скачать книгу бесплатно
– Сегодня у медсестры мало времени, и она попросила нас самих поставить себе свечи! Вот мы и прикрепили к ним фитильки из ниточек, а потом подожгли!
– Дурдом! – схватился за голову глава комиссии.
– Нет, что Вы! Здесь проктология, а психиатрическое отделение на пятом этаже! – пояснил больной.
– Что скажете, девочки: пойдем туда или как? – вопросительно посмотрел на своих коллег глава комиссии, выйдя из палаты с зажженными свечками.
– Что-то не очень хочется! – отозвалась одна, а другая криво улыбнулась и молча помотала головой.
– Действительно, чего мы там не видели… – согласился проверяющий.
Я набрался смелости и возразил:
– Извините, но кое-что вы действительно не видели. Там недавно ремонт сделали!
– Переживем как-нибудь без вашего ремонта! – устало промямлил глава комиссии и добавил: – Ну, ведите нас, куда там ещё надо!
И я повел их в реанимацию. Там было темно и тихо, а ритмичное попискивание прикроватных аппаратов, поддерживающих у тяжелобольных дыхание с сердцебиением, приятно убаюкивало.
– Что-то я устал! – изрек глава комиссии и плюхнулся на кровать, чуть не придавив одного из пациентов. Своими ягодицами проверяющий пережал проводки, и больной стал задыхаться. Вскоре на мониторе вместо кривой линии появилась абсолютно ровная прямая. Глава комиссии этого не заметил, через некоторое время встал, вытер себе пот с лица и подытожил:
– Вот он, цикл человеческого существования: жизнь и смерть! Пойдемте! Можно сказать, что на сегодня мы со своей задачей справились!
Я бросился к пациенту, на кровати которого до этого сидел глава комиссии, пощупал пульс и скорбно покачал головой, поскольку помочь ему уже ничем не мог. Затем мы вышли из реанимационного отделения и отправились, чтобы перекусить, в больничную столовую.
На следующий день мне сообщили, что наше лечебное учреждение прошло аттестацию, и что никаких нарушений у нас обнаружено не было. Конечно же они были, но если из-за этого начнут закрывать больницы, то лечить людей будет попросту негде. Главврач тут же выздоровел, и секретарша выписала ему свидетельствующую об этом справку. При личной встрече он меня похвалил, а ещё сказал, что проверяющую комиссию приятно удивил блог в соцсетях, на котором регулярно выкладываются театральные постановки нашей больницы.
Глава 14.
Это оригинальное нововведение появилось в клинике лет пять назад. Первоначально спектакли ставились, чтобы развеселить пациентов и отвлечь их от грустных мыслей. Затем кто-то предложил снять постановки на видеокамеру и выложить в соцсетях. Количество просмотров и лайков начало стремительно увеличиваться, и больница стала на этом зарабатывать. Особой популярностью у интернавтов пользовались следующие театральные постановки: "Колобок", где главную роль исполнил пациент терапевтического отделения, распухший до неузнаваемости в результате аллергической реакции; "Русалочка", которую сыграла пациентка из травматологии, девушка со сломанными ногами, причем гипсы ей сняли прямо во время спектакля; "Три поросенка", чьи роли удачно исполнили больные из отделения желудочно-кишечных инфекций. Пациент из травматологии блестяще сыграл "оловянного солдатика" в одноименной постановке, а пациентка оттуда же – неподвижно стоящую балерину, в которую по сюжету сказки он был безответно влюблен. В роли Красной шапочки и Волка выступили пациенты отоларингологического отделения: она говорила писклявым детским голоском, а он – хриплым и осипшим. Роль бабушки в этой театральной постановке досталась старушке из кардиологии, а дровосеков – врачам-травмотологам. Им даже не понадобились топорики, в их арсенале нашлись похожие медицинские инструменты. В театральных постановках нашей больницы принимали участие пациенты всех отделений. Они, как правило, соглашались на любые роли. Только пациенты из проктологии претендовали на роли царевичей и прекрасных принцев, хотя это было невозможно по причине их преклонного возраста, двойных подбородков и округлых животов. Однажды им предложили участвовать в постановке сказки «Али-баба и сорок разбойников», но пациенты проктологии сочли это для себя оскорбительным и от роли разбойников наотрез отказались.
Как-то раз режиссером больничной театральной постановки стал пациент психиатрического отделения. Режессура действительно была его профессией, а в психиатрию он попал на почве нервного срыва. В сжатые сроки этот больной поставил спектакль под названием: "Картины Сальвадора Дали". Все роли в этой постановке сыграли пациенты психиатрического отделения. Они вышли на сцену и застыли в замысловатых позах, изображая "мягкие часы", обвязанные бечевками фигуры и лица с подпорками. Они простояли на сцене целый час, имитируя образы с картин известного художника. Как выяснилось, этот режиссер работал в направлении "свободного, безжанрового искусства". К тому же пациенты психиатрического отделения затруднялись в отображении поведения людей и зверей, в то же время им нравилось изображать предметы неживой природы. Только поэтому можно было сказать, что спектакль удался на славу.
Когда актеров из числа пациентов не хватало, на помощь приходил медперсонал. Такие спектакли были отмечены большим количеством лайков, поскольку медперсонал по привычке выкладывался в полную силу. В роли "Морозко" отличился наш патологоанатом, а Елизавета Петровна, врач из инфекционного отделения, успешно справилась с ролью лисы из сказки "Лиса и волк", по сюжету которой лисица надоумила волка ловить рыбу в проруби своим хвостом. Санитарка Валя из психиатрии тоже прекрасно сыграла лису, но в другой сказке – под названием "Лисичка со скалочкой". Пожилая врач из терапии так часто исполняла роль Бабы-яги, что решила попробовать себя в роли "Спящей красавицы". Этот спектакль тоже набрал кучу просмотров, поскольку наша "Спящая красавица" по-настоящему заснула и так громко захрапела, что от звуков её храпа сотрясались стены импровизированного замка. Врач-психиатр удачно сыграла царевну-несмеяну, так как ее почти невозможно было чем-либо рассмешить или удивить, такое у неё было серьезное и сосредоточенное выражение лица. Вообще-то у нас ставились не только сказки. К примеру, в роли "Кентервильского приведения" выступил врач-инфекционист, который так привык ходить в защитном костюме, что даже дома с ног до головы обматывался простыней. Роль Дракулы сыграл врач-реаниматолог, а вампиров – исхудавшие пациенты из гастроэнтерологии. В другой постановке роль "Синей бороды" досталась пациенту, которого в нашей больнице лечили уже целый год. Врачам никак не удавалось поставить этому мужчине точный диагноз, поэтому его отправляли на обследование из одного отделения в другое. За это время у пациента выросла длиннющая борода, и для спектакля её покрасили в синий цвет. Ещё у нас была постановка "Три толстяка", но кто исполнил их роли, я уже не помню. Мужчин подходящего телосложения в больнице было хоть отбавляй: и среди врачей, и среди пациентов. Кстати, если бы для спектакля потребовались три толстухи, то дефицита таковых тоже не наблюдалось.
Глава 15.
Недели через две после прихода комиссии меня отправили в психиатрию: замещать врача, уехавшего на учебу в столицу. В психиатрическом отделении мне пришлось задержаться целых три месяца. Там я раз и навсегда уяснил для себя золотое правило: доверяй, но проверяй! Некоторые пациенты рассказывали о себе всякие небылицы, а врачи должны были отдифференцировать реальное от воображаемого. Ещё в психиатрии я научился импровизировать на ходу. Помню, однажды ко мне в кабинет вбежал пациент, представляющий себя пёсиком, и забрался под моё кресло. Я долго не мог его оттуда выгнать, пока не решился на хитрость.
– На, Бобик, держи косточку! – сказал я и сделал движение рукой, будто бросаю что-то за дверь. Пациент заскулил, залаял и помчался в указанном направлении, а я закрыл за ним дверь.
В психиатрическом отделении поначалу мне было сложно отличить пациентов от медперсонала. Дело в том, что у них были одинаково кислые и сосредоточенные лица, свидетельствующие об уходе в себя, либо одинаково истеричное поведение. Бывало, пройдет по коридору больная и с криком швырнет чашку об стену. Чай или компот тут же выльется на пол, а пластиковая чашка разлетится на куски. Рассыпавшиеся по всему полу части от разбитой чашки увидит кто-нибудь из врачей и крикнет:
– Уберите сейчас же это безобразие!
Вслед за ним к луже на полу и осколкам от кружки подойдет медсестра и как завопит:
– Кто это натворил?!
Потом она позовет санитарку, и та с громкой руганью всё это уберёт.
В психиатрическом отделении все ходили с хмурыми, напряженными лицами, в одинаковых светлых халатах, так что не разберёшь: кто – медик, а кто – пациент. Иногда я по ошибке обследовал медперсонал, полагая, что это – больные, и их надо лечить. Впрочем, они сами были в этом виноваты, поскольку вели с пациентами очень странные разговоры. К примеру, врач спрашивал больного:
– Что Вы делаете?
А тот ему:
– Ловлю летучих мышей.
– Вы что не можете ловить их в другом месте? Обязательно делать это в коридоре, бегать, натыкаться на людей и не давать никому прохода?! Пойдите-ка лучше половите летучих мышей у себя в палате! Их там тьма-тьмущая развелась!
– Неправда! – не соглашался больной. – В палате я их переловил, а которых не смог поймать руками, убил лазерным лучом!
– Тогда истребите их в соседней палате! Они там весь пол и стены своими экскрементами изгадили! Да ещё во время полета машут крыльями и гудят, как самолеты.
Я слушал этот разговор и не понимал, кого надо лечить. В итоге показал санитарам на врача. Они были новенькими, поэтому, как и я, не знали, что это – медик, быстро скрутили ему руки и привязали к кровати. Спасла ситуацию медсестра, которую я попросил сделать "больному" укольчик. Она сразу узнала врача и попросила его отпустить, а мне дала совет:
– С нашими больными надо разговаривать на понятном им языке!
– Исходя из чего? – попросил уточнить я.
– Из диагноза, конечно! – ответила она.
В другой раз я по ошибке принял медсестру за нашу пациентку. Её привела в мой кабинет заведующая и сказала:
– Знакомьтесь, это – новенькая!
Сразу после этого заведующая ушла, а я попросил другую медсестру принести мне историю болезни этой девушки. Она поискала, а потом сказала, что этой истории нет. Тогда я отдал распоряжение санитарам:
– До уточнения диагноза сопроводите девушку в палату для буйных пациенток и наденьте на неё смирительную рубашку! А я решу, что с ней делать, чуть позже!
Глава 16.
Вскоре у Пети родился сын, и мне стало не хватать моего друга. Мы по-прежнему встречались в больничной столовой, он заказывал себе пирожное "картошку" и черный кофе, а я – чай и бутерброд с колбасой, но разговор у нас не клеился. Петя постоянно рассказывал про своего ребенка и даже потерял интерес к экскрементам. По-видимому, их было с избытком в памперсах, которые ему приходилось часто менять. Меня же интересовали темы холостяцкой жизни и всё, связанное со своей профессией. Мы с Петей как будто говорили на разных языках, а потому потеряли интерес к общению. Как у супружеских пар с многолетним стажем, он делал вид, что слушает меня, а я – что слушаю его. Наши разговоры стали натянутыми, скучными и для нас обоих неинтересными.
Утрата прежних дружеских отношений так на меня повлияла, что я стал небрежен в работе, тем более что и раньше не проявлял большого интереса к психиатрии. По долгу службы, мне приходилось читать пространные описания поведения больных, от скуки я не дочитывал их до конца и небрежным росчерком пера всех подряд отправлял на выписку. Больных отпускали, и они, очутившись на воле, бегали по улицам в чем мать родила, ходили задом наперед, влезали на фонарные столбы, кусали собак, царапали кошек, влезали на чужие балконы, прыгали со своих, а потом их снова привозили в наше отделение. Заведующий без конца делал мне замечания. Я кивал ему в ответ, но пропускал всё мимо ушей. Но однажды моя жизнь заиграла новыми красками. В психиатрии я познакомился, а потом подружился и сблизился с санитаркой Валей. Она стала своего рода заменой Пети, так как по натуре была слегка мужиковатой. Всё началось с того, что однажды она меня спасла. В тот день буйных пациентов стали выводить на прогулку, и я пошел в том же направлении по коридору. Больные окружили меня со всех сторон, а я не придал этому значения, полагая, что это либо серьезные врачи, либо сердитые санитары. Вдруг раздалось громкое: "бум! бам! бра-ба-ба-бам!" Обернувшись назад, я увидел санитарку, которая подбежала к столпившимся вокруг меня пациентам и стала охаживать их, что есть мочи, пустым судном по голове, да ещё хлестать, как кнутом, резиновой трубкой от клизмы. Агрессивно настроенные пациенты в страхе разбежались, а мы с Валей после этого случая познакомились и крепко подружились.
Если честно, то мне всегда хотелось иметь такого друга: сильного, мужественного и немного свирепого, поскольку во мне всего этого мало, хотя я – мужчина. Иначе говоря, у Вали было то мужское начало, которого мне всю жизнь не хватало. Я с удовольствием слушал её рассказы, в которых она выступала в роли героя-победителя:
– Я того психа, как огрела вафельным полотенцем, а он давай орать: "Не убивай меня, тетенька!" А я ему: "Ты первый начал мне угрожать!"
У Вали был особый подход к дисциплине. Она заставляла пациентов мужского отделения по утрам делать по сто приседаний и пятьдесят отжиманий.
– Я из любого ненормального сделаю олимпийского чемпиона! – говорила она. – Если у человека нулевая способность к учёбе и освоению ручного труда, то он просто обязан стать спортсменом!
Валя не только приучала психически больных к спорту, но и устраивала им соревнования. Правда, со стороны эти состязания выглядели довольно странно, поскольку одни пациенты были чересчур заторможенными, а другие слишком беспокойными и хаотически активными. Работники психиатрического отделения ценили Валино рвение и её удивительную работоспособность. Однажды совершенно случайно ей удалось вылечить троих пациентов от беспричинных страхов. Валя работала в ночную смену, и, поскольку мы с ней уже начали встречаться, ей хотелось выглядеть свежо и красиво. Она наложила себе на лицо пропитанную кремом маску зеленого цвета и легла на кушетку, а в этот момент кто-то из медперсонала крикнул:
– Валя, иди сюда скорей!
Из сестринской она выбежала в коридор и там встретилась лицом к лицу с тремя пациентами, страдавшими беспричинной тревожностью и страхами. От испуга трое больных вскарабкались по занавескам до самого потолка, а потом санитаркам всего отделения пришлось их оттуда снимать. Они шлёпали больных по ногам и ягодицам тряпкой от швабры, пока те не спустились на пол. Самое интересное заключается в том, что после пережитого стресса пациенты полностью выздоровели и больше никогда ничего не боялись.
– Надо же, – посмеивались медики, – оказывается, страх страхом вышибают!
Коллеги восхищались результатами Валиной работы и её напором в приучении психбольных к спорту. Правда, и до неё делались попытки: привить пациентам психиатрического отделения разнообразные навыки. К примеру, одно время их обучали пению. Медперсонал нашей больницы негласно называл этот коллектив: "Хор психов", в то время как его официальным название было: "Ручеёк". Туда набирали преимущественно депрессивных пациентов и разучивали с ними весёлые песни, но дело вскоре застопорилось, поскольку одни пациенты были слишком придирчивы к себе и жаловались на своё плохое исполнение, другие сразу после концерта впадали в депрессию, да ещё однажды медсестру после репетиции угораздило пошутить:
– Всё, ребята, ваша песенка спета! – после чего трое психбольных решили покончить жизнь самоубийством. Санитары долго отрывали их от окон с решетками. В трудотерапии успех тоже был переменчивым. Маньяки-убийцы и другие опасные для окружающих пациенты выткали на ручных станках ковры с надписями: "Всем конец!" и "Порежу на куски, зажарю и съем". С рисованием больные справлялись лучше, но в порыве гнева швыряли друг в друга и в медперсонал бумагой, красками и мольбертами.
Глава 17.
Из психиатрического отделения меня отправили в реанимацию. За время работы там я понял, что в некоторых ситуациях врач не может рассчитывать только на свои силы, что совсем нелишне воспользоваться помощью более опытных коллег и возложить на них часть своей работы, а также ответственность за её результаты. В реанимации меня никогда не оставляли одного. Я все время был под присмотром других врачей, как бы в довесок к ним. Все больные лежали рядом с прикроватными мониторами, в кислородных масках и с множеством трубок, что делало их чрезвычайно похожими друг на друга. Иногда, чтобы определить, что это за больной, приходилось отодвигать всю эту, обеспечивающую жизнедеятельность аппаратуру от его лица. Состояние здоровья у пациентов периодически ухудшалось, поэтому медперсоналу не удавалось присесть ни на минуту. Врачи проводили то интубацию, то катетеризацию, то делали пункцию, то перфорацию, то небольшую операцию, и я во всём этом активно участвовал. Медсестры и санитарки постоянно обрабатывали больных, вводили им лекарства, делали перевязки, кормили, поили. Иначе говоря, медиков там было столько, что иногда я путался и по ошибке примыкал к медсестрам или санитаркам, и вместо работы врача, делал, что придется. Хаоса и неразберихи добавляли приходившие в часы посещений родственники пациентов. Помню, как одного больного переместили на другую койку, а жена, которая пришла его навестить, по привычке села на край той кровати, где он лежал раньше, и давай причитать:
– Гошенька-а-а, не оставляй меня одну-у-у… Я без тебя не могу-у-у…
Больной услышал это, открыл глаза и заявил:
– Я не Гоша, меня зовут Владислав. А Вас я знать не знаю, поэтому обращайтесь ко мне, пожалуйста, на Вы!
Молодые пациенты и пациенты среднего возраста, приходя в сознание, сокрушались:
– Никогда не думал, что буду ходить под себя, и что кто-то будет кормить меня с ложечки!
Старушки и старички, наоборот, радовались:
– Наконец-то дожили, когда и стакан воды – есть, кому подать, и помыть меня, и судно за мной убрать!
Однажды в реанимационном отделении со мной приключился казус. Во время ночного дежурства я прохаживался вдоль кроватей пациентов и, не помню – по какой причине, передвинул стул с одного места на другое. Сразу после этого мне бросилось в глаза, что монитор около лежащей рядом больной показывает полное отсутствие у неё сердечной деятельности. Я сорвал с женщины маску и стал делать искусственное дыхание рот в рот. В этот момент она открыла глаза и принялась хлестать меня по щекам. Оказывается, когда я задел стулом провода монитора, он отключился, но с пациенткой ничего страшного не случилось. Она в это время спала, а проснулась от того, что я обхватил её рот своими губами. Больная приняла оказание первой помощи за сексуальное домогательство и стала яростно отбиваться.
Другая пациентка лежала несколько суток в коме, а потом пришла в сознание, но, как выяснилось, с полной потерей памяти. Она стала спрашивать медиков: как её зовут, сколько ей лет, кто она по профессии; а потом перешла к более общим вопросам: о стране проживания, погоде, природе и т.д. Более опытные коллеги понимали, что познавательный интерес этой женщины не иссякнет еще очень долго, поэтому отправили к ней меня и заставили отвечать на все её вопросы. В течение двух часов я терпеливо отвечал, а потом пришли родственники больной, и я с радостью передал им эстафету. Кстати, они тоже этого испытания не выдержали и наняли для ответа на её вопросы двух школьных учителей: одного по русскому языку и литературе, а другого – по истории и географии.
Вообще-то говоря, чего только в реанимационном отделении не происходило. Один раз пациент учинил там разгром. Он неожиданно вскочил с кровати и, пошатываясь, заявил:
– Мне стало лучше! Пойду домой!
Я бросился к нему, чтобы поддержать, но не успел. Мужчина зацепился за проводки прикроватного монитора и, запутавшись в них, потянул его на себя. Стоящий у его кровати монитор упал на другой, тот на следующий, на следующий и на следующий. В результате все они попадали, как карточный домик, а когда медперсоналу удалось поставить их на пол, оказалось, что некоторые уже не функционируют. В итоге целые сутки медперсоналу пришлось восстанавливать пациентам дыхание вручную.
К счастью, такие инциденты случались редко. Образно выражаясь, реанимационное отделение напоминало кабинет управления техническим оборудованием на какой-нибудь фабрике. Аппараты, поддерживающие функции сердца и дыхания, а также поставляющие в кровоток лекарственные препараты, фыркали, булькали, шипели, свистели, все одновременно, в такт. Эти звуки действовали успокаивающе и вызывали сонливость. Если в реанимации было много свободных кроватей, то туда пускали на некоторое время прилечь и отдохнуть медперсонал нашей больницы – тех, кто жаловался на сильную усталость и плохое самочувствие. Я очень удивился, когда увидел там своего друга Петю.
– Петь, ты что здесь делаешь? – легонько пошевелил его я.
– У моего малыша зубки режутся, ночи напролет плачет, спать не дает.
– Ясно.
– Слушай, Вась, будь другом, дай отдохнуть! – уставшим голосом буркнул Петя. – Через час встану и доработаю смену. А сейчас хоть бы немного вздремнуть, чес слово…
– Конечно, поспи! – ответил я и заботливо укутал его одеялом.
Глава 18.
Так вышло, что, работая в больнице, я влюбился сразу в трех женщин, при этом каждая из них считала, что встречаюсь я только с ней. Сам не знаю, как это получилось… Наверное, из-за слабости моего характера. Ведь я никогда не был ловеласом и не вовсе чувствовал себя эдаким героем-любовником, покорителем женского пола. Но вот настал "судный час", или лучше сказать, момент истины, и мне пришлось сделать очень непростой выбор между: врачом, медсестрой и санитаркой. В тот день ко мне в кабинет зашли и плотно закрыли за собой дверь: Елизавета Петровна, Катя и Валя. Они скрестили на груди руки и молча встали, бросая на меня и друг на друга гневные взгляды. Затем Елизавета Петровна решительно высказалась.
– Скажи, до каких пор ты решил встречаться с тремя женщинами одновременно?! – сузив от злости глаза, по-змеиному прошипела она.
– Почему же одновременно… – вяло пролепетал я, понимая, что отпираться бесполезно.
– Как тебе не стыдно?! – захлопала своими длинными от природы ресницами Катя, и на глазах у неё блеснули слёзы.
– Какая наглость! – поддержала её Валя и с хрустом сжала кулаки.
Я пытался собраться с мыслями, но их в голове почему-то не было, они разом куда-то улетучились. Тогда я вежливо попросил:
– Девочки, пожалуйста, решите этот вопрос между собой!
Они вытаращили на меня глаза:
– Как?!
– Можете, например, подраться… И я останусь с той, которая победит!
И они подрались… Если честно, я этого не ожидал, а сказал такое просто потому, что надо было что-то сказать. Эта ситуация была крайне неприятной, она застала меня врасплох, и я не знал, как правильно отреагировать. В общем, сболтнув первое, что в голову пришло, я с ужасом наблюдал за дракой. Девочки сцепились, как кошки. Первой начала Катя. Она стала таскать за волосы по всему кабинету Елизавету Петровну, а Валя в это время пинала их обеих по ягодицам. Врач шипела, санитарка рычала, а медсестра то пищала, то мяукала. Первой побежденной в этой схватке оказалась Елизавета Петровна, а потом Катя неожиданно победила Валю. Неожиданно потому, что весовое преимущество было явно не на её стороне. Мощная мускулистая Валя с яростным рыком, размахивая кулаками, помчалась на Катю, а та за секунду до столкновения отпрыгнула в сторону. Валя врезалась со всего размаха в стену и грохнулась на пол. Там она и осталась лежать, кряхтя и постанывая, а Елизавета Петровна окатила всех присутствующих презрительным взглядом и, поправив прическу, вышла из кабинета, громко хлопнув за собой дверью. Катя победоносно улыбнулась, подошла ко мне, поцеловала в губы и спросила:
– А теперь, Васенька, ты сделаешь мне предложение?
– К-к-какое?! – растерялся я.
– Руки и сердца, конечно!
– Д-д-да… – промямлил я ей в ответ и через неделю выполнил свое обещание.
В общем, я женился на Кате и не жалею об этом. Детям нужен отец, а их у Кати как-никак трое. Скажу, что не все коллеги по работе одобрили мой выбор. Одни стали сочувствовать мне, а другие встали на защиту брошенных мною женщин. Известный своей молчаливостью врач-отоларинголог заметил:
– Много болтаешь! Меньше бы говорил – и не было бы у тебя никаких проблем! Отношения с несколькими женщинами не могут длиться вечно. Постепенно ситуация разрешилась бы сама собой.
Врачи-травматологи похлопали меня по плечу:
– Хорошо хоть тебе не перепало от этой рассерженной троицы! Женщины имеют привычку драться, чем попало, а потом побитых ими мужчин везут к нам, в травматологию!
– Ты переживал, наверное? Не знал, на ком остановить свой выбор? – посочувствовали мне врачи-гастроэнтерологи. – Хорошо хоть язву себе не нажил.
Елизавета Петровна решила мне отомстить и стала заигрывать с моим другом Петей. Её даже не остановило то, что у него к тому времени была жена и ребенок. Впрочем, на заигрывания этой дамы он не обращал никакого внимания. Врачи из психиатрии предложили мне лечь к ним в отделение и пройти курс лечения от сильного стресса. Однако санитарки и медсестры того же самого отделения пообещали устроить мне темную, в том числе, если меня снова пришлют к ним на стажировку. Так сильно они переживали за санитарку Валю. Зато заведующая терапевтического отделения меня поддержала.
– Ты Вася, сделал правильный выбор! – сказала она. – Врачу с санитаркой жить тяжело: у вас слишком разные методы воздействия на пациентов, а ещё уровень знаний, умения, опыт… Два врача всё время будут спорить, кто в семье главнее, умнее, профессиональнее, а союз врача с медсестрой – это вполне приемлемый, классический вариант. Таких браков много, и они долговечны. Вроде занимаетесь одним делом, но по-разному, и друг другу не мешаете!
Свадьбу мы с Катей сыграли скромно. Денег на пышное празднество не было, да и желания закатывать пир на весь мир тоже. Усыновив Катиных тройняшек и поселившись со своей новой семьёй в одной квартире, я стал сильно уставать. Быть отцом не так-то просто, особенно, когда детей трое и им всего по три года. Кстати, в это же самое время произошло приятное и неожиданное для меня событие: мы с Петей снова обрели, уже было безвозвратно утраченное, взаимопонимание. Изменилось и место наших встреч. Если раньше, чтобы поболтать в рабочее время, мы собирались в столовой, на лестнице или в комнате для хранения обеззораживающих веществ, то теперь стали встречаться в реанимации и, лежа на соседних койках, в полутьме дружно посапывали, похрапывали и перебрасывались короткими фразами похожего содержания.
– Тебя твоя пилит? – спрашивал я.
– Ага. А тебя? – отвечал Петя.
