скачать книгу бесплатно
– Мне нужно еще кое-что сделать. Ты иди, Карин. Я скоро.
Дождавшись, пока он выключит изображение из шлюза, Карин удовлетворенно, с одобрением кивнула и вышла. Орам тянул, пока жена не покинула мостик. Потом он собрался, встал на колени, закрыл глаза, сложил ладони вместе и начал молиться: посреди высокотехнологичного оборудования, окруженный радугой ярких сообщений, временами – под тихие голосовые сообщения. Случайный зритель сказал бы, что некому было оценить этот поступок.
Орам считал иначе.
***
Дэниелс знала, что пьяна. На это ей было плевать, но состояние не приносило радости. В переизбытке алкоголя она надеялась обрести не нирвану, а лишь отсутствие боли. Но, несмотря на активные усилия, ничего не выходило.
Соображала она плохо, но все еще могла испытывать эмоции.
«Проклятье, – подумала Дэниелс сквозь вызванную выпивкой пелену. – Почему я еще в сознании? В этой Вселенной не осталось справедливости?»
Из старинного проигрывателя лился трогательный голос Нэта Кинга Коула, который исполнял «Незабываемую». Любимая песня Джейкоба, которую они привыкли слушать в моменты тихой близости. Сейчас было тихо, но без близости.
Для нее требовались двое.
Двое – чтобы танцевать танго, двое – чтобы путешествовать, двое, чтобы – чтобы…
Вопреки ее желаниям, окружение становилось четче. Дэниелс убрала из шкафа одежду Джейкоба вместе со всем прочим, что принадлежало только ему: носки, простенькое ожерелье из ракушек, которое она для него сделала, рубашки, трусы, ботинки.
«Старьевщик у двери, дай дух перевести…»[9 - Автор использовал здесь фразу «Knick-knacks, paddywacks, give a girl a break…», обыгрывая строки «With a knick-knack paddywhack, Give the dog a bone» из старой песни под названием This old Man. Песня относится к голоду 1845 года в Ирландии, когда местное население вынуждено было выпрашивать милостыню или заниматься старьевщичеством.].
Дэниелс без раздумий прикончила остатки виски из принесенной Теннесси бутылки. Получив еще одну дозу жидкой силы воли, она начала увязывать рассортированные вещи в аккуратные пачки. И только полностью закончив с одеждой, нашла силы перейти к более личным предметам.
На полу соседствовали старые статичные фотографии и более современные образчики запечатленной реальности. Дэниелс разложила их полукругом перед собой и встала на колени, изучая мозаику своей прошлой жизни.
Порой она касалась отпечатанной карточки или проводила кончиком пальца по проекции, добавляя к виду тактильное ощущение. Ни на одну картинку она не смотрела дважды. Жадно поглощала каждую – в последний раз – и переходила к следующей.
Дойдя до особенно любимой пластинки с проекцией, Дэниелс замешкалась, решая, не пропустить ли ее. Но та просто требовала, чтобы ее включили. Так что Дэниелс ткнула ее большим пальцем и откинулась назад, чтобы просмотреть содержимое. Содержимое, которое было ей знакомо слишком хорошо.
Джейкоб стоял на фоне иззубренных склонов гор Гранд-Титон, которые врезались в чистое синее небо, как его любимые антикварные пилы – в дерево. Он смотрел на нее и улыбался. Он всегда улыбался.
– Эй, когда же ты сюда доберешься? Я скучаю! – полуобернувшись, он указал на ломаную гряду за спиной. – Посмотри на эти горы. Знаю, знаю, я обещал, что не буду лазать по ним без тебя, но – ты только посмотри на них! Я и отсюда чувствую гранит под пальцами. Тащи свою задницу сюда, или я не гарантирую…
Дэниелс протянула руку, и изображение застыло. Голос остался, но его заглушали рыдания. Впрочем, она знала слова наизусть.
***
Когда слезы иссякли, Дэниелс, глаза которой болели и горели, заставила себя все собрать. Картины, одежду, снаряжение для скалолазания – все. Все было готово к отправке на склад вместе с ее мечтами.
Осталась только небольшая коробочка с памятными вещами, которую она держала на комоде. В ней лежали мелочи, безделки, кусочки уже прожитой жизни. То, что имело значение только для нее одной.
Открыв коробку, она с любовью перебирала содержимое вещь за вещью: перстень, пачка старых совместных фото, пуговица, добытая Дэниелс с нелепого костюма середины двадцать первого века, в котором Джейкоб ходил на костюмированный бал. Несколько старых металлических гвоздей, которые он аккуратно добыл из обрушившейся шахтерской лачуги в вайомингской глуши.
Взяв гвоздь, она нашла кусочек шнурка – даже шнуркам нашлось место на борту космического корабля – и завязала один кончик как раз под шляпкой. У Джейкоба было старое ракушечное ожерелье, а у нее теперь будет гвоздь. Дэниелс повесила самодельное украшение на шею. Полоска старого железа холодила кожу.
Крепко обхватив гвоздь пальцами, Дэниелс закрыла глаза.
5
Невзирая на релятивизм, кажется, что время на космическом корабле и за его пределами течет одинаково. Так было и на «Завете», где продолжались тщательно просчитанные работы по починке тончайших энергетических коллекторов. На мостике теперь кипела работа: все члены экипажа занимали отведенные места. Рикс, Апворт, Уолтер и Фарис, несмотря на сосредоточенность и погруженность в работу, ухитрялись общаться, не поднимая голов.
Часть их сил и внимания уходила на отслеживание происходящего за бортом – сейчас это в основном относилось к Теннесси. В отличие от некоторых других людей, в его случае не было нужды проверять индивидуальные показания, чтобы убедиться в физическом и душевном здоровье. Теннесси обычно насвистывал, и это означало, что он чувствует себя хорошо.
Орам вошел на мостик, как раз когда Теннесси заканчивал починку одной из последних систем передачи энергии. Словно по сигналу, лампы, показания приборов, проекции и голограммы, которые работали на запасных источниках питания, внезапно стали ярче.
Облегчение, которое испытали присутствующие, отразилось и на лицах, и в воодушевленных словах. Апворт, ухмыляясь, заговорила в ближайший коммуникатор:
– Отличная работа, Ти. Мы на полной тяге, и, на первый взгляд, все снова работает, – она оглядела мостик. – Не припомню такого оживления с момента отлета из Солнечной системы, а ты все пропускаешь. Давай, возвращайся внутрь.
– Понял, – ответил Теннесси. – Не улетайте теперь без меня.
Фарис, сидящая за консолью, бросила взгляд на Апворт и отозвалась без запинки:
– Пожалуйста, давайте оставим его здесь. Теннесси все равно постоянно на своей орбите, так что ему снаружи наверняка будет просто отлично.
– Не могу, – Апворт, чья усмешка стала еще шире, покачала головой. – Оставить его, даже по очень уважительным причинам, противоречит правилам. Мне зарплату урежут.
– Какая тебе разница? Ты никогда не вернешься на Землю, так что забрать не получится.
– Она идет на мою любимую благотворительность, – Апворт проверила, как продвигаются дела у Теннесси, и с удовольствием отметила, что показания, отражающие состояние и скафандра, и его обитателя в полном порядке. – Ну, ладно, тогда они могут срезать мое пособие на жилье на Оригаэ-Шесть. Кроме того, он нужен на борту. Помогает развеять скуку.
– Ну, это кому как, – с улыбкой возразила Фарис.
Их шутливый спор прервало появление Дэниелс, которая явно была не в лучшем состоянии. Переработанный и улучшенный воздух на борту корабля никак не облегчал головной боли от похмелья.
Орам приветствовал ее улыбкой, но выражение его лица оставалось напряженным.
– Добро пожаловать. Чувствуешь себя не лучшим образом? – Орам бы этим не ограничился, но он помнил слова жены.
Дэниелс едва на него взглянула. По его мимике – даже без учета тона – было очевидно, что Орам знал о похоронах. И о виски.
«Да пошел ты… капитан».
Для остроумных ответов у нее слишком гудела голова, не помогла даже врожденная саркастичность. Не обращая внимания на бросаемые на нее исподтишка взгляды, она молча прошла к своему рабочему месту.
***
Снаружи ремонтная команда заканчивала работу. Анкор провел финальную проверку кабельных каналов внутри мачты, над которой трудился. С удовлетворением убедившись, что все работает как надо, он закрыл технический люк, повернулся и легко тронул панель управления скафандром, ускоряясь по направлению к шлюзу.
– Все как надо. Направляюсь внутрь, Ти. Хорошо поработали.
– Эй, – ответил здоровяк. – Я всегда работаю по первому классу.
Закончив ремонт панели коллектора и манипулятора у кончика одной из мачт, Теннесси приготовился к возвращению на корабль.
Быстрый взгляд на экраны внутри шлема показал, что все корабельные системы снова в строю. Это означало, что они смогут возобновить связь через установленную систему ретрансляторов, которые связывали их с теперь уже очень далекой Землей подобно нитке электронных бус. Пусть даже это, как обычно, займет неимоверно долгое время.
Хотя «Завет» был полностью самодостаточным, эта тоненькая нить играла важную роль, обеспечивала связь с планетой, являвшейся их домом. Это также означало, что пока путешествие продолжается, и корабль автоматически сбрасывает ретрансляторы при каждой остановке для подзарядки, после высадки на Оригаэ-Шесть на Земле узнают, что колония успешно создана в выбранном месте.
Теннесси включил двигатели и направился к огромному корпусу «Завета».
«Что можно сказать о работе за пределами корабля-колонии, – подумал он, – так это то, что тут нельзя потеряться».
Невозможно было потерять направление на базу, потому что в пределах светового года больше лететь было абсолютно некуда.
Он дал знак Анкору, что с ним все в порядке.
– Понял, – отозвался тот. – До встречи внутри.
– Я следом. Пожалуйста, организуй чего-нибудь холодненького для усталого путника.
– Заметано, приятель, – ответила вместо Анкора Апворт. – Я составлю компанию за холодненьким.
– Сердечно благодарю. Может, стоит подготовить два стакана? Выдвигаюсь.
– Знаешь, – пробормотала Апворт по закрытому каналу, – если бы мы сохранили весь высокоэнергетический алкоголь, который ты потребляешь, то возможно, смогли бы запитать системы корабля на лишний цикл.
– Не получится, – ответил Теннесси. – Мне потребуется еще больше выпивки для обслуживания корабля в лишний цикл. Принцип убывающей доходности.
Он приготовился лететь обратно и нацелился на шлюз.
Все выключилось.
В динамиках царила тишина, даже без шипения. Предупреждающие сигналы шлема, все сообщения и экраны погасли. Теннесси висел во тьме, исключая свет далеких звезд и огни корабля. Безо всяких инструментов Теннесси знал, что его сердечный ритм и частота дыхания внезапно ускорились. Жизнеобеспечение работало – потому что он был все еще жив.
«Чё за фигня?»
Он уже тянулся к кнопке перезапуска, когда внутри шлема внезапно мелькнуло чье-то незнакомое бледное лицо. Изображение пронеслось очень быстро и сопровождалось неприятным высокочастотным визгом. Теннесси вздрогнул от неожиданности. И картинка, и визг длились только секунду или около того, а потом пропали. Остались только стук его сердца и тяжелое дыхание.
Теннесси включил передатчик, забыв о том, что тот сбоил, как и остальные приборы скафандра.
– Что за?.. Ребят, вы это видели? Что-то только что проскочило…
***
Теннесси продолжал говорить. На мостике «Завета» слышали голос, но он доносился тихо и с помехами. Встревоженная Фарис склонилась к терминалу Апворт.
– Что он сказал? Могу поклясться, я слышала, как он что-то сказал.
– Не знаю, – пальцы Апворт бегали по консоли, пытаясь очистить или усилить сигнал. – «Я что-то видел», кажется.
– Теннесси, – Фарис заговорила громче, – ты меня слышишь?
***
Он не слышал. Теннесси во второй раз дернулся при виде бледного призрачного видения. В этот раз изображение было более резким. Раздираемое помехами, оно вытягивалось и меняло форму как эктоплазма. Человеческое или нет, бледное лицо менялось настолько быстро, что Теннесси не мог разобрать черт. И снова изображение сопровождалось бившим по ушам визгом, который был таким же неразборчивым, как картинка – неразличимой. Теннесси показалось, что он почти может разобрать слова или хотя бы слоги. Почти видит дерганое движение губ, слышит странные звуки, балансирующие на границе между разумом и безумием.
На этот раз и изображение, и звук длились дольше, после чего снова полностью исчезли.
– Господи, – пробормотал Теннесси. – Что это было? – он снова попробовал связаться с кораблем. – Я возвращаюсь.
***
Лежавший на диагностическом столе шлем от скафандра Теннесси окружало такое количество проводов и тонких кабелей, что он походил на чужеродный грибковый организм. Проекции, голограммы и обычные экраны высвечивали данные в соответствии со своими аналитическими программами. Все результаты собирались в огромную составную проекцию, которая висела над столом.
Команда собралась вокруг. Некоторые изучали выжимку из всех данных, прочие по очереди просматривали отдельные отчеты. Поскольку существовала вероятность того, что пережитое Теннесси могло иметь отношение к безопасности, к ним присоединился сержант Лопе.
Хотя в то время, когда Теннесси работал за пределами корабля, системы связи вышли из строя, шлем скафандра автоматически все записал. Экипаж смотрел, как в голограмме появилось белое пластичное видение, в этот момент без звука. Изображение оставалось размытым, несмотря на все усилия компьютера, но это определенно было лицо… чье-то. Оно изгибалось вперед и назад, вперед и назад.
Ни у кого не было ни малейшей мысли, что это означает.
Первым предложил вариант Рикс:
– Вероятнее всего – это заблудившаяся, случайная передача, – он посмотрел на Теннесси. – Наверное, твой скафандр ее подхватил потому, что ты работал далеко от корабля, за пределами работы внутренних глушилок. Вот почему мы ее не поймали. Передача крайне слабая.
– Заблудившаяся передача, – повторил Лопе. – Откуда?
Никто не ответил. Ни у кого не было ответа, а после повтора записи никто из собравшихся на мостике не был уверен, что хочет это знать.
– Мать, можно услышать сопровождающий звук? – попросил Орам.
Голова дернулась вперед, потом назад. Вперед, назад, теперь под неразборчивый визг.
«Некоторые части звучат почти членораздельно», – подумала Дэниелс.
Подобно всем остальным, она старалась уловить смысл в том, что слышит. Она решила, что звук частично содержит слова, а частично лишен смысла.
– Вероятно, не полная передача, иначе было бы четче, – поменял мнение Рикс. – Должно быть, эхо. Наверное, пришло и застряло в буфере, когда нас ударила та вспышка. Это объяснило бы помехи. Некоторым приборам сильно досталось. Этот кусочек не единственный, который скомкало.
– Нет, не думаю, что это эхо, – не согласилась Апворт. – Это прямая передача, – он указала на консоль. – И в логах записано. Каждые сорок шесть секунд с момента, когда мы выпали из прыжка на перезарядку, – она нахмурилась, глядя на сообщение. – Не понимаю, почему оно не проявилось прежде или почему выскочило на внутренних показаниях скафандра Теннесси, а не здесь.
– Эхо, – отстаивал свое мнение Рикс. – Никогда не знаешь, когда и где оно появится. Корабль выходит из вспышки, и стандартные протоколы передачи сообщений поминай как звали.
– Это похоже на… – пробормотал Орам, словно что-то вспоминая. – Я помню… – поняв, что все на него смотрят, он объяснил более нормальным голосом: – Меня растили как пятидесятника.
Лопе скорчил гримасу.
– Это что? Какое-то особое воспитание младенцев?
Капитан не улыбнулся.
– Религиозная деноминация. Настоящая древность, сера и пламень, – он указал на голограмму. – На собраниях порой слышишь что-то подобное. Это называется «говорить на языках». Слова звучат знакомо, но при этом достаточно искажены, чтобы было не разобрать – хотя бы человеку со стороны. В собрании оно звучало как надо. Так что я раздумываю над одним вариантом. Может, ничего и не получится, но… – он повысил голос:
– Мать, замедли сигнал. Проведи структурный поиск слов в передаче. Выбрось все, что не совпадает. Сделай выборку и собери снова. И проиграй задом наперед.
– Выполняю, – ответил корабль. – Пожалуйста, подождите.
