скачать книгу бесплатно
Маша лежала без сна под одеялом и злилась на саму себя. Она ведь поклялась. Самой себе поклялась, что делать этого никогда не будет. Никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах. Она – не ее бездушная бабка-ведьма Таисия. Она твердо решила, что в ее жизни всего этого: выкапывания свежепогребенных трупов родственниц женского пола, их праха в урнах, хранимого пуще глаза и непонятно как, но работающего, действительно работающего колдовства, если вдохнуть или проглотить малую толику пепла; а также попыток убийств, кровной вражды, сломанных жизней и расходного материала не будет. И девчонкам своим она никогда ничего не расскажет. Пусть этот семейный кошмар на ней, Маше, и закончится. Урны с прахом бабки и матери были надежно запрятаны на антресолях среди банок с солеными огурцами.
И что теперь делать? Наташка в своем сегодняшнем жутко разболтанном состоянии способна обидеться на нее насмерть и натворить черт знает каких глупостей. Может быть действительно попробовать? Всего один разочек. Ради Наташки. Да и не идет речь ни о чем серьезном. Ни об убийстве (упаси, Господи), ни о причинении вреда, всего то о любви. А от любви плохо никому не будет.
Да чего уж душой кривить. Если бы она окончательно и бесповоротно хотела лишить себя возможности колдовать, то давно бы развеяла прах родственниц. Но ведь не развеяла. Спрятала с глаз долой, но не развеяла.
Маша осторожно крутанулась на другой бок. Старый диван предательски заскрипел. И почему она хотя бы его не поменяла, раз уж квартиру оставила старую?
Вопрос был риторическим. Она точно знала почему. Потому что считала каждую копейку. Помощи ждать было неоткуда. Рассчитывать можно было только на саму себя. Если бы не бабкино и материно наследство, она никогда бы не ввязалась в авантюру со вторым ребенком. Деньги Маша тратила крайне аккуратно, даже скупо. Младенец – удовольствие дорогое и вложения в него не окупаются. Никогда. Это ведь не квартира для сдачи в аренду.
До сих пор Маша вполне обоснованно считала больными на всю голову женщин, рожающих детей, не имея финансовой возможности их содержать: приличной заначки или приличного же мужичка под рукой. На что, спрашивается, жить, если у тебя на руках младенец и на работу выйти ты не можешь, папаша чада слился в неизвестном направлении едва получив приятное известие о будущем отцовстве, а родственников, желающих посадить нерадивую мамашу себе на шею, попросту нет? Рожать в такой ситуации – самоубийство. В нашей стране заводить ребенка в одиночку нельзя. Сдохнешь от голода с ним за компанию. Ребенок – бездонная бочка расходов, наличие которой мгновенно опускает материальный уровень семьи ниже плинтуса. Сначала нужно обеспечить надежный тыл в виде платежеспособного мужчины. По крайней мере на первые три года жизни малыша.
Машино положение было немногим лучше. Финансовая подушка безопасности у неё была. Но если завтра бабкина квартира, например, сгорит, а банк, в котором лежат деньги, лопнет, Маша останется ни с чем. А у неё на шее не один ребенок, а два. Дура она набитая. Маша жила в постоянном беспокойстве, тревоге и напряжении. Закрывая вечером глаза думала: прошел день спокойно, ничего страшного не случилось, никто не заболел, и слава Богу. Прожить бы и завтрашний день также. А потом еще и еще один, дотянуть до весны, а там скоро и лето. А потом Ксюше исполнится годик и станет полегче. Последнее было, кстати, полным враньем. Просто нужен был Марии какой-то рубеж, до которого надо дотянуть, после которого станет легче. Сейчас ее жизнь представляла из себя бесконечную круговерть бутылочек с молочной смесью, пакетов с продуктами, грязных колес коляски, сваренных на скорую руку пельменей, рева и обгаженных памперсов. Мир вокруг схлопнулся до размеров квартиры, сетевого продуктового магазина на углу и детской поликлиники. Где-то там, на другой планете, люди ходили в кино, шлялись в выходной по магазинам, ездили в отпуск, пиво пили, в конце концов. У нее же был бесконечный день сурка. Жизнь проносилась мимо, как сбежавшая электричка, а она осталась забытая на перроне. Ночь уже подступила, поездов до утра не предвидится и даже фонари на платформе погасли. Бессилие и безнадега.
О Ксюшином отце Михаиле – преступнике и подельнике бабки Таисии Маша не вспоминала. Отчего то в ней жила уверенность, что этот этап ее жизни далеко позади и никогда не вернется. Ксюшу она записала на свою фамилию – Лаврова, а отчество дала, как у Лизы – Павловна. Меньше вопросов будет в будущем.
Крутанувшись еще раз туда-сюда на диване, Маша устроилась, наконец, поудобнее и уснула.
***
Только через неделю она решилась окончательно. Операция была назначена на вечер пятницы. В субботу Наташка скоропалительно улетала в Египет. На десять дней, в пятизвездочный отель. Одна. Озадаченный бабьим бунтом на тему «я от вас устала, хочу отдохнуть хоть раз по-человечески, без сковородок, утюга и орущих детей» Коржик возражать не посмел. Благоразумная супруга на глазах превращалась в истеричку, и что с этим делать, кроме как не перечить, он не знал. Да и не смог бы он, как действующий сотрудник МВД выехать на отдых за границу. Коржик был обречен на хамство и дороговизну отечественных курортов.
Маша стояла на табуретке, нерешительно переводя взгляд с одной урны с прахом на другую. Мать или бабка? Одинаково омерзительно. Пусть будет бабка. Она решительно вытащила одну урну и подала стоящей внизу подруге. Маша была серьезна и напряжена, как никогда.
«Ты их что, до сих пор дома держишь?»
«А куда их?»
«В банковскую ячейку. Их уже воровали, забыла? Мало тебе?»
«Урны с прахом в банковскую ячейку? Не находишь, что это будет дико странно?»
«Кому какое дело? А тебе так спокойнее будет. Свежие трупы в ячейку пихать – это, согласна, странно. А прошедшие тепловую обработку, так сказать, вполне даже можно. Отнеси в банк. Поняла?
«Да поняла я. Поняла. Садись уже, пока Ксюха не разоралась.»
«Ну, давай.»
Маша открыла крышку, зачерпнула на кончике чайной ложечки серый слежавшийся прах и высыпала на блюдце перед собой. С этим колдовством все было неясно. В тот единственный раз, когда Маша совершенно случайно поколдовала, она и вдохнула, и проглотила немного праха. И до сих пор явственно помнила, как он скрипел на зубах. Значит, и сейчас следовало поступить также.
Маша наступила на горло своей брезгливости, поднесла блюдечко к носу, закрыла глаза и сильно вдохнула. И тут же закашлялась. Потом быстро-быстро, теряя последние крохи решимости, слизала с блюдечка остатки и запила водой из стакана. Было гадко и противно. Но, против ожидания, не тошнило. Главное – не думать, что ты проглотила щепотку собственной бабки.
«Что-нибудь чувствуешь?» – напряженно осведомилась подруга.
«Нет,» – отрицательно помотала головой Маша. – «Но прошлый раз тоже так было. Что нужно пожелать?»
«Вот, смотри, я написала,» – засуетилась Наталья, разворачивая листок бумаги.
«Пусть Лизюков Антон Евгеньевич влюбится в Наташу» гласила надпись.
«Прямо с фамилией говорить?»
«Конечно, а то какой-нибудь другой Антон влюбится. Оно мне надо?» – хихикнула подруга.
«Тебе и это не надо,» – подумала Маша, но спорить не стала. Она громко и четко прочитала написанное. Потом еще раз для верности.
«Что-нибудь чувствуешь?» – вновь тревожно спросила Наташка.
«Нет. А ты?»
«И я нет. Как вообще понять, что оно действует?»
«Видимо никак, пока не увидишь результат,» – пожала плечами начинающая ведьма.
«Ладно. Что сделано, то сделано. Будем ждать,» – согласилась Наталья.
Все произошедшее за последнюю четверть часа на кухне было столь обыденным, что результат этих действий вызывал сомнение.
***
Нет ничего мерзопакостнее, чем прогулка с детьми в ноябре. То ли дело летом – тепло, светло, сухо. Сидишь себе в парке на лавочке, потряхивая коляску, а рядом Лиза рисует мелками на асфальте, или кормит голубей нарочно купленной булкой, или носится на детской площадке неподалеку с другими детьми. Благодать. Можно и книжку успеть почитать одним глазком. Зимой тоже можно податься в парк, если дорожки почищены. Лиза может покататься на ледянке с горки, а Маша кружить неподалеку с коляской. Или отправиться в соседний двор, где всегда заливают хоккейную коробку, кататься на коньках.
В ноябре можно было лишь уныло месить ногами месиво из грязи, снега и воды, с трудом проталкивая коляску, которая, казалось, была нагружена кирпичами. Но свежий воздух детям необходим, а значит прогулки были обязательны.
Автомобиль крался позади совершенно бесшумно. Черный, гладкий, заляпанный грязью, с непроницаемыми стеклами. Он не гудел и не подгонял нерасторопную мамашу с коляской поскорее освободить проезд. Случайно заметив его краем глаза Маша вздрогнула, нервно дернулась и, спешно прижавшись к обочине, остановилась, пропуская машину.
Та взревела и пулей пронеслась мимо. На мгновение Маше показалось, что сейчас она снесет ее вместе с коляской, протащит по асфальту и переедет. Туда и обратно. Но пронесло. Хищный силуэт исчез за поворотом. За черными стеклами не было видно ни зги.
«Говнюк!» – подумала про себя Маша.
Наташка улетела вчера. Нежится теперь небось на солнышке, подрумянивая бока, или плещется, рассматривая рыбок. А если колдовство удалось, то, возможно, еще кое-чем занимается. А она, Маша, размышляет, пройдет ли коляска по этой луже? Сама она, толкая коляску по луже, намеревалась пробираться по цирковому, по бордюру. Обходных путей не было. Гигантская лужа разливалась точно на въезде во двор и была практически бессмертной, изредка пересыхая только в летнюю жару, если дождей не случалось пару недель. Она была здесь столько, сколько Маша жила в этом доме, периодически то съеживаясь, то расползаясь грязной кляксой.
На всякий случай Маша вынула пакеты с покупками из металлической сетки внизу коляски и, взяв в каждую руку по одному для равновесия, ступила на бордюр. И оказалась права. Провалившись в невидимую под грязной толщей воды яму, коляска нырнула на манер подводной лодки и намертво застряла в луже. Маша подергала коляску туда-сюда, чертыхнулась, бросила коляску с дочерью в луже и пошла к дому.
Сгрузив пакеты с продуктами на лавочку у подъезда и поставив Лизу часовой рядом, Маша вернулась к луже. Коляска застряла намертво, словно ключ в замочной скважине. Поднажав, Маша с ужасом услышала хруст и помертвела. Только не это. Но это, разумеется, было оно. Прочно засевшее в невидимой дыре колесо хрустнуло и отвалилось, с бульканьем потонув в грязной жиже. Впору было расплакаться. Разозлившись, Маша ступила с бордюра на раскисший газон, моментально утонув в грязи по щиколотку, ухватила коляску двумя руками и выволокла на асфальт. Ксюша от всех этих перетурбаций проснулась и недовольно захныкала. Маша точно знала, что будет дальше. Пару минут она покрутится, а портом откроет рот и разорется.
