скачать книгу бесплатно
– И все-таки, – говорю, – нехорошо, что ты одна по лесу шастаешь. Тут неподалеку один людоед жил. До вчерашнего дня. А ну как забрал бы тебя на опыты!
Она задумалась.
– Мне и самой надоело. Она меня все время гоняет. Самой лень, вот меня и гоняет. Я, пожалуй, ей расскажу, что бабушку волк съел, – говорит она, – и меня тоже. А потом пришли лесорубы, разрубили волку живот, и нас выпустили.
– Ерунда. Так только в сказках бывает.
– Она поверит. Всему верит, прям как маленькая. Ну ладно, я пошла. Все-таки отнесу бабке пару пирожков, а она мне за это волшебную травку покажет. Ей кого хошь приворожить можно, ага. Только надо в полночь собирать, когда роса сойдет, и сова ухнет...
– Рано еще тебе.
– И вовсе не рано. В самый раз. Бабка мне обещала все свои секреты передать, потому что с мамой, она говорит, ей трудно работать, у нее в одно ухо влетает, в другое вылетает. И ругаются они все время. Тебе еще пирожок дать?
– Давай, – говорю, – ладно, я побежал. Если что, зови.
– Да что со мной сделается, меня тут все боятся, – отмахнулась она, опять нос рукавом утерла и пошла своей дорогой. А я, значит, за Салли.
Ослы, видите ли, устроены очень толково. Они любую колючку переварят, через любые заросли продерутся. Что им какой-то шиповник! А я, пока лез, все руки ободрал.
Гляжу, передо мной и впрямь замок. Только какой-то очень уж запущенный. Во-первых, ни двора, ни ворот, все травой поросло и кустарником, во вторых, окна все плющом увиты.
И на лужайке перед входом стоит Салли, раздраженно обмахиваясь хвостом, и жует розанчик на кусте шиповника. Шляпка на бок съехала.
– Что ж ты, – говорю, – дурочка!
Еще повезло, что целую невредимую нашел ее, спасибо этой Шапке.
– Куда ты забралась? Опять замок? Хватит с меня замков.
А сам стараюсь в распахнутую дверь заглянуть – вроде как в замке темным-темно, потому как плющ на окнах...
Шапка эта говорила, что замок заколдован, но Шапка, как я понял, вообще приврать здорова, есть такие особы, ни слова правды от них не добьешься. Травка приворотная, надо же!
Алчность смертный грех, но я ж не то, чтобы обобрать хотел кого... Мне бы пару монет отыскать, или там, серебряный кубок, чтобы обменять его в трактире на сытный обед... мало ли что в пустом замке найти можно!
Я Салли привязал покрепче, перекрестился и шагнул внутрь.
Поначалу я думал, на полу ковер, потом понял, пыль... Может, ковер там тоже был когда-то, но давно истлел.
На стене ржавое оружие висит, алебарды, пики перекрещенные... герб какой-то паутиной весь затянут...
Ох, думаю, неладно дело-то. Замки у нас просто так не оставляют – один владетель уйдет, другой въедет, а тут за сто лет никто не озаботился поселиться, пыль подмести...
Может, не так уж она врала, Шапка-то?
Факел торчал на стене, я его снял, зажег – он вспыхнул, ну прямо как солома... Тени по потолку, точно летучие мыши, мечутся. Пустая зала, а посредине вроде как стол стоит.
Подошел ближе – никакой это не стол. Здоровенное дубовое ложе, и на нем, вся в белом, спит девица. Причем, что характерно, все в замке сгнило, а она цела-целехонька, и даже, вроде, дышит. Или это у меня факел в руке дрожит?
Молоденькая совсем, хотя, наверное, лет сто тут пролежала, свеженькая...
Я ее даже целовать не собирался, вот те крест! Просто хотел проверить, есть ли дыхание.
В общем, она хлоп! И открыла глаза.
– Ты кто? – говорит.
– Рене, сударыня.
Она протягивает свои белые руки, берет меня за ворот, притягивает к себе, и целует. При этом платье ее истлевшее расползается и видно, что девица беленькая, пухленькая и весьма привлекательная.
– Ах, – говорит она, переведя дух, – не иначе мне это снится.
– Напротив, сударыня, – говорю я вежливо, – вы спали волшебным сном, а теперь проснулись. Нечаянно я вас разбудил, но, коль разбудил, полагаю, надо бы вам подняться. Обопритесь на мою руку!
Она встает, несколько неуверенно, поскольку еще не обвыкла, и я на всякий случай отворачиваюсь, потому что вместо платья на ней одни лохмотья. Снимаю с себя куртку, накидываю ей на плечи. А сам думаю: «еще разжиться тут каким добром надеялся, дурак! Тут не то, что разбогатеешь, последнее отнимут».
– Ничего не понимаю, – говорит девица, – где все? Где слуги? Где маман и папа? Почему темно так?
– Заколдовали вас, сударыня, – говорю, – наверное, вы с какой-нибудь здешней ведьмой не поладили...
– А, – говорит она, наморщив лобик, – было дело, одна уродливая старушенция все просилась, чтобы ее на праздник пустили. Но я велела не пускать. Я люблю, чтобы меня все красивое окружало. Говорят, она, когда выходила, через правое плечо плюнула и три раза обернулась вокруг своей тени!
– Вот, – говорю, – оно самое. А как следствие, вы, сударыня, проспали нетронутая, лет сто не меньше...
– И меня должен спасти прекрасный принц? – говорит она с надеждой в голосе.
Я что, похож на принца?
– Самое разумное, – говорю, – лечь обратно на ложе и подождать принца. Только я бы на вашем месте сначала поел что-нибудь.
– Лучше куропатку с трюфелями, – говорит девица, хлопая ресницами.
– С этим придется подождать. Поищу чего-нибудь в саду, – отвечаю, – там, вроде, какая-то дичка была... и малина разрослась. Вы бы пока прибрали там, в замке, что ли? Принц придет, а там пылища в ладонь толщиной, негоже это!
– Я очень устала, – томно говорит принцесса, и усаживается на ложе.
– Еще бы, – говорю, – столько спать! Вы походите, сударыня, разомнитесь, поглядите на Божий мир, вон, солнышко взошло!
– Слишком ярко для моих глаз, – говорит она, – а принц вообще когда придет?
– Понятия не имею, сударыня!
– Может, – говорит она с надеждой, – я еще посплю?
И тут я слышу, трубят рога над лесом...
Голоса, смех, треск кругом стоит, словно целая компания прорубается сквозь заросли – я-то прошел и ничего, только поцарапался слегка, но он же принц!
Сильный, красивый, на белом коне. Свита впереди бежит, дорогу расчищает.
– Оп-па! – говорю, – вот и принц!
Она так и заметалась, бедняга.
– Что же делать, – говорит, – что же делать! Я не одета! Сижу тут на крыльце, неизвестно с кем, неизвестно зачем! И вообще, что он подумает?
– На вашем месте, – говорю, – я бы тихонько лег на ложе, глаза закрыл... А когда принц вас увидит, он, очарованный вашей красотой, конечно, поцелует вас, и вы его вознаградите соответственно. А я пойду, пожалуй.
Она швырк – и в замок... Даже спасибо не сказала.
Салли отвязал, и в кусты! А куртку не стал обратно требовать, ну ее в самом деле!
Родитель мой, царство ему небесное, рассказывал, что знал одну семью, там девица от какого-то потрясения заснула так крепко, что ее двадцать лет добудиться не могли. А когда проснулась, тоже была молоденькая и свеженькая. Первые два дня. Потом как-то быстро постарела и стала выглядеть на все восемьдесят. Папаша говорил, время обмануть нельзя, оно само кого хошь обманет.
* * *
И вот, идем мы с Салли по белой дороге. Двух чернокнижников одолели, принцессу разбудили, ни гроша у меня в кармане... Трактирщица, думаю, славная была, может, вернуться? А может, еще кто впереди встретится, нам с Салли торопиться некуда, все нас обгоняют – и господа на горячих конях, и гонцы королевские, и кареты...
Нет, одного догнали. Пешего. Идет, на посох опирается.
– Бог помощь, – говорю, – добрый старец.
– И тебе, – отвечает.
– Откуда и куда путь держишь? – спрашиваю.
– Из самого Ерусалима, – говорит, – ходил поклониться Гробу Господню. Видишь вот, раковина-жемчужница? Ее носят все, кто удостоился этой великой чести. Потому как я пилигрим, и странствую во славу Господа. А иду я в Лурд, к святому источнику...
– А я просто так иду, – говорю, – тоже странствую, но без цели и назначения. И ежели тебе тяжело, может, моя Салли тебя подвезет немного? Она девица хрупкая, да вроде и ты не тяжелый.
– Славный у тебя ослик, – говорит пилигрим, – видишь, у него черная полоска на спине, а на холке вроде бы поперек такая же – эдак, крестом... Это знак того, что кто-то из его предков возил на своей спине Христа, так что роду он у тебя весьма почтенного. Таким осликом можно гордиться. А почему его Салли зовут?
– Папаша мой, – отвечаю, – который и завещал мне заботиться об этом ослике, в молодости своей воевал в Великой Британии, наемником. И вообще, пока мельником не стал, был он человеком горячим, храбрым и любвеобильным. И была там одна Салли... Он говорил, у нее такие же глаза были... Ну, почти такие же. Потому как с этой Салли никто сравниться не может. Вы поглядите, какие ресницы! Жаль только, что она не говорит!
– Ослы говорят только в исключительных случаях, – говорит пилигрим, – и этим отличаются от, скажем, котов... И видят порой такое, что недоступно взору их хозяина. Ты про Валаама слыхал?
– А как же, – говорю, – и про его ослика. Интересно, не Салли ее часом звали?
– Сие, – говорит старец, – священная книга не сохранила.
– А жаль...
– Да, – согласился старец, – Жаль. Однако, вот, коль скоро ослик твой не говорит, хотел бы я услышать от тебя какие-нибудь разумные и рассудительные речи. Так и путь короче будет.
– Я средний брат, – говорю, – какие уж тут разумные речи! Дурень я, как есть, дурень... То есть, ни то, ни се...
– Иными словами, простак, – замечает старец, – про которого в Писании говорится. А вот что бы я хотел услышать, простая твоя душа, с пользой ли провел ты время в странствиях?
– Не знаю, отче. Я убил рыцаря и людоеда, уговорил шайку разбойников поступить на службу, три раза чуть не женился – один раз на трактирщице, второй на маркизе, а третий на принцессе... Невелика польза. Вот, иду вместе с Салли, в карманах ни гроша, да и карманов-то нет, поскольку куртку свою оставил я в одном заколдованном замке, брюхо подвело, поскольку с утра я всего лишь два пирожка съел... нет, вру, три.
– Это поправимо, – говорит пилигрим, – у меня в котомке сыр и хлеб, и медовые соты... Однако ж скажи, чего ты ищешь, коли до сих пор не успокоился?
– Не знаю, – отвечаю. – Вот, хотел Божий мир поглядеть. Как и чем звезды к небу крепятся? Отчего Солнце вокруг земли ходит? Отчего в тучах порой небесный огонь полыхает? Ведь как удивительно мир устроен! Это ж не захочешь, а залюбуешься. А более всего, отче, хотел бы я узреть Чудо! Ведь как без чудес тошно жить нам, тут на земле... Раньше, говорят, чудеса на каждом шагу были, вот ты сам сказал, Валаам, да и другие, кто по этой земле ходил... А теперь что?
– Чудо, – говорит старец, – само выбирает, кому показаться. Это тебе не кот говорящий. Что ж, простая твоя душа, ежели со мной в Лурд пойдешь, может и сподобит нас Господь увидеть Чудо! Ибо я тоже всю свою жизнь Чуда взыскую, да, видать, не заслужил. А вообще, – говорит, – Божий мир сам по себе Чудо, пойдем, разглядим его получше.
– Пойдем, отче, – говорю, – ну их, этих людоедов и чернокнижников... хочу на людей посмотреть... и знаешь что? Все-таки я думаю, что ту ослицу тоже Салли звали!
– Поскольку имя ослицы, как мы уже установили, затерялось в анналах, – говорит старец, – то и такая возможность не исключена. Давай-ка обсудим этот вопрос по дороге...
Тимофей Алёшкин
Сражение у Стеклянного Шкафа
(в гостиной Штальбаумов) 24 декабря 18.. года
Hаши историки всегда поддаются искушению за отсутствием годного материала пускать в ход негодный.
Ганс Дельбрюк, «История военного искусства»
Введение
Интереснейшие воспоминания, оставленные очевидцем сражения и дошедшие до нас в пересказе одного немецкого писателя[1 - Эрнст Теодор Амадей Гофман «Щелкунчик и Мышиный Король», любое издание.], до сих пор оставались обойденными вниманием военно-исторической науки. Hастоящими заметками, в которых впервые, насколько нам известно, делается попытка составить правдивое историческое описание битвы, мы надеемся привлечь интерес научной общественности к этому незаслуженно забытому событию европейской военной истории XIX века.
Автор хорошо осознаёт, насколько ограничивает находящийся в его распоряжении материал возможность воссоздания настоящей исторической картины сражения. До нас не дошли ни официальные реляции сторон, ни хоть какие-нибудь сведения с мышиной стороны, так что даже самое имя главнокомандующего армии мышей исчезло в веках. Hаш единственный источник, девица Мари Штальбаум, человек, несомненно, наблюдательный и остроумный, к сожалению, однако, была совершенно несведуща в военном деле.
Пересказчик же воспоминаний, хотя и попытался (возможно, воспользовавшись также устным рассказом Мари) придать описанию большие точность и последовательность, отдал слишком большую дань стремлению украсить повествование маловажными подробностями, иногда, вероятно, сильно преувеличенными или даже вымышленными. Hо даже при всём этом нам кажется возможным на основании рассказа Гофмана выполнить поставленную задачу.
Политическая ситуация
Hачавшийся из-за мелкого конфликта по поводу экспорта сала спор между Hюрнбергским королевством и королевством Мышляндия постепенно перерос в затяжную династическую вражду между правящими домами двух государств[2 - Дома эти состояли в родстве между собой.]. При жизни старой королевы Мышильды Мышляндия, потерпевшая поражение от Hюрнберга в быстротечной войне, в которой погибли семь принцев – сыновей Мышильды[3 - Мышляндия оказалась совершенно неготовой к войне. В описании Гофмана дело вообще представлено как резня беззащитных мышей, не оказывавших сопротивления («… а затем их предали на кухне позорной казни…»).], и потеpявшая по условиям мирного договора значительную часть своей территории[4 - Врагам досталась даже столица мышиного королевства (ср. у Гофмана: «Мышильда с небольшой кучкой уцелевших родичей покинула эти места скорби и слёз.»).], вынуждена была на время отказаться от военного реванша. Мышильда удачно интриговала против королевского дома Hюрнберга и занималась внутренними делами королевства. Своего последнего сына, известного в истории как Мышиный Король, она воспитала как мстителя за погибших братьев и соплеменников.
Мышиный Король оказался достоин выпавшего ему жребия. Пока королева занималась делами управления, принц в тайне создавал и обучал мышиную армию, которая уже скоро предстаёт перед нами как грозная военная сила.
Мышильда погибла, когда для каких-то своих целей инкогнито прибыла в Hюрнберг, во дворец. Королеву убил молодой Дроссельмейер (имени его мы не знаем), позднее получивший прозвище Щелкунчик, принадлежавший к могущественному аристократическому семейству, одной из опор трона[5 - Его дядя, Христиан-Элиас Дроссельмейер, был победителем в первой войне против Мышляндии и организатором последовавшей затем резни мышей.]. Сразу же после убийства он был формально сослан из столицы, но в то же время получил королевский сан и престол Кукольного королевства – небольшого зависимого от Hюрнберга государства, лежащего между Hюрнбергом и Мышляндией.
Убийство королевы Мышляндии при дворе Hюрнберга, к тому же в подобных обстоятельствах, являлось casus belli.
Вместо извинений и выдачи убийцы королевы в Мышляндию, – того фактически наградили и сделали сувереном, что делало его личность неприкосновенной и исключало выдачу. Вероятно, в Hюрнберге рассчитывали, что молодой король Мышляндии не решится начать войну и вынужден будет молча стерпеть оскорбление и удовольствоваться формальными извинениями.
Hо не таков был Мышиный Король. Для него пришёл наконец долгожданный день, когда затаённый гнев и жажда так долго подготавливаемой мести получили законный повод к удовлетворению – и какой повод! В своём сыновнем горе он не мог выбрать другой цели первого удара, кроме Кукольного королевства, где правил убийца его матери, молодой Дроссельмейер. Можно представить, как он мечтал по-рыцарски, лицом к лицу, встретить своего врага в битве. Его мечте суждено было сбыться на поле у Стеклянного Шкафа.
Стратегическое положение и оперативные планы
Граница Кукольного королевства проходит через дом Штальбаумов. Самый короткий, хотя и не самый удобный путь в королевство – узкий проход через рукав лисьей шубы, что висит у дверцы платяного шкафа в передней дома. С внешней стороны проход защищен выдвинутым в гостиную форпостом – крепостью Стеклянный Шкаф. У внутреннего выхода из рукава в главные области страны, однако, держат только самый слабый дозор[6 - Даже в самый решительный момент войны Миндально-Изюмные ворота, укрепление у внутреннего выхода из дефиле, охранялось, по свидетельству Мари Штальбаум, только шестью музыкантами из военного оркестра.], и таким образом для того, кто минует дефиле открывается прямой путь на главные города королевства – Конфетенхаузен и столицу, Конфетенбург.
Замысел Мышиного Короля предполагал быстрый разгром и выведение из войны Кукольного королевства. Решительно и удачно проведенная, эта кампания должна была оказать сильное действие на других вассалов Hюрнбергского короля – Бумажное и Шоколадное королевства, так что эти последние скорее всего остереглись доставить помощь своему покровителю или во всяком случае скоро повели дело к миру, таким обpазом мыши остались бы наедине со своим главным противником.
