скачать книгу бесплатно
А в Гидропарке было хорошо. Они играли в настольный теннис… Потом сидели в какой-то забегаловке… Она пыталась разговорить его. Но разговор сворачивал на футбол, все время на футбол, Жека совершенно разучился говорить о чем-либо другом…
Потом они нашли старую пристань…
Гидропарк.
Стадион.
Ее начало трясти.
Так, дрожа, она смотрела, как возвращаются мент и Шубин. У Шубина в руках документы – значит, отпускают… А мент почему-то сияет, как луна. Или Шубин хорошо ему «подмазал»?
– Щастить деяким, – и мент вдруг залихватски подмигнул. – Бувае ж таке… Ну, з Богом! Ремiнець тiльки пристiбнiть…
Оле показалось, что он собирался взять под козырек, но в последний момент здравый смысл пересилил.
– Под мостом развернешься, – сказала она тоном, не допускающим возражений. – Мы едем в Гидропарк.
* * *
Дождь прекратился. Светало – бледнели фонари, вода Днепра отражала морщинистое, серое небо, и цепь далеких огней казалась излишним, ненужным украшением.
Что такое грин-карта, Дима приблизительно знал. Эта штука давала зеленую улицу желающим жить и работать в Америке; правда, о том, что такие грин-карты разыгрываются в лотерею, Дима прежде не слышал.
– Ты пошутила? Насчет лотереи?
– Нет. Ежегодно разыгрывается пятьдесят пять тысяч виз. В порядке тимуровской помощи прочему миру. Всем, кто не Америка. Почему-то кроме Польши, Вьетнама и еще десятка стран… Я заполнила заявку. Выиграла первый пакет. Таких первых пакетов рассылают вдвое больше, чем виз. Потом надо быстро отправить еще три анкеты. Это гонка на скорость. Кто не успел, тот опоздал… Короче, я… мы с Симой успели. Сима мне это все помогала провернуть. Все. Выиграли. Вот так.
Ольга смотрела на дорогу и говорила отрывисто, будто вколачивая гвозди. Ни о какой шутке не могло быть и речи; Диме потребовались силы, чтобы преодолеть нарастающую панику.
Увозят! Женьку увозят!
Пусть он не общается с сыном. Пусть сын отгородился от него прозрачной стенкой плохо скрываемого презрения – но, по крайней мере, так он может видеть Женьку хоть каждый день. Благо вход в музыкальную школу находится в ста метрах от входа в общеобразовательную, где учится Женька… Где он, Дима, когда-то учился, а после него – Оля… Ольга, поправил он себя.
А теперь ее вечная истерическая готовность обернулась поступком. И каким… Что за чертово совпадение, что за несчастное везение… Выходит, миллионы людей играют с жирной Америкой в эту унизительную игру… Но надо же, чтобы именно Ольга выиграла…
Если это выигрыш.
…Мост Метро. Клепаная баба с воздетым в небо мечем.
Пологий левый берег.
Сосредоточиться.
Для выезда детей требуется согласие обоих родителей… кажется. Во всяком случае, в романе «Интердевочка» было именно так.
– Тебе нужен развод? – спросил он через силу.
Несколько минут в салоне царило молчание.
– Ты меня неправильно понял, – вероятно, Ольга многое прочитала по его лицу, во всяком случае голос ее звучал непривычно мягко. – Грин-карта на нас троих. То есть я могу вписать туда и Женьку, и тебя. Если захочешь… Сейчас направо.
– Ты точно знаешь? – спросил он хрипло.
– Совершенно точно. Это условие. Именно потому, что мы с тобой официально не в разводе…
– Я про другое. Ты точно знаешь, что направо?
– Да, – на этот раз в ее голосе было куда как меньше уверенности. – Знаешь, останови машину, я хочу тебе что-то сказать…
Дима притормозил, но выключать мотор не стал. Бледный фонарь над ветровым стеклом вдруг погас, как прогоревшая свечка.
– Женька… уперся. Из-за этого, прости Господи, футбола. Уже почти взрослый парень, а ума нет… не соображает. Нам уже интервью назначено!
– Интервью? – переспросил Дима.
– Это собеседование с вице-консулом… Который, если все в порядке, визу дает… На интервью все документы надо… Медосмотр, справки из милиции, фотографии, все документы, с копиями, с переводами на английский, все ко дню собеседования должно быть готово! Остался месяц… Кто не успел – тот опоздал, и все усилия тогда к черту.. А этот… этот…
И Ольга вдруг заплакала.
Дима лет десять не видел, как она плачет.
Ему стало неловко. Как бывает во сне, когда вдруг оказываешься посреди площади голый…
– Скотина такая, – говорила Ольга, давясь слезами. – Чего мне это стоило… А Симе… Если бы не Сима… Симку ты помнить должен, она теперь в Нью-Йорке… Работа уже ждет, понимаешь ты, работа, легальная, в Америке! По специальности! Ты не представляешь, что такое было эту работу получить… Квартиру уже присмотрели… А эта скотина мне нервы крутит! Футбол у него, «Динамо» у него, Лобановский у него, прости Господи… Тут и так… как будто я вьючная лошадь, и на меня поставили Пирамиду Хеопса…
Она затихла. Широким мужским движением вытерла слезы, с вызовом уставилась Диме в глаза:
– Ты… если хочешь, поезжай с нами. Там анкеты… я и за тебя заполнила. Мы тогда еще… Ну… Еще думали… Это было полгода назад… На всякий случай. Вдруг пригодится. Только ты мне помоги! В очередях стоять надо, у тебя время есть, а у меня нету. Переводы, копии, все это надо организовывать… И еще – Жека. Эту дурь из него… не знаю как. Выбить, или уговорить. Придумай. Ты отец – вот и придумай!
Она отвернулась. Отогнула клапан над ветровым стеклом, заглянула в зеркальце; помнит, подумал Дима. И уверена, что это я не снял это зеркало. И я действительно не снял…
Не глядя, он включил радио – и вздрогнул от звука банджо, весело и нагло затопившего салон.
* * *
Они нашли его.
Их сын стоял перед кирпичной стенкой, сосредоточенно колотя в нее мячом. На стенке были намалеваны размеченные ворота; в воротах стоял вратарь, тоже нарисованный, в белой футболке и черных шортах до колен, с младенчески-розовым полустертым лицом: Женька методично лупил вратарю по фейсу. От стены летели чешуйки облупившейся краски.
Вставало солнце.
Дима почувствовал, что ноги его больше не держат. Отошел и сел на обломок скамейки.
Женька уже заметил их. И, возможно, струхнул – его удары стали резче, сильнее; он по-прежнему целил вратарю в лицо, но все время промахивался.
Ольгиного лица Дима не видел. Она так и осталась стоять – не приближаясь к сыну, ничего не говоря.
Немая сцена длилась довольно долго; первым не выдержал Женька.
Отлетев от стены, мяч укатился в лопухи. Сын оглянулся; лицо было злое, но с явными следами слез. И губы обветрились и распухли.
– Чего вам надо?
Голос его выдал. Твердая корочка презрения лопнула, пропустив боль, обиду и страх.
Ольга развернулась и пошла туда, где осталась машина.
– Идем, – сказал Дима как можно спокойнее. – Пошли домой.
* * *
На Мосту Метро Диму посетило видение.
Будто вместо клепаной бабы над Днепром стоит, нахально воздев к небу факел, Статуя Свободы.
* * *
(…Я бегу сквозь чужие, опасные запахи. Справа дощатый забор – я чувствую… на расстоянии. Трава пахнет приятно… у меня нет времени, чтобы валяться в траве.
Я бегу.
В каждом дворе – опасность, тупая, не острая, но я все равно вздрагиваю… Лай. Забор… Плоская крыша сарая… Мусорный бак – нет времени…
Бегу).
* * *
Он был здесь впервые за полгода. Он очень соскучился за этим домом. И очень боялся переступить порог.
Как когда-то, вернувшись из армии, боялся увидеть маму – постаревшей.
Эта квартира была ЕГО. Он вырос здесь. Он спал и учил уроки в той комнате, где теперь спит и учит уроки Женька.
Он ревниво отмечал все изменения, произошедшие с того времени, когда он в последний раз переступал этот порог. Изменений было больше, чем он мог предположить: обои в передней переклеены, мебель переставлена и еще не прижилась на новых местах. Да и вряд ли приживется – раньше стол, шкафы и кресла стояли на естественных, годами выверенных позициях. А теперь их переставили просто затем, чтобы изменить обстановку.
Чтобы выветрить память о прошлой жизни. О нем, Диме, который здесь вырос…
Он пожалел, что вообще пришел сюда.
– Я пойду спать, – сказал Женька. – Мне в школу.
Это были первые его слова за весь последний час. До этого говорили Дима и Ольга – перебивая друг друга, поочередно, дуэтом.
Ольга вошла в комнату, не снимая ботинок. Обрушилась в кресло; сейчас ей, моложавой тридцатитрехлетней женщине, можно было дать все сорок пять. Дима даже испугался.
– Ты… – сквозь зубы сказал он, взяв сына за тощее плечо и с трудом удерживаясь, чтобы не сдавить сильнее. – Ты посмотри, до чего мать довел…
Глаза у Женьки были Ольгины – большие и серые. И холодные, как осень:
– Уж как ТЫ ее довел, мне за всю жизнь не довести.
Стряхнул враз ослабевшую отцову руку. Двинулся в спальню, но на пороге остановился. Обернулся к безучастно глядящей в окно Ольге:
– Все, ладно, убегать не буду. Договорились. Мир, дружба, жувачка.
Ольга молчала.
– А в Америку свою езжайте сами, если хотите, – сказал Женька куда менее уверенно.
– И поедем, – отозвалась Ольга, не оборачиваясь. – Мы с отцом поедем, а ты останешься здесь. В интернате, или как хочешь.
Сын постоял еще – но Ольга так и не посмотрела на него.
Женька ушел в спальню, очень аккуратно и очень плотно прикрыв за собой дверь.
* * *
В машине ей казалось – только доползти до квартиры, упасть хоть на коврик в прихожей и спать, спать, спать!
Теперь сна не было ни в одном глазу.
Жекины ботинки стояли у входной двери – два комка грязи. Оля взяла их, чтобы нести в ванную – они показались ей неподъемно тяжелыми; загадка скоро разъяснилась: вытаскивая стельки, она чуть не выронила себе на ноги две металлических пластинки – одну за другой.
– Бли-ин… Это что еще такое?
Ясно, что за два часа ботинки не высохнут, и Жеке придется идти в школу в кроссовках…
Шубин мешал ей. Мешал больше, чем неудобно стоящий шкаф; зря она пригласила бывшего мужа зайти в квартиру. Непонятно, что на нее нашло, что за благие намерения… Объяснить Шубину его задание она могла бы и на нейтральной территории.
И еще – ей было стыдно за ту истерику в машине. Развезло. Раскисла. Укатал ее этот маленький негодяй.
– Что ты стоишь на дороге? Сядь куда-нибудь, я сейчас кофе сварю…
Он сел на табуретку – но уместнее от этого не стал.
– Что ты расселся посреди кухни? Как я пройду?
Оле хотелось пересадить его куда-нибудь еще. А лучше – выставить в коридор. Сослаться на усталость и перенести встречу на завтра. А тут еще и брошенные бигуди валялись на стуле горкой каких-то доисторических костей…
Но Шубин нужен ей. Нет худа без добра – Женькин фортель естественным образом свел ее с бывшим мужем.
Собеседование – в Варшаве! – назначено на девятнадцатое мая. Осталось ровно тридцать девять дней, из которых нельзя терять ни одного. Предстоят очереди, очереди, беготня. Шубин возьмет на себя черновую часть работы… и еще квартира, будь она неладна. Квартиру придется оценивать и продавать, это ясно как божий день…
– У тебя кофе убежало, – сказал за ее спиной Шубин, и она с удивлением увидела, что размышляет, глядя в совершенно пустую джезву. Что белая плита стала коричневой, а горелка, залитая первоклассной «Арабикой», захлебывается и шипит.
– Убежал, – сказала Оля раздраженно. – Кофе – мужского рода. Убежал.
* * *
