banner banner banner
Шрам
Шрам
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Шрам

скачать книгу бесплатно

Шрам
Марина и Сергей Дяченко

Скитальцы #2
«Когда первое в твоем сердце станет последним, и на пять вопросов ты ответишь – да…» Таково условие, чтобы бывший доблестный гуард Эгерт Солль мог сбросит с себя заклятие, превратившее его в жалкого труса. Он не имеет право ошибиться, ему дан один только шанс. Но, воспользовавшись им, он рискует потерять свою любовь… Роман «Шрам» признанных звезд российской фэнтези Марины и Сергея Дяченко, второй в их тетралогии «Скитальцы», поражает глубиной проникновения в психологию героев, интригующим сюжетом и стилистическим изяществом отточенной прозы.

Марина Дяченко, Сергей Дяченко

Шрам

Пролог

…откуда явился он и куда лежит его путь.

Он бродит по миру, как бродят по небу созвездья.

Он скитается по пыльным дорогам,

и только тень его осмеливается идти следом.

* * *

Говорят, что он носит в себе силу… …но не этого мира.

…даже маги избегают его, ибо он неподвластен им.

Кто встанет на его пути по воле судеб или по недомыслию –

проклянет день этой встречи…

…помыслы неведомы, избранных он умеет одарить.

Дороги служат ему, как псы…

Горные вершины и камни далекого моря, холмы…

…и ущелья, нивы……его тайну от людей.

* * *

…лесов и предгорий, равнин и побережий, тропинки и тракты…

И говорят, что вечно он будет бродить и скитаться.

Остерегись встречи с ним – на людной ярмарке…

…или в берлоге отшельника – ибо он всюду…

…И порог твоего дома не услышит ли однажды поступь Скитальца?

Часть первая.

Эгерт

1

Стены тесной таверны уже сотрясались от гула пьяных голосов. После чинных взаимных тостов, после соленых шуточек, после веселой потасовки пришло время танцев на столе. Танцевали с парой служанок – те, раскрасневшиеся, трезвые по долгу службы, но совершенно одуревшие от блеска эполетов, от всех этих пуговиц, ножен, нашивок и страстных взглядов, из кожи лезли вон, лишь бы угодить господам гуардам.

Грохались на пол бокалы и кувшины; причудливо изгибались серебряные вилки, придавленные лихим каблуком. Веером, как колода карт в руках шулера, летали по воздуху широкие юбки; от счастливого визга звенело в ушах. Хозяйка таверны, мудрая тощая старуха, отсиживалась на кухне и лишь изредка высовывала нос из своего убежища – знала, плутовка, что беспокоиться нечего, что господа гуарды богаты и щедры, что убытки возместятся с лихвой, а популярность заведения лишь возрастет стократ…

После танцев гуляки умаялись – шум голосов несколько поутих, служанки, отдуваясь и на ходу поправляя неполадки в одежде, наполнили вином уцелевшие кувшины и принесли из кухни новые бокалы. Теперь, немного опомнившись, обе стыдливо опускали ресницы, соображая, не слишком ли вольно вели себя до сих пор; одновременно в душе у каждой таилась горячая надежда на что-то неясное, несбыточное – и всякий раз, когда запыленный ботфорт будто ненароком касался маленькой ножки, эта надежда, вспыхнув, заливала краской юные лица и нежные шеи.

Девушек звали Ита и Фета, и немудрено, что подвыпившие гуляки то и дело путали их имена; впрочем, многие из гостей уже едва ворочали языком и не могли больше говорить комплименты. Страстные взгляды замутились, а вместе с ними понемногу угасла девичья надежда на несбыточное – когда в дверной косяк над головой Иты вдруг врезался тяжелый боевой кинжал.

Сразу стало тихо; даже хозяйка высунула из своей кухни обеспокоенный лиловый нос. Гуляки оглядывались в немом удивлении, будто ожидая увидеть на прокопченном потолке грозное привидение Лаш. Ита сначала раскрыла в недоумении рот – а осознав наконец, что случилось, уронила на пол пустой кувшин.

В воцарившейся тишине отодвинулся от стола тяжелый стул; давя ботфортами черепки разбитого кувшина, к девушке неспешно приблизился некто, чей пояс был украшен пустыми кинжальными ножнами. Зловещее оружие извлечено было из дверного косяка; из толстого кошелька явилась золотая монета:

– Держи, красавица… Хочешь еще?

Таверна взорвалась криками и хохотом. Господа гуарды – те, кто еще в состоянии был двигаться – радостно колотили друг друга по плечам и спинам, радуясь такой удачной придумке своего товарища:

– Это Солль! Браво, Эгерт! Вот свинья, право слово! А ну, еще!

Обладатель кинжала улыбнулся. Когда он улыбался, на правой щеке его у самых губ проступала одинокая ямочка; Ита беспомощно стиснула пальцы, не сводя с этой ямочки глаз:

– Но, господин Эгерт… Что вы, господин Эгерт…

– Что, страшно? – негромко спросил Эгерт Солль, лейтенант, и от взгляда его ясно-голубых глаз бедняжка Ита покрылась испариной.

– Но…

– Становись спиной к двери.

– Но… господин Эгерт… сильно выпимши…

– Ты что, не доверяешь мне?!

Ита часто замигала пушистыми ресницами; зрители лезли на столы, чтобы лучше было видно. Даже пьяные протрезвели ради такого зрелища; хозяйка, немного обеспокоенная, застыла в кухонных дверях с белой тряпкой наперевес.

Эгерт обернулся к гуардам:

– Ножи! Кинжалы! Что есть, ну!

Через минуту он был вооружен, как еж.

– Ты пьян, Эгерт, – проронил, будто невзначай, другой лейтенант по имени Дрон.

В толпе гуардов вскинулся смуглый молодой человек:

– Да сколько он выпил?! Это же клопу по колено, сколько он выпил, с чего это он пьян?

Солль расхохотался:

– Верно! Фета, вина!

Фета повиновалась – не сразу, механически, просто потому, что не повиноваться приказу гостя у нее никогда не хватало смелости.

– Но… – пробормотала Ита, глядя, как в горло Солля опрокидывается, журча, винный водопад.

– Ни… слова, – выдавил тот, вытирая губы. – Отойдите… все.

– Да он пьяный! – крикнули из последних зрительских рядов. – Он же угробит девчонку, дурачье!

Последовала возня, которая, впрочем, скоро стихла – кричавшего, по-видимому, переубедили.

– Бросок – монета, – пояснил Ите пошатнувшийся Эгерт. – Бросок – монета… Стоять!!

Девушка, попытавшаяся было отойти от дубовой двери, испуганно отшатнулась на прежнее место.

– Раз, два… – Солль вытащил из груды оружия первый попавшийся метательный нож, – нет, так неинтересно… Карвер!

Смуглый юноша оказался рядом, будто только и ждал этого окрика.

– Свечи… Дай ей свечи в руки и одну – на голову…

– Не-ет! – Ита расплакалась. Некоторое время тишину нарушали только ее горестные всхлипывания.

– Давай так, – Солля, похоже, осенила незаурядная мысль, – бросок – поцелуй…

Ита вскинула на него заплаканные глаза; секунды промедления было достаточно:

– Лучше я! – и Фета, оттеснив товарку, встала под дверью и приняла из рук хохочущего Карвера горящие свечные огарки…

…Десять раз срезал клинок трепещущее пламя, и еще дважды вонзался в дерево прямо над девичьей макушкой, и еще трижды проходил на палец от виска. Пятнадцать раз лейтенант Эгерт Солль целовал скромную служанку Фету.

Считали все, кроме Иты – она удалилась на кухню рыдать. Глаза Феты закатились под лоб; меткие руки лейтенанта нежно лежали у нее на талии. Хозяйка смотрела печально и понимающе. У Феты обнаружился жар; господин Солль, обеспокоенный, сам вызвался проводить ее в ее комнату; отсутствовал он, впрочем, не так уж долго, и, вернувшись, встречен был восхищенными, слегка завистливыми взглядами.

Ночь перевалила через наивысшую свою точку и вполне могла называться утром, когда компания покинула наконец гостеприимное заведение; Дрон сказал в спину пошатывающемуся Эгерту:

– Все матери в округе пугают дочек лейтенантом Соллем… Ты, пройдоха!

Кто-то хохотнул:

– Купец Вапа… Ну, тот богач, что купил пустой дом на набережной… Так вот, он привез из предместья… молодую жену, и – что ты думаешь? – ему уже донесли… Бойтесь, говорят, не чумы и разорения, бойтесь гуарда по имени Солль…

Все захохотали, и только Карвер нахмурился, услышав упоминание о купцовой жене. Бросил сквозь зубы:

– То-то я думаю… Кто-то вякнул по простоте душевной, а купец теперь глаз не смыкает… Сторожит…

Он раздраженно тряхнул головой – видимо, купцова жена не первый день занимала его мысли, а ревнивый муж ее успел досадить уже одним своим существованием.

Эгерт, пошатнувшись, остановился, и благостная рассеянность на его лице понемногу уступила место интересу:

– Врешь?

– Если б врал, – отозвался Карвер неохотно. Похоже, разговор был ему в тягость.

Вся компания понемногу встала; кто-то заинтригованно хмыкнул.

Эгерт вытащил из ножен шпагу, свою знаменитую, древней работы шпагу, и торжественно объявил, обращаясь к узкому лезвию:

– Даю обет… Что купец не убережется ни чумы, ни разорения, ни…

Последние его слова потонули в новом взрыве хохота. Карвер помрачнел и втянул голову в плечи.

Славный город Каваррен был столь же древен, сколь и воинственен. Ни в одном другом городе не жили бок о бок столько славных потомков древних династий; ни в одном другом городе не произрастало рядом такое количество генеалогических древ. Нигде более не ценились столь высоко отвага и умение владеть оружием – сравниться с этой доблестью могло разве что умение выращивать бойцовых вепрей.

Любой дом в Каваррене мог при необходимости выдержать натиск многосотенного войска – так крепки и толсты были стены, так неприступно темнели узкие окна, так много стальных шипов там и сям торчало из ворот и дверей. В подвале каждого дома бережно хранился целый арсенал разнообразнейшего оружия, а над крышей гордо развевалось украшенное бахромой знамя. На внешней стороне ворот обычно красовался герб, один вид которого обратил бы в бегство целую армию – так много там было когтей и зубов, горящих глаз и свирепо оскаленных пастей; сам же город был обнесен крепостной стеной, а ворота были снабжены столь угрожающими атрибутами, что, вздумай даже Харс-Покровитель Воинов атаковать Каваррен – лишился бы головы либо бежал без оглядки.

Но более всего Каваррен гордился своим элитным полком, полком гуардов. Стоило в хоть сколько-нибудь уважаемой семье родиться сыну, как отец тут же добивался зачисления розового крохи в славные воинские ряды. Ни одно празднество не обходилось без парада; улицы и без того спокойного городка неустанно патрулировались, кабачки процветали, а матери строго призывали дочерей к благоразумию, а время от времени случались и дуэли, о которых потом говорили долго и с удовольствием.

Впрочем, гуарды славились не только попойками и похождениями. В истории полка были победы в кровопролитных войнах, которые весьма часто вспыхивали в старые времена; нынешние гуарды, потомки славных бойцов прошлого, не раз являли воинское искусство в стычках со злобными, хорошо вооруженными бандами разбойников, время от времени наполнявших окрестные леса. Все уважаемые люди города провели молодость в седле и с оружием в руках.

Однако, самым страшным событием в истории города была отнюдь не какая-нибудь война или осада, а Черный Мор, явившийся в Каваррен много десятилетий назад и за три дня сокративший число горожан едва ли не вдвое. Против Мора бессильны оказались и стены, и укрепления, и острая сталь. Каварренские старики, пережившие в детстве Мор, любили рассказывать внукам страшные истории; от всех этих ужасов юноши могли повредиться в уме, не обладай молодость счастливой способностью – выпускать из левого уха наставления, только что влетевшие в правое.

Эгерт Солль был плоть от плоти родного Каваррена, был верным сыном и воплощением его доблестей. Умри он вдруг, в одночасье, в возрасте двадцати с половиной лет – он мог бы, пожалуй, стать духом Каваррена; впрочем, в красивую белокурую голову взбредало все что угодно, только не мысли о смерти.

Пожалуй, Эгерт вообще не верил в ее существование – это он-то, успевший убить на дуэли двоих! Оба случая имели широкую огласку, но, поскольку речь шла о чести и все дуэльные правила были строго соблюдены, о Солле говорили скорее с уважением, нежели хоть сколько-нибудь осуждая. Рассказы же о прочих поединках Солля, в которых противники его отделались ранами или увечьями, попросту служили хрестоматийными примерами для юношей и подростков.

Впрочем, с некоторых пор Эгерт дрался на дуэли все реже – не потому, что иссяк его боевой азарт, а потому, что все меньше было охотников напороться на его фамильный клинок. Солль был самозабвенным мастером фехтования; с тринадцати лет, когда взамен детской шпажонки отец торжественно вручил ему семейную реликвию с витой рукояткой, шпага стала единственной его игрушкой.

Неудивительно поэтому, что у Солля совсем не было врагов – что какой-то мере уравновешивалось избытком друзей. Друзья встречали его в каждой таверне, друзья сонмищем следовали за ним по пятам – и невольно становились свидетелями и участниками его буйных забав.

Обожающий всякого рода опасность, он находил особую прелесть в танцах на лезвии бритвы. Однажды на спор он влез по внешней стене на пожарную каланчу – самое высокое сооружение в городе – и трижды прозвонил в колокол, вызвав тем самым немалую тревогу. Лейтенант Дрон, заключивший с Соллем пари, вынужден был поцеловать в губы первую встречную даму – а дама оказалась старой девой, тетушкой бургомистра, то-то был скандал!

В другой раз пострадал гуард по имени Лаган – он проиграл пари, когда Солль на глазах у всех оседлал здоровенного бурого быка, свирепого, но совершенно оцепеневшего от такой наглости. Зажав в зубах конскую уздечку, Лаган тащил Солля на плечах от городских ворот до самого дома…

Но больше всех доставалось Карверу.

Они были неразлучны с детства – Карвер льнул к Соллю и был привязан к нему, как брат. Не особенно красивый, но и не урод, не особенно сильный, но и не самый слабый, Карвер всегда проигрывал сравнение с Эгертом – и в то же время принимал на себя отблеск его славы. С малых лет он честно зарабатывал право называться другом такой выдающейся личности, снося порой и унижения, и насмешки.

Он хотел быть таким, как Солль, он так страстно этого желал, что незаметно для себя перенимал у друга повадки и манеру говорить, походку, даже голос. Он научился плавать и ходить по канату – только небо знает, чего это стоило ему… Он научился громко смеяться над собственным падением в грязную лужу, он не плакал, когда камушек, метко брошенный мальчишкой-Соллем, оставлял кровоподтек на плече или колене. Великолепный друг ценил его самоотверженность и по-своему любил Карвера; это не мешало Соллю забывать о существовании приятеля, если тот не попадался ему на глаза хотя бы день. Однажды четырнадцатилетний Карвер решился на испытание – сказавшись больным, он целую неделю не появлялся среди товарищей, сидел дома, с трепетом ожидая, когда же Солль вспомнит о нем. Солль не вспомнил – его отвлекали многочисленные забавы, игрища, пикники; он не знал, конечно, что Карвер молча просидел у окна все семь дней своего добровольного затворничества и однажды, сам себя презирая, даже заплакал горькими злыми слезами. Страдая от одиночества, Карвер клялся навсегда порвать с Эгертом – а потом не выдержал и явился к нему, и был встречен с такой неподдельной радостью, что тут же позабыл обиду…

Мало что изменилось, когда оба повзрослели. Робкому Карверу не удавались любовные похождения – Эгерт наставлял друга, между делом уводя из-под его же носа симпатичных Карверу девушек. Тот вздыхал и прощал, считая собственное унижение самопожертвованием ради дружбы.

Эгерт имел обыкновение требовать от окружающих такой же отваги, какой обладал сам, и всячески насмехаться над приятелями, не оправдавшими его ожиданий. Тут Карверу приходилось особенно туго; однажды поздней осенью, когда речка Кава, огибающая город, взялась первым льдом, Эгерт предложил состязания – кто быстрее перебежит по льду с берега на берег. Все приятели его тут же сослались на спешные дела, хвори и недуги – а Карвер, оказавшийся по обыкновению под рукой, получил в лицо презрительную усмешку и такое едкое словечко, которое заставило его залиться краской от ушей до самых пяток… Чуть не плача, он согласился на условия Солля.

Конечно, Эгерт, который был выше и тяжелее, благополучно проскользнул по гладкому льду на противоположный берег, и удивленные рыбы в темной глубине разинули рты. Конечно, Карвер в решающий момент испугался, приостановился, собираясь вернуться – и с треском ухнул в черную, лучистую, как звезда, полынью, великодушно предоставив Эгерту возможность спасти себя и тем самым заработать новые лавры.