло у него хаотичное переплетение линий, пародия на букву «ж». Он раздраженно вякнул. «Осваивается», – подумал Лузгин.
– Помнишь, сколько тебе было лет, когда это началось? Когда ты стал меняться?
Снова знак «не уверен».
– Примерно хотя бы. Погоди! Ты считался взрослым?
«Нет».
– Десять? Одиннадцать? Двенадцать? Тринадцать? Четырнадцать?
Оборотень застонал и снова заплакал. Даже немного побился головой о дорогу. Лузгин напряженно размышлял. Похоже, существо теряло самообладание, когда начинался счет. При этом оно отличало день от ночи, город от деревни, человека от курицы…
– Сколько пальцев? Эй! Сколько пальцев?
Два кивка.
– А сейчас?
Три.
– Сколько тебе лет?
– Ы-ы-ы-ы… У-у-у!!!
Прибежали с лавочки мужики.
– Ты его довел, – констатировал Муромский. – И меня тут называли живодером?
– Что-то с ним категорически не так, – сказал Лузгин поднимаясь на ноги и отряхивая штаны. – Впрочем, я не был готов к разговору. Надо подумать, составить вопросник… Главное – подумать. И парень намерен сотрудничать. Вова, язви его. Простой русский вервольф. Писать умел. Считать может. А как называю цифры – его клинит. За этим наверняка кроется нечто. Понять бы, что… Слушайте, мужики, сообразите ему пожрать. Кашки, супчику хотя бы. Он давно голодный, к ночи может с собой не совладать и начнет рваться с цепи. Нам это надо?
– Вовчик! – позвал Витя заметно пьяным голосом. – Кушать хочешь? А? Вовка, твою мать! Не слышу ответа. Ну-у, мальчик расплакавши…
– Мальчик, бля! – фыркнул Муромский. – Хорошо, не девочка.
– Почему? – удивился Лузгин.
– Убить будет легче, если что.
– Он не даст повода, – сказал Лузгин убежденно.
– Ответишь? – прищурился Муромский.
– Если он поселится на самом краю села – почему нет? К моему дому его, там как раз последний столб рядом. Я и присмотрю за парнем, и разговаривать с ним буду.
– Слушай, это он пока на солнышке перегревши, смирный, – предположил Юра. – Ночью-то, по холодку, как бы чего не натворил.
– Вот я и говорю – пожрать ему надо. А потом, куда он денется с цепи? От столба-то?
– Столб там херовый, – авторитетно заявил Витя. – Сгнивши. Зверю на ползуба. Да я его сам перегрызу.
– Сам поставил, сам и перегрызу, – ввернул Юра.
– Когда было-то? Лет двадцать уже. В общем, столб херовый. А надо знаете чего? Трактором подтащить ту чушку бетонную, которая у дороги валяется. Она как раз с проушиной. И весит килограмм двести. Будет якорь, ха-ха!
– Разумно. Короче, Андрей, кормежку и привязь мы обеспечим, но поведение зверя под твою ответственность, – заключил Муромский. – А то у нас разговор простой будет. Пулю в лоб, и баста.
– Лично застрелю, – сказал Лузгин жестко. Надоело ему спорить и выторговывать условия. – Ясно?
– Застрелил один такой… Видали мы ночью, как ты стреляешь. Из главного калибра! Без промаха! Гы-ы! Ладно, молчу. Сейчас все организуем. Это хорошо, что ты его на себя берешь, а то нам поработать не мешало бы.
– Беру… – вздохнул Лузгин. – Взял на себя и с честью несу. Проследите, чтобы на мой край детишки не шлялись. И всякие домашние животные. Да и сами тоже… Не отсвечивайте.
– Когда он тебя жрать будет, кричи громче, – посоветовал Муромский. – А то ведь не услышим.
– Кажется, он кого-то убил в самом начале. И с тех пор этого не делал. Надеюсь, и дальше не собирается.
– Ты ему веришь? – Муромский снисходительно улыбнулся.
– Я своим ощущениям верю. Это чудо природы было раньше человеком.
И если обращаться с ним правильно, оно захочет снова человеком стать.
Вряд ли у него это получится, но оно хотя бы расскажет нам свою историю. Как сможет, так и расскажет. Если сможет.
– М-да… Он расскажет, а ты запишешь… Бред!
– В чем проблема? – напрягся Лузгин. Муромский опять поворачивался к нему какой-то совершенно новой стороной.
– Ты, конечно, прости, но недаром я говорил: журналисты все е…анутые. Верят во что угодно. И пишут, и пишут… То-то меня от газет воротит. Сил нет читать. С самой перестройки одно говно. Будто это жулики печатают для идиотов.
– Газеты ему не нравятся… А ты ящик смотри! – огрызнулся Лузгин. – Если читать кишка тонка.
– Мы же договорились: про кишки ни слова! – напомнил Муромский и довольно заржал.
Лузгин секунду-другую поразмыслил, и Муромского красиво уел.
Потому что вместо ответной колкости сказал просто:
– Ну, я пошел. Отдохну немножко. Вы, значит, это… Действуйте.
И вправду пошел досыпать.
– Вот жопа! – бросил Муромский ему вслед почти что с восхищением.
* * *
Строго говоря, приковали оборотня все равно к столбу. Та самая «чушка с проушиной» оказалась здоровым куском железобетона, обломком мачты низковольтной линии, которую еще при социализме хотели пробросить от Зашишевья дальше, да передумали.
– Не сдвинет? – усомнился заспанный Лузгин. – А-а, да хрен с ним, главное, в дом не залезет с таким якорем на буксире.
– Без шума не залезет, – многозначительно заметил Муромский.
Словно в воду глядел.
Посреди ночи вервольф принялся теребить цепь. Лузгин в окно посветил фонариком, прикрикнул «Вот я тебе щас!», наткнулся на тяжелый желтый взгляд и счел за лучшее спрятаться. Банально струсил. Там, на улице, шуровал отнюдь не испуганный мальчик Вова. Хотя и не жестокая смертоносная тварь. Нечто среднее.
Оно хотело на волю и просило не становиться у него на пути. Всего лишь просило. Не нагоняло ужас на все живое, как прошлой ночью, а просто отодвинуло человека, чтобы не мешал. Во всяком случае, так это понял Лузгин.
«Понял? Не-ет, батенька, ты прямую команду принял и выполнил! Неужели эта зараза телепат? Да запросто. Копается в мозгах, внушает эмоции, подслушивает мысли. Тогда понятно, отчего ему не даются некоторые абстрактные категории. Счет, например. Два пальца, три пальца – это то, что он глазами видит. А считать из чужой головы цифру – фигушки. Хм… Оказывается, мы и в телепатии совершенно не разбираемся. Собственно, чего тут странного – откуда нам?».
Ничто не препятствовало выйти и попросить вервольфа утихомириться, но просьбу наверняка пришлось бы вколачивать, а этого Лузгин себе позволить не мог. Он все еще верил, что статус человека, не причинившего боли, даст ему шанс записаться оборотню в друзья-защитники.
Очень захотелось увидеть Муромского, и желательно, с ломом в руках.
Снаружи перестали бряцать и начали скрести. Потом – скрести со звоном. Зашишевские псы давно устали брехать, предупреждая о наличии в селе «зверя», тишина стояла гробовая, и все было прекрасно слышно.
Лузгин сидел в темноте и прикидывал, насколько положение запуталось. Полдня назад он был уверен, что вервольф неплохо понимает человеческую речь. На этой посылке строился вопросник, который Лузгин вчерне набросал в уме. А теперь… Как общаться с существом, которое слышит тебя через пень-колоду, зато отлично видит, что ты спрашиваешь? А может, и слышит хорошо, но все равно больше видит? Главное – как разобрать, поняли тебя, или нет? И если поняли, то насколько правильно? Что именно кроется за ответами «да» и «нет»?
Скребуще-звенящий шум потянулся от избы куда-то по улице. Лузгин взял ружье, фонарь, вышел на крыльцо и обалдел.
Картинка ему открылась из разряда иллюстраций к книгам в жанре «стебучий хоррор». Под серым-серым небом по серой-серой деревенской улице брел, раскорячившись в напряженном полуприседе, некто черный-лохматый, и пёр на себе бетонный столб. Взвалив один конец столба на плечо, а другой волоча по песку.
Звеня кандалами.
Кряхтя и пыхтя.
– Бля-а… – выразил Лузгин всю гамму охвативших его эмоций.
Вервольф через силу попросил убраться подальше, и человек шатнулся за дверь.
– А вот хрен! – отважно крикнул Лузгин, высовываясь из-за косяка.
– С тобой пойду.
Вервольф попросил не лезть в его дела вторично, но «прозвучало» это довольно вяло. Похоже, оборотню под столбом не сладко приходилось.
Лузгин закурил, повесил ружье на плечо и, не включая фонаря, пристроился вервольфу в отсутствующий хвост.
– А колоритно мы с тобой смотримся, парень! – сообщил он. – Напрашивается аналогия. Хм… Какая страна, такой и Христос. Какая судьба, такой и крест на себе переть. Где пригодился, там тебе и Голгофа. Ага. Надо будет записать, сойдет за мировоззрение.
Вервольф под столбом гнулся все сильнее, но упрямо двигался по улице вперед. Что особенно интриговало – шел он в глубь села, к Крестам.
– Дурак, там килограммов не двести, а все триста. Грыжу наживешь. Пупок развяжется!
Лузгин представил себе развязавшийся пупок с выпадающими из него кишками, да так ярко, что едва удержался от желания схватиться за живот.
Вервольф утробно взвыл, отбросил столб – тот гулко хлопнулся в пыль, – и упал на колени, вцепившись передними лапами в брюхо.
Залаяли сиплыми голосами собаки.
Лузгин присел на удачно подвернувшуюся водоразборную колонку. Сигарету он выронил, пришлось доставать новую. Курить, в общем-то, хотелось не очень, но чем-то надо было себя заткнуть.
От накатывающих мыслей.
Оборотень немного подышал, встряхнулся по-собачьи, пронзил человека взглядом, полным омерзения, показал клыки, и прохрипел:
– Ф-ф-ф-ф-ф!!! У-у! М-м-м! У-у!
После чего попытался снова подлезть под свою ношу.
– Извини, я не нарочно, – смущенно буркнул Лузгин. – А мудаками старших обзывать нехорошо!
Подумал и добавил:
– Даже если они мудаки.
Хлопнула дверь, скрипнула калитка. В поле зрения возникла тощая сутулая фигура в майке, семейных трусах и галошах на босу ногу. Зато при двустволке. Ружей у отставного егеря было запасено изрядно, он приклады мог хоть каждый день ломать.
– Привет, дядь Сень. А мы вот тут дурака валяем.
Сеня критически оглядел надрывающегося вервольфа и спросил тихонько:
– Это… Только никому не говори. Чуешь, милок, как он в голову торкает?
– Раньше было, сейчас нет. Наверное, он со мной общаться не хочет. Или устал. Или ты лучше его чувствуешь.
– Я думал – мне блазнится. Не говори нашим. Не поймут.
– Еще бы.
Вервольф почти взвалил столб на плечо, но уронил его.
– Не надоело тебе? – спросил Лузгин. – Знаешь, как это называется?
Вервольф хрюкнул и совершил очередной подход к весу.
Вес опять ему не дался, да еще и на ногу упал. Оборотень сдавленно рыкнул, уселся, вырвал из-под столба отдавленную конечность, прижал ее к груди и принялся баюкать.
– Мудовые рыданья, – сказал Лузгин. – Вот что это.
– С вами, может, сходить…
– Еще не факт, что у него получится. И все равно далеко не уползет.
Вервольф отпустил ногу, встал на четвереньки и снова взялся за столб.
– Хотя интересно было бы посмотреть, в какую сторону он от Крестов попрется.