скачать книгу бесплатно
– А чья же? Чья же еще? Ты как их пронумеровал? У меня билеты стандартные. На каждом – обозначен определенный ряд и место. А ты пустил номера вкруговую! И сейчас там, в зале, паника, драки, скандал…
Пока мы толковали с ним, в чайную набилось много народа. Люди обступили нас плотной стеной. И какая-то девушка, протягивая мне билет, вскрикнула плачущим голосом:
Вот смотрите! Здесь написано: шестой ряд, восьмое место. А в клубе, в этом ряду, номера идут от семьдесят шестого до девяностого. Куда ж садиться? Это… Это какое-то хулиганство!
– А у меня, – вмешался кто-то, – в одиннадцатом ряду оказался номер сто семьдесят. Трехзначная цифра! И там уже кто-то устроился, а я его согнать не могу. Билеты-то ни к черту не годятся.
Я сидел подавленный и словно бы закаменевший. Люди шумели вокруг меня, а я помалкивал. Да и что я, собственно, мог им сказать? Что я человек рассеянный? Что я думал во время работы о другом?.. Да, конечно, так все и было. Но вряд ли бы эти оправдания приняла разгневанная толпа.
В захолустном таежном селе кино всегда – праздник. Сюда его привозят раз в неделю, а порою еще реже. Его ждут с нетерпением! И вот сейчас этот праздник, да еще под самый Новый год, сорвал, испортил я – пришлый, никому не ведомый человек.
А ведь вы и сами, верно, знаете, как относятся в деревнях к чужакам…
– Ты, что ли, ненормальный? – спросил киномеханик. И покрутил у виска толстым мохнатым пальцем. – Одной гайки не хватает, а? Откуда ты только взялся такой?!
И опять невольно припомнился мне давний, детский случай, когда я упал, поскользнувшись… Я находился сейчас в таком же состоянии. И не знал, как подняться. Но внезапно появился мой помощник, баянист. И выручил меня!
Выручил, надо сказать, просто, легко, с ловкостью прямо-таки гениальной.
Протиснувшись меж людьми, он ухватил механика за рукав и зачастил, задышал ему в ухо:
– Ну, чего ты шумишь? Пойми, это все по пьянке вышло! Мы вчерась отмечали его приезд, ну и ошиблись малость. Напились, конечно, до безобразия… Так что тут общая наша вина.
– Ах, так вот в чем дело, – медленно проговорил механик. И улыбнулся: – Надрались, значит, сукины дети?
– Да уж случился такой грешок, – сказал смирным голосом Петр. – Но мы ведь все тут грешники. С кем такое не случалось?
И он обвел взглядом толпу, как Христос, когда тот спрашивал: кто первым кинет в Магдалину камень?..
Нет, камень никто в меня не кинул. Наоборот, в притихшей толпе расцвели улыбки, посыпались шуточки. Лица людей мгновенно подобрели. В России пьяных понимают, жалеют. К ним спокон веку относятся сочувственно. Существует даже древняя народная поговорка: „пьяный проспится, дурак – никогда!"
И вот именно эти слова повторил киномеханик. И потом, поворачиваясь к народу, добавил:
– Что ж, коли так получилось, обделаем все тихо… Идите, братцы, садитесь – кто куда сможет. Проведем этот вечер, как в Европе! Там у них сроду места не нумеруются. У них все от быстроты зависит. Кто первым успеет, тот и пан!
Так закончился мой очурский дебют. И все-таки мечты мои исполнились. Исполнились, правда, в одном: с этих пор здесь, действительно, имя Михаила Демина запомнили крепко, надолго.
ДРУГОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
А в доме у меня все шло по-прежнему. Странности продолжались. Алексей точил по ночам ножи, и я, засыпая, частенько слышал скрежет стали, скользящей по оселку.
И наконец я решил поговорить с ним откровенно, по душам.
Мне не надо напрягать память, чтобы подробно, во всех деталях, восстановить события тех дней. Ведь это был, по существу, мой самый первый шаг на поприще частного детектива! Я сказал: „события тех дней"… Но, пожалуй, правильнее было бы сказать – ночей. Когда я думаю об Очурах, то село это все время предстает мне в каком-то странном, ночном освещении…
И когда мы разговорились с Алексеем, опять была ночь. За окном клубилась черная, непроницаемая, густая, как деготь, тьма. Мы с ним не спали, вместе пили чай. И я сказал Алексею:
– Послушай, ты понимаешь, как ты живешь? Ты же так окончательно чокнешься. Все время ждешь чего-то, чего-то боишься и молчишь… Не молчи! Расскажи мне все, и сразу тебе станет легче. И поверь, я тебя не выдам, не подведу; может, даже помогу кое в чем.
Он быстро исподлобья глянул на меня. И спрятал глаза. И какое-то время сидел так, насупившись, собрав морщины на лбу и у рта.
– Ладно, – погодя сказал он. И завозился, прикуривая, нервно ломая спички. – Помочь ты мне вряд ли сможешь… Но – расскажу!
Речь его была сбивчива, путана, неровна. Но я слушал внимательно. И вот что выяснилось в результате.
Прошлой весною, в середине апреля, он ехал на машине – на трехтонном заводском грузовике – по таежной дороге. Был вечер, заря горела, и по сторонам, обволакивая стволы, уже текла, густея, синяя сумеречность. И вот из этой полутьмы выступили вдруг черные людские фигуры. Алексея мгновенно охватил панический страх. Он давно уже знал о том, что в окрестной тайге бродит банда ночных налетчиков. Называют ее „Черная Кошка". С заходом солнца наступает ее час… И теперь Алексей решил, что встретился именно с нею.
Появившиеся из чащи люди сгрудились у дороги. Один из них выбежал навстречу машине и что-то крикнул. И встал, раскинув руки крестом. Он явно хотел остановить Алексея, задержать во что бы то ни стало. Алексей так это и понял, но не затормозил, а наоборот – зажмурился и дал полный газ!
Грузовик взвыл и рванулся и сшиб стоящего на пути человека. Вдогонку понеслись проклятия, вопли. Ударил выстрел. Кто-то погнался за машиной, но вскоре отстал…
В тот вечер Алексей долго – допоздна – кружил по дорогам; ему все мерещилась погоня. Наконец вернулся домой. Но и здесь он тоже не обрел покоя. „Если они заметили номер машины, – думал Алексей, – я пропал. Они все равно до меня доберутся…" Мысли эти, раз возникнув, уже не оставляли его. И так, постепенно, пришла к нему болезнь.
– С тех пор, значит, и точишь ножи?
– Ну да. Надо всегда быть готовыми! Они придут ночью, будут думать, я сплю… А я – вот он. Жду. И ножичек мой – как бритва – во-острый!
– Но ты уверен, что человек этот действительно мертв? Ты же ведь сам говоришь, зажмурился…
– Ну и что? Я все равно знаю… Слышал.
– Что же ты слышал?
Он зябко поежился, как на морозе. И потом сказал:
– Хруст костей… Жуткий, какой-то мокрый хруст.
* * *
Сутки спустя мы с Петром Азаровым отправились на нашем газике в городок Алтайск, в районный центр.
Мне надо было побывать там в отделе культуры, которому я как директор клуба был непосредственно подчинен, а также заглянуть в редакцию местной многотиражки. (Я писал стихи и корреспонденции не только для своей областной газеты, но и для этой тоже.)
И была у меня помимо этих задач еще одна – особая.
Я решил зайти в районное отделение милиции и побеседовать там с кем-нибудь об обстоятельствах, связанных с Алексеем. Именно об обстоятельствах! Лично о нем я предпочитал пока не упоминать; меня сейчас интересовало другое: произошло ли в тайге происшествие, подобное тому, о котором он мне рассказал? Было ли это в действительности? Если да, милиция должна была бы знать… Ведь случилось это не в глубинах тайги, не в дальних ее чащобах, а поблизости – в людных, густонаселенных местах!
И вот когда я разыскал алтайскую милицию, оказалось, что войти туда – дело для меня нелегкое…
Я словно бы наткнулся здесь на невидимый барьер.
Барьером этим была моя память, мой старый инстинкт – память лагерника и инстинкт бродяги.
Всю свою прошлую жизнь – всю молодость – я провел в конфликте с властями. Я привык смотреть на милицию с позиции преследуемого и относиться к ней как к врагу. Это чувство враждебной отчужденности укоренилось во мне прочно, вошло в мою кровь и плоть. И вдруг теперь я являюсь туда совершенно свободно, на равных. Прихожу за советом…
„Н-да, многое в моей жизни меняется, – усмехнулся я, топчась у дверей милиции. – Из мира привычных плоскостей я как бы перехожу в новое, другое измерение… Ну что ж. Если уж переходить, так сразу, не колеблясь".
И, растоптав в снегу недокуренную папиросу, я толкнул тяжелую, обитую войлоком дверь.
* * *
Начальник оперативного отдела старший лейтенант милиции Анатолий Хижняк был человеком немолодым и, видимо, сильно усталым. Плохо выбритое, костлявое лицо его испещряли морщины, голос звучал тускло, хриповато. Порывшись в бумагах, он сказал:
– Нет, в очурской тайге за последнее время никаких трупов обнаружено не было.
Хижняк поскреб щетину на подбородке. И поднял ко мне покрасневшие, воспаленные глаза.
– В другом селе Белый Яр, действительно, произошло недавно убийство. Но преступление уже раскрыто, убийца задержан. Скоро будет суд… Вот так. А в Очурах, в общем, пока тихо.
– Есть, однако, люди, – проговорил я с сомнением, – которые утверждают, что там орудует какая-то банда.
– Банда там, это верно, была, – подтвердил инспектор, – но мы ее здорово потрепали, и она – по агентурным сведениям – перебазировалась в северные районы. Можете так и написать!
Войдя к нему, я сразу же представился журналистом, предъявил удостоверение внештатного корреспондента, и он теперь думал, будто я собираю материал для своей газеты.
– Да, можете так написать. Ушла после столкновения с нашей оперативной группой.
– Ушла когда?
– С весны прошлого года.
Он промолчал. И вдруг, прищурившись, спросил меня:
– Вы говорите, есть какие-то люди, которые утверждают… Это кто же, а? Уж не Алешка ли Болотов?
Я даже покачнулся от удивления; вот этого, признаться, я никак не ожидал! Неужели он знает Алексея и все, что связано с ним?
– Я все знаю, – покивал с усмешечкой Хижняк. – А как же! Такая уж моя обязанность. Но должен вам сразу сказать: то, что Алексей утверждает, – бред, пустяки.
– Почему же? Мне это, наоборот, показалось весьма серьезным.
– Да ведь он же псих! Или же, что еще более вероятно, простой симулянт, притворщик. Выдумал историю с бандой и кантуется теперь… Легкую жизнь себе сыскал… У него ведь временная инвалидность, „вторая группа", так что пенсия обеспечена.
– Ну, пенсия-то, я думаю, пустяковая.
– А много ли ему надо – в избе своей сидючи?
– Вы вообще-то говорили с ним?
– С ним лично – нет. Но к нам приходила Макаровна, ею мать; она все рассказала…
– Что же именно?
– Да все! Как он ехал по тайге, как увидел бандитов. Они хотели его задержать, но он якобы испугался и уехал… И теперь он, видите ли, не спит, психует, боится преследования… В общем, чепуха какая-то.
Я тут же подумал: ага! Об убийстве Алексей не сказал своей матери ни слова. Скрыл от нее эту деталь. Почему? Хотя понятно… Значит, он и вправду задавил кого-то! Иначе, если бы он фантазировал, бредил, зачем бы ему было скрывать?
Зазвонил телефон. Хижняк снял трубку, вслушался. И сразу же нахмурился, помрачнел.
Затем он вновь обратился ко мне. Но говорил он теперь быстро, заметно нервничая, искоса поглядывая на часы.
– По просьбе его матери мы даже посылали в Очуры сотрудников. Трое суток они там торчали – охраняли дом, проверяли обстановку… Ну и, конечно, все оказалось блефом! Вот так. И хватит об этом.
И он поднялся, складывая бумаги и давая мне тем самым понять, что аудиенция кончена.
ИДУ ПО СЛЕДУ
Выйдя из милиции, я пошагал к районной чайной, где меня по уговору должен был ждать баянист.
Он уже был там. И успел распорядиться насчет закуски и графинчика (в сибирских чайных подают, в основном, не чай, а водку). И сидел, развалясь на стуле, о чем-то толкуя с неизвестным мне высоким худым парнем. Внешность у парня была запоминающаяся. В густой его черной шевелюре белела узкая, словно нарисованная, седая прядка. А рот был набит металлическими зубами.
Увидев меня, Петр привстал, махнул призывно рукою. Парень же мгновенно исчез.
– Кто это был? – поинтересовался я рассеянно.
– Один знакомый, – пробормотал Петр.
И он внимательно глянул на меня.
– Что у тебя за секреты с лягавыми?
– Да так, пустяки, – ответил я, – надо было оформить прописку…
Потом я грелся водочкой и размышлял.
Несмотря на всю убедительность доводов, приведенных инспектором, я был преисполнен сомнений. Интуиция подсказывала мне, что дело Алексея Болотова гораздо серьезнее и сложнее, чем это кажется на первый взгляд. Я по-прежнему ощущал, улавливал терпкий запашок неразгаданной тайны.
Хижняк считает Алексея симулянтом, думал я, считает, что он просто ищет легкую жизнь. Но ведь есть же врачи, давшие парню инвалидность! Надобно с ними потолковать. Да и вообще, не такая уж легкая, если приглядеться, жизнь у Алексея. Я вспомнил странные его глаза, вспомнил фразу: „Ножичек у меня – как бритва – во-о-острый!" – сказанную тихим, вздрагивающим, рвущимся голосом…
И, обращаясь к баянисту, спросил:
– Не знаешь, тут есть какая-нибудь больница? Или клиника?
– Есть, – сказал он, с хрустом что-то жуя, – все есть.
– А как туда пройти?
– Топай к реке, – пояснил он, – там находится Первомайская улица. Вот на ней…
– Ладно. – Я поднялся, застегнул меховую свою тужурку. – Сделаем так. Сейчас я уйду по делам, а ты жди… Встретимся через час-полтора. На этом же самом месте!
* * *
Лечащего врача Алексея я разыскал без хлопот. (Редакционное удостоверение помогало мне всюду – открывало любые двери!) И вот какой состоялся у нас разговор:
– Когда Алексей Болотов появился у вас впервые?
– Восемь месяцев назад. А точнее – двадцать седьмого апреля тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года.
