banner banner banner
Одинокий вагончик
Одинокий вагончик
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Одинокий вагончик

скачать книгу бесплатно

Одинокий вагончик
Дионисий Мая

Олимпио – чувствительный и ранимый подросток. Не чувствуя себя нужным в доме родителей, которые после ссор и лжи создали новые семь, он принимает решение жить отдельно и перебирается на склад. Друзья его не поддерживают в этом решении, Олимпио остается один и сравнивает себя с одиноким вагончиком, который катит в неизвестность по своей колее. Первая любовь, позволившая было подростёнку расправить крылья, обманывает его и оставляет в еще большем унынии и в убеждении, что сближаться с другими людьми не стоит. Но далеко ли уедет одинокий вагончик – и каким будет его путь? Олимпио придется признать, что одиночество вредно и разрушительно.

Дионисий Мая

Одинокий вагончик

Часть первая

1

Итак. Прошу внимания! Интересная история! И совсем короткая! Я прошу тебя быть внимательным и в конце забыть всё, что ты узнал! Думаю, моя история тебя чем-то вдохновит! И надеюсь, в чём-то конкретном и тупом не поможет. Главное, не забивай себе голову глупостями.

Итак, начинаю.

Февральские дни были коротки. А порой и вовсе казались вечной ночью. Снега то валились лавиной и создавали белые горы, то, не успев и коснуться земли, превращались в прекрасную влажную пыльцу.

Нестабильная февральская погода…

К концу зимы население небольшого городка оказалось на грани морального упадка. На усталых лицах прохожих читалось отчаянное желание почувствовать тёплые весенние лучи.

И вот когда последний холодный месяц подошёл к середине, Оллимпио – скромного, меланхоличного интроверта – посетило вдохновение.

Он ощущал, что его разум изобретает идеи, которые помогут более осознанно идти по жизни.

Чувствовал, что его опыт опережает возраст и преподносит большие надежды на безупречно красивую жизнь, о какой он мог лишь мечтать.

– Прекрасная картина, – подумал Оллимпио, глядя в окно на малооблачное небо, меняющее цвет от тёмного до просветлённо-тёплого.

Из окна тянуло холодом, который охлаждал его тело, комфортно устроившееся на подоконнике. Ветер кружил снежинки, рисовал ими на стекле замёрзшие кристаллические узоры.

Оллимпио всегда любил сидеть в тихой комнате и рассуждать о том, что видит, вслух, делая из своих мыслей какие-то важные для себя выводы и подразумевая, что это имеет значение для всех.

– Из окна я наблюдаю один маленький вагончик, который идёт по своим рельсам, никого не ожидая и не догоняя.

Просто одинокий вагончик. Он никого за собой не тащил и не был ни у кого на хвосте.

Эта картина что-то напомнила Оллимпио.

Он взял ту чёртову сигарету, которую навязало ему общество, и закурил.

Слюна стала вязкой. Голова тяжёлой. Лёгкие начали потреблять больше кислорода. Сердце забилось в непонятном ритме. А виски, как гантели, сдавили мозг, будто запрещая думать о великом.

– Я подозреваю, что мир ни ногой ещё не в будущем, хоть в рекламе и говорят обратное. Он всё ещё в прошлом. Ни черта не меняется. Всё по старой схеме: дым валит из труб, развеиваясь в воздухе, чтобы в чьи-то дома для комфортного обитания пришло тепло. Леса продолжают вырубать, чтобы дать людям топливо. А власти управляют населением, чтобы оно пилило всё то, что прикажут «ради лучшей жизни потребителей». Просто стадный режим. А я чувствую себя тем самым одиноким вагончиком. Вернее даже, хочу быть как он. А если подумать ещё глубже, я всё ещё обычный вагон. Причём прицепленный к чему-то ведущему и не имеющий ни своего маршрута, ни возможности отцепиться, чтобы ехать по своей полосе.

Порой Оллимпио хотел иметь восхитительно индивидуальный имидж. Стать тем, кому бы желали уподобиться другие люди. И этим отчасти помочь миру стать совершеннее. И в результате почувствовать себя лучше.

Он постоянно тренировался, читал, смотрел поучительное кино и делал для себя какие-то выводы, что помогало держать самооценку в тонусе. Хоть у него и так было подтянутое тело, высокий рост да ещё и обаятельные сине-серые глаза.

Ни дня не проходило, чтобы в его голове не возникла хоть одна умная мысль. Но вопрос заключается лишь в том, для кого она была умной?

Старания Оллимпио не имели определённого направления, были хаотичными и переменчивыми. Его страсть стать лучше других задавливала его самого изнутри и сводила с ума.

Постоянное стремление к знаниям, развитию и становлению примерной личности обескураживало. К концу дня оно лишало Оллимпио энергии, и он страдал от передоза информации, которая не имела законченности и полной ясности.

Однако мысли перетекали из его головы в звуковые вибрации.

– Я, конечно, всё понимаю. Вижу разные варианты исхода событий. Но что, если всё оставить как есть. Не лезть в неизвестное русло, вернее, перестать это делать, хоть я одной ногой уже в нём. Меня не волнуют мои ошибки. Я не боюсь боли. Я вижу возможность. Я жду счастье.

Будь я птицей – летел бы свободно, не оставаясь в стае, направляющейся на юг. Это ведь глупо – быть как все. Не индивидуально.

Оллимпио желал отличаться от друзей зрелостью, которой не пахло и за версту. Перебраться в отдельное жилье и писать свой роман о жизни. Но что-то его останавливало. Мнение друзей и близких, что это делать ещё рано? Нет. Деньги? Тоже нет.

Оллимпио боялся одиночества, хоть и неизмеримо желал его иногда.

2

Двумя днями ранее.

Крошечные пузырьки вереницей поднимались со дна стакана с пивом, тусклые жёлтые светодиодные ленты красиво просвечивали два бокала в баре.

Оллимпио был единственный непьющий среди друзей. И они в первый же миг, когда подошла официантка, чтобы принять заказ, засмеяли его до такой степени, что он в смущении уставился в пол. Мол, он внезапно решил начать вести здоровый образ жизни. А недавно был не прочь пить по три стакана светлого каждый выходной день.

– Почему ты не пьёшь? Сидишь ведь, облизываешься.

– Да. Хочу. Но если возьму, то завтра себя возненавижу. Я просто чувствую, что мне пора браться за ум. А алкоголь мне в этом уж точно не помощник.

– А ты типа алкоголик… Прям уж так каждый день пьёшь… Не неси ерунду, выходной же! Пора расслабляться.

– С такими рассуждениями и становятся алкоголиками, – сказал Оллимпио.

– Да брось, Олли. Не порть своей философией нам настроение в выходной. И себе не создавай проблем. Зачем опять накручиваешь себя?

– Знаете, я всю ночь не мог заснуть от мыслей, что я иду в неверном направлении. Моя жизнь будто чей-то эксперимент, к которому я должен подобрать правильную формулу, чтобы всё не полетело к чертям. И мне в голову пришла идея.

– Ты случаем не обкурился, когда её изобретал? – с шутливой интонацией спросил первый.

– Ну выкладывай. Что ты надумал? – второй посмотрел на первого.

– Я хочу переехать и жить отдельно. Как раз нашёлся вариант. У семьи есть помещение, которое раньше арендовали под склад. А сейчас там пустота, тишина да пыль на полу. И я вот подумал, почему бы мне не поселиться там.

– Слушай, а жить на что будешь? Эта недвижимость же на окраине стоит, ты мне об этом уже говорил. И как добираться до города, работы?.. Ты же всё на права никак не можешь сдать. И не рано ли тебе вообще, брат?

– Ребят, я всё продумал. Работать буду недалеко от жилья. Там и магазин, и спортзал рядом. Всё есть, – немного неуверенно сказал Оллимпио. – До города изредка да буду ездить. А рано или нет – жизнь покажет.

После бара Оллимпио решил прогуляться по тёмному городку. Мнение друзей смутило его, и он уже начал сомневаться в принятом решении съехать.

– И вот казалось бы. Ночью я был уверен, что уеду. Был полон амбиций и решимости. А сейчас плутаю в сомнениях и считаю свою идею глупой.

Надо сбросить груз и написать об этом стих или какой-нибудь прозаический текст.

Жизнь коротка. Нужно успеть столько всего сделать. Сегодня начинаю всё с чистого листа. Вот бы убрать лишний вес и бока. Хотя, наверное, это всё самонакрутка. Чёртова самооценка! Мне нужна девушка! Может, хоть она спасёт моё самолюбие. Чего я способен достичь? Ведь я могу стать кем угодно и получать неплохие деньги. Вот все завидовать будут. Было бы неплохо побриться. А может всё же главное научиться жить? Мне же это нужно сделать, правильно? Но это вряд ли выйдет. Ведь если у меня будет девушка, то об этом и речи быть не может, потому что в наше время они любят всё брать на себя. Я постоянно чувствую себя виноватым и у всех хочу просить прощения. Хотя я не такой уж и плохой. Возможно, это просто комплексы. Чёртовы комплексы.

Все мои проблемы могут начинаться с комплексов. Хотя я всё равно буду болваном в чьих-то глазах. Этого никак не изменить.

Что я вообще тут делаю? Зачем я здесь хожу, будто стараясь впечатлить зрителей своей романтичностью? Людям ведь вообще плевать на то, что я из себя представляю.

Мне уже двадцать, а я до сих пор не понял главного. Что я здесь делаю?

Как я здесь очутился? Я писатель? Но писатель должен иметь цель. Он должен уметь отправляться в неизвестность. Это не домик строить из спичечных коробков.

А с девушками так вообще… Когда вижу красивую, у меня трясутся колени. Начинаю нервничать и разум перескакивает с одной мысли на другую.

Я замёрз гулять. Но мне вроде легче. Надо что-нибудь написать. А если не напишу, забуду.

Для начала. Начало. Начну… Как бы начать?

Было бы неплохо съесть горячий бургер и выпить кофе. Ведь я замёрз.

Оллимпио достал трясущимися руками телефон из кармана, опёрся на столб блекло-жёлтого фонаря посреди узкой улицы с влажным асфальтом и начал что-то писать.

– Так. Надо писать. Хотя еда может помочь думать. Нет, я сперва напишу, а потом поем.

Итак.

«Отпускаю те года, в которых ждал судьбы повиновенье.

Понимаю:

Чем старей,

Тем больше ощущаю счастье в памяти забвеньем».

– Нет. Чертовщина какая-то. Надо идти домой и поесть.

По пути домой Оллимпио сорвался и купил в магазине виски. И пока шёл, глотал его на каждом шагу.

Через три километра ночной прогулки он уже был пьян и зажат. Думал, что в очередной раз сделал всё не так. Колени, челюсть и рёбра дрожали от холода. Но он продолжал непокорно стоять на улице уже перед домом и смотреть на звёзды.

– Кинематографично я стою. Хоть снимай фильм. Мне с детства кажется, будто я главный герой вечного сериала, который смотрит какая-то семейка гоблинов на дешёвом телевизоре. Мне паршиво. Но мне и хорошо. От дрожи в челюсти расслаблен живот. Но я совсем потерялся в жизни. Что мне делать? Проще всего наглотаться валерьянки и откисать до следующего вечера. А это выход? Ни черта это не выход.

Боже, как бы я хотел с лёгкостью отпускать то, во что вкладывал свою душу. И жить дальше!

Скольким девушкам я писал стихи. Ради скольких тренировался и развивался. Всё напрасно?

Помню былые влюблённости.

Одна была похожа на актрису. Другая на гимнастку. Третья на учителя. Четвёртая вообще казалась девушкой орхидей. У пятой были горящие интересом глаза, которые не отрывались от меня. У десятой глаза полнились печали. А у сороковой… просто голубые глаза, к которым я ничего не чувствовал.

Все девушки хорошие. Но однажды у них случались несчастья, и повсюду начинала царить тьма. Боже, теперь у меня страх перед каждой девушкой. Почему так? Я никого не люблю. Теперь я не верю в любовь и счастье. Хотя. Может, я уже излечился? Ведь любовь – это болезнь. Может, одиночество всё изменит? Всё вернёт. Может, это возродит во мне страсть к выживанию, и я захочу быть не один. Перестану бояться девушек? А может, мой мир пожелает всего и сразу. Нет. Всё бессмысленно. Я же всё равно когда-то умру. Скорее всего, я чего-то не понимаю во всех этих перипетиях судьбы. Явно! Во главе всех событий – неожиданные странности, которые вводят меня в заблуждение и заставляют что-то выбирать. А дальше буду виноват сам в своём выборе из предоставленных мне вариантов. Хоть правильных, хоть нет.

Оллимпио резко захотел плакать, но не мог выдавить из себя и слезинки. Он медленно сполз по холодной каменной стене своего дома на землю и, опустив голову, тяжело вздохнул. И в таком положении проспал до утра, пока его не разбудил сосед, когда выезжал из дома. Знаешь, он постоянно накручивал на палец волосы, причём непроизвольно, и также часто накручивал себя. Это было его самоподавление.

3

Вся проблема подростёнка Оллимпио была в том, что он стал неудачником, потому что в глубине души считал себя таковым. Он угадывал в масках других людей что-то более прекрасное, чем он видел в зеркале. И что-то более прекрасное, чем оно было на самом деле. День за днём он придумывал себе проблемы, в которые верил. А сейчас он живёт один. Да, он сделал то, чего хотел. Вчера ему казалось, что его спасением станет одиночество, но оно ещё сильнее покорёжило. Ещё больше заставило страдать. Добавило мыслей о том, что мир – полное дерьмо и несправедливая груда камней. То есть людей. Но тратить вечность на то, чтобы поднять самооценку и показаться самому себе лучше, чем окружающие, – это всё равно путь к несчастью. Счастье было в нём самом. Оно его окружало. И счастье находилось в его голове, как и несчастье.

Мир становился тёмным, когда он видел его таким. Оллимпио начинал страдать, когда хотел стать лучше, но запрещал себе это. А в его душе царила вера в то, что лучшее ждёт его в будущем. Лучшее бывало когда-то в детстве. А в настоящем времени он долгое время разочаровывался во всём, включая самого себя. Никто не был виноват в несчастьях Оллимпио. Но он всех считал причастными к своей печальной судьбе.

Он считал себя неудачником, хоть это и было результатом его решения.

Я поставил пустой стакан со стекающейся по нему пеной и замолк.

– Вам полегчало? – спросил бледный и уставший бармен. На его лице было написано, насколько осточертела ему эта работа.

– Полегчало? Мне? Кх-кх. Да, полегчало, дружок. Спасибо, что послушал, – улыбнувшись, сказал я.

– Это была ваша история? – неубедительно изображая интерес, спросил ещё бармен.

– А это останется загадкой, дорогой, – пробормотал я, глядя в деревянный стол.

– Знаете, я вас понимаю. Мне кажется, будто я сам прошёл через это всё. И мне так же паршиво на душе бывает.

– А ты меньше думай, что жизнь паршива и коротка. И увидишь реальность, а не то, что придумал. Наши тараканы – наши враги. И вести с ними сражение только нам самим. А оружие для этого мы создаём сами. И тараканов тех, по сути, тоже.

– Ясно. И зачем тогда жить? Если всё напрасно?

– Ни черта тебе не ясно. О чем я говорил?

– Да я всё понял. Только, можно всё же как-то всю вашу историю подытожить? – растерянно предложил бармен, явно не вникнув в мои слова.