banner banner banner
Когда наступит никогда
Когда наступит никогда
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Когда наступит никогда

скачать книгу бесплатно

Кристин нажала «Сохранить» и включила следующее сообщение, не желая общаться с агентом Стивена. Но оно тоже оказалось от Гэри. В его голосе звучало странное напряжение.

– Это снова я. Пожалуйста, перезвони и дай знать, что ты в порядке.

В порядке ли она?

Кристин выдохнула. Она ценила его заботу, но ее состояние в последние дни вряд ли можно было назвать «в порядке». Она снова нажала на кнопку. На этот раз Гэри говорил почти испуганно.

– Господи, Кристин. Куда ты запропастилась? Я уже второй день пытаюсь до тебя дозвониться и каждый раз натыкаюсь на чертов автоответчик. Позвони, когда получишь это сообщение. Нам нужно поговорить.

Посмотрев на часы, Кристин закатила глаза. Времени оставалось лишь на один телефонный звонок – явно не про авторские права. Она хотела – нет, имела право — хотя бы узнать имя женщины, которая умерла с ее мужем.

Номер Коннелли Кристин набрала на память – после четырех неудачных попыток она запомнила его наизусть. Не сказать, что она ожидала застать Дэниела на рабочем месте. Когда она звонила, он всегда был на каких-то расследованиях или на допросе. В этот раз ничего не изменилось.

Трубку сняла его сотрудница – она сообщила, что детектива Коннелли нет на месте, и перенаправила Кристин на голосовую почту. Кристин оставила очередное сообщение – насколько она помнила, пятое – и отключилась. Возможно, его постоянная недоступность лишь совпадение, но Кристин начала подозревать, что он избегает звонков. Возможно, он узнал больше, чем хотел, и пытался уберечь ее от правды. В таком случае он напрасно теряет время. Поезд ушел.

Кристин снова проверила время и взяла сумочку. Сегодня ей предстоит прощание с мужем. Но сперва придется прорваться сквозь толпу журналистов у ворот.

Обхватив руль липкими от пота ладонями, Кристи задом выехала из гаража на подъездную дорогу и потянулась к пульту. Когда Стивен настоял на установке глухого забора и ворот, чтобы отгородиться от сумасшедших фанатов и зевак, она назвала его параноиком, но теперь была благодарна. Хотя вряд ли Стивен предвидел, что зеваками окажутся журналисты, осаждающие его вдову.

Суматоха началась в этот момент, когда начали открываться ворота, – журналисты с блокнотами и камерами в телефонах пытались протиснуться внутрь словно красные муравьи. Видимо, они прочитали в «Геральде» сообщение о похоронах и надеялись урвать интервью прежде, чем Кристин покинет дом. Она осторожно надавила на педаль газа и двинулась дальше. Кристин задержала дыхание, сосредоточенно глядя в зеркало заднего вида, и въехала в толпу плотоядных лиц. Еще несколько метров, и она выберется из дома.

Она уже собиралась облегченно выдохнуть, когда мясистый кулак ударил в окно с водительской стороны. Кристин, сдавленно охнув, нажала на тормоза и повернулась к мужчине в красной парке, который прижимал к стеклу газету. И вдруг Кристин с ужасом поняла: журналисты собрались здесь не из-за похорон. Они хотели узнать ее реакцию на жуткое изображение, глядящее с первой страницы «Экзаминера», – пустые глаза неизвестной спутницы Стивена.

ГОЛАЯ И МЕРТВАЯ: ИЗ МАШИНЫ СТИВЕНА ЛАДЛОУ

ДОСТАЛИ ЗАГАДОЧНУЮ БЛОНДИНКУ

Когда Кристин прочла заголовок, мир пошатнулся – медленный толчок, заметный лишь ей одной. Словно почувствовав ее смятение, журналисты принялись задавать вопросы, и голодный галдеж перерос в настоящее безумие. Она лихорадочно попыталась продумать путь к отступлению, но оказалась безнадежно отрезана и от дороги, и от открытой двери гаража. Придется бежать.

Они устремились к двери, едва ее ноги коснулись земли, – словно стая чаек к ребенку с картошкой фри. Кристин пришлось расталкивать толпу локтями, отчаянно упираясь взглядом во входную дверь. Как только получится войти в дом и запереться, она будет спасена. Но это понимали и журналисты, оттесняя ее от ступеней, – оставалось лишь пробиваться с боем.

Опустив голову, Кристин нырнула в толпу и принялась протискиваться среди алчущих лиц, которые словно слились в одну жадную сущность, блокируя ей путь. Когда Кристин наконец добралась до входа в дом, она почти плакала и едва не выронила ключ. Она потеряла по дороге шарф, верхняя пуговица пиджака болталась на одной нитке, но Кристин было плевать. Главное – добраться до убежища.

– Миссис Ладлоу! – внезапно выбился из общего гула женский голос. – Вы знали женщину, которую достали из машины вашего мужа в день его смерти? Состояли ли они в сексуальной связи?

Все сразу утихли, дожидаясь ответа. Когда его не последовало, вопросы возобновились.

– Вы можете прокомментировать тот факт, что на ней не было одежды, когда ее достали из машины?

– Полиция пока не огласила личность женщины. Вы можете назвать ее имя?

– Вам известно, как долго продолжались отношения?

– Были ли и другие женщины или она первая?

Вставляя ключ в скважину, Кристин едва сдерживала рыдания. Оказавшись внутри и закрывшись на замок, она уже сглатывала слезы. Она сама не знала, как долго простояла на одном месте, неспособная даже пошевелить ногами, но вдруг почувствовала – ее сейчас вырвет. В панике она бросила сумочку и побежала к кухонной раковине. Кристин никогда не любила толпу, но армия журналистов со шквалом вопросов о любовнице ее погибшего мужа – совершенно новый уровень дискомфорта.

Кристин умылась, достала из холодильника бутылку воды и вернулась в гостиную, стараясь избегать окон. Сумочка по-прежнему лежала на полу. Кристин наклонилась ее поднять и замерла, увидев внутри мятый экземпляр «Экзаминера» – несомненно, дело рук журналистов.

Кристин дрожащими руками расправила бумагу. Фото явно сделано в морге. Но кем? И как оно оказалось на обложке популярной газеты? Лицо неизвестной смотрело на нее с зернистого черно-белого снимка, и некогда яркие лиловые глаза обрели невнятный серый оттенок. Собрав силу воли в кулак, Кристин пролистнула газету и нашла статью на две страницы с очередным скандальным заголовком:

ВЫ ЗНАЕТЕ ЭТУ ЖЕНЩИНУ?

К статье прилагались четыре дополнительные фотографии – одна неприятнее другой. На первой – сильно увеличенной и размытой – явно виднелось родимое пятно в форме полумесяца на правой груди погибшей, обведенное ярко-красными чернилами. Еще два снимка лица: один – в фас, другой – в профиль. На последнем снимке она лежала на каталке, и отполированный ноготь пальца правой ноги выглядывал из-под простыни, скрывающей нижнюю часть тела.

Сама статья оказалась не лучше – со множеством мрачных намеков и жутких инсинуаций, хотя, судя по уликам, напрашивалось одно-единственное очевидное заключение. Кристин рассмотрела черные квадраты, прикрывающие груди женщины – явно с целью скорее привлечь внимание, чем соблюсти приличия. Все в статье – откровенные фотографии, имя знаменитости, безвременная гибель красивой блондинки – создавало атмосферу эротической трагедии, намеренно пробуждая в памяти фамилии вроде Мэнсфилд или Монро. Только у этой блондинки фамилии не было.

Хотя момент, когда журналисты выяснят ее личность и раскопают оставшуюся часть истории, – лишь вопрос времени. Поборов очередной приступ рвоты, Кристин взяла пульт и принялась переключать каналы. И совсем скоро – всего через три клика – на экране появилось лицо Стивена. И ее собственное лицо. Фотография, сделанная три года назад во время отпуска на Барбадосе. Где они ее достали?

«Стивен и Кристин Ладлоу поженились в 2007 году, – рассказывал ведущий, когда на экране появилась очередная порция фотографий. – Их брак был во всех смыслах счастливым. Но последняя информация заставляет задуматься, не состоял ли Ладлоу в связи с недостаточно одетой женщиной, чьи фотографии появились в нескольких газетах. Когда водолазы извлекли ее тело из автомобиля Ладлоу, никаких опознавательных знаков обнаружено не было. По сообщениям властей, в данный момент проводится расследование. Супруга Ладлоу от комментариев отказалась. Мы сообщим вам, как только появится новая информация».

Кристин нажала на кнопку, переключая каналы кабельного телевидения. История звучала отовсюду. Разные говорящие головы, разные фотографии, но суть одна. Знаменитый писатель погиб, изменяя жене с загадочной блондинкой. Только теперь новость касалась не только Стивена и незнакомки. Теперь она касалась и Кристин.

Она пошла на кухню, взяла телефон и набрала номер полиции Клир Харбор. На этот раз, когда ответил дежурный сотрудник, Кристин отказалась оставлять сообщение на автоответчик.

– Нет, я не хочу оставлять сообщение, – раздраженно рявкнула она. – Я уже оставляла. Пять раз, а толку ноль. Поэтому я прошу вас пойти и отыскать его прямо сейчас. И не надо рассказывать, что он на допросе или на выезде по делу. Я и есть дело. Мой покойный супруг – дело. Так что, если вы не хотите, чтобы я заявилась к вам лично, позовите его к телефону.

Ответа не последовало – лишь короткий щелчок и пустая тишина. Дожидаясь, Кристин подняла с пола бутылку с водой и приложила ее к щеке, а потом к шее. Она гадала, какую отговорку они найдут на этот раз, и чуть не выронила трубку, когда услышала голос Коннелли.

– Кристин, прости. Я погряз в работе. Уверен, ты видела… что произошло.

– Да, видела, – резко ответила Кристин. – Я видела: дорога к моему дому настолько переполнена журналистами, что я не могу проехать на похороны мужа. Ты вроде обещал сохранить все в секрете.

Последовала долгая пауза, а затем Коннелли резко кашлянул.

– Произошла утечка, Кристин. К сожалению, иногда такое случается. Если начальство узнает, кто именно это был, его уволят, но джинн уже вырвался из бутылки.

– Джинн вырвался из бутылки? И ты говоришь мне это после того, как журналист ткнул мне в лицо фотографию вашей полуголой жертвы? Вот как я узнала про утечку. Не по телефону, а от шайки репортеров под моей дверью.

– Кристин, я не хотел, прости. Но все уже случилось. Фотографии опубликованы, и медиа хотят знать, что нам известно.

– И что же вам известно?

Очередная долгая пауза и тяжелый, медленный выдох.

– К сожалению, немногим больше, чем в ночь происшествия. Сегодня утром, когда опубликовали фотографии, появилось несколько наводок. Мы проверяем их, но в таких делах очень часто бывает ложный след. Так что пока ничего конкретного. Кем бы она ни была, ее никто не ищет. Во всяком случае, на данный момент.

– А мне что делать? Я живу на частной дороге и не могу выбраться из дома. Они практически оккупировали мое крыльцо. Я даже ворота закрыть не могу.

– Я отправлю машину, чтобы выгнать их с частной собственности и очистить улицу. Не могу гарантировать, что они не вернутся, но ты хотя бы сможешь выдохнуть.

– И ты позвонишь мне, когда наконец что-нибудь узнаешь?

– Кристин, – его голос прозвучал до противного по-отечески, – иногда лучший вариант – просто жить дальше и вспоминать хорошие времена, а не зацикливаться на плохом. Имя ничего не изменит. Почему бы не оставить полицейские дела нам, м-м?

– Потому что речь не о полицейских делах, детектив. Речь о моей жизни. О моем муже. О моем браке. О моем доме. Пожалуйста, не нужно снисхождения. Насколько я вижу, право жены узнать правду наталкивается на желание дружка по покеру скрыть непристойные подробности. Если вдуматься, ты выглядел не слишком удивленным из-за женщины в машине моего мужа.

– Кристин…

– Ты знал, верно? Может, не ее имя, но ты знал, что она существует.

Еще один вздох, еще более тяжкий.

– Я не был уверен, но подозревал. Иногда он о подобном упоминал. Ничего конкретного, так… кое-что. Но имени он никогда не называл, а я и не спрашивал.

– Разумеется. Это бы нарушило правила.

– Правила?

– Клуба изменщиков, или как вы там его называете? Один за всех, и все за одного. Это ведь так работает?

– Слушай, Кристин, я понимаю, тебе пришлось нелегко, но я уверен в одном – Стивен…

– Не надо! – отрезала она, перебив Дэниела. – Даже не смей говорить о его любви ко мне. Я позвонила не для того, чтобы ты убедил меня, будто полуголая женщина в машине моего мужа ничего не значит. Для меня – значит. И думаю, я имею право хотя бы узнать ее имя – и не из газет. Прошла уже неделя, и, честно говоря, я подозреваю, что ты бегаешь от меня намеренно.

– В чем ты меня обвиняешь? – Покровительственность исчезла, ее сменила сердитая осторожность.

– Я ни в чем тебя не обвиняю. Просто хочу узнать имя. И телефон или адрес человека, который сможет рассказать об отношениях моего мужа с этой женщиной.

– Послушай, у меня нет такой информации, но даже если бы была, я бы не мог ее сообщить. У жертв есть права, Кристин. И у их близких. Другими словами, существуют определенные правила. И если мы их нарушим, начнутся проблемы. Я проработал здесь кучу лет и насмотрелся всякого дерьма. На данный момент мое единственное желание – мирно уйти на покой и провести несколько лет на маленькой яхте на архипелаге Флорида-Кис. И я не стану рисковать шеей, даже ради жены друга. Понимаю, звучит жестко, но я вынужден думать о себе. Смерть Стивена даже не была убийством, а значит, тебе вообще следует обсуждать ее не со мной. Тут, скорее, дело о пропавшей без вести, хотя пока заявок по ней не поступало. В любом случае это вне моей компетенции. А теперь мне надо работать. Я пришлю патрульную машину, но больше сделать ничего не могу, прости.

И Дэниел Коннелли положил трубку.

Кристин еще стояла возле столешницы, размышляя, почему ее так отшили, когда телефон зазвонил снова. Она схватила трубку, надеясь, что Коннелли передумал. Но это оказались «Дорси энд Санс». В суматохе она забыла, что друзья и коллеги Стивена собираются воздать ему дань памяти и недоумевают, где его вдова.

Как оказалось, она зря тревожилась. Шквал новостей сократил количество скорбящих до неловкой горстки. Впрочем, совершенно неудивительно. Какой здравомыслящий человек захочет смотреть ей в глаза, а тем более разглагольствовать о том, за какого прекрасного парня она вышла замуж?

Выражаясь как можно туманнее, Кристин объяснила, что задержалась по непреодолимым обстоятельствам и вряд ли сможет добраться в ближайшее время. Мистер Дорси – видимо, один из сыновей – с максимальной деликатностью осведомился, как поступить. Она посоветовала ему отменить церемонию и просто провести кремацию, и он с болезненной вежливостью согласился. Он ничего не сказал, но, несомненно, видел фотографии. Их уже видели все. Старая поговорка оказалась правдивой – жена действительно узнала последней.

Два часа спустя за окном послышался резкий вой полицейской сирены. Кристин поспешила к окну гостиной и увидела, как к ее дому подъезжает патрульный автомобиль с синими огнями. Из машины вышел офицер и начал размахивать руками, указывая на таблички «Прохода нет», развешанные вдоль забора. Сперва послышались вялые протесты, но постепенно толпа двинулась в открытые ворота.

Кристин наблюдала, как медленно освобождается дорога и постепенно разъезжаются фургоны. Когда уехал последний, она подошла к панели управления в прихожей, закрыла ворота и вернулась к окну. Постояла какое-то время, пялясь на пустую улицу и пытаясь почувствовать нечто вроде облегчения. Впервые за семь дней перед домом никого не было, и журналисты не затаились в ожидании.

Собрав в кулак все оставшиеся силы, она добралась до спальни и разделась. Кристин думала о потерянном на улице шарфе, когда на террасе послышался шум. Она с любопытством подошла к двери, присмотрелась сквозь собственное отражение и с изумлением обнаружила журналиста с камерой, а ведь на Кристин были только трусы.

Слишком напуганная, чтобы закричать, она бросилась на пол, стащила с дивана покрывало, обернулась и потянулась за телефоном. Поняв, что его обнаружили, нарушитель спокойствия слетел со ступеней, споткнулся о стул во дворике и побежал к забору. Через мгновение его уже не было.

Кристин посмотрела на трубку в своей руке. Звонок в 911 ничего не решит. Ей удалось прогнать одного, но будут и другие – перелезать через забор, заглядывать в окна, штурмовать машину, когда она в следующий раз попытается покинуть дом. Они никогда не оставят ее в покое.

Если только она не уедет.

С почти зловещим спокойствием Кристин встала, подошла к шкафу, надела джинсы и потрепанную толстовку и достала с верхней полки старую сумку. Много вещей не понадобится: джинсы, леггинсы, пара свитеров и туалетные принадлежности из-под раковины. И содержимое сейфа.

Собрав сумку, она направилась в кабинет, не обращая внимания на по-прежнему лежащую лицом вниз фотографию, набрала код на сейфе, дождалась зеленого огонька и принялась, не глядя, запихивать содержимое в сумку: страховые полисы, документы по инвестициям, свидетельства о рождении и конверт Стивена с наличными деньгами на экстренный случай – как он шутил, на случай зомби-апокалипсиса. Вполне в духе Стивена: он думал, что сможет купить собственное спасение даже при конце света.

Кристин закрыла сейф и собралась уходить, когда ее взгляд упал на левую руку и кольцо, символизирующее ее брак, – двухкаратный бриллиант. Только самое лучшее для жены Стивена Ладлоу. Оно легко соскользнуло с пальца; видимо, после недели на чае и бутербродах она похудела. Рука казалась непривычно легкой, но Кристин положила кольцо на стол, не испытывая чувства вины. Стивен покинул их брак какое-то время назад. Теперь ее черед.

Задержав дыхание, Кристин выглянула из окон. Похоже, пока чисто – никаких фургонов у ворот, никаких фотографов в засаде. Кристин взяла сумки, вышла на крыльцо и поспешила к «Роверу», стоящему посреди двора.

С громко бьющимся сердцем она села за руль, заблокировала все четыре двери и завела мотор. Потом нажала кнопку на пульте. Ворота бесшумно раскрылись, и Кристин увидела перед собой пустую улицу.

Она почувствовала пьянящее облегчение и одновременно тревогу, когда нахлынули воспоминания о другой ночи – другой наскоро собранной сумке, другом торопливом бегстве. Сложно не увидеть иронию. В шестнадцать лет Кристин ускользнула из дома посреди ночи и побежала куда глаза глядят. Теперь, двадцать лет спустя, она убегала вновь.

Четыре

Равенел, Южная Каролина.

8 января 1994 г.

Кутаясь в куртку, Кристи-Линн идет по мокрому тротуару и жалеет, что не оставила учебники по математике и естествознанию в шкафчике. На улице до безобразия холодно, даже для января, и идет ледяной дождь. Кристин бредет, опустив голову и спрятав ее в огромном капюшоне, словно черепаха, и видит лишь асфальт у себя под ногами.

Онемевшие от холода руки сжаты в кулаки и спрятаны глубоко в карманах. Там ключ от квартиры. Кристин крутит его в пальцах, предвкушая чашку горячего шоколада, которую приготовит дома, если он остался. Сейчас она уже согласна и на чай. Если он горячий.

Девочка ускоряет шаг, когда впереди появляется знак «Пальм Манор Апартментс» – краска с букв осыпается туда, где когда-то был палисадник, а теперь лишь грязная лужа с фантиками и окурками. Еще несколько шагов, и Кристин окажется внутри, в сухости и тепле, с кружкой горячего напитка. И будет читать «Изгоев».

Этот роман им задала миссис Кендрик, учительница по английскому, но он был совсем не похож на домашнюю работу. Как чтение можно назвать работой, если ты встречаешь людей и посещаешь места, которых никогда не увидел бы в реальной жизни? Кристин улыбается, думая о Черри, Понибое и красавчике Содапопе. Они стали ее друзьями – изгои, как и она, из неправильной части города. Только они были вместе, а у нее нет никого, для детей в брендовых джинсах, живущих в красивых домах, она лишь уродливая одиночка из иного мира. Наверное, было бы здорово вступить в банду – только не ту, где продают наркотики и убивают людей, а ту, где ее не будут дразнить за одежду из секонд-хенда и обед в коричневом бумажном пакете.

Кристин все еще раздумывала над плюсами и минусами вступления в банду, когда влажную из-за дождя тишину пронзили отчаянные ругательства.

– Гребаный дождь! Каждый раз, когда мне приходится кого-то вышвыривать, идет гребаный дождь!

Кристи-Линн поднимает голову, сбрасывает капюшон с лица, высматривает источник звука и замирает, заметив кучу одежды и мебели на мокрых ступенях возле их квартиры. А потом бежит – дождь льет в глаза, в животе сжимается узел, а Кристин бежит к мужчине, который тащит лампы, купленные ее матерью несколько месяцев назад.

– Что вы делаете? Это наши вещи!

– А это моя квартира, – отвечает мужчина, указывая пальцем на открытую дверь. Он высокий и крепкий, в мокрой майке и грязном сером комбинезоне. – Конечно, если у вас нет шестисот долларов. А как я догадываюсь, их нет – твоя мама столько не зарабатывает.

– Но вы не можете! Ее даже здесь нет!

– Могу, – отрезает мужчина. И, словно в подкрепление собственных слов, швыряет лампы на промокшую кучу домашней утвари. Один из абажуров скатывается на тротуар, и с тошнотворным треском разбивается лампочка. – Так написано в договоре, подписанном хозяйкой квартиры. Два месяца задержки, и вы съезжаете.

В дверях появляется мальчик с охапкой полотенец и подушек. Он ненамного старше нее – лет четырнадцать или пятнадцать – и очень похож на отца: такие же соломенные волосы, твердая челюсть, холодный взгляд. Он издалека кидает подушки в кучу и улыбается жестокой улыбкой. Он не впервые помогает отцу выселять людей.

Выселение.

Это слово наполняет Кристин стыдом. Она знала, дела шли туго, ее мать едва сводила концы с концами, они жили на хот-догах и макаронах с сыром, но Кристин никогда не понимала, что все настолько плохо. Неудивительно, что матери приходится брать дополнительные смены в «Пиггли Виггли» и что она всегда выглядит такой измотанной, будто еще немного, и рассыплется на кусочки.

Кристи-Линн продолжает пялиться на мокнущую кучу вещей, не сводя взгляда с пушистой фиолетовой ноги – плюшевый динозаврик, подарок матери на шестой день рождения, – когда ее внимание привлекает то ли движение, то ли звук. Внутри все сжимается, когда в окне над головой раздвигаются шторы и появляется пара лиц. И это не единственные наблюдатели. По всему комплексу люди выглядывают из окон или стоят в дверях и смотрят, что будет дальше. И от этого почему-то становится хуже.

Кристин преодолевает желание заплакать. Чем это поможет? Нужно позвонить матери, сказать, что происходит, – вот только ее начальник не любит, когда ей звонят на работу, а меньше всего им сейчас нужно, чтобы Шарлен Паркер уволили. Кроме того, звонить все равно неоткуда. Даже если Кристин впустят в квартиру – чего, скорее всего, не случится, – телефон отключили еще несколько недель назад.

Снова появляется сын мужчины, на этот раз с ношей в виде кастрюль и сковородок, в том числе с железной сковородой, в которой ее мать готовит кукурузный хлеб. Он с грохотом швыряет их на ступени и поворачивается к отцу, чтобы забрать протянутую коробку. Похоже, в ней вещи из-под раковины: спрей для мытья стекол, жидкость для посуды, наполовину использованный рулон бумажных полотенец. Кристин наблюдает, как картон темнеет под дождем и полотенца медленно размокают.

Именно бумажные полотенца становятся последней каплей – невыносимо смотреть, как они раскисают под острой ледяной моросью. Вещей у них немного – с этим сложно поспорить, когда все имущество свалено в отвратительную кучу на ступенях. Неужели он не мог хотя бы сохранить бумагу? В Кристин внезапно закипает гнев вперемешку со стоящими в горле слезами. Дело не в несправедливости; если они действительно два месяца не платили за аренду, мужчина имеет право их выселить. Но неужели нужно выкидывать их вещи под дождь на глазах у всего дома?

Снова появляется сын, на этот раз с тарелками и кружками. Он ставит их на тротуар, достает из-под мышки кухонные полотенца и швыряет их в лужу. Кристин хочется подбежать, свалить его с ног и избить до крови, но он слишком большой.

– Твой отец – ублюдок, ты в курсе? – сдавленно бросает она, ненавидя себя за слезы.