скачать книгу бесплатно
Единственное, о чём она мечтала, собираясь в это ледяное царство, так это оторваться от существующей реальности, убежать, чтобы ощутить себя свободной, но в окружении ледяных гор и скал ей стало, как никогда, больно, страшно и невыносимо жалко себя. И этот внутренний голос в голове, её голос, транслирующий поток бесконечных мыслей, ни на секунду не затыкался. Она хотела беспечной тишины, но была слишком зациклена, чтобы услышать её. Ей хотелось разбить голову о камень или о безмолвную скалу холодных пейзажей, чтобы этот мучивший внутренний голос навсегда замолчал или чтобы ужасные мысли вылетели из головы вместе с пронизывающим насквозь ветром и устремились в белое небо.
Девчонку обдало жаром, белоснежные виды стали грязными, она слишком замёрзла, и щёки пылали лихорадочным румянцем, как и обмякшие руки. Нужно было спешить. Через несколько минут уже начало казаться, что немеют даже кости, а «самоподнимающиеся» подошвы вообще отсутствуют.
Моника не переставая думала о матери, которая вышла из тюрьмы и продолжила издеваться над ней. Она вспоминала её вовсе не добрым словом. По её спине щемяще проползли все ноты боли до пятой кричащей октавы, и она надломилась.
***
Красивая девушка склонилась к ещё живому телу с любопытным отвращением, разглядывая в испуганных глазах жертвы своё крошечное призрачное отражение, искажающееся, как в калейдоскопе, с каждой секундой по-новому.
Взгляд жертвы медленно стекленел, дыхание замедлялось. Бланшефлёр принялась раздевать Ноа, внимательно разглядывая каждый дюйм её тела и снова укладывая в постель. Всё это действие заняло у неё чуть ли не полчаса. Она явно наслаждалась безвольностью обмякшего тела и своей властью над ним. В этом ритуале было даже что-то особенное для Бланшефлёр, непостижимая тайна. Ей нравилось раздевать этих женщин.
Голова Ноа коснулась подушки и зафиксировалась в горизонтальном положении, как и тело. Из левого уголка глаза лежащей девушки вытекла слеза. Правый спрятался под тень от руки Бланшефлёр. Бланш достала скальпель и провела рукой по обнажённой белоснежной коже, видимо, не встретившей ни единого солнечного лучика в летний сезон. Задержав руку в самом низу, где уже неслышно замедлялось сердцебиение крошечного существа, ещё несформированного плода, привязанного к умирающей матери…
Тени обвивали комнату всё сильнее, и лежащая девушка, касаясь серого цвета, казалась уже усопшей, с открытыми глазами, как пластмассовая кукла.
– Ничего, всё хорошо, – произнесла играючи Бланш. – Теперь никто из вас больше не будет страдать. Ведь ты же знаешь, внутри ты такая же больная, как и твоя мамочка. И твой неродившийся ребёнок или его несостоявшееся продолжение не причинит никому вреда. Никто из вас не причинит никому вред. Ни ты, ни «оно»…
Бланшефлёр погладила почти плоский живот скальпелем.
– Слышишь? Ты не причинишь, мышь серая… – уже с лёгкими нотками наигранной агрессии добавила сидящая на постели девушка c короткими волосами, по-прежнему сжимая в руках блестящий скальпель. Она вспомнила, как несколько раз с Этьеном подглядывала за Ноа, как та поглаживала свой живот очень характерными для беременных движениями.
Ноа лежала неподвижно. Уложенные руки мирно прикасались к бёдрам, ровно, вдоль тела. Она выглядела, как ни странно, вполне уже умиротворённо, больше уже не пытаясь пошевелиться, без сил. Зрачки замерли, успев выразить историю своей длинной мысли и взаимосвязи со своим миром. Будто её страдания «разрешились», её сомнения завершились, и она искренне приняла радость от того, что всё это наконец произошло, и произошло по воле кого-то другого, точно она слишком давно этого хотела, но ей некого было попросить сотворить это с ней. В один момент, правда, ей стало казаться, будто судьба повернулась к ней лицом, и она задумалась, что зря так долго беспечно думала о своей жизни, существуя, а не живя, с застывшими глазами, как те роботы, над которыми она тоже трудилась.
Потом она почувствовала внутри себя другую жизнь и испугалась. Ведь она этого не планировала. Сначала нерешительно обрадовалась, а затем страхи, что с ребёнком что-то пойдёт не так, жизнь пойдёт не так и даже что, может, ей отнюдь это и не надо, смяли её. Эти мысли стали укрепляться, просачиваясь в нейроны и волокна нервной системы всё глубже и глубже, как клещи, которые уже сложно отцепить, потому что их хватка смертельна.
Все эти страхи и нервное напряжение возникли не от всплеска гормонов, а потому что Ноа не успела пожить для себя и в ней накапливалась нескончаемая неудовлетворённость, ведь она хотела, чтобы полюбили её, именно её! Когда она наконец осталась одна, обречённая на жизнь… а тут… она бы вновь тратила энергию, все силы на «что-то неизвестное». А любил ли её новый мужчина, который охмурил красивыми глазами и сладкими речами? Она не была уверена. Он тоже выжимал её по полной программе, даже беременную, устраивал скандалы, но, зная, что её психика неустойчива, твёрдо понимал, что девушка никуда не денется и что очень она удобна. Поэтому он и сделал предложение, когда та забеременела. А Ноа вечно молчала, вечно всё держала в себе. И теперь, ускользая, услышала, как эта женщина назвала её мышью, и смиренно закрыла глаза… потому что она и прожила мышью всю жизнь.
Теперь всё именно так, как и должно быть, ведь её жизнь не представляет ценности даже для неё самой – значит, и её будущий ребёнок тоже. Она давно мертва, и эти мимолётные радостные всплески никогда не перекроют такую долгую убыточную черноту. Всё решено, и ей больше не нужно наигранно улыбаться и делать вид, что всё в порядке, потому что её давно нет в «мире живых». А сейчас просто время отрикошетило бумерангом, и её старое желание, возникшее в момент опустошения, исполнится… Ей даже было всё равно, кто эта девушка. Люди приходят в нашу жизнь как ответы. Эта девушка просто пришла и укрепила опасение в том, что она не получит счастья в этом мире. Не все люди, приходящие в видимый мир, получают счастье, даже если очень мечтают об этом. Её сердце билось всё медленнее.
«Я серая мышь…» – проскочила последняя мысль, и Ноа, почувствовав обжигающую слезу, но не сумев даже моргнуть, перестала дышать, как и плод внутри неё – маленький неродившийся мышонок, и всё погрузилось в зону безмолвия и безмыслия.
Бланшефлёр сделала ещё один надрез, добралась до перикарда, освободила сердце от перерезанных артерий и вен, извлекла его рукой и сладко улыбнулась. Страдальческое сердце было изъято, и теперь девушка, неспособная любить, могла уснуть спокойно. Молодая женщина с голубыми волосами, в полумраке переливающимися оттенками цвета талой воды, сняла с пальца Ноа недорогое кольцо, легко спрыгнув с постели, подошла к зеркалу, начертила горячим сердцем слово «Нет», затем сначала отбросила его на кровать, как что-то мерзкое или заразное, а потом – с кровати на половик. Брызги крови от изъятого сердца и перчаток убийцы заполнили спальню, трюмо, ковры… Это было великолепно! Она вернулась к телу, завершив ритуал, и накрыла его простынёй.
Женщина вымыла перчатки от крови в ванной комнате и, не снимая их, покинула квартиру. На прощанье бережно положив на трюмо белую розу, как хотел Этьен. Пройдя несколько кварталов, она села в машину брата, и он взглянул ей прямо в серые глаза.
– Вместе до конца! – сказал мужчина и положил руки на руль.
Перед машиной пробежала грязная лохматая кошка, побывавшая во всех лужах Моргевилля.
– Вместе до конца, Этьен!
– Ты зна-а-а-а… зна-аешь, что ценно? – спросил Этьен, хватаясь рукой за подлокотник и пытаясь избавиться от внезапного неконтролируемого приступа, которые участились в последнее время, после того как они решили воплотить свою идею в жизнь.
Мужчина открыл окно и сделал пару глубоких вдохов и выдохов. Он сожалел, что именно из-за таких приступов не мог находиться там вместо неё или вместе с ней…
Молчание…
– То, что м-м-мы сами пришли к этому…
Этьен рассмотрел еле заметную улыбку в уголках губ Бланшефлёр, явно наслаждавшейся убийством, и сам проникновенно улыбнулся на выдохе, как будто только что находился в той квартире, а он был, но ранее, сам ввёл препарат и сам вырезал сердце этой несчастной сучки. В его мыслях она и оставалась несчастной сучкой, а не девушкой. Он не оговорился, сказав «в мыслях». Пока он ждал в машине (а это ожидание уже утомляло), он точно почувствовал, когда именно умерла Ноа и когда умер её нерождённый ребёнок. По несчастливой случайности это был первый и последний день, когда его сердце самостоятельно запульсировало, и эта пульсация прервалась.
Этьен слышал и чувствовал беременных по запаху, обладая уникальным даром. И невозможно было объяснить словами, как именно это работало. Он почти никогда не ошибался. Эту способность он заметил ещё в детстве и до определённого момента не знал, для чего ему нужен такой странный дар. А потом понял, понял и применил. После смерти девушек он снова их обнюхивал, и тела меняли запах, как и их мёртвые плоды. Это происходило на месте преступления или когда он, проникая в морги, притворялся уборщиком…
Бланшефлёр не знала об этом, но он и не должен был рассказывать обо всём. Поэтому, когда она садилась к нему в машину с новостью о том, как совершила убийство, он уже знал, что этот труп будет ожидать его в морге. И он правда внушил себе, что они (жертвы) его ждут. Каждый раз его ожидают. В задачу Этьена входило не только глупое ожидание – он находил и выслеживал этих девушек, неоднократно проверяя все факты, решал много организационных моментов и отвечал за безопасность, манипулировал людьми для получения информации и разыгрывал ситуации. И каждый раз до совершения преступления тщательно проверял и помещения, и мужчин девушек и подгонял нужные ключи. Ему становилось хуже в последнее время, и он не мог убивать их сам, хотя раньше осуществил уже множество убийств, чтобы защитить себя и свой бизнес. Но Этьен считал ухудшение самочувствия временным явлением.
Подул сильный ветер, и Моргевилль, подёргиваясь на нервном импульсе, погрузился в беспокойную дремоту.
ГЛАВА 5. ВЕЧЕР ХЭЛЛОУИНА
***
– Новая жертва – модель Иви Летиция Престон, 31 год. Со слов её представителя, тоже была беременна, предположительно на третьем месяце. От того самого актёра Роберта Клиффорда, – с такой новостью Фингел вошёл в застеклённый кабинет и закрыл за собой дверь. – …но даже и это не самое ужасающее.
– Убийство произошло в другом городе? – уверенно спросил профессор.
– Нет, – удивился Фингел. – Это произошло в частном доме, окружённом охраной.
Проследив за мыслью профессора, Моро прикусил губу, нервно поморгал глазами, снял на некоторое время очки, и все резко переглянулись.
– Значит, убийца ещё в Моргевилле… Минуту, необходимо осведомить шерифа, чтобы расставили полицейских на выезде из города…
Профессор Юханссон задумался. Моро вцепился в него взглядом и пару раз кашлянул. Ещё некоторое время они растворялись в дикой тишине. Мысли мужчин стучались в закрытые черепа, пытаясь вырваться наружу. Но все молчали, как по приказу.
– Это только начало? – спросил Моро.
– Да, – голодный, но сосредоточенный Уильям снова взглянул на фотографии. – Чистая работа. Мёртвые беременные женщины – это, можно сказать, двойные убийства, большинство из девушек, как я понимаю, помолвлены, сердца, извлечённые с помощью скальпеля… свежесрезанный цветок, напечатанная записка «1, 2, 3, 4, 5… мёртвым ведь нельзя рожать». Что известно о психологическом портрете жертв?
– Пока не так много. Мы работаем над этим.
Лэйн очень медленно перевёл взгляд на Фингела, будто тоже что-то осмыслил.
– В психиатрической клинике никто не лечился официально. Если кто-то из них и обращался за психологической помощью, это происходило в частном порядке. Но мы уделим этому особое внимание. Спасибо, профессор Юханссон, за…
Тут Хоггарт вспомнил кое-что ещё:
– Эта модель… в прессу просачивалась информация, что её изнасиловали, кажется, в прошлом году.
Опять повисло молчание, которое уже напрягало профессора, и он встал. Тем более что он не любил думать о сложных вещах в присутствии кого-то.
– Дело совсем непростое. Я готов помогать, чем могу. Если вы сможете держать меня в курсе.
Профессор, страдавший диабетом, уже почти не соображал от головокружения и, приподнявшись со стула, пошатнулся. Нащупав в кармане брюк конфетку, он засунул её в рот. Шоколад приятно растаял во рту, и тот тяжело вздохнул, собираясь покинуть кабинет.
– Простите, что задержали вас так надолго, – извинился Хоггарт и улыбнулся на прощанье профессору вымученной улыбкой.
***
Бланшефлёр сидела на террасе, думая о последних убийствах. Девушка не чувствовала себя жестокой, она убивала и раньше, и очень много, к тому же «этих», как и Этьен, действительно считала уже мёртвыми. В силу психических особенностей ей было легче, чем Этьену. Она не испытывала ни к чему и ни к кому эмоциональной привязки, ни о чём не тревожилась, не понимала, что такое страх или печаль, и всегда была уверена в своих поступках.
Сейчас у них был план, и она действовала не по чьему-то приказу, а во благо нового мира, чтобы остановить распространение генов с испорченной психикой. Она, как и брат, полностью отдавала отчёт своим действиям и к чему они в итоге могут привести. Поэтому такие ярлыки, как «серийные маньяки», их вовсе не пугали. Напротив, они хотели обозначить свой «посыл» максимально чётко, чтобы и другие люди в скором времени могли присоединиться к ним, понимая всю важность этой идеи. Но, по правде говоря, ей просто нужно было убивать. И Этьен предоставлял ей возможность удовлетворять свою потребность.
Однако пока даже психиатр не мог определить цель убийств и предположить вероятный портрет убийцы. А значит, они реализуют беспрепятственно ещё больше планов, и детективы потратят ещё больше времени, чтобы выявить какие-то связи и закономерности.
«Это должно было случиться рано или поздно. И если бы ОНИ не додумались до этого, то нужно было придумать их или тех, кто смог бы так точно изменить этот мир всего лишь…» – напишут о них чуть позже сумасшедшие люди, которые сделают их персонажами детского комикса. Но это случится потом.
Бланш подошла к белоснежным розам, растущим в теплице, и выпустила в один из цветков сигаретный дым. Эти розы посадила у дома когда-то бабка. Мать терпеть их не могла, но они удивительным образом продолжали расти из года в год. А Этьен увидел в них что-то особенное и создал для них новые условия, чтобы они не увядали как можно дольше не только у дома.
Сигаретный дым кружащей в бутоне розы напомнил ей молочную реку, у которой вечно кружил сильный туман, будто неразделимый с нею. У этой реки под названием Блайнд Бланш ребёнком проводила много времени, сбегая к ней вместе с братом от родителей. Ещё до того, как их начали закрывать в погребе под железным замком. Она вспомнила брошенную лодку, привязанную к причалу. Из реки торчали длинные железные металлоконструкции, выброшенные «восвояси», так и не ставшие новой частью железной дороги. Они воображались им настоящими монстрами с длинными изгибающимися щупальцами… Как-то однажды дети даже пытались утопить их длинными палками, но, скорее всего, их длина уходила под воду на десятки футов.
Та самая река до сих протекала в Моргевилле… как и истоки рода Бланшефлёр и Этьена, которые берут начало именно в этом городе, хотя родились они в другом.
Поэтому они начали приводить в исполнение свой план, начав именно с Моргевилля, который покинули много-много лет назад.
***
За сентябрём в Моргевилль постучался октябрь…
Раскрашенные в сочные цвета деревья, залитые сильным дождём, посыпались листвой. Тёмные тучи, облепившие небо, заволокли свет, а накануне Хэллоуина и вовсе складывались в необычные знаки в виде черепов, как страшное предзнаменование, на которое никто не обращал внимания, кроме маленьких деток, тыкающих крошечными пальчиками вверх. Но мамочки были слишком заняты, чтобы уделить этому внимание. Они вообще ни на что не отвлекались, хотя многих из них нельзя было назвать даже собранными.
Журналисты и пресса неустанно разнюхивали новые подробности по делу загадочного маньяка, вырезающего сердца у беременных женщин, следуя по пятам за детективами, которые часто разделялись для опросов, чтобы сэкономить время… время, которого у них совсем не было. Потому что они знали, что новая жертва появится совсем скоро.
После убийства невесты актёра, известной модели Иви, общественность всколыхнулась сильнее. Известные личности подогревали хаос в Моргевилле и соседних городах, так что страх породил суету. Да и многие молодые беременные женщины не находили себе места… в основном «нормальные», которые мечтали о детях и хотели жить.
Той ночью не могли уснуть не только детективы Моро и Лэйн, но и психиатр Уильям Юханссон…
Подкрадывалась долгожданная ночь Хэллоуина. Солнце померкло, то поднимался, то успокаивался огрызающийся, как дворовая собака, ветер. Но вечер упорно не сдавался царице тьмы ночи. Сквозь сумрачный туман на улицу выползли дети, точно призраки, укутанные в странные одеяния. Кто-то из детей даже замотался, как мумия, бумагой. Они рисовали страшный грим всем, что попалось под руку: соком, мякотью обычных овощей, косметикой мам и сестёр…
Тем временем мистер Моро сидел в баре под названием «Бродяга», допивая очередной стакан чистого бренди, пытаясь отвлечься от своих мыслей. Он хотел напиться, чтобы освободить сознание от логических мыслей и с помощью бессознательного понять, что же он всё время упускает. Ему нравилось искать себе оправдание в бокале с бренди.
***
Праздник пришёл. Публичные пространства и большинство зданий уже были украшены, как и придомовые участки, традиционными жуткими атрибутами: призраками, надгробьями, паутиной, монстрами, пугающими ведьмами и, конечно же, злобными тыквами.
Придерживая старые «фонари джека», кучка малышни с разукрашенными лицами, а именно: Итан, Элис и Агата и совсем маленький Боби, брат Итана, – вырвавшись из-под родительской опеки, сопротивляясь нарастающему ветру, подходили к первой двери на тёмной соседней улице. Они собирались потребовать от хозяев угощение и, затеяв маленькую пакость, шаловливо посмеивались.
…Во дворе у дома Элингтонов ребятам встретился прыгающий по остывшей траве белый шустрый заяц. Подойдя вплотную к двери, они задрали головы, разглядывая высоко висящий фонарь из тыквы, яростно посмеивающийся огоньками пламени, освещавшими страшную кривую улыбку…
Не дождавшись стука в дверь, к ним вышел вместе с супругой Анной одетый с иголочки мистер Райан Эллингтон, выглядевший как джентльмен. Из коридорного холла вылился наружу яркий свет и осветил блестящие глаза Анны и её жемчужное ожерелье, в полумраке изысканно и маняще переливавшееся холодными оттенками.
В ответ на известный вопрос «Сладость или гадость?» мистер Райан с улыбкой насыпал им в протёртую шляпу дюжину конфет. Ребята похихикали вслед закрывающейся двери и странному зайцу и поспешили в следующий дом, оставив подозрительный свёрток у двери, который несли очень осторожно, подушечками пальцев…
Следующим по списку значился дом вечно счастливых соседей по фамилии Боуман, которые махали всем подряд с дурацкой приторной улыбкой, как будто в действительности что-то скрывали. А за их домом стоял дом, где жила девушка Нэнси. Ветер смешался с синим туманом, и дети потеряли чёткую видимость, но продолжали идти… ведь такие приключения случались нечасто, а этот праздник они ждали с последнего дня благополучно почившего лета.
Шляпа, проделавшая долгий путь в руках Агаты, ждала новых угощений, и желудки ребятишек поскуливали, потому что, сбежав, дети невольно пожертвовали ужином…
Дом Нэнси, в отличие от многих других домов, совсем не был украшен к празднику. Не огороженный никакими заборами, он стоял на небольшой возвышенности, окружённой опавшей золотистой листвой. Подойдя ближе, Боби пропищал, что дверь приоткрыта, и замёрзшие дети, врезавшись друг в друга паровозиком, остановились. Любопытство объяло каждого изнутри, к тому же лютый ветер уже раздирал по кусочкам их самодельные хлипкие костюмы и, приподнимая короткие и длинные волосы, задувал в уши, танцуя ледяным танцем вокруг шей.
Детвора постучалась, затем более настойчиво поколотила в дверь, но никто не ответил. Тогда самый мелкий из ребятни бесстрашно толкнул дверь – та открылась. Не раздумывая, Боби юркнул внутрь, желая хоть немного согреться. Мальчишка прокрался в холл на цыпочках, отважно крикнув тоненьким голоском: «Сладость или гадость?» – и остановил взгляд на подпрыгивающих от сквозняка перьях на висящем ловце снов. В ответ в маленький нос через крошечные ноздри ударил резкий тошнотворный запах. Его брат Итан и остальные отодвинули мелкого на задний план и, закрыв рукавами носы, проследовали в одну из комнат, откуда струился зловонный запах. Как скажет потом один из мальчиков, тогда они подумали, что, пока хозяева отсутствовали или просто-напросто вышли, в доме сдохло какое-то животное, но, когда они прошли дальше, все разом побелели от страха. А Агата от неожиданности и вовсе взвизгнула, напугав Боби и всех остальных ещё сильнее, до колик в животе…
Лежавший на кровати труп девушки уже начал разлагаться, вся кровать и стены были разукрашены запёкшейся кровью, точно маньяк, совершивший преступление, был совсем не в себе и неистово кружился с окровавленным сердцем, валяющимся на кровати, и разбрызгивал кровь по стенам и полу. На тумбочке – ни кольца, ни розы, но покоилась, как и остывшее тело, очередная сумасшедшая записка с уже знакомой надписью и ещё какие-то вещи. Но для детей это всё не имело никакого значения.
Детвора даже не взглянула на зеркало, а в этой комнате оно висело с другой стороны. Самый старший из ребят, Элис, вывел всех из комнаты и, захлопнув дверь, схватился за голову. Нужно было непременно сообщить в полицию, и они, несмотря на страх, так и сделали.
Позвонив в полицию из гостиной, они бегом ринулись из дома маленькой стайкой и, не дожидаясь полицейских, прямиком помчались на свою улицу, где жили, потому что, помимо ужасающей картины, боялись ещё и гнева родителей. По дороге Агата рассыпала из шляпы почти все собранные конфеты, но детишкам уже не хотелось конфет. Они навсегда запомнили ужасающую картину и зловонный запах. И, несмотря на то что были маленькими, у них не возникло сомнений в том, что они видели настоящего мёртвого человека.
