скачать книгу бесплатно
– И тем не менее они оказались в коробке под лестницей.
Последовал неловкий промежуток тишины, но Солин наконец ответила:
– Перед кончиной Maman пыталась меня наставить, что есть время за что-то крепко держаться, а есть время – отпустить, и что мне необходимо научиться отличать одно от другого. Тогда я этого не поняла. Но потом пришло время – в какой-то момент, – когда я осознала, что должна уже отпустить те осколки своей жизни. Однако мне невыносима была мысль, что я с ними расстанусь навсегда. И я решила, что, если спрячу их от себя, если положу туда, где не буду их видеть каждый божий день, этого окажется достаточно.
Рори внимательно посмотрела на собеседницу поверх поднесенной ко рту кружки. Под безупречным стилем и старательно нанесенной косметикой в ее облике ощущался некий трагизм, почему-то сразу напомнивший ей Камиллу.
– Помогло?
– Должно быть, вам это покажется нелепым – стремление цепляться за столь болезненные напоминания о прошлом, – но это все, что у меня осталось от той части моей жизни. От Парижа и от той судьбы, которой я ждала.
«От той судьбы, которой я ждала», – эхом прокатилось в сознании Рори. Как легко эти слова слетели с губ Солин.
– Нет, мне это вовсе не кажется нелепым. Все мы находим какой-то способ с этим справляться.
– А вы, chеrie? – спросила Солин, с неожиданной пронзительностью заглянув ей в глаза. – Вам тоже приходится… с чем-то подобным справляться?
Рори поерзала на стуле, чувствуя себя очень неловко и от самого вопроса, и от неотступного взгляда Солин.
– Я думаю, всем нам так или иначе приходится с чем-то справляться. – Она попыталась говорить небрежным тоном, но получилось только хуже. Явно пора было сменить тему разговора. – Мне очень грустно было узнать про ваше ателье. Про пожар, я имею в виду. А вы не думали вновь его открыть?
Солин опустила взгляд к коленям, как будто взвешивая свой ответ.
– Знаете, жизнь умеет дать нам знать, когда что-то подошло к концу. Это не всегда приятно, но всегда совершенно очевидно – так что стоит обратить на этот знак внимание. Я полжизни потратила на то, что пыталась достичь того, что для меня не предназначалось – и горько за это поплатилась. В какой-то момент все же нужно уметь распознавать посылаемые нам сигналы.
Рори отпила пару глотков кофе, гадая, что же это такое, к чему Солин так стремилась и почему для нее это не было уготовано.
– Думаю, у вас еще есть ко мне вопросы, – с некоторой даже резкостью спросила Солин. – Что ж, давайте, спрашивайте. Ответить на них, полагаю, мой долг.
Такая прямота этой женщины показалась Рори слегка обескураживающей и вместе с тем живительно бодрящей, особенно после осторожных разговоров с матерью.
– Тот бритвенный набор… Он ведь как-то связан с платьем, верно я поняла? Он принадлежал жениху?
– Да. Водителю санитарного фургона, которого убили на войне.
– А платье это – ваше?
Глаза Солин внезапно заблестели от слез.
– Должно было стать моим. Да.
– Простите. Мне не следовало так вас тревожить.
Солин слегка мотнула головой, словно раздраженная на саму себя.
– Прошу прощения, что распустила нюни. Просто… после пожара… Мне сказали, что там совсем ничего не осталось. Я никак не ожидала снова это увидеть.
– Ради бога, не извиняйтесь! Это я должна просить прощения, что растеребила ваши чувства. Пожалуйста, простите меня!
– C’est oubliе, забыто, – пробормотала Солин и, взяв со стола салфетку, принялась осторожно промакивать глаза.
Рори изо всех сил постаралась не пялиться на нее в упор. Вплоть до этого момента руки Солин оставались на коленях, и лишь теперь она увидела перчатки: черные лайковые, с крошечными гагатовыми пуговками на запястьях – и совершенно неуместные в середине июня.
«Шрамы у нее не на лице. Они на руках».
Все же она отвела взгляд, делая вид, будто не заметила ничего необычного.
– Пока я не забыла, хочу поблагодарить вас, что согласились сдать мне в аренду дом. Я, если честно, уже было рассталась с идеей открыть галерею. А потом однажды переходила улицу – и тут вдруг на меня словно что-то снизошло! Я страшно расстроилась, когда Дэниел мне сказал, что этот дом не сдается и не продается. И я так рада, что вы все-таки передумали.
Солин подняла глаза к потолку.
– Мистеру Баллантайну хорошо известно, как найти ко мне подход. Он мне сказал, что вы задумали открыть галерею для начинающих и неизвестных художников. Он знал, что это меня смягчит. И когда вы планируете открыться?
Рори с облегчением непроизвольно выдохнула, когда их разговор перешел на более безопасную территорию.
– В октябре, если все пойдет как надо. Я была бы очень рада, если бы вы пришли на нее взглянуть, когда все будет закончено. А может, вы сможете прийти на само открытие? Для меня это была бы большая честь.
У Солин сразу заметно напряглись плечи.
– Благодарю вас, но нет. Я теперь уже почти что нигде не бываю. И в своем салоне не была с той самой ночи, когда все сгорело.
– Ни разу за все четыре года?!
– С ним связано много воспоминаний, знаете ли, – пожала плечами Солин. – И это… тяжело.
– Я ужасно сожалею. Из-за всего… что у вас случилось.
– Не берите в голову. Жалость для меня как яд. – Солин резко поднялась, оказавшись удивительно миниатюрной, несмотря на свои высокие каблуки. – Еще раз спасибо вам, Aurore. Было очень любезно с вашей стороны тратить время на такие хлопоты. А вам и вашей галерее я желаю bonne chance[25 - Bonne chance – доброй удачи (фр.).].
Она взяла в руки сумку, и Рори заметила, как Солин пытается удержать ремешок пальцами, неуклюжими и плохо гнущимися в кожаных перчатках. Наконец, после нескольких попыток, ей удалось накинуть ремешок на плечо, однако коробка была чуть ли не с нее размером. Дай бог Солин вообще вынести ее из кафе, не говоря уже о том, чтобы в одиночку нести по запруженному тротуару.
– Если хотите, я провожу вас до машины, – предложила Рори.
– Спасибо, но в этом нет необходимости. Я уже больше не вожу машину. Тем более мой таунхаус отсюда совсем недалеко.
– Тогда давайте я вас подброшу до дома. А то коробка…
– Я и так уже доставила вам изрядно беспокойства, к тому же я вполне способна прогуляться пешком.
Рори скептически взглянула на туфли Солин. По вспучившимся от морозов бостонским тротуарам (последствия не одного десятка суровых зим в Южной Англии) хорошо ходить в кроссовках да балетках. А тонкие, как карандашик, шпильки вкупе с высокой коробкой вполне могли там обернуться катастрофой.
– Никакого беспокойства, – уверила она Солин, тоже вставая из-за стола и решительно беря в руки коробку. – Я припарковалась прямо тут, на улице.
Тогда Солин согласно кивнула, но было видно, что чувствует она себя неловко.
– Хорошо.
Рори придержала дверь, и вместе они вышли на тротуар. Она сама не могла бы объяснить столь внезапно нахлынувшую на нее заботливость. Солин Руссель и отдаленно не производила впечатление слабой и нуждающейся в опеке. И все же в этой женщине ощущалась какая-то особенная хрупкость – она напоминала разбитую фарфоровую статуэтку, у которой неправильно скрепили куски. И от слишком грубого обращения она может разлететься на миллион осколков. А Рори уже очень хорошо понимала, каково это.
Глава 11
Рори
Солин напряженно сидела на переднем пассажирском сиденье, спрятав глаза за темными хепбернскими очками и крепко стиснув на коленях сумочку. С того момента, как она назвала свой адрес в историческом районе Бикон-Хилл, обе они не произнесли ни слова. Свернув на Сидар-стрит, Рори сбавила газ и быстро взглянула на спутницу:
– Который дом?
– Вот этот, – указала Солин, – с красной дверью. Высадите меня прямо здесь. Я спокойно донесу коробку.
Рори «притерла» машину к бордюру и заглушила мотор.
– Я вам помогу.
Не успела Солин запротестовать, как Рори вышла из машины и достала с заднего сиденья коробку. Солин какое-то время пыталась отстегнуть ремень и, справившись наконец, тоже выбралась из машины на асфальтовую дорожку. Держа наготове ключи, она плавно двинулась к двери.
Рори направилась вслед за ней, на ходу разглядывая старинный георгианский фасад особняка. Заметно состарившиеся красные кирпичные стены, глянцевые черные ставни, по дымоходу с каждого конца дома. И все это в одном из самых привлекательных районов города. Судя по всему, Солин неплохо потрудилась на собственное благо.
Немного повозившись с ключами, Солин толкнула внутрь дверь и вошла в дом. Рори оставалось лишь последовать за ней в просторную прихожую, где сразу привлекали внимание вычурный резной столик на одной ножке и роскошная люстра в стиле ампир. Солин сразу же сняла темные очки, положив их на стол рядом с сумочкой, и стала стягивать перчатки.
Какое-то время Рори с некоторой неловкостью просто смотрела на это, пока не поняла, что у Солин не получается их снять.
– Похоже, там трудная застежка. Давайте, я вам помогу.
Плечи Солин поникли, точно лепестки у внезапно увядшего цветка. Не ответив ни слова, она протянула руки к гостье. Поставив коробку на пол, Рори расстегнула обе перчатки, потом встретилась взглядом с Солин.
– Хотите, чтобы я их…
Та кивнула.
– Только не стягивайте их за пальцы. Надо отогнуть манжеты и снять, потихоньку выворачивая.
Рори стала делать, как ей велели, и, задержав дыхание, потянула за краешек лайковой кожи. Когда первая перчатка сошла с руки, послышался легкий вздох, хотя она даже не поняла, ее ли это был вздох или хозяйки дома. Женщина протянула ей вторую руку, и Рори вновь взялась за дело. На сей раз она обратила внимание, что Солин слегка прикусила нижнюю губу. Видимо, мучилась она не одной неловкостью.
Когда все было сделано, Рори положила перчатки на стол – обмякшие, вывернутые наизнанку, напоминающие сброшенный хитин какого-то огромного насекомого. От этой мысли по ее телу пробежала дрожь, и Рори поскорее отвела взгляд, снова развернувшись к Солин, которая тем временем уже массировала кисти рук протяжными, повторяющимися поглаживаниями. Руки ее местами были восковато-белыми, местами ярко-розовыми и морщинистыми, со скрюченными, похожими на птичьи когти, пальцами. Рори поспешила отвести взгляд, чтобы не показаться невоспитанной.
– Смотрите, не стесняйтесь, – невозмутимо произнесла Солин.
Тогда Рори внимательнее посмотрела на поврежденные кисти женщины, и у нее в горле застрял комок. Стянутые ладони и утолщения давно заживших рубцов, немного перепончатый вид пальцев. Руки, совершенно бесполезные для женщины, которая всегда зарабатывала себе на жизнь иголкой с ниткой.
– Это случилось при пожаре, – пояснила Солин. – Хотя, разумеется, вы и сами уже это поняли.
Рори кивнула:
– А я думала, почему в июне вы носите перчатки?
– Людям неловко видеть мои шрамы, поэтому я их скрываю. Хотя в последнее время это случается совсем не часто. Куда проще держаться подальше от людей, чем выносить их жалость. Они не виноваты, что так вышло, но все равно при виде шрамов чувствуют себя ужасно.
У Рори едва не слетело с языка, что, мол, ей очень жаль, но она вовремя себя остановила. Никакой жалости, напомнила она себе.
– Поэтому вы так и не открыли больше свой салон? Из-за того, что случилось с руками?
– Какое-то время я надеялась, что смогу вернуться к прежней жизни. Мне так хотелось верить, что врачи способны сотворить чудо. И, думаю, они и сами в это верили – сначала. Но оказалось слишком уж много повреждений.
– У вас это… болит?
– Не так, как вы, наверно, думаете. Большей частью руки у меня онемели. Рубцовая ткань ведь не имеет нервных окончаний. Но есть такая штука, называемая контрактурой, которая возникает вследствие глубоких ожогов, особенно на кистях рук. Когда рубцовая ткань формируется, она стягивает пальцы к середине кисти или же выкручивает их вбок.
Солин снова подняла руки, как бы предлагая Рори взглянуть на них поближе. На правой руке ногти в большинстве своем сошли напрочь, отчего кончики пальцев торчали голыми и блестящими.
– Вы не поверите, но мне еще, можно сказать, повезло: как правило, я не мучаюсь болью. Но когда приходится слишком долго находиться в перчатках, пальцы оказываются слишком вытянуты, и суставы начинают ныть. Как при артрите, наверное.
– А есть ли… А это никак не оперируется или что-то еще?
Солин принялась снова массировать руки, попеременно разминая каждую ладонь подушечкой большого пальца и невольно морщась, когда попадала на зарубцевавшиеся участки кожи.
– Я перенесла шесть операций. Удаление омертвевших тканей, восстановление сухожилий, пересадка кожи. Каких только лонгет и шин мне ни накладывали! А потом пришло время всевозможной терапии. И прессотерапия, и стретчинг… – Солин пожала плечами. – Рано или поздно, всему наступает конец. Мне прописывали всевозможные упражнения для улучшения гибкости и подвижности суставов. Какое-то время – пока верила, что есть какая-то надежда, – я все их проделывала, но в итоге перестала. С того момента, как я поняла, что больше никогда не смогу взяться за иглу, я уже не видела в них смысла.
Рори даже возмутила такая категорическая обреченность, непоправимость в ее голосе.
– Разве для непосредственно швейной части вы не могли кого-либо нанять?
Взгляд Солин скользнул к коробке, стоявшей у ног гостьи.
– С моими платьями это не получится. Там очень тонкая работа… и весьма особенная.
– Но вы же могли кого-то обучить своему искусству. Какую-нибудь ученицу.
– Тому, что я делаю, невозможно научить, и это должно быть сделано вручную – то есть именно моими руками.
– Моя мать хорошо помнит ваше ателье. Она сказала, это был самый изысканный свадебный салон в городе. Жаль, что я не видела его в те годы… – Рори вовремя спохватилась. – Простите… Я лишь хочу сказать, что там, наверное, было очень красиво.
Солин сделала пару шагов вглубь дома, потом остановилась и обернулась через плечо:
– Идите за мной. И возьмите коробку.
Они прошли через большую гостиную с матовыми сизовато-серыми стенами и длинным диваном, обитым кожей карамельного оттенка, затем, миновав стеклянные французские двери, оказались в небольшом кабинете.
Это была теплая и уютная комната, хотя и довольно лаконично обставленная. Антикварный письменный стол, кресло для чтения, низенький столик перед камином, стеллаж со старинными книгами в кожаных переплетах. Однако внимание Рори привлекло скорее то, что висело на противоположной стене: коллажи, вставленные в одинаковые черные рамки. Фотографии, вырезки из газет, обложки журналов, небрежные карандашные наброски платьев, сделанные Солин. Заглядевшись, Рори спустила коробку на пол и придвинулась поближе, изучая под коллажами подписи, многим из которых было уже лет тридцать.
«Ooh-l? l?! В Бэк-Бэй появится изысканный вкус Парижа!»
«Свадебная высокая мода скоро нагрянет и в Бостон»
«Знаменитый бант от Руссель – непременный элемент платья невесты в новом сезоне»
Фотографии были изумительными. Вот Солин хлопочет над своим воздушным творением, держа во рту булавки. Вот, взгромоздившись на лестницу, вытягивает с полки рулон ткани. Вот расправляет большой бант из тафты на талии тоненькой, как тростинка, блондинки. На какое-то мгновение Рори задержалась взглядом на последней фотографии, разглядывая руки Солин. Длинные, с заостренными кончиками пальцы, ногти с очень аккуратным маникюром. Такие красивые и такие искусные… и настолько искалеченные сейчас.
На последнем снимке был запечатлен сам салон. Сфотографирован он был для разворота свадебного журнала «Boston Bride» четыре года назад – менее чем за год до пожара. Странно было видеть его таким, каким он представал в те годы, – изящно обставленный, в оловянно-кремовых тонах. Каждая мелочь была тщательно подобрана – и все, казалось, несло в себе дух Франции. По крайней мере, именно так и представляла для себя Рори французский антураж.
