скачать книгу бесплатно
– Сука, – сказал усилителю мистер Джозеф Пападакис и так этим всех ошарашил, что ему дали повернуться и уйти.
Потом заорали, конечно: «стой», «держи», «лови пиндоса, он что-то знает». Но того уже и след простыл. А на пути к дирекции ощетинилась дубинками и шокерами охрана.
– Спокойно, ребята, – сказали народу. – Не забудьте – нас бить нельзя, это противозаконно. Или вызываем полицию. Ее бить совсем нельзя.
– Не очень-то и хотелось, – ответил народ. И побежал в раздевалку за телефонами – звонить в город.
Город отозвался мигом. Поэтому народ вел себя миролюбиво – легко ушел из цехов, позволил охране запереть проходную: куда пиндосы денутся, когда все наши подтянутся? Да никуда. Тут-то мы и спросим: это что за фак, ребята? И попробуй не ответь.
Народ понимал, что пиндосы его надувают, но хоть убей, не видел, как именно. Народ сломал всю голову, прикидывая, откуда в нашу машину просочился дефектный узел, если его не меняли. Ясно было одно: на усилителях пиндосы капитально прокололись, но это только повод задуматься, где спрятан главный подвох.
К обеду на завод подкатила вторая смена, следом приехали «бывшие», а за ними приперлись сочувствующие – фактически вокруг толпилось все Левобережье.
Русский менеджмент к тому моменту как ветром сдуло, разбежались – не найдешь. Драпанули задами, через грузовые ворота. В толпе, быстро растекавшейся по периметру завода – «чтобы ни одна гнида пиндосская не утекла», – не нашлось никого выше тим-лидера, не было даже мастеров.
Пиндосы забаррикадировались в дирекции. Из местных, кому полагалось по штату сидеть там же, удрали даже секретарши, не боясь ни наказания, ни увольнения. Почему-то задержалась на заводе только русская часть пиар-службы. Их не считали за людей – так, дармоеды. А они взяли и вышли к людям: несколько девчонок разных мутных профессий и рекламщик. Толпа взъярилась, и тут парень бухнулся народу в ноги: не велите казнить, велите слово молвить. Ничего не знаем. Ни-че-го. От нас пиндосы все секретили. И вообще мы с вами.
Парень был настолько искренен – рекламщик все-таки, зараза, – что ему поверили. Девчонки быстро исчезли по домам, а этот остался и уже через несколько минут с кем-то подрался, доказывая, что хотя и не рабочий, а имеет право тут стоять и требовать от пиндосов объяснений. Драку растащила охрана. Она уже ничего не охраняла, кроме проходной, беспрепятственно шлялась в толпе, вместе со всеми ругала пиндосов и старалась только пресечь кровопролитие.
Толпа передавала из рук в руки Васю-Профсоюза, но тот ничего не знал и ничего не понимал. Вдобавок он уже ничего не соображал, только бормотал как заведенный – не бейте, не бейте… Да его и не побили толком, он просто малость сдвинулся от страха. Приехал шеф полиции и спас его. Брезгливо оглядел и погрузил в «Скорую». После чего поднялся на крыльцо и рявкнул:
– Кто главный?! Подходи, не бойся!
Из толпы шагнул маленький слесарь Малахов. На этот раз без табуретки.
– Опять вы, Малахов, – сказал полицмейстер. – Чуть что, сразу вы. Каждой бочке затычка. Вам, наверное, больше всех надо. Интересно почему.
– Как я буду делать машины, если я не могу за них отвечать? – спросил Малахов.
– Не понял, – признался полицмейстер.
– Номера не совпадают, – просто сказал Малахов. – У вас на цитрусе какой «вин»?
– Наш, конечно, – полицмейстер вытащил бумажник.
Бумажник был очень толстый, он долго в нем копался, наконец добыл техпаспорт и показал слесарю.
– Та-ак… Машина сделана для России. Собрана тут. Может, я ее и делал… – бормотал Малахов, читая цифры.
– Спасибо большое, что теперь, расцеловать тебя во всю задницу?
– Нет, позвонить на сервис, – Малахов достал телефон. – Алло! Привет. Слушай, пробей еще номерочек. Очень надо. Очень просит человек. Я понимаю, что тебе надоело…
Он продиктовал цифры «вина», толпа затихла.
– Поздравляю, – сказал Малахов, возвращая техпаспорт владельцу. – У вас цитрус турецкий.
– Чего-о?..
– По «вину» цитрус наш, зуб даю, да вам тут любой подтвердит, мы собирали эту машину. Только по базе сервиса «вин» проходит уже как турецкий. У меня цитрус – кореец. А у Васи-Профсоюза вообще китаец! Да ладно, тут и африканцы есть…
– У меня, у меня! – крикнули из толпы. – У меня черножопая! Привет из Йоханнесбурга!
Полицмейстер сдвинул фуражку на нос и почесал в затылке.
– Кто-нибудь что-нибудь понимает? – спросил он недовольно.
Видно было, что ему не нравится ездить на турецком цитрусе. Вот уже целых полминуты не нравится. Прямо как узнал – с тех пор и недоволен.
А вы думали?.. Полицаю, да и всем, кто сейчас толпился у проходной, много лет долбили в мозг, что Родина «встает с колен», а она не вставала и не вставала. Только воровала сама у себя и выгоняла за границу тех, кто совсем заворовался. Изредка сажала тех, кто воровал не по понятиям… А потом у нас в городе – встала. И народ понял, как это делается, осознал технологию. И возгордился, конечно, что этой технологией овладел. Возгордился со всеми прилагающимися спецэффектами вроде надувания щек и «наше – значит, отличное».
Наверное, так и должно быть.
Если цитрусы одинаковой комплектации прошли выходной контроль, они идентичны, что наш, что «восточный», что африканский. Да так и есть, в общем… Но если завод у тебя под боком, ты узнаешь однажды: внутри фирмы качество сборки очень даже различают и твоих земляков ставят всем в пример. А поскольку на сервисе тоже сидят наши, рано или поздно информация просочится: «востоки» начинают сыпаться чуть раньше, чем «центры». А турки и корейцы сыплются чаще. Самую малость, но все-таки.
И ты гордишься земляками и счастлив ездить на лучшем в мире цитрусе.
И вдруг такой облом.
– Мы одно понимаем, – сказал Малахов. – Пиндосы чего-то намухлевали.
– Были наши машины, стали чужие! – донеслось из толпы. – А чужие – как бы наши. А нам чужих не надо! Так, мужики?!
– Точно! – отозвался трудовой народ.
– А собственно, вам не все ли равно? – задумался полицмейстер.
– А давай раскрываемость по губернии плюсанем – и в равных долях обратно поделим, – подсказал кто-то из охраны. – Вы же все менты, все общее дело делаете!
– Сам ты мент! Уволился, хорошо тебе, вот и не наглей! – полицмейстер снова почесал в затылке.
– Наша сборка – лучшая, – заявил Малахов. – Это все знают. И фуфла китайского мы в машину не суем. Это тоже все знают…
Он огляделся, прикидывая, куда бы влезть повыше, чтобы толкнуть речь.
Тут в задних рядах кто-то крикнул:
– Чурки едут!!!
Толпа замерла, как громом пораженная.
– Жена звонила! – надрывался голос в задних рядах. Над головами поднялась рука с телефоном, будто в доказательство. – В магазине слышала – едут сюда две смены чурок! Пиндосы вызвали штрек… шрек…
– ШРЕКБРЕХЕРОВ! – взревел, аки матюгальник иерихонский, наш полицмейстер. – Точно! В магазине врать не будут! Терминаторов вызвали! И еще робокопов! Мне на подмогу!
Начался хохот. Потом бормотание отовсюду: народ уткнулся в телефоны, проверяя новость.
– Это провокация! – заявил полицмейстер. – Я знал бы первый. Без меня тут никаких чурок быть не может! Пиндосы не посмели бы без согласования…
И вдруг толпа взорвалась:
– ПИНДОС!!!
Из окна третьего этажа выглянул Кен. Это было окно туалета дирекции, его тут в жизни никто открытым не видел.
Кен делал непонятные жесты и явно спешил. Воровато оглянулся себе за спину. Высунулся далеко наружу, посмотрел вниз…
– ПИН-ДОС! ПИН-ДОС! – скандировали там.
– Заткнитесь, придурки! – заорали сразу в нескольких местах. – Это же наш Кен!
Тем временем Кен принял какое-то решение, окаменел лицом и полез через подоконник.
– Отставить! – рявкнул полицмейстер. – Гражданин Маклелланд! Отставить!
Гражданин Маклелланд отставить не соизволил. Учитывая, что на заводе третий этаж – как нормальный пятый, со стороны это выглядело малость суицидненько, мягко говоря.
На самом деле Кен был нисколько не самоубийцей, а дипломированным автостроителем и неглупым менеджером. Прыжок с десяти метров на газон Кен решал как чисто инженерную и отчасти управленческую задачу. Он учитывал, что его тут хорошо знают, и принимал в расчет материальную базу. Человек десять наших уже сорвали с забора баннер «Приглашаем на работу» и прибежали под окно. Половина встала к стене вплотную, задрав край баннера над головами, половина – отошла, держа свой край у пояса.
Толпа охнула – и ломанулась помогать.
По ту сторону окна замелькали какие-то тени. Кен до этого сосредоточенно молчал и нервно озирался, явно ожидая нападения сзади, а тут обернулся к народу и открыл рот.
– Уволился!!! – крикнул он.
И прыгнул.
* * *
– Довыпендривались! Качество… Фигачество! Хуже надо было работать! – рычал Кен, держась обеими руками за вывихнутую лодыжку.
Его так и несли к «Скорой» – на баннере. Под аплодисменты.
Из окна торчали пиндосы и ругались на пиндосском языке. Кто-то метко швырнул в них бутылку, и они спрятались.
– Что за безобразие, Кеннет Дональдович? – спросил полицмейстер. – Что за цирк дю солей в прямом эфире?! Я же вас могу привлечь за такую акробатику!
– Это был экстремизм! – подсказали из толпы.
– Именно!
– Да ну вас… – Кен отмахнулся, кривясь от боли. – Народ! Слушай сюда!
В толпе зашикали, кому-то дали по шее, стало относительно тихо.
– Вы ни в чем не виноваты! И вас никто не обманывал! Просто фигня вышла, как обычно. Эти идиоты обезличили машины!
Народ шумно вздохнул – и обратно не вдохнул.
Новость была ожидаемая, конечно, но до такой степени обидная, что все надеялись – пронесет нелегкая. А главное, непонятно, с какой радости нам такая радость. Чем заслужили.
– Зачем? – спросил Малахов. – Из-за китайцев?
– При чем тут китайцы? Из-за вас! Из-за тебя, например, передовик ты наш!
Малахов надулся. Он действительно был, что называется, ударник капиталистического труда и не видел в этом ничего зазорного. И никто не видел. Мы же тут не в арбузной лавке сидим, мы машины делаем…
– Решение принято на днях. Сейчас идет тестовый период. Поэтому они и залетели на разнобое в «винах». Никто вас надувать не хотел, просто нелепая случайность. Все «вины», которые уже забиты в базу сервиса, были перемешаны случайным образом. У новых машин номера с самого начала пойдут без привязки к заводу. Нету больше русской сборки и нерусской, вообще никакой! Потому что НЕКОРРЕКТНО! А на самом деле – из-за вас, господа Анонимные Трудоголики! Шуточки дурацкие шутите! С фигой в кармане ходите! Этику в гробу видали! Себя, значит, любите больше, чем компанию! И тогда эти тупые пиндосы…
Он добавил еще несколько слов, но приводить их тут, с нашими законами об оскорблении кого угодно, некорректно.
А то вдруг геи оскорбятся. Или верующие. Или кто угодно.
– …сообразили, в чем проблема. И поняли, как поставить вас на место и как сделать всем хорошо! Можете гордиться! Больше вам гордиться будет нечем!
– А как же теперь… качество? – спросил Малахов, подпрыгивая, чтобы лучше видеть Кена. – Мы же соревнуемся!
– Соревноваться ты будешь со своей табуреткой! – сообщил ему Кен с такой неожиданной злобой, что Малахов вобрал голову в плечи.
– Извини, – Кен заметно смутился. – Никаких больше соревнований, хватит, наигрались. Чурки и турки обижаются, а русские наглеют, штаб-квартире это надоело. Они долго понять не могли, отчего русские такие наглые. Отчего ты такой наглый, допустим!
– Я за справедливость! – заявил Малахов.
– А они говорят – из-за соревнования! Все, кончились развлекушечки. Никаких больше скидок на русский менталитет, а одна только суровая мотивация дубьем и рублем. Допрыгался? Счастлив? Может, и тебя выгонят наконец-то! Клоун!
– Ты чего такой злой, инженер? – спросил Малахов обиженно.
– Нога болит, – объяснил Кен.
– А чурки едут сюда? – спросили издали. – Шреки… Брехеры?
– Кто сказал?!
– Я сказал!
– А тебе кто сказал?
– Из города звонили…
– Позвони обратно и попроси не врать. Нет никаких чурок. Откуда они тут возьмутся? Ну сам подумай – откуда? Из Европы? Пиндосы, конечно, пиндосы, но не настолько…
– Я же говорю – провокация! – крикнул полицмейстер.
Кена перегрузили на носилки и упихали в «Скорую».
– Только не везите никуда! – сказал он врачу. – У меня нет времени. Быстро ногу зафиксируйте. Сам потом приковыляю…
И продолжал вещать в толпу, что сгрудилась вокруг машины, развесив уши:
